не  привлекая  к  себе особого 
внимания.  Преподавательский состав  в  массе  своей  --  пожилые люди.  Они 
вернулись  в  аудитории  после войны.  Национальное  правительство  выделяет 
субсидии, потому что это хорошо звучит -- "Университет Йеове", но на деле не 
обращает на него никакого внимания, ибо он  не имеет престижа. Да и  потому, 
что  большинство членов правительства  просто невежественны. -- В его словах 
не было  презрения; он всего лишь констатировал факт.  -- И при университете 
есть издательство. 
     -- Знаю, -- сказала я и, вытащив свою старую книгу, показала ее гостю. 
     Несколько  минут  он  листал  ее,  и  на  лице  его появилось  странное 
выражение нежности.  Я не могла оторвать от него глаз. Мною владело чувство, 
сходное с тем, что возникает, когда смотришь на женщину с ребенком. 
     -- Обилие пропаганды, надежд и ошибок, -- наконец сказал он, и в голосе 
его  слышалась та же  нежность.  --  Что  ж, я  считаю, что  замысел  вполне 
реальный. А вы? Нужен всего лишь редактор. И несколько авторов. 
     -- А инспектора? -- напомнила я, повторив слова доктора Йерон. 
     --  Экумене  проще   всего   распространять  свое  влияние  посредством 
академических  свобод, -- сказал  он, --  потому  что мы приглашаем людей  в 
Экуменические школы на Хайне и  Be. И очень хотели бы пригласить выпускников 
университета Йеове. Но если их образование страдает  серьезными недостатками 
из-за отсутствия соответствующих книг и, соответственно, информации( 
     -- Мистер Йехедархед, -- неожиданно  вырвалось у меня,  --  вы намерены 
противостоять политике правительства? 
     Он не засмеялся. И, прежде чем ответить, погрузился в долгое молчание. 
     -- Не знаю, -- наконец сказал  он. -- Пока посол поддерживает меня. Нам 
обоим могут вынести выговор.  Или  уволить. И  я бы хотел( -- Он не сводил с 
меня своих странных глаз. Наконец он  посмотрел на книгу,  которую продолжал 
держать  в  руках.  --  Я бы хотел стать гражданином Йеове. Но я  могу  быть 
полезен  Йеове  и  движению Освобождения, лишь  сохраняя  свое  положение  в 
Экумене. И пока меня не остановят, буду так или иначе использовать его. 
     Когда  он ушел,  я  стала  обдумывать  сделанное  мне предложение.  Мне 
предстояло устроиться в университет преподавателем истории и на добровольных 
началах взять на себя заботы  об издательстве. Для женщины с моим прошлым, с 
моим небольшим  кругом  знаний  это предложение  показалось столь нелепым  и 
несообразным, что  поначалу  я подумала: должно  быть, я  неправильно поняла 
слова  мистера Йехедархеда. Когда он убедил меня, что это  не так, я решила, 
что  он, должно  быть, совершенно  не  представляет, кем я была  и  чем  мне 
приходилось заниматься. Когда  я  коротко ввела  его  в  курс дела,  он явно 
смутился от того, что  вынудил меня затронуть такие темы, да, наверно, и ему 
самому было не по себе, хотя большую часть времени мы смеялись и я отнюдь не 
испытывала  смущения, разве  что  чуть-чуть,  будто мной  овладевало  легкое 
сумасшествие. 
     И  все же я решила обдумать его  слова.  Он  требовал  от меня  слишком 
многого, и я поймала себя на том, что это осознание дается мне нелегко. Меня 
пугали необходимость  того огромного  шага, который предстояло  сделать,  то 
будущее, которого я не могла себе представить. Но главным образом я думала о 
нем, о Йехедархеде Хавживе. Я  вспомнила, как он  сидел в моем старом кресле 
и, нагнувшись, поглаживал Хозяина. Как  высасывал кровь  из пальца. Смеялся. 
Смотрел  на  меня  глазами   почти   без  белков.  Я   видела   перед  собой 
красновато-коричневое лицо  и руки цвета обожженной  глины.  В голове у меня 
продолжал звучать тихий голос. 
     Я  взяла на руки котенка, который уже  заметно  подрос, и стала изучать 
его промежность. Но  не  обнаружила никаких отличительных признаков мужского 
пола. Маленькое тельце, словно покрытое черным лоснящимся шелком, извивалось 
у  меня  в  руках.  Я вспомнила, как  мистер Йедархед сказал, что  Хозяин -- 
типичная дама, и  мне снова захотелось смеяться, а затем на глазах выступили 
слезы. Я погладила кошечку и опустила  ее на пол, где та устроилась рядом со 
мной и принялась вылизывать шкурку. 
