голоса и поднесла свой кубок к кубку тамплиера. -- И вы,  и
я--мы  оба  дали  обеты. Мы оба ведем почти монастырскую жизнь,
заботясь лишь о своей душе и надев на плоть суровые оковы духа.
Как это сближает!
     Хелот  поперхнулся  и  долго  кашлял,  пока  Гай   Гисборн
участливо не постучал его по спине.
     -- Во  всяком  случае,  сэр  Гарсеран,  -- заговорил Хелот
снова, выбрав лангедокскую ересь как  менее  опасную  тему  для
беседы,  --  у  меня  на родине сейчас идет жестокая война. Мне
больно думать о том, что Лангедок опустошен,  урожай  вытоптан,
деревни стерты с лица земли.
     -- А  разве  здесь  не  война? -- вмешался Гай Гисборн. --
Лесные разбойники поистине бедствие не лучше чумы.
     -- И в этой войне мы с вами пока что терпим  поражение  за
поражением, -- сказал Гарсеран и пригорюнился.
     -- Я  приготовил вам сюрприз, сэр Гарсеран, -- сказал Гай.
-- Чтобы вы не думали, будто нас преследуют одни лишь  беды.  Я
берег  его  на  финал  праздника,  но  пусть мой план сорвется,
только бы поднялся боевой дух ноттингамского рыцарства! Один из
этих злодеев был пойман на пороге моего дома.
     -- Человек из лесной банды? -- взвизгнула леди Ровзна.
     Леди Джен, видимо готовясь упасть в  обморок,  прикидывала
расстояние  до сэра Гарсерана, чтобы оказаться поближе к нему в
момент  слабости.  Гарсеран  заметил  это  и  предусмотрительно
отодвинулся.
     -- Да,  это  один  из людей Локсли. Сэр Греттир узнал его.
Даже среди лесного зверья, сбившегося в  банду  вокруг  Локсли,
этот  человек  выделялся своей изощренной жестокостью. И это не
удивительно -- он понятия не имеет о христианском Боге.
     Леди Марион осенила себя крестом размером с могильный.
     Греттир сидел ни жив ни мертв и боялся  поднять  глаза  на
Хелота. Тем временем Гисборн обернулся к слуге, стоявшему возле
двери,  и  махнул ему рукой. Послышалась возня, топот, пыхтение
-- и Алькасара  втащили  в  комнату,  как  мешок  с  песком.  В
качестве  носильного груза сарацин был все-таки довольно тяжел,
а идти самостоятельно отказался, как и следовало ожидать.  Двое
стражников с трудом пристроили его на коленях против кресла, на
котором восседал хозяин дома -- сэр Гарсеран из Наварры.
     Полюбовавшись   на  смуглую  физиономию  с  еле  заметными
рябинками после перенесенной болезни, Гарсеран расхохотался.
     -- Ты жив! Это новость для меня, к тому же  приятная...  Я
был уверен, что ты сдох где-нибудь под кустом.
     Алькасар еле заметно усмехнулся, за что немедленно получил
удар ногой  в  подбородок.  Стражники помогли ему снова обрести
равновесие. Он склонил голову к плечу, вытирая кровь о рубашку.
Гарсеран узнал на воротнике одежды узника брабантские  кружева,
некогда  стоившие  ему, Гарсерану, больших денег, и заскрежетал
зубами.
     -- Думаю, он и помог бежать разбойнику, --  сказал  Гай  и
склонился  к  Алькасару.  --  Кто еще из лесных братьев орудует
здесь, в Ноттингаме? Отвечай!
     Алькасар не  удостоил  его  даже  взглядом.  Он  продолжал
созерцать лицо Гарсерана, который, сам не зная почему, медленно
краснел.  Хелот  видел,  что  в  груди наваррского рыцаря зреет
лютый гнев.
     Леди  Марион  подошла  поближе,  беспрерывно  осеняя  себя
мелкими крестиками и бормоча Аve Maria и Pater Noster.
     -- Как  вы  думаете,  сэр,  -- обратилась она к Хелоту, --
ведь он мог и передать этому Локсли талисман, срывающий засовы?
Представить  страшно,  что  могло  бы  случиться,  если  бы  он
оставался на свободе...
     Алькасар  повернулся  на  звук  ее  голоса  и вдруг увидел
Хелота. Черные  пушистые  ресницы  пленника  сблизились,  когда
тамплиер  прикусил  губу  и  отвернулся.  Алькасар не знал, что
Хелоту пришлось изо  всех  сил  стиснуть  зубы,  чтобы  они  не
стучали.
     -- Какое  ужасное  зрелище,  --  прошептала чувствительная
леди Ровэна и вытянула шею, чтобы получше разглядеть  страшного
разбойника,  руки  которого  были  скованы за спиной, и кандалы
крепились большим болтом к железному обручу на поясе. -- Как вы
думаете, его повесят, сэр?
     -- Это было  бы  правильно,  --  сказал  Хелот,  --  но...
неправильно!  Я думаю, сейчас негодяй вполне безопасен. Разве у
него  есть  друзья,  родственники,  люди,  которые  могут   его
спрятать   в   случае  побега?  Кто  пустит  такого  на  порог?
Посмотрите на его богопротивную рожу...
     (Рожа   была   действительно   богопротивной:    стражники
разукрасили  Алькасара  на  славу,  --  видно,  парень долго не
давался и заковать его в цепи стоило больших усилий.)
     -- Нет уж, -- вступился за Алькасара сэр  Гарсеран  и  еще
раз  потыкал  в  него  сапогом.  -- Я не позволю переводить мое
добро. За него плачено  чистым  серебром.  И  он  послужит  еще
веселой Англии!
     В  этот миг сэр Гарсеран был воистину великолепен, и Хелот
невольно залюбовался.  "Жадность,  терзаемая  страхом  за  свое
имущество". Для рыцаря сие чувство
     было   недостойным,  однако  сегодня  оно  пришлось  очень
кстати. Гай махнул рукой:
     -- Слишком много внимания какому-то мерзавцу  без  роду  и
племени.  Хотите  совет?  Отправьте  его  на соляные копи, сэр.
Ноттингамская мэрия заплатит вам за каторжника,  и  вы  вернете
хотя бы часть денег.
     Гарсеран  слушал  чрезвычайно  внимательно  и кивал. Хелот
наконец решился:
     -- А вам  не  кажется,  сэр  Гарсеран,  что  вы  могли  бы
выручить за него и больше?
     -- Каким образом? -- Гарсеран живо заинтересовался.
     -- Вы  что,  предлагаете  мне продать эту образину? Да кто
его купит? Уж не вы ли?
     Гай так пристально смотрел в эту секунду  на  Хелота,  что
тамплиер тут же ответил, изобразив величайшее презрение:
     -- Избави  меня Боже от подобной напасти. Нет, я предлагаю
иное: давайте разыграем в кости право передать его  на  соляные
копи.
     Гарсеран  от  души  расхохотался.  У него был раскатистый,
бархатистый добродушный смех.
     -- Ай да тихоня! Ай да обеты! А как же ваш суровый  устав,
сэр Хелот? Разве Орден не запрещает азартные игры?
     Хелот криво пожал плечами и улыбнулся.
     -- Можно  ведь купить индульгенцию, -- заметил он. -- Тоже
богоугодное и спасительное для души дело. Да и  что  плохого  в
том,  чтобы  доверить  воле случая такой незначительный эпизод?
Все решает Господь на небе, а мы здесь, на земле, можем  только
загадывать, желать и молиться.
     -- Вы   мне   решительно  нравитесь,  дружище!  --  заявил
Гарсеран и фамильярно хлопнул Хелота по плечу.  Затем  гаркнул,
чтоб принесли игральные кости, куда-то в коридор, где толкались
слуги,  привлеченные  слухами  о том, что Гай Гисборн изловил в
лесах не то  лешака,  не  то  тролля  и  собирается  расчленить
монстра  пред светлыми очами юных леди, дабы развлечь их. Кости
были немедленно доставлены (хозяин дома не терпел  проволочек),
и Гарсеран погремел ими, болтая в воздухе стаканчиком.
