овался он.
     Дианора пожала плечами
     -- Собственно, ничего...
     -- Мне  показалось,  что  ты   ждешь   от   меня   чего-то
определенного. Я должен тебя жалеть или презирать за твою мать?
Как у вас принято?
     --И то и другое, -- созналась Дианора.
     -- Не будем больше об этом. Расскажи лучше о своей матери.
     -- Она  считалась богиней, -- заявил Морган Мэган, -- хотя
я склонен думать, что она была всего лишь полубогиней, да и  то
узко местного значения. Ее звали Боанн, и она жила в реке...
     -- Ты  или безумен, Морган Мэган, или безбожен, -- сказала
Дианора, вырывая свою руку из руки незнакомца.
     Он казался искренне удивленным.
     -- Почему, девушка? Я вовсе не безумен... Что же  касается
безбожия,  то,  милое  дитя,  откуда же мне знать, какие в этих
землях боги?
     -- Господь един, и да  простит  Он  тебе  твои  неразумные
речи, -- прошептала Дианора.
     -- Ты  безнадежна,  девушка. -- Морган Мэган махнул рукой.
-- Лучше рассказывай о себе дальше. Что еще представляется тебе
важным?
     -- Многое. Я крестница святого Сульпиция.
     -- А я колдун, но ведь и это ничего не объясняет.  Дианора
побледнела.  Когда  Морган  Мэган  шагнул  к  ней,  на  ее лице
показался ужас. Быстро пошарив под плащом, она  извлекла  из-за
ворота крест и подняла его перед собой.
     -- А  это  что  такое?  --  с  любопытством спросил Морган
Мэган, протягивая руку к крестику Дианоры. -- Местный обычай?
     -- Аминь, рассыпься, -- немеющими губами  выговорила  она.
-- Сгинь.,.
     Колдун  преспокойно  коснулся  распятия  тонкими пальцами.
Дианора  закрыла  глаза,  ожидая,  что  сейчас  из   маленького
крестика вырвется молния и поразит нечистую силу. Однако ничего
не  произошло,  и спустя несколько секунд она перевела дыхание.
Встретив спокойный, немного удивленный взгляд колдуна,  девушка
тихо спросила:
     -- Так ты не от нечистого?
     -- Мне  не  вполне  понятен  смысл  последнего  слова,  --
признался Морган Мэган. -- Если можешь, объясни.
     -- Колдуны все от нечистого. Что еще объяснять?
     Морган Мэган покачал головой:
     -- Странные верования в вашей  земле.  Я  колдун,  значит,
наделен  Силой.  Что  значит  "нечистый"?  Табу?  Я не понимаю.
Спроси как-нибудь иначе, чтобы я понял.
     -- Ты добрый или злой?
     Странный человек улыбнулся, и девушка увидела, что у  него
очень плохие зубы.
     -- Сила сама по себе не бывает доброй или злой, -- ответил
он. -- Добрыми или злыми бывают лишь человеческие намерения. Но
смертный  чаще  всего  не может отличить одно от другого. Такое
под силу лишь богам.
     Дианора опустила голову. Этот странный разговор утомлял ее
и сбивал с толку.
     -- Тогда скажи хотя бы, какие  у  тебя  намерения,  Морган
Мэган.
     -- А  никаких, -- ответил колдун беспечно. -- Я искал Путь
между мирами. Я его нашел. А  у  вас  что,  так  сильно  боятся
колдунов?
     -- У   нас  их  сжигают  на  костре,  --  сказала  Дианора
мстительно.
     Если она и ожидала увидеть, как Морган  Мэган  испугается,
то была разочарована. Он лишь передернул острыми плечами.
     -- Очень  глупо,  --  отрезал  он.  -- Очень глупо и очень
трусливо. Да и колдуны у вас, поди, все дрянь да мелочь.
     Дианора  боязливо  смотрела  на  Моргана  Мэгана.  Наконец
вымолвила:
     -- Расскажи еще о себе, Морган Мэган. Сколько тебе лет?
     -- Ты   задаешь   трудные   вопросы,  Дианора.  По  какому
летоисчислению я должен тебе отвечать? Вашего я не  знаю,  наше
тебе  не  понятно.  Да  и позабыл я его. Болтаюсь по Пути с тех
пор, как открыл его... -- Он призадумался. -- Да  и  откуда  же
мне  помнить, сколько мне лет? Даже моя мать этого, я думаю, не
помнит...
     -- Ты бессмертен?
     -- Понятия не имею.
     Дианора вздохнула:
     -- Темны твои речи, Морган Мэган.
     Колдун бросил на Дианору быстрый испытующий взгляд:
     -- Мне  кажется,  что  ты  испытываешь   страх,   Дианора.
По-моему, у вас здесь жестокий мир, и тебя научили бояться.
     Дианора  решилась посмотреть ему в глаза. Колдун взирал на
нее с искренним участием, и она решилась:
     -- Да, -- сказала она. -- Я боюсь. Я постоянно боюсь.
     Колдун задрал подбородок, взглянул на небо.
     -- Ты знаешь,  детка,  тот  мир,  откуда  я  пришел,  тоже
жесток, -- сказал он. -- Я знаю, о чем говорю, потому что много
лет проторчал на свинцовом руднике. Оставил там половину зубов.
Одна  язва на руке до сих пор гноится. Ищу вот, кто бы совершил
чудо исцеления. -- Он закатал рукав и показал повязку чуть ниже
локтя.
     -- Что   значит   "твой   мир"?   --   спросила   Дианора,
перекладывая  тяжелую корзпну в другую руку. -- Да откуда же ты
родом? Неужели из Кордобы?
     -- Еще один трудный вопрос.  Если  позволишь,  Дианора,  я
возьму твою корзину. Руки у тебя устали, а разговор долгий.
     Он  взял корзину и повесил ее на сгиб локтя. Затем пошарил
в мешочке, висевшем у него на поясе, и извлек оттуда  несколько
странных  на  вид  плодов  --  размером  с  яблоко, но покрытых
плотной кожицей темного цвета.
     -- Я прихватил  это  по  дороге.  Попробуй.  Вроде  вашего
крыжовника.
     Аппетитно   чавкая  сочной  зеленой  мякотью  (Дианора  от
сомнительного угощения отказалась), колдун заговорил:
     -- На рудники меня отправили за злоупотребление  Силой.  Я
не скрывал того, что колдую, так что когда я начудил, виновного
искали недолго.
     -- А что ты сделал?
     Он сморщил нос.
     -- Я  ждал, что ты спросишь. По-моему, ничего особенного я
не сделал. Подумаешь -- всего-то прогнал за сутки сотню лет. Не
во всем же городе, только в нашем квартале! Зато как интересно:
утром город просыпается, а у нас три поколения сменилось...  --
Колдун тряхнул неровно обрезанными прядями волос. -- Словом, не
сладко добывать свинцовую руду. Поверь мне, Дианора. И я затеял
бежать. Да так, чтобы не сыскали.
     Девушка   неожиданно  напряглась.  Не  замечая,  насколько
важным вдруг обернулся для нее разговор, Морган Мэган увлеченно
продолжал:
     -- Удрать от стражи -- еще полбеды. А вот где  спрятаться?
Я  долго  пыхтел  над этим вопросом. Не дикий же я зверь, чтобы
скитаться по дуплам и  пещерам.  Идти  к  матерн?  Нужен  я  ей
больно,  она  же  богиня.  К  тому  же речная. Еще утопит, чего
доброго. От Боанн всего можно ожидать. Высокомерная,  злющая  и
вечно  от  нее пахнет рыбой и водорослями... Если же податься в
город, то там меня сразу схватят. Нет, все это не подходило.  И
вот  что  я  надумал, Дианора, пока катал свою тачку. -- Морган
Мэган понизил голос, как заправский  заговорщик.  --  В  книгах
писали,  да  и  сам я всегда был убежден в том, что боги -- или
Бог -- в неизреченной мудрости своей  сотворили  не  один  лишь
мир,  полный  людских несовершенств и бессмысленной жестокости,
но великое множество. И та же  божественная  мудрость  положила
между мирами крепкие границы, дабы оградить слабых от соблазна.