     -- Бедная ты моя девочка, -- сказала я, сама не понимая, кого же я имею 
в виду. Котенка, леди Тазеу или самое себя. 
     Хавжива велел сразу  обдумать  его предложение и не терять времени. Но, 
когда через пару дней  он пришел  к  моему дому и  ждал  моего возвращения у 
дверей, все мысли разом вылетели у меня из головы. 
     -- Не хотите ли прогуляться по дамбе? -- спросил он. 
     Я огляделась. 
     --  Они  здесь,  --  сказал  он,   имея   в  виду  своих   невозмутимых 
телохранительниц. -- Где бы  я ни был, они держатся  в трех-пяти  метрах  от 
меня. Прогулка со мной скучна, но безопасна. Гарантией тому -- моя ценность. 
     Пройдя  лабиринтом улиц,  мы  вышли к  дамбе и поднялись на нее. Стояли 
легкие  вечерние  сумерки, все вокруг было залито  теплым  золотисто-розовым 
светом,  от  реки  тянуло запахами воды, тины и  тростниковых  зарослей. Две 
вооруженные женщины держались метрах в четырех за нашими спинами. 
     -- Если вы решили идти в  университет, -- после долгого молчания сказал 
мистер Йехедархед, -- я останусь тут надолго. 
     -- Я еще не( -- я запнулась. 
     -- Если вы в нем останетесь, я постоянно буду тут, --  сказал он. -- То 
есть если вас это устроит. 
     Я  ничего не  ответила. Не поворачивая головы, он искоса  посмотрел  на 
меня. 
     --  Мне нравится, что я вижу, куда вы смотрите, -- неожиданно для самой 
себя сказала я. 
     --  А мне нравится,  что я не вижу,  куда смотрите вы, -- сказал  он, в 
упор глядя на меня. 
     Мы двинулись  дальше.  С тростникового островка снялся  герон и, хлопая 
широкими крыльями, плавно полетел над водой. Мы шли вниз по течению, которое 
устремлялось на юг. Небо за западе было залито сиянием: солнце опускалось за 
дымную пелену города. 
     -- Ракам, я хотел бы знать, откуда вы появились, как жили на Уэреле, -- 
очень тихо сказал мистер Йехедархед. 
     Я набрала в грудь воздуха. 
     -- Ничего не осталось, -- ответила я. -- Все в прошлом. 
     -- Мы и есть наше прошлое. Хотя речь не об этом. Я хотел бы узнать вас. 
Прошу прощения. Мне бы очень хотелось узнать вас. 
     Я помолчала и наконец сказала: 
     -- Мне бы тоже хотелось рассказать вам обо всем. Но прошлое  мое грязно 
и уродливо. А здесь сейчас так красиво. И я бы не хотела терять эту красоту. 
     -- Что  бы вы ни рассказали, я смогу понять это правильно, -- промолвил 
он, и его тихий голос проник до самого моего сердца. 
     Я начала  с поселения Шомеке и  торопливо пересказала всю свою историю. 
Время от времени он задавал вопросы.  Но  большей частью молча слушал. Порой 
он брал  меня за руку, но я почти не  замечала его прикосновений. Но когда я 
невольно вздрогнула, он тут же отпустил меня, решив, что таково мое желание. 
У него были прохладные руки, и даже после того как его пальцы соскользнули с 
моего предплечья, я еще долго чувствовала их. 
     --  Мистер Йехедархед, -- послышался голос у нас за  спиной. Его подала 
одна  из   телохранительниц.  Солнце  почти  закатилось,  и  небо  пламенело 
кроваво-золотистыми отсветами. -- Не повернуть ли назад? 
     -- Да, -- сказал мистер Йехедархед. -- Благодарю. 
     Когда  мы  двинулись   в   обратный  путь,  я  взяла  его  за  руку.  И 
почувствовала, как у него перехватило дыхание. 
     После Шомеке я не испытывала влечения ни к мужчинам, ни к женщинам -- и 
это  чистая  правда. Я  любила людей и с  любовью прикасалась  к  ним, но  с 
желанием -- никогда. Мои ворота была наглухо закрыты. 
     Теперь они распахнулись. Мною овладела  такая слабость,  что от  одного 
прикосновения его руки у меня подкашивались ноги. 
     -- Как хорошо, -- сказала я, -- что наша прогулка так безопасна. 