     -- Я привез этих слуг Судьбы с Востока, -- заметил он.
     -- Ненавижу  неверных,  --  сказал Хелот. -- Насмотрелся в
Палестине... Он плюнул и отмахнулся крестом.
     -- Все  они  подлецы,  все  до  единого,   --   согласился
Гарсеран.  --  И  здесь мы с вами заодно, сэр Хелот. Я полагаю,
что крестовые войны  следует  вести  в  первую  очередь  против
сарацин, а лишь потом против лангедокской ереси...
     Он  расчистил место на столе и приготовился бросать кости.
Лицо Алькасара стало сонным и тупым.
     -- А зачем вам право на моего раба, сэр Хелот? --  спросил
сэр Гарсеран неожиданно.
     -- Отвечу  откровенно,  --  сказал Хелот и хватил по столу
кулаком. Он успел подготовиться к этому вопросу. --  Заручиться
милостью  шерифа  --  вот  моя  цель.  Как  видите, я ничего не
скрываю.
     -- В  такой  цели  нет  ничего  постыдного,   --   заметил
Гарсеран. -- А во-вторых?
     -- Во-вторых...  --  Хелот  улыбнулся  обезоруживающе.  --
Обожаю азартные игры! Ставлю золотой  в  обмен  на  ваше  право
передать преступника властям.
     -- Вот  это  по-нашему,  сэр  из Ордена Храма! -- закричал
Гарсеран и метнул  кости.  Хелот  бросил  взгляд  на  костяшки:
тройка  и  пятерка.  Не  так  уж хорошо, но и не плохо. Вознося
мысленную молитву, Хелот взял в руки стаканчик. Он боялся  даже
взглянуть   на   своего  друга.  Происходящее  казалось  Хелоту
затяжным кошмаром, и хотелось только одного: чтобы все поскорее
закончилось. Как он мог тогда,  на  болоте,  пошутить  с  такой
вещью,   как  свобода  Алькасара?  Неужели  боги  услышали  эти
необдуманные  слова  и  повернули  так,   чтобы   сказанное   в
раздражении стало правдой?
     Метнув  кости,  Хелот  даже  не  взглянул  на них -- перед
глазами стоял туман, в ушах звенело. То ли от выпитого вина, то
ли от волнения,  но  Хелоту  чудилось,  что  он  погружается  в
темноту.
     И   из  этой  темноты  до  него  донесся  холеный  баритон
наваррского рыцаря.
     -- Давайте ваш золотой, сэр, -- произнес он с усмешкой. --
Вы проиграли.
     В Ноттингаме шел дождь. По улицам потекли  бурные  потоки,
смывая  грязь  и  мусор, накопившиеся за долгую зиму. Горожане,
облачившись в деревянную обувь,  звучно  чавкали  ею  во  время
ходьбы.
     Поздно  вечером  Хелот  и Греттир, оба в плащах, мокрые до
нитки, двумя черными птицами возникли на  пороге  известного  в
городе    трактира   "Казни   египетские".   Кабачок   украшали
разнообразные картины с изображением этих  самых  казней.  Отец
Тук,  для  которого не существовало незнакомых кабаков, уверял,
что под саранчой безымянный  художник  подразумевал  норманнов,
опустошающих  саксонские земли. Хелот держался того мнения, что
саранчой были для хозяев трактира господа посетители.
     Как бы то ни было, упомянутый хозяин вышел навстречу  двум
приятелям,  приседая  от  почтительности на каждом шагу. Мокрые
плащи  рухнули  на  пол,  Хозяин  бросился   их   поднимать   и
развешивать поближе к огоньку, чтобы высохли. Когда он суетился
со  вторым  плащом,  Хелот  тронул его за плечо рукоятью своего
меча.