     Слабых -- да, но слаб ли я? Так спросил я сам себя однажды
ночью  в  вонючем  бараке  и  посмотрел сперва на своего соседа
слева -- у него вырваны ноздри, а умом он немногим отличался от
горного медведя; а  после  на  соседа  справа  --  тому  выжгли
каленым железом один глаз, после чего он повредился в рассудке.
Нет,  сказал  я  себе, Морган Мэган не слаб. И если есть другие
миры, я открою туда Путь.
     Так я решил. И тогда я призвал свою Силу,  чтобы  снять  с
нас  троих  оковы.  Мы  выбрались  на  плац,  где  по утрам нас
пересчитывают, а по вечерам оделяют мисками с поганым пойлом. И
там я сказал своим товарищам: "Много месяцев жили  мы  рядом  и
тянули одну лямку. Вы ни разу не спросили, кто я такой. Сегодня
настало  время  сказать. Я Морган Мэган, колдун, и вся моя Сила
со мной. Я ухожу. Вы вольны идти со мной и вольны остаться".
     Одноглазый сказал: "Я пойду с тобой, Морган Мэган". А тот,
что без ноздрей, сказал: "Я останусь".
     И я вызвал всех стражников, бывших при  бараке,  спящих  и
бодрствующих,  и  всех умертвил, а после отобрал у них мечи. Их
было десятеро, а  мне  потребовалось  одно-единственное  слово.
Такова была в те годы моя Сила.
     И мы с моим спутником отправились в леса...
     -- Разве  за  вами  не  было  погони? -- спросила Дианора,
слушавшая очень внимательно.
     -- Говорю же тебе, дитя, что мне удалось открыть Путь.  --
Морган Мэгап развел руки в стороны. -- Если есть заслон, должны
быть  и  ворота.  А  коли  есть  замок, то подберется и ключ, к
каждому замку свой.
     -- Говори яснее, -- потребовала Дианора.
     Колдун усмешливо покосился на нее:
     -- Неспроста твои расспросы, девушка. Я и так говорю яснее
ясного. Свои первые ворота я открыл кровью. Я был тогда молод и
шел путем жестокости, потому что ничему другому меня  пока  что
не  научили.  На  первом  же  привале  я убил своего спутника и
вонзил в его распростертое  тело  все  десять  мечей,  один  за
другим. И с каждым новым ударом звезды на небе надо мной меняли
свое  расположение,  а когда в бессильную плоть вошел последний
меч, я услышал плеск воды. Гор и леса как не бывало. Я сидел на
берегу великой реки, и безымянной  была  она  в  тот  час.  Так
открылись  первые  врата,  и  я вошел в молодой мир, где еще не
было имен и не было людей. Для этого мира я был богом...
     Дианора с отвращением и страхом отшатнулась от колдуна.
     -- Замолчи! -- проговорила она,  задыхаясь,  и  вырвала  у
него свою корзинку.
     -- Ты богохульствуешь! Я ненавижу тебя! Убийца!
     Морган  Мэган,  Открыватель Пути, озадаченно смотрел вслед
убегающей девушке. Он ничего не понял.
     Когда Гарсеран из Наварры удостоил  Греттира  приглашением
на  дружеский  ужин в компании валлийской знаменитости, молодой
человек не нашел в себе силы отказаться. Напрасно  Бьенпенсанта
метала  громы  и  молнии, взывая к совести Греттира и напоминая
ему об обещании не пить,  тем  более  с  паршивцем  Гарсераном.
Напрасно взывал призрак прабабушкн к фамильной гордости.
