я за руку, - у тебя хоть раз по-
том что-нибудь подобное было? Отвечай! Я требую!
   - Нет, никогда. - То, что она только что сказала,  преследовало  меня
год за годом ночами, не давая спать, заставляя задыхаться, хватая воздух
ртом, и я почувствовал, что комок снова поднимается изнутри и сдавливает
горло, - Я люблю тебя.
   - Запоздалое признание, -  она  усмехнулась  той  своей  удивительной
горькой и немного циничной улыбкой, которая всегда так волновала меня.
   - Прости меня, - я взял ее за руку.
   - Поздно. - Она бросила вилку. - Ужасно хочется курить. Эта ваша вер-
мишель по-американски действительно жуткая гадость... Пойдем отсюда.
   Мы вышли на улицу, и она жадно затянулась. Мы молчали. Высокие, осве-
щенные солнцем пальмы медленно колыхались, цементные  застекленные  кубы
немигающим взглядом смотрели на нас узкими глазницами  одинаковых  окон.
Над самыми крышами домов с ревом заходили на посадку самолеты. У  свето-
фора, молчаливо подперев лицо кулаком, сидел на тротуаре пожилой негр  в
лохмотьях. Он думал о своем, уставившись в одну точку на сером  асфальте
и прислушиваясь к шороху проносящихся мимо шин.
   От пейзажа веяло пустотой и потерянностью, словно не люди жили в этом
городе, ставшем легендой и символом инженеров всего  мира,  а  автоматы,
механическими движениями совершавшие свои жизненные функции в  перерывах
между работой в одинаковых освещенных ровным светом и кондиционированных
помещениях, заполненных тускло светящимися экранами. Они поднимали  гла-
за, вращая механическими шарнирами шеи, скрипя поднимались, съедали  зе-
леноватую массу, безжизненно улыбаясь, и снова возвращались в свои  зда-
ния. Здания... Я совершенно забыл про Пусика, о том, что меня искал Анд-
рей, и внутренне сжался, представив себе предстоящий скандал, холодные и
издевательские глаза Бориса, фыркающего от возмущения Андрея и  злющего,
с белым от ярости лицом Леонида.
   "Мне нужно срочно бежать на стенд, меня могут искать," -  с  холодком
внутри хотел крикнуть я, но не смог. Я смотрел на ее замкнувшееся  лицо,
длинные ресницы, губы, нервными движениями выпускающие дым.
   - Я люблю тебя, - я обнял ее за плечи и поцеловал. Она замерла от не-
ожиданности. Ее сухие, немного обветренные губы были чужими и безжизнен-
ными.
   - Не надо, - она снова затянулась сигаретой, - нам еще только не хва-
тало мелодраматических сцен.
   - Я люблю тебя, - я посмотрел ей в глаза и увидел, что ее зрачки рас-
ширились.
   - Я не могу... - Она остановилась. - Чего ты хочешь?
   - Не знаю. Просто...
   - Ты... - Она задохнулась. - Когда ты ушел, я помню эти длинные  дни,
ночи. Вечера, одна в тишине, так что барабанные перепонки  могут  разор-
ваться.
   - Девочка, - я прикоснулся к ее щеке, - я  просто  хочу  еще  немного
посмотреть на тебя после всех этих лет. Я ужасно по тебе соскучился.
   - Ты хотя бы понимаешь, что теперь все кончено? Все, что бы ты ни де-
лал и ни говорил. Ты можешь понять, что ничего уже не  вернуть,  как  не
вернуть мертвого из могилы, как бы ты ни любил его? - Она махнула  рукой
и отвернулась.
   Ее слова резали сердце, я понимал, что она права, но дремавшее внутри
чувство уже вернулось и вспыхнуло как костер, политый керосином. Я хотел
быть с ней каждую секунду, держать ее руку и  разговаривать,  и  слышать
только этот хрипловатый голос, и целовать эти губы.
   - К твоему сведению, я сегодня вечером улетаю...- голос ее упал. - Мы
с мужем едем отдыхать в Венецию.
   - Нет! Останься хотя бы еще на день!
   - Поздно, дорогой. Я уже несколько дней здесь. И потом меня ждут...
   - Если бы я только знал! Не уезжай! Я не могу без тебя. - Я  понимал,
что это звучит глупо.
   - И что дальше? Ты, может быть, уйдешь от семьи, от  своего  ребенка?
Поздно... - Она снова закурила.
   - Не кури так много, ты отравишь себя!
   - Обычно я курю меньше.
   - Я не знаю, как дальше жить.
   - Это пройдет. И жить ты сможешь, как и раньше.... Мог ведь  все  эти
годы и ничего, даже посвежел. Лучше проводи меня,  -  она  поежилась.  -
Прошлого не вернешь. Расскажи мне о себе.
   - Да и рассказывать особенно нечего. Рубашка у  меня  правильная,  со
складочкой, чтобы не выделяться. Работаю, преодолевая отвращение,  неин-
тересно... Зарабатываю  деньги,  чтобы  прокормить  семью.  Продаю  душу
дьяволу, вернее дьяволам. Их у нас много, некоторые злые, некоторые глу-
поватые, есть сволочные, даже сумасшедшие. Изучаю жизнь в аду,  анализи-
рую...
   - Не смей, - она поморщилась, - это плохо кончится, я же  тебя  знаю.
Ты или запьешь от тоски или просто заболеешь и выйдешь из игры.  Неужели
тебе некуда уйти?
   - Вид на жительство, не забывай... Да нет, уйти, может быть, и можно,
но некуда. В общем-то всюду примерно одно и то же...
   Мы зашли в холл гостиницы, с пола до потолка  уставленный  зеркалами.
Наши фигуры шли сбоку, отражались в потолке и мелькали где-то впереди.
   - Посмотри, - я показал ей на зеркальные стены. - Вот если  бы  можно
было так раздвоиться, как в этих зеркалах. Тогда один вернулся бы  вече-
ром домой и выпил рюмку водки, другая села бы на самолет и улетела в Па-
риж. А нашим отражениям можно было бы взяться за руки и  раствориться  в
пространстве.
   - За свои ошибки нужно уметь расплачиваться, милый. - Она время от
   времени испуганно посматривала на меня.
   Мы зашли в лифт и впервые остались наедине. Она закрыла глаза и  уро-
нила голову мне на грудь. В тускло освещенном коридоре  пахло  химией  и
одинаковые ряды дверей с золотыми номерами тянулись вдаль.  Она  открыла
одну из них. Щелкнул электронный замок, и я увидел  стерильный  номер  с
эстампами на стенах и хрустальной пепельницей на столе.
   - Нравится? - Голос ее дрогнул. Она указала на картинку, изображающую
стилизованную вазу с цветами, бросила на стол какие-то бумажки,  которые
держала в руке, и подошла к окну. За занавеской шумела улица, по ней ка-
тились полированные автомобили, в которых сидели одинаковые люди в белых
рубашках с цветными галстуками. Рука ее схватила край занавеси  и  судо-
рожно скомкала ее. Я подошел ближе. С ее длинных ресниц скатывались сле-
зы и беззвучно текли вниз по щекам.
   - Не надо, я тебя прошу... - я обнял ее.
   - Представь себе эту пустоту... - Ее голос дрожал. - Я сяду  в  само-
лет, внизу огромный океан, я прилечу домой, он меня встретит,  я  соберу
бессмысленные чемоданы, и мы поедем по аккуратным сельским дорогам  мимо
полей и вылизанных домиков, заросших цветами...
   - Не надо, прошу тебя. - Я начал гладить ее волосы, - мне  надо  было
сразу же убежать от тебя. Подумай обо всем плохом, что я сделал тебе.  К
тому же я устал, ношу строгие темные носки и темно-синие брюки, пью вод-
ку, курю, вечерами напиваюсь крепкого кофе, ночью храплю, утром  у  меня
совершенно помятый и обрюзгший вид.
   - Идиот! - она вырвалась, и на лице ее появилась злость. - Неужели ты
думаешь, что я простила тебя?
   - Конечно нет, наоборот... Все, что ты тогда  пережила,  со  временем
пропало, ушло глубоко внутрь, а теперь медленно,  как  дрожжи,  начинает
вспухать и вылезать наружу.
   - Ты дьявол... - Она отшатнулