фальшиво  удивился  Хелот,  но в его темных
глазах засветился огонек.
     -- Да, -- подтвердил Гай. -- Я думаю, это оружие попало  к
ним в руки месяца за два перед тем.
     -- Какие  негодяи!  --  пробормотал Хелот, внезапно ощутив
легкий укол совести.
     Голубая Башня имела четыре  этажа,  причем  последний  был
надстроен  совсем  недавно. Она была сложена из необработанного
булыжника, а название свое получила из-за крыши, выкрашенной  в
синий  цвет.  Верхние  этажи  были  отданы под склад, на втором
помещались казармы, а подвалы занимала городская тюрьма.
     Три собеседника миновали охрану и оказались перед  тяжелой
дверью   в   подвал.  Вниз  уходила  узкая  винтовая  лестница,
скользкая от нечистот.  Каменные  стены  как  будто  смыкались,
грозя  поглотить  любого, кто осмелится пройти по этому тесному
пути. Спускаясь вниз, Хелот то и дело задевал  плечом  замшелый
камень и всякий раз ежился.
     Внизу  открылось  просторное  помещение с земляным полом и
двумя желобами вдоль стен  --  для  стока  крови.  Здесь  стоял
старый, устоявшийся гнилостный запах. Дыба, вся в пятнах крови,
небольшая  жаровня, сейчас холодная и вполне безобидная на вид,
острые  козлы  и  грузила,   предназначенные   для   растяжения
суставов,   --   вот,   собственно,  и  весь  пыточный  арсенал
Ноттингамской тюрьмы.
     От сопровождающего Гай отказался;  впрочем,  стража  и  не
настаивала:  солдатам  лень  было  прерывать  игру в кости. Гай
зажег факел, безошибочно отыскав его на стене, и дал его в руки
Хелоту. Пламя высвечивало то низкий свод, то грязные стены,  то
высокий   столик   для  писца,  которому  надлежало  записывать
показания преступников.
     -- Сюда, -- сказал Гисборн и, пригнувшись, вошел в длинный
коридор. Возле  двери,  забранной  решетками,  он  остановился.
Увидев  посетителей,  одинокий  стражник,  изнывавший от скуки,
заворчал и поднялся с соломы, где было задремал.
     -- Встань прямо, скотина, -- сказал ему  Гай.  На  ленивой
физиономии стражника явственно проступило недовольство. Гисборн
ударил  его  по  лицу перчатками. Хелот, который терпеть не мог
стражников, невольно залюбовался.
     -- Открой, -- велел Гай.
     Стражник повиновался. Все трое вошли в маленькое, лишенное
света помещение,  откуда  доносились  запахи  прелой  соломы  и
человеческих испражнений.
     Хелот  поднял  факел  повыше  и в углу, на грязной соломе,
увидел Робина из  Локсли.  Его  светлые  волосы  слиплись  и  в
беспорядке падали на лицо. Руки были не скованы, а связаны так,
что  веревка впивалась в тело. Он сидел, прислонившись спиной к
влажной стене камеры. При появлении посетителей  Локсли  только
прикусил губу.
     -- Встань и подойди поближе, -- приказал ему Гай.
     Арестованный не шевельнулся. Небрежным жестом руки Гисборн
подозвал стражника, зная, что тот все равно наблюдает. Голова в
кожаном шлеме нехотя всунулась в дверь.
     - Чего?
     -- Объясни этому мужлану, что от него требуется.
     -- Это  мигом,  -- сказал стражник. Он вразвалку подошел к
Робину, несколько раз ударил его и поднял за шиворот.
     -- Куда его? -- спросил стражник.
     -- Сюда,  ко  мне,  --  ответил  Гай.   Стражник   швырнул
арестованного  Хелоту  в ноги. Локсли молчал и не сопротивлялся
-- берег силы. Он остался лежать неподвижно лицом  на  каменном
полу.  Ухмыляясь,  стражник  пнул  его  в бок, затем схватил за
подмышки и поставил на ноги.