     -- Может  быть, этот Гури не такой уж противный? -- сказал
Греттир, слабо оправдываясь.
     Призрак утратил  прозрачность  и  замерцал  ядовито-желтым
светом.
     -- Как  бы  не так! Гури, может быть, и не противный, зато
твой Гарсеран -- настоящая пивная бочка без стыда и совести.
     -- Я  помню,  как  Хелот  рассказывал  о   подвигах   Гури
Длинноволосого,   --   задумчиво  проговорил  Греттир,  надевая
красивую рубашку с разрезами на  рукавах.  --  Не  может  быть,
чтобы  Хелот  ошибался. Он говорил, что Гури -- великий герой и
знакомство с ним -" честь для любого рыцаря.
     -- Хелот голодранец и бродяга, -- отрезала Бьенпенсанта.
     -- Он  странствующий  рыцарь,  --  возразил  Греттир,   но
прабабушку это не убедило.
     -- Одно  и  то  же,  -- сказала она. -- Что бродяжить, что
странствовать. Суть от этого не меняется.
     Но Греттир уже спускался по лестнице.
     Узенькое ущелье, именуемое улицей Кружевниц, привело его в
знакомый всем ноттянгамским пьяницам
     Столярный переулок. Юному  датчанину  эта  местность  была
хорошо известна.
     -- Вот  так  встреча!  --  донеслось  до  Греттира из недр
переулка.
     Поскольку подобные возгласы раздавались  здесь  постоянно,
юноша   не   придал  этому  никакого  значения.  Однако  спустя
мгновение  вздрогнул  и  остановился  возле  обшарпанной  стены
кабака,  игриво названного "Блудница Мария". Навстречу Греттиру
мчался,  простирая  руки,  хромая  и  натыкаясь  на   прохожих,
вал-лийскнй  рыцарь Гури Длинноволосый. Он был еще безобразнее,
чем вспоминался Греттиру.
     --А мы с вами, кажется, встречались на  турнире,  сэр?  --
вопил  он  своим пронзительным голосом, перекрывая уличный шум,
-- Помните, когда я поколотил этого верзилу? Ха-ха! Он, кстати,
славный малый, только любит приврать. А я видел вас у шерис}за,
сэр! А вы меня помните, сэр?
     -- Разумеется, -- сдержанно ответил  Греттир,  когда  Гури
подлетел к нему поближе.
     Валлиец  был  невысок  ростом,  но все же повыше Греттира,
который еще продолжал расти. Лицо  его,  изуродованное  шрамом,
беспокойно  дергалось, Гури суетился и вообще производил крайне
неприятное впечатление.
     -- Представьте себе, сэр, -- сказал Гури, повисая на локте
Греттира всей  тяжестью.  --  А  я  тут  заблудился!  Это  даже
смешно!..
     -- Ведь  вы  идете  к  Гарсерану  Наваррскому?  -- уточнил
Греттир.
     Гури энергично закивал головой, размахивая длинными белыми
волосами.
     -- В этом проклятом городе, сэр, невозможно узнать  дорогу
у  местного  населения,  -- громко говорил он, не смущаясь тем,
что   упомянутое   население   превосходно   слышит   все   его
разглагольствования.  --  Все  либо  безнадежные  тупицы,  либо
отпетые негодяи. И никто не  желает  помочь  попавшему  в  беду
чужеземцу!
     -- В какую беду? -- не понял Греттир.
     Гури покрепче уцепился за его локоть.
     -- А   что   я  заблудился!  --  объяснил  он  и  визгливо
захохотал.
     Датчанина передернуло, как будто он услышал  скрежет  ножа
по тарелке.
     -- А  сами-то  вы  знаете  дорогу,  сэр?  --  с  внезапной
тревогой спросил валлиец. И вдруг выпустил  Греттира  из  своих
костлявых  объятий, забежал вперед него на дорогу и остановился
так внезапно, что Греттир налетел на Гури  и  наступил  ему  на
ногу.  Гури,  проделавший этот сложный маневр исключительно для
того, чтобы заглянуть своему спутнику в лицо, сиял  как  медный
грош.