     -- Ножку индейки на вертеле, -- сказал он. --  И  последи,
чтобы тут не очень шумели.
     Он  бросил  на  стол  несколько  монет, после чего господа
заняли место  в  углу,  под  портретом  Бернарда  Клервосского.
Святой  был  изображен  благословляющим  крестоносное воинство,
которое уходило за горизонт  и  терялось  в  необозримой  дали.
Трактирщик  поспешно  принес  свечу.  Хелот  с  неудовольствием
наблюдал за суетой,  ожидая,  пока  она  закончится.  Улавливая
волны  неодобрения,  трактирщик  суетился  еще больше и наконец
окончательно вывел из себя тамплиера. С храмовниками  старались
не  связываться -- слишком зловещими казались их тайны, слишком
велико было их могущество. Ощутив на себе  раздраженный  взгляд
темных глаз тамплиера, трактирщик съежился и исчез.
     Было слышно, как барабанит дождь. Совсем близко прозвучали
молодые  смеющиеся голоса -- и снова канули в бесконечный поток
влаги, низвергавшейся с небес.
     Оба   приятеля,   потягивая   недурное    красное    вино,
помалкивали.  Мимо  прошла  хорошенькая служанка в мокрой юбке,
липнущей к ногам. Она деловито тащила большой кувшин,  и  Хелот
проводил ее глазами.
     -- У  нашего  трактирщика  губа  не  дура,  -- сказал он и
вздохнул. -- Когда еще увидишь нежное личико  девушки,  которая
не вышла из возраста ангела?
     Он подумал о Дианоре и помрачнел.
     Хозяин  возник  из темноты с двумя вертелами, возложенными
на гнутое металлическое блюдо. Вкрадчиво подсунул их на стол  и
шмыгнул прочь. Хелот взял ножку индейки и впился в нее зубами.
     -- Сэр   Хелот,  --  тихонько  сказал  Греттир.  --  Перед
разлукой я должен вам сказать  одну  вещь.  Я  не  хочу,  чтобы
осталась  ложь.  Со  временем  она может превратиться в стену и
разделить нас навсегда.
     -- Говорите, -- кивнул Хелот, догадываясь,  о  чем  сейчас
пойдет речь.
     -- Это  я  выдал вашего Алькасара. -- Греттир единым духом
выпалил это и замолчал с несчастным видом.
     -- Я знаю, -- спокойно сказал Хелот.
     -- Давно? -- прошептал Греттир.
     -- Почти сразу же. Дианора прибегала  в  ваш  дом,  хотела
просить вас -- уж не знаю, о чем. -- Вы знаете Дианору?
     -- Разумеется.
     Юноша склонился к столу.
     -- Кто вы на самом деле, Хелот из Лангедока? -- спросил он
совсем тихо.
     Хелот поднял на него глаза.
     -- Я  рыцарь, -- произнес он, и было видно, что говорит он
чистую правду. -- А почему вы спрашиваете об этом?
     -- Вы ни на кого не похожи. Колдун? Ясновидящий?  Бродяга?
Разбойник? Заговорщик? Может быть, вы еретик?
     -- Я   рыцарь   из   старой,   обедневшей,   но  почтенной
католической семьи, -- повторил Хелот. -- Все дело в том, что я
именно тот, за кого себя выдаю, и совершенно не  тот,  за  кого
меня принимают...
     -- Так вы не сердитесь?
     -- За  что?  За  Алькасара? Вы сделали то, что должны были
сделать. Он унизил вас,  он  ваш  враг.  Бог  знает,  почему  в
Гнилухе  он  не  перерезал  вам  горло  в  тот  самый  миг, как
последний стражник  скрылся  за  поворотом.  Думаю,  он  просто
торопился и забыл о вас.
     -- Как  -- забыл? -- От растерянности Греттир даже выронил
вертел.
     -- Очень просто. Он не такой, как вы или я.  Он  дикарь  и
варвар. И Дианора любит его... а я люблю их обоих.