     -- Ежели понадоблюсь, позовете, -- произнес он, удаляясь.
     Теперь ясные серые глаза Робина  остановились  на  детском
лице    Греттира.    Разбитые   губы   знаменитого   разбойника
зашевелились.
     -- Я узнал тебя, щенок, -- сказал Робин хрипло. --  Зря  я
тебя  не  повесил  тогда...  --  Он  скверно  улыбнулся. Хелот,
ощутив, что Греттир оскорблен до глубины души, сжал  в  темноте
руку  юноши.  -- Гай Гисборн пожаловал собственной персоной, --
продолжал Робин. -- А вот кто третий? Свет бьет меня по глазам,
я плохо вижу...
     -- Мы здесь не для того, чтобы ты разглядывал нас,  смерд,
-- проговорил Хелот. -- Мы сами пришли посмотреть на тебя.
     С  этими  словами  он  опустил  факел пониже и обратился к
своим спутникам:
     -- Посмотрите, господа, на эти колени. О, ноги --  великий
предатель!   Как  они  дрожат,  высокочтимые  господа!  Приятно
поглядеть, не так ли?
     Локсли действительно вздрогнул, как от удара.
     -- Врешь, -- еще более хрипло сказал он. --  Не  дрожат  у
меня колени.
     Хелот  сунул  факел  ему  под  нос. -- Зря ты надеешься на
своих бандитов, -- заявил он. -- Им тебя не  выручить.  Клянусь
девственностью  святой Касильды, здесь ты и подохнешь. -- После
чего обернулся к Гаю Гисборну. -- Сэр Гай,  не  было  бы  более
осмотрительно   заковать   его   в  цепи?  Веревки  не  кажутся
надежными, когда речь идет о таком преступнике.
     -- Да, это была оплошность, -- согласился Гай  и  крикнул:
-- Стражник! Разбойника в цепи!
     В  этот  момент Хелот незаметно отстегнул от пояса кинжал.
Гисборн двинулся к выходу, плохо видя в темноте и глядя лишь на
узкую полоску света, сочившуюся  в  полуоткрытую  дверь.  Хелот
подтолкнул Греттира и еле слышно шепнул:
     -- Сделай так, чтобы Гай подождал меня в камере пыток.
     Греттир  послушно шагнул вслед за Гисборном. Хелот воткнул
факел в гнездо на стене и стремительно повернулся к узнику:
     -- Робин, руки!
     Не раздумывая, Локсли протянул ему связанные руки, и Хелот
полоснул по  веревкам  ножом,  содрав  попутно  кожу  с  левого
запястья.  Стражник  уже  втискивался  в  дверь.  Хелот оставил
Робину кинжал, снова вооружился  факелом  и  неторопливо  пошел
догонять своих спутников.
     -- Друг  мой, -- обратился он по пути к горе мяса и жира в
кожаном шлеме, -- разбойник... э... очень опасен.
     -- Это  связанный-то?  --  ухмыльнулся  стражник  и  пошел
навстречу своей гибели.
     Приятели-рыцари поджидали Хелота в камере пыток, оживленно
беседуя.
     -- Сэр Хелот знает толк в тюрьмах, -- донеслось до Хелота,
когда  он  приблизился.  --  Ведь  он был узником в замке моего
отца. Я освободил его и клянусь вам,  сэр  Гай,  за  один  этот
добрый поступок был вознагражден трижды!
     -- Сэр  Греттир,  я прощаю вам неуместные восхваления лишь
потому, что верю в искренность вашей дружбы, -- произнес  Хелот
и сам удивился: вот это слог!
     Тем  временем  "стражник",  изрядно  похудевший  за  столь
недолгий срок, неторопливо выбрался из камеры и тщательно запер
дверь, после чего лениво развалился на соломе. Подавляя  острое
желание  удрать  с  места  происшествия, Хелот лениво шел между
Гаем и Греттиром, многословно повествуя  о  том,  как  сэр  Тор
преследовал  белую суку и о сэре Петипасе из Винчел-си, который
был упомянутым Тором убит.