     -- Меня  осенила  гениальная идея, сэр! -- вскричал он. --
Давайте проникнем к Гарсерану через черный ход! Вы еще  никогда
не ходили через черный ход? Ведь это совершенно новое ощущение,
черт побери! Я всегда ищу новых ощущений. А вы нет, сэр?
     Греттир  растерянно моргал. Острый палец Гури уперся в его
грудь.
     -- Вы  совершаете  колоссальную  ошибку,  сэр!  --  заявил
валлиец.  --  Давайте  испытаем.  Вот  Гарсеран-то удивится! Он
будет думать, что это какой-нибудь трубочист пришел, а это мы!
     И, хихикнув,  Гури  снова  повис  у  датчанина  на  локте.
Греттир потащил его на себе по узким улочкам Ноттингама. Многие
были  уже  замощены,  и там запрещалось выливать из окон помои,
что весьма украшало Ноттингам. Когда  впереди  замаячила  улица
Кружевниц,  юноша  почувствовал  такое  облегчение, что радость
перекрыла даже его отвращение к развязному валлийцу.
     -- Видите эту дверь, сэр? -- спросил Греттир.
     Валлиец вытянул шею, поморгал и мотнул головой. Неопрятные
волосы взметнулись и опали на плечи.
     -- Неважно, -- вздохнул Греттир. -- Дверь существует, и мы
в нее войдем.
     Гарсеран, ожидавший гостей, которые по непонятным причинам
опаздывали к маленькому  дружескому  ужину,  дал  себе  честное
слово  не  напиваться до их прихода и теперь отчаянно боролся с
собой. Неизвестно, чем  бы  завершилась  эта  борьба,  если  бы
внезапно  до  него  не донеслась странная возня у черного хода.
Кухарка с раздраженным криком "А  я  говорю,  что  плотника  не
вызывали!"  отказывалась  отпирать  дверь,  но кто-то настырный
продолжал грохотать дверным кольцом, призывая  себе  на  помощь
всех духов ада и преисподней.
     Гарсеран   спустился   вниз.   Вспотевшая,   багровая   от
негодования кухарка гневно указала ему на дверь.
     -- Извольте сами  убедиться,  господин,  --  сказала  она,
приседая и тяжело дыша. -- Ломятся и ломятся. Никакого почтения
к благородному дому. Не иначе, бандиты.
     -- Эй!  --  возмущенно  загремел Гарсеран. -- Какого черта
тебе нужно, мерзавец?
     Услыхав проклятье из уст господина, кухарка втихую осенила
себя крестным знамением.
     За  дверью  кто-то  восторженно   захихикал   и   негромко
проговорил,  обращаясь  ко  второму громиле: "Я же вам говорил,
что ощущения будут что надо!"
     -- Я сверну тебе шею,  скотина!  --  рявкнул  Гарсеран  и,
отстранив кухарку, распахнул дверь настежь.
     Он  оказался  лицом  к  лицу с Гури Длинноволосым, который
расплылся в счастливой детской улыбке и радостно простер к нему
руки. Гарсеран застыл в недоумении.
     -- Вы поражены, сэр? --  БОЗОПИЛ  Гури.  --  Вы  никак  не
ожидали?  А  это  мы с Греттиром, славным Греттиром Датчанином!
Представьте себе, сэр, я заблудился в вашем Ноттингаме! Если бы
не этот отважный юноша, я сгинул  бы  в  недрах...  нет,  лучше
сказать, во чреве этого города!
     И Гури расхохотался, запрокинув голову и дергая кадыком.
     -- Боже  мой,  -- растерянно произнес Гарсеран. -- А я тут
жду вас, жду... Проходите, господа. Какая незадача... Вы должны
простить меня, но я никак не мог предположить".
     -- О,  напротив,  --  возразил  Гури,  фамильярно   хлопая
Гарсерана  по  плечу.  --  Напротив,  мы  с сэром Греттиром так
повеселились, так повеселились...