     Хелот  отставил  кубок.  Огонек  свечи  озарял  его  худое
остроносое лицо.
     -- Скажите лучше, вы не видели сегодня свою прабабушку?
     -- Санту? Да, она промелькнула пару раз, но...  почему  вы
спросили о ней?
     Хелот тихонько подул на свечку, следя за тем, как трепещет
огонек.
     -- Если  бы она была живой, я бы сказал, что обеспокоен ее
здоровьем. Не  знаю,  как  это  спросить,  когда  речь  идет  о
призраке.
     -- Да,  она какая-то вялая... Ничего, оправится. Один раз,
еще в прошлом столетии, на нее брызнули  святой  водой.  А  эта
истеричная  дура,  моя  мамаша,  наделала  в  ней  дырок, когда
раскрошила гостию и запустила в Санту, стоило той  прошелестеть
по  библиотеке.  Бедная  моя  бабушка  всего  лишь хотела взять
бутылочку  токайского.  Однако  после  нападений   она   всегда
восстанавливала силы.
     Хелот  погрузился  в  молчание.  Он  тянул  красное  вино,
наслаждаясь теплом и радуясь тому, что  не  нужно  сейчас,  сию
минуту,   вставать  и  идти  в  морось  и  сырость  по  темному
раскисшему Ноттингаму за городские ворота. Лес --  это  завтра.
Сегодня -- очаг, свеча и тихая беседа.
     -- Кем  бы  вы  ни были, сэр, -- мрачно сказал Греттир, --
кое-кому в Ноттингаме будет вас очень не хватать.
     -- Я тоже привязан к вам, сэр, -- ответил Хелот. -- Но мне
нужно еще отдать мои долги Локсли.
     -- Это из-за меня, -- покаянно прошептал Датчанин.
     Хелот налил вина себе и своему собеседнику  и  покрутил  в
ладонях кубок с заметной вмятиной на боку.
     -- Поменьше   размышляйте   о   смысле   жизни,   сэр,  --
посоветовал  он  дружески.  --  И  почаще  слушайтесь   советов
Бьенпенсанты. Она вам добра желает.
     -- У  вас  в  Лангедоке, -- задумчиво сказал юноша, -- был
такой поэт, сэр Александр Баллок.  Прабабушка  читала  мне  его
замечательную  канцону, написанную от лица пленного рыцаря. Сэр
Александр утверждает, что человек в горе и унижении  становится
как бы ребенком...
     -- Это очень верная мысль, -- сказал Хелот, оторвавшись от
вина. -- Странно, что я не слышал стихов сэра Александра.
     -- Скажите  тогда,  почему этот Алькасар не стал ребенком?
Почему ни Гарсеран, ни вы не казались ему всемогущими?
     Хелот откинулся к стене, посмотрел на отлично  прожаренную
индейку,  подтекающую  жирком.  Он  хорошо  знал,  что Алькасар
сейчас голоден. И долго еще будет голоден, если он,  Хелот,  не
найдет способ вызволить его.
     -- Да,  это  очень  верно,  --  повторил  он.  --  Но  сэр
Александр не довел свою мысль до конца. Я  думаю,  с  человеком
такое  происходит  лишь  в  том случае, если он не готовил себя
заранее к горю и унижению. -- Хелот помолчал немного, собираясь
с мыслями. -- Рыцарь, вероятно, мог и  растеряться,  оказавшись
за решеткой. Я и сам вел себя не лучшим образом. Другое дело --
мой Алькасар. Он беглый раб с большим опытом.
     Хелот  залпом  допил  вино.  Греттир  смотрел  на  него  с
обожанием.
     -- Но как можно  ГОТОВИТЬСЯ  к  такой  участи,  как...  --
Греттир  нервно  глотнул.  --  Как  соляные  копи?  Хелот криво
улыбнулся.
     -- Если ставить  конечной  целью  не  выжить,  а  остаться
человеком,  то  можно продержаться где угодно, -- сказал он без
особой уверенности. -- Даже на соляных копях.