     В день казни Робина  из  Локсли  утро  было  превосходное,
свежее,  ясное. Знатные господа заняли места на галерее ратуши,
откуда был прекрасно виден помост.  По  четырем  углам  эшафота
стояли   дюжие   стражники.  Палач  деловито  прогуливался  под
виселицей, постоянно задевая петлю, от чего она  раскачивалась.
Небольшой   отряд  лучников,  расположенный  на  крыше  ратуши,
готовился встретить лесных стрелков, которые, по общему мнению,
должны были вот-вот появиться.
     Шериф лениво жевал, глядя на  эту  картину.  Гай  Гисборн,
спокойный,  бледный,  мрачноватый,  стоял неподалеку. Несколько
рыцарей  оживленно  беседовали  между  собой,  причем  все  они
говорили одновременно.

     Хелот  из  Лангедока в плаще тамплиера, суровый и строгий,
замер несколько в стороне от остальных.  Прямые  черные  волосы
удерживал   тонкий   обруч  из  чистого  золота.  Темные  глаза
скользили  по  толпе,   собравшейся   внизу.   Все   это   море
светловолосых  голов  колыхалось и шумело в ожидании обещанного
зрелища.
     Слева от Хелота устроилась леди Марион, и  он  услышал  ее
басовитый  голос,  прерываемый  хихикани-ем  леди  Ровэны. Леди
Марион объясняла леди Ровэне, каким именно образом организовано
покаянне  для  грешниц  в  монастыре  святой  Флавии  и   долго
смаковала различные детали тоном знатока. Хелот даже не пытался
отвлечься  от  жуткого  рассказа,  который  жизнерадостная леди
вколачивала ему в уши. Наконец леди Марион отчаянно зевнула.
     -- Ну   где   же   он,   этот   Локсли?   --   громогласно
поинтересовалась она и свесилась с перил.
     На помосте и впрямь происходило что-то странное. Стражник,
посланный  за  осужденным  еще  полчаса  назад, вернулся один и
теперь делал какие-то знаки.
     -- Что происходит, Гисборн? -- спросил шериф.
     Гай, ни слова  не  говоря,  спустился  на  площадь.  Толпа
расступилась   перед   ним.  Хелот  не  слышал  слов,  которыми
обменивались стражник и норманнский рыцарь, но лжетамплиер и не
нуждался в этом, чтобы понимать происходящее.
     -- Где Локсли,  болван?  --  тихо  спросил  Гай.  Стражник
молчал,  блуждая печальными глазами. -- Что случилось? Отвечай,
дубина! -- Гисборн тряхнул его за плечо.
     -- Сбежал Локсли, -- брякнул стражник. -- Охранник убит.
     Гай скрипнул зубами.
     -- Что еще? -- спросил он, с трудом сдерживаясь, чтобы  не
начать  бить  этого насмерть перепуганного человека на глазах у
шерифа.
     -- Он  оставил  странную   ладанку,   кровью   на   клочке
рубашки...
     Гай вырвал из пальцев стражника клочок ткани, на котором и
в самом  деле  расплывались  какие-то  значки. Поскольку читать
рыцарь не умел, то он просто  сжал  ткань  в  кулаке.  Стражник
стоял перед ним, втянув голову в плечи. Гай брезгливо посмотрел
на него.
     -- Надо  бы  тебя повесить вместо Локсли, -- сказал он. --
Зачем лишать людей удовольствия?
     -- Я не виноват, -- пробормотал стражник.
     -- Исчезни, -- с тоской сказал Гай. -- Немедленно. Пока  я
ничего  не  сообщил  шерифу.  Иначе  он  сделает то, чем я тебе
пригрозил. У тебя две минуты. И чтобы никто о  тебе  ничего  не
знал.
     Он резко повернулся и пошел обратно к галерее.