     Глядя на  унылую  физиономию  Греттира,  в  справедливость
последнего  утверждения  верилось  с  трудом.  Но  Гарсеран  не
утруждал себя взглядами на унылую физиономию Греттира.  Он  был
счастлив принимать у себя в доме валлийскую знаменитость.
     Все  трое  вошли  через  черный  ход, причем Гури вломился
одновременно  с  Гарсераном,  зацепился  за  косяк  и   отдавил
Гарсерану ногу своим тяжелым сапогом. Гарсеран тихо взвыл.
     Несмотря  на  эти мелкие неприятности, ужин вполне удался.
Хозяин дома и валлиец в разное время участвовали в  походах  на
Восток,   и  Греттир  Датчанин,  обожавший  рыцарские  истории,
получил возможность послушать их воспоминания об  этих  славных
деньках.  Его,  правда, коробили манеры Длинноволосого, но если
отвлечься от манер, то Гури был вполне терпим.
     Они  сидели  за  столом  в  комнате,  освещенной  четырьмя
факелами,  и  беседовали,  пока  языки  не  начали заплетаться.
Впрочем, беседой назвать это было  трудно,  поскольку  основную
тяжесть   разговора   отважно   взял   на   себя   болтун  Гури
Длинноволосый. То гладко и ровно, то запинаясь, как бы с трудом
подбирая  английские  слова,  то  на  чистом   ноттингамширском
диалекте,  то  с  чудовищным  валлийским  акцентом  Гури зудел,
зудел, зудел...
     -- Обожаю новые впечатления, -- говорил  он,  раскачиваясь
па  стуле.  Греттиру  все  время  казалось, что валлиец вот-вот
рухнет, и это страшно нервировало впечатлительного юнца.  --  Я
уже  имел честь доложить сэру Греттиру из Дании, что нет ничего
замечательнее неизведанного прежде.
     -- Чем же новым может поразить Ноттингам?  --  осведомился
Гарсеран.  --  Мне казалось, что город этот скучен, тривиален и
ничем не блещет, кроме, разве что, нескольких отважных  рыцарей
и   цветника   прелестных  дам.  Впрочем,  в  дамах  нигде  нет
недостатка.
     -- Вот именно, сэр, вот именно!  --  подхватил  Гури  и  с
сопением  выпил вино из своего кубка. Отставив кубок в сторону,
он неожиданно заорал: -- Еще вина! Слуги!!
     Греттир вздрогнул и поперхнулся. Он  кашлял  до  тех  пор,
пока  Гури  услужливо  не  похлопал  его по спине, после чего у
юноши загудел позвоночник, а из глаз сами собой брызнули слезы.
     -- Говорят,  сэр,  --  снова  обратился  к  Длинноволосому
Гарсеран, -- что вчера вас видели возле Голубой Башни...
     -- И   что  я  творил  там  непотребства?  --  Гури  мелко
захихикал, затряс длинными волосами и макнул в вино непослушную
прядь. -- Да? Ведь именно  так  вам  донесли?  Ах,  сэр,  скажу
откровенно:   до   чего   же  трудно,  до  чего  хлопотно  быть
знаменитостью! Как тяготит порою бремя славы!
     -- О да, -- значительно кивнул Гарсеран.
     Гури бросил на него странный взгляд, но тут же отвел глаза
и вновь заговорил еще более визгливо, чем прежде.
     -- И ничего особенного, поверьте, я не делал.  Слухи,  как
водится,   все   преувеличили.   Да,  таков  жребий  героев!  Я
прогуливался с очаровательной леди Марион.  Кажется,  ее  зовут
Марион.  Красавица,  в  теле,  хохотушка -- и какое целомудрие,
высокочтимые   сэры,   какое   потрясающее   целомудрие!    Сия
превосходная девица оказала мне любезность и составила компанию
в прогулке...
     -- Не  после ли этой