     -- Вы  хотите   сказать...   от   всего   отказаться?   От
человеческих привязанностей? От своего дома? От всего?
     -- Ты так говоришь, Греттир, как будто это что-то ужасное.
По-твоему, бездомность -- это жизнь над вечной пропастью?
     -- Не  знаю...  -- Греттир вдруг будто наяву услышал голос
Дианоры и ее песню:

     Забудьте колокольный звон
     и из трубы дымок...

     -- Отец  Сульпиций  говорит,  --  добавил  Хелот,  --  что
по-настоящему  одинокий  человек  спокоен и счастлив. Зачем ему
дом? Зачем ему близкие? Он носит свою родину в себе.
     -- А он что, действительно святой, этот отшельник? Хелот и
сам не раз задавал себе этот вопрос.  Он  улыбнулся  серьезному
выражению, которое появилось в светлых глазах Греттира.
     -- Да, -- сказал Хелот.
     Заглушая шум дождя, трещала на столе маленькая свечка.

     ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

     В  начале  лета,  когда заготовленные с осени запасы стали
иссякать и  голод  опять  подступил  к  деревням,  Ноттингамшир
затрясли беспорядки и волнения. Это повторялось из года в год и
уже  стало  привычным,  но  всякий раз Гай Гисборн находил, что
смена времен года отнимает у него слишком уж много сил.
     Весенним утром, почти на рассвете, он возвращался  в  свой
дом  из караула. Ударом ноги распахнул дверь и заорал в темноту
спящего дома:
     -- Дианора!
     Звать  сестру  было  чистейшим  эгоизмом,  но  Гай  не   в
состоянии   был   переносить  тупые  рожи  слуг.  Не  дожидаясь
появления девушки, Гай швырнул на пол верхнюю одежду  и  оружие
и,  по  скрипучей  лестнице поднялся в спальню. В комнатах было
сумрачно и душно. Гай  раскрыл  окно  и  снова  позвал  сестру,
добавив несколько крепких слов, произнесенных на полтона тише.
     -- Где  тебя  носит?  --  рявкнул  он  вместо приветствия,
увидев ее на пороге -- сонную, ласковую. Вокруг Дианоры  словно
колыхались волны тишины. Она молча стянула с Гая сапоги и, пока
он,  босой, стаскивал с себя кирасу и возился с поясом, сбегала
за водой для умывания. Гай плеснул себе в лицо, а  потом,  взяв
глубокую  медную  чашу  из  ее рук, вылил воду себе за шиворот,
чтобы остыть.
     -- Вы голодны? -- спросила Дианора. --  Я  распоряжусь  на
кухне.
     -- Не надо, -- резко ответил Гай и сунул ей чашу.
     Он  растянулся  на  кровати и уставился в потолок. Дианора
пристально посмотрела на его бледное от пьянства и  смертельной
усталости лицо.
     -- Я больше вам не нужна?
     -- Убирайся,  --  сказал  Гай,  не  шевельнувшись. Девушка
вышла. Гай закрыл глаза. Через пару часов -- он был уверен -- к
нему ворвется гонец с сообщением о том, что  еще  одна  деревня
взбунтовалась.  Он  слышал,  как  Дианора  осторожно, боясь его
потревожить, ходит по дому, собираясь,  видимо,  за  покупками.
Потом   ее   легкие   шаги  прозвучали  по  лестнице.  Тихонько
захлопнулась входная дверь.

     Был один из тех дней раннего лета,  которые  напоминают  о
существовании  на  свете  осени. Моросил мелкий холодный дождь,
было сумрачно и печально на холмах веселой Англии. Несмотря  на
все  это,  Греттир  велел оседлать свою лошадь, поскольку ровно
неделю назад принял железное решение совершать прогулки  верхом
ежедневно.  Окрестности  Ноттингама были им уже хорошо изучены.
Он направлялся по ноттингамской  дороге  до  ручья  Валявка,  а
затем  продолжал  прогулку  по лесной тропинке вдоль ручья мимо
деревень  Удавкино,