     Сэр Ральф вытянул шею.
     -- Ну, что там, Гисборн? -- крикнул он.
     -- Локсли  бежал,  --  спокойно  ответил  Гай,  с деланным
равнодушием  ожидая  криков  негодования.   Дав   им   улечься,
продолжил:  --  Охранник убит. По-моему, сэр, здесь не обошлось
без колдовства. Вот  заклинание,  написанное  кровью,  --  оно,
вероятно, и отворило двери.
     Леди  Ровэна  взвизгнула  и  упала  в обморок на руки сэру
Гарсерану. Тот, похоже, не  имел  ничего  против.  Леди  Марион
несколько  раз  осенила  себя  крестным  знамением. Благородное
собрание  с  интересом  и  ужасом  передавало  из  рук  в  руки
загадочный   клочок  ткани.  Смутно  догадываясь  о  том,  кому
адресовано послание Робина, Хелот подошел поближе к леди  Джен,
которая  нюхала тряпочку, вонявшую кровью, потом и сеном. Хелот
коснулся ее руки, и леди Джен устремила на него  липкий  взгляд
из-под тяжелых век.
     -- Позвольте  мне, сударыня, -- произнес он и взял ладанку
из ее розовых пальчиков.
     Осенив себя крестом, Хелот разложил записку  на  ладони  и
прочитал корявые, неумело выписанные слова.
     -- Да,  --  сурово произнес наконец Хелот. -- Это страшное
заклинание, и, если мы не сожжем его на костре  под  виселицей,
оно погубит нас. Проклятые языческие суеверия.- -- И он перешел
на латынь, процитировав краткий отрывок из Светония.
     Вокруг    Хелота    образовалось    пустое   пространство.
Благородные лорды шарахнулись в ужасе.
     -- Сэр  Хелот,  вы  как  лицо  отчасти   духовное   можете
совершить этот обряд, -- предложил шериф.
     -- Хорошо,  --  важно  согласился  тамплиер. -- Мне должна
помогать невинная девушка. Дамы потупились, а леди Марион шумно
вздохнула:
     -- Боюсь, сэр, здесь только одна невинная  девушка.  --  И
она томно протянула ему свою пухлую руку в веснушках и ямочках.
     Худой,  стройный,  серьезный,  Хелот  помог  ей  взойти на
помост. Леди Марион залихватски оторвала несколько  досок  и  с
треском  переломила  их  о  колено.  Стоя  под виселицей, Хелот
задумчиво смотрел на толпу. А глашатай уже надрывался:
     -- И пусть еретики  и  язычники  из  Шервудского  леса  не
рассчитывают  на то, что их грязные чары могут поколебать устои
нашей веры и нашей государственности!..
     Вдруг  в  толпе  мелькнуло  знакомое  лицо.  Хелот  бросил
быстрый  взгляд  направо -- и там тоже, И слева. Лесные стрелки
явились помочь  ему  в  случае  разоблачения,  а  такое  весьма
возможно.
     И  тут  Хелот  сообразил,  что  стоит на помосте под самой
петлей. Кое-кто из его друзей уже потихоньку  изготавливался  к
бою. Хелот поднял руку и крикнул:
     -- Верные  христиане!  Друзья!  Побывав у Гроба Господня и
воюя с сарацинами... -- Перед глазами Хелота  на  миг  мелькнул
Алькасар,  его единственный знакомый сарацин, но видение тут же
исчезло за несвоевременностью. --  ...я  дал  нерушимые  обеты,
дабы  совесть  моя  была  чиста! Без страха и упрека предаем мы
сожжению зловещее заклинание...
     Он  с   облегчением   заметил,   что   стрелки   незаметно
пробираются  с  площади в боковые улицы. И в этот момент кто-то
снизу потянул его за плащ. Хелот обернулся и увидел  горожанина
средних лет, протягивающего ему охапку соломы.