     Я с  трудом понимала, что несу. Мне минуло тридцать лет, а я вела  себя 
как девчонка. Но я никогда не была ею. 
     Он ничего не  ответил. Мы в молчании шли вдоль реки  к городу, залитому 
торжественным светом заходящего солнца. 
     -- Поедем ко мне домой, Ракам? -- сказал он. 
     Я не ответила. 
     -- Там их  не будет, --  очень тихо, склонившись к моему уху так, что я 
почувствовала его дыхание, шепнул мистер Йехедархед. 
     -- Не  смешите меня!  -- сказала я  и заплакала. И не успокаивалась все 
время,  пока  мы  шли по  дамбе.  Я всхлипывала, замолкала и снова  начинала 
всхлипывать. Я выплакивала свой  позор и все свои горести. Я плакала потому, 
что они жили во мне и  никогда не  исчезнут. Я  плакала потому,  что  ворота 
распахнулись  и я могла наконец  войти в  тот мир,  что  простирался  за  их 
пределами, но я боялась. 
     Мы  сели  в машину и доехали  до  моей школы. Мистер Йехедархед  вышел, 
молча поднял меня  на руки и понес. Две женщины на переднем  сиденье даже не 
обернулись. 
     Мы вошли в его дом, который мне как-то довелось  видеть, старый особняк 
одного из хозяев  времен корпорации. Хавжива поблагодарил охрану и закрыл за 
собой двери. 
     -- Надо  бы пообедать, --  сказал он. --  Но повара  нет  на  месте.  Я 
собирался пригласить вас в ресторан. И забыл. 
     Он отвел меня на кухню, где мы нашли холодный рис, салат  и вино. Потом 
уселись по  разные стороны кухонного  стола и стали есть. Когда с  едой было 
покончено,  он  пристально посмотрел на меня и опустил  глаза.  Мы  молчали. 
Наконец, после бесконечно длинной паузы, он сказал: 
     -- О, Ракам!.. Позволишь ли ты мне любить тебя? 
     -- Я хочу испытать любовь к тебе, -- ответила я.  -- Я никогда не знала 
ее. Я ни с кем не занималась любовью. 
     Улыбнувшись,  он  встал и взял меня за  руку.  Бок о  бок мы  поднялись 
наверх, миновав  порог,  за которым,  наверное,  когда-то начиналась мужская 
половина дома. 
     -- Я живу в безе, --  сказал он. -- В гареме. Мне нравится вид, который 
открывается из женской половины. 
     Мы вошли в его комнату. Он остановился, глянул на меня и отвел глаза. Я 
была так испугана, так растеряна, что мне казалось -- у  меня не  хватит сил 
подойти к нему, коснуться его. Я заставила себя приблизиться. Подняв руку, я 
коснулась его лица,  провела пальцем по шрамам у глаза и в углу рта и обняла 
его. 
     Ночью, когда мы дремали в объятиях друг друга, я спросила: 
     --  Ты  спал  с доктором Йерон? Я  услышала, как в его  груди,  которая 
прижималась к моей, родился тихий смешок. 
     -- Нет, -- ответил Хавжива. -- На Йеове нет никого, кроме тебя.  И  для 
тебя на  Йеове  нет  никого,  кроме меня. Мы  были девственниками  на Йеове( 
Ракам, араха( 
     Он уткнулся  головой в  мое плечо и, пробормотав  что-то  на незнакомом 
языке, уснул. Он спал крепко и тихо. 
     Позже, в том же году, я отправилась на север,  в университет, где стала 
читать  курс истории.  По  стандартам того времени я  вполне отвечала своему 
предназначению. С  тех  пор  я  и  работаю  там преподавателем и  редактором 
печатных изданий. 
     Хавжива  не нарушил  своего обещания и постоянно, или  почти постоянно, 
находится рядом. 
     Поправки  к  Конституции  были   приняты  тайным  голосованием  в  18-м 
йеовианском году Свободы. О событиях, что способствовали этому, и о том, что 
случилось позже, вы  можете  прочитать в новом трехтомнике "История  Йеове", 
вышедшем в издательстве "Университет-пресс". Я  поведала  историю, о которой 
меня просили рассказать.  Ей, как  и многим другим, положил конец союз  двух 
людей. Что  такое любовь мужчины и женщины, их тяга друг к другу в сравнении 
с историей  двух  миров, великими  революциями нашего  времени,  надеждами и 
нескончаемыми  страданиями  наших  собратьев?   Мелочь.  Но  ведь  и   ключ, 
открывающий  двери, тоже невелик.  Потеряв  его,  вы никогда не  переступите 
порог, дверь так и останется  закрытой. Только в себе  самих  мы  теряем или 
находим свободу, только сами принимаем рабство или кладем ему конец. Поэтому 
я написала эту книгу для своего друга, с которым я живу и умру свободной. 