     -- Возьми,  славный  защитник  Ноттингама  и веры, -- тихо
сказал он, -- И пусть это будет  моя  скромная  лепта  в  общее
дело.
     Его  выгоревшие  глаза смотрели так, словно он боялся, что
его накажут. Рыцарь из Лангедока  дрогнул.  Он  взял  смиренное
подношение, благословил горожанина и торжественно обложил сеном
небольшой   костерок,   разложенный   умелыми   руками  палача.
Горожанин тихо плакал от счастья.
     Хелот поднял высоко  над  головой  зловещее  заклинание  и
бросил его в костер. Леди Марион зажгла солому.
     Через минуту все было кончено. Люди расходились притихшие,
с таким  чувством,  будто  их  только  что избавили от огромной
опасности.

     Поздно вечером, сидя  у  камина  и  потягивая  из  больших
кубков   красное  вино,  Хелот  и  Греттир  Датчанин  обсуждали
странные события  этого  дня.  Призрак  Бьенпенсанты  сидел  на
каминной  полке,  болтая  ногами прямо у них перед носом. Хелот
старался не замечать этого.
     -- Одного я не понимаю, сэр, --  сказал  Греттир  Датчанин
наконец. -- Эта тряпочка... Страшное заклинание... Что это было
на самом деле?
     Хелот усмехнулся:
     -- Записка.
     -- Записка?  Так  Локсли, выходит, умеет писать? Как же он
научился?
     -- Невелика хитрость, коли есть учитель.
     -- Кто же его научил?
     Хелот в упор посмотрел на своего друга.
     -- Я, -- сказал он после краткой паузы.
     -- И записка адресована тоже вам?
     -- Конечно.
     Привидение свесилось с каминной полки и уставилось прямо в
лицо Хелоту горящими желтыми глазами.
     -- Ух! -- воскликнуло оно, выставив  окровавленные  клыки,
которые,  впрочем,  тут  же исчезли. -- Разве ты не видишь, что
ребенок сгорает от любопытства? Что там было  написано,  Хелот?
Расскажи уж нам, не мучай.
     -- Санта! -- покраснев, вскричал Греттир.
     Бьенпенсанта захихикала.
     -- Помнишь,   --   начал  Хелот,  --  когда  мы  навестили
разбойника в его узилище,  я  сказал:  "Клянусь  девственностью
святой Касильды, тебе отсюда не выбраться".
     -- Помню. НУ и что?
     Хелот  задумчиво  поворошил  угли  в  камине, бесцеремонно
просунув кочергу сквозь бесплотное тело призрака.  Бьенпенсанта
злобно зашипела, но на это никто не обратил внимания.
     -- "Святая  Касильда  не была девственницей" -- вот что он
написал.
     -- Бог мой! При чем тут... -- начал Греттир.
     -- Поаккуратнее   выражайся,   внук,    --    рассердилось
привидение, мерцая то красным, то зеленым светом.
     Хелот рассмеялся:
     -- А  при  том. Отец Тук рассказывал нам житие этой особы.
Она была женою сарацинского конуга.  ЖЕНОЮ...  Робин  правильно
меня понял.

     ГЛАВА ВОСЬМАЯ

     Хелот  решил  пожить в Ноттингаме еще несколько дней. Было
бы неразумно исчезнуть из города сразу же после  того,  как  из
Голубой  Башни  совершил  побег  знаменитый  разбойник.  Хелот,
конечно, очень сомневался в том, что  у  кого-нибудь  из  цвета
здешнего  общества  хватит  ума связать эти два обстоятельства,
однако лангедокский рыцарь не любил делать ничего лишнего.
     На второй или третий вечер,  когда  Греттир  отправился  к
Гисборну, преследуя одну-единственную, не скрываемую им цель --
напиться,  Хелот  решил  остаться  дома,  предпочитая  общество
сварливой  Бьенпенсанты  обществу  пьяного  мальчика.  Впрочем,
вслух  Хелот выразился куда благопристойнее, и Греттир ушел, не
обидевшись.
     Как   только   он   скрылся   за   дверью,    в    комнате
материализовалась  Бьенпенсанта.  На  сей  раз  она не пыталась
никого напугать и вела себя мышкой, насколько это  вообще  было
возможно для прабабушки Греттира.
     Хелот  подложил  в  камин  дров. Слуг он отослал -- мешали
своим мельтешением. Сидя в кресле с ногами,
     Санта наблюдала за ним с легким любопытством. Наконец  она
сказала:
     -- Хотите выпить? У моего внука здесь хороший запас вина.
     Хелот повернулся к ней и неожиданно для себя улыбнулся:
     -- Разве призраки пьют? Я не знал.
     -- Я и сама не знала, пока не начала напиваться. Подождите
здесь, не уходите. Я быстро принесу два бокала и бутылочку.
     Бьенпенсанта  поднялась, и ее просторные одежды зашуршали,
как настоящие. Уже возле самой двери она обернулась, бросила на
молодого рыцаря проницательный взгляд и добавила:
     -- А если вы вздумаете уснуть, сэр, я обещаю вам  кошмары.
Сами   не  обрадуетесь.  Если  проснетесь  после  этого  седым,
считайте, что повезло. И скрылась в коридоре.
     Но Хелот и не думал спать. Слишком многое заботило  его  в
этот вечер, чтобы он мог уснуть. Когда Санта вернулась, держа в
руках  покрытую  пылью  бутылку с действительно хорошим красным
вином, Хелот почти обрадовался. Привидение, когда хотело,  было
по-настоящему     хорошим    собеседником:    чутким,    умным,
парадоксальным.
     -- Вы не обидитесь, сударыня...
     -- Можете  называть  меня  "моя  дорогая",   --   перебив,
предложила Санта.
     -- Моя  дорогая, -- не стал спорить Хелот, -- почему вы не
остались в замке?
     -- Понятия не имею, -- сказала  Бьенпенсанта.  --  Я  была
проклятием  рода,  к  которому принадлежит Греттир. Видимо, это
оказалось важнее всего остального.
     Хелот покачал головой.
     -- Я не верю в магию, -- сказал он. --  Я  верю  только  в
Бога.  Но  сейчас  мне  начинает казаться, что в нашем мире все
далеко не так просто, и в игру вступили Силы, о  которых  мы  с
вами, моя дорогая, просто не подозреваем.
     По  телу  Бьенпенсанты неожиданно пробежала волна красного
жара, и она изогнулась и вздохнула.
     -- Может быть, -- тихо сказала она. -- Иногда мне кажется,
что я способна улавливать изменения в балансе Сил, существующих
в мире. И сейчас... -- Она помолчала, и лицо ее изменилось. Так
выглядела бы обыкновенная женщина, которая  боится.  Как  будто
открылась дверь на холодную улицу, и тянет сквозняком.
     Гай   Гисборн   жил  в  своем  доме  Белого  Единорога  на
Офицерской улице. Дом этот с двумя окнами  по  фасаду  выглядел
нарядно.
     Дверь  Греттиру  открыла  молодая  девушка  и  склонилась,
пропуская его вперед. Греттир вошел и  растерянно  огляделся  в
поисках  прислуги, чтобы отдать тяжелый от мокрого снега плащ и
длинный меч в ножнах, с которым  юноша  не  расставался  с  той
минуты,  как  Хелот  посвятил  его  в  высокий рыцарский орден.
Однако никого больше не увидел.
     -- Будьте  как  дома,  --   сказала   девушка,   еще   раз
поклонившись. -- Сэр Гай ждет вас, сэр.
     -- Дома у меня есть оруженосец, -- сказал Греттир.
     Вместо  ответа  девушка взяла плащ и оружие и, нагруженная
железом и тяжелой зимней одеждой, ушла в глубь дома.
     Греттир оказался в небольшой, очень  чистой  комнате.  Под
ногами  хрустело  и  вкусно  пахло  свежее