 
 
 
     ЗАМЕТКИ ОБ УЭРЕЛЕ И ЙЕОВЕ 
     Из справочника  "Известные миры", изданного в  Дарранде,  Хайн, 93  год 
Хайнского цикла, 5467-й локальный год. 
     2102-й экуменический год отмечается как  "настоящее  время" (НВ),  в то 
время как исторические даты приводятся в годах "до настоящего времени" (ДНВ) 
     Система   Уэрел--Йеове   состоит  из  16  планет,   вращающихся  вокруг 
желто-белой звезды  (RK-5544-34).  Жизнь существует  на третьей, четвертой и 
пятой планетах. На  пятой, именуемой на воедеанском  Ракули, обитают  только 
беспозвоночные  формы  живых  существ,  толерантные  к  холодному  и  сухому 
климату; планета не подлежит колонизации и использованию. Третья и четвертая 
планеты, Йеове и Уэрел, отвечают принятым на Хайне стандартным требованиям к 
атмосфере,  силе  тяжести,  климату  etc. Уэрел был колонизирован  Хайном  в 
последние  годы  Экспансии  около  миллиона  лет  назад.  Выяснилось, что на 
планете  не  имеется  местной  фауны,  поэтому  все  формы  животной  жизни, 
обитающие   на   Уэреле,    представляют   собой    видоизменения   хайнских 
представителей  животного мира. На Йеове  не было фауны до  колонизации  его 
Уэрелом в 365 г. ДНВ. 
     УЭРЕЛ 
     ЕСТЕСТВЕННАЯ ИСТОРИЯ 
     Четвертая  от  своего  светила планета,  Уэрел,  имеет  семь  небольших 
спутников. Климат характеризуется низкими температурами, особенно холодно  в 
районе полюсов. Флора в массе  своей скудная и бедная, все образцы  фауны -- 
хайнского происхождения, приспособившиеся к питанию местной растительностью; 
затем,  окончательно   адаптировавшись,  они   претерпели   и   генетические 
изменения. Человек в процессе адаптации приобрел синюшную  окраску  кожи (от 
черной  до   светлой   с  синеватым  оттенком)  и  своеобразный   цвет  глаз 
(исчезновение белков)  --  и  то  и  другое  связано  с  влиянием  элементов 
солнечного спектра. 
     ВОЕ ДЕО 
     НОВАЯ ИСТОРИЯ 
     В   4000--3500  гг.   ДНВ   агрессивная,  стремительно  прогрессирующая 
популяция чернокожего населения, обитавшая к югу от экватора на единственном 
большом континенте (в данном регионе в настоящее время расположена Вое Део), 
вторглась  на  территории  к  северу  от  экватора,  населенные  светлокожим 
населением, и  подчинила  их  себе.  Завоеватели  создали  рабовладельческое 
общество, основанное на цвете кожи. 
     Вое Део представляет собой  самую многочисленную и  преуспевающую нацию 
на   планете;   все   остальные   территории   обоих    полушарий   являются 
протекторатами, вассальными государствами Вое Део  или  экономически зависят 
от него. Экономика Вое Део  носит капиталистический  характер  и  в  течение 
минимум 3000  лет держалась  на  использовании рабского труда. Правители Вое 
Део  предписывали  описывать  Уэрел  как единое общество.  Но поскольку  оно 
претерпевает  бурные  изменения,  это   требование  может  быть  отнесено  к 
прошлому. 
     СОЦИАЛЬНЫЕ КЛАССЫ В РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКОМ ОБЩЕСТВЕ 
     Классы: хозяин  (владелец, или  гареот) и  раб ("имущество"). Классовая 
принадлежность всех без исключения лиц определяется по материнской линии. 
     Цвет кожи: от сине-черного к  сизому или серовато-коричневому вплоть до 
почти  полного  обесцвечивания,  то   есть   белого  (полный  альбинизм,  не 
сказывается на цвете волос и глаз, которые остаются темными). Идеальным -- и 
абстрактным --  считается вариант, когда класс определялся бы по цвету кожи: 
хозяева  черные, "имущество" белое.  На  деле же многие хозяева  черные,  но 
большинство  просто темнокожие;  часть  "имущества"  черная, большинство  -- 
бежевых оттенков и лишь некоторые -- белые. 
     Хозяевами называются мужчины, женщины и дети. 
     В  целом термин  "хозяин"  применяется  по отношению либо к  классу как 
таковому, либо к личности  (семье), во владении  каковой  имеется  двое  или 
более рабов. 
     Хозяин  одного  раба  или  не  имеющий  рабов  называется  беспоместным 
хозяином, или гареотом. 
     Веоты -- члены  наследственной воинской  касты хозяев, в среде  которой 
существуют ранги  рега, задьйо, ога. Мужчины этой касты, все без исключений, 
служат в армии;  почти все семьи веотов обладают собственностью, большинство 
из них хозяева, но часть -- гареоты. 
     Женщины-хозяева образуют подкласс высшей  касты.  С точки зрения закона 
такая женщина --  собственность мужчины (отца,  дяди, брата, мужа,  сына или 
опекуна).  Большинство наблюдателей считают, что различия по признаку пола в 
уэрелианском обществе не менее важны  и существенны, чем деление на хозяев и 
рабов,  но  менее  заметны,  ибо женщины  хозяев в  социальном смысле  стоят 
гораздо  выше,  чем  "имущество"  того  или  иного пола.  Поскольку  женщины 
считаются  собственностью,  сами  они  не могут  обладать  таковой,  включая 
человеческое  "имущество".  Тем  не  менее у  них  есть  право распоряжаться 
собственностью. 
     "Имуществом" именуются мужчины, женщины и  дети. Уничижительные клички: 
рабы, "пыльные", белые. 
     Лулы --  рабочее  сословие  рабов, принадлежащее  отдельному  лицу  или 
семье.  Все  рабы  на  Уэреле относятся  к лулам, кроме макилов  и  военного 
"имущества". 
     Макилы  --  продаются Корпорацией развлечений, во  владении  которой  и 
находятся. 
     Военное  "имущество"  --  продается  армией,  во  владении  которой   и 
находится. 
     "Укороченные", или евнухи, --  мужчины-рабы, подвергшиеся кастрации  (в 
той или иной мере добровольно, в зависимости от возраста и пр.), что дает им 
определенный  статус  и  привилегии.   В  хрониках  Узрела  описано  немалое 
количество  "укороченных",  которые   при  разных   правительствах  обладали 
огромной   властью;    многие    становились    влиятельными    чиновниками. 
Надсмотрщиками на женской половине поселений могли быть только евнухи. 
     Отпущенники  -- до последнего столетия встречались исключительно редко; 
их количество ограничивалось  несколькими известными историческими легендами 
о рабах, чья исключительная преданность и неоспоримые достоинства  побуждали 
хозяев дать им свободу. Во время начавшейся на  Йеове  войны за Освобождение 
случаи  освобождения  рабов  на Уэреле  стали встречаться гораздо  чаще;  ее 
практиковала группа хозяев, именуемая Общиной, которая  проповедовала  отказ 
от  института  рабства. С  точки  зрения  закона,  но  не в глазах общества, 
отпущенники считались гареотами. 
     Во  времена  Освобождения на Вое Део численность  "имущества" и  хозяев 
соотносилась как 7:1.  (Примерно  половина  таких  хозяев  входила  в  число 
гареотов,  которым принадлежал  в  лучшем случае один раб.)  В  более бедных 
странах эта пропорция была заметно  ниже или вообще изменила  свой  порядок: 
так,  в Экваториальных  странах  соотношение количества "имущества" и хозяев 
было 1:5. Считалось,  что в целом на Уэреле на одного хозяина приходилось по 
три единицы "имущества". 
     ДОМ И ПОСЕЛЕНИЕ 
     Исторически так  сложилось,  что в сельской  местности, в поместьях, на 
фермах и плантациях,  "имущество" жило в поселении,  обнесенном  стеной  или 
изгородью,  с единственными воротами. Рвом,  тянувшимся параллельно  стене с 
воротами, поселение делилось на две части. "У ворот" была  мужская половина, 
а "внутри" --  женская. Мальчики жили "внутри" до тех пор, пока не достигали 
рабочего  возраста (8--10 лет), после чего  переходили  в мужское общежитие. 
Женщины  обитали в  хижинах,  которые обычно  делили  между собой  матери  с 
дочерьми, сестры  или подруги: от двух до четырех женщин с детьми. Мужчины и 
мальчики жили  в строении  "у ворот", которое именовалось обще-, житием, или 
"длинным  домом". Огороды разбивали и  ухаживали  за ними  старики  и  дети, 
которым не надо было ходить на работы; пожилые же, как правило, готовили еду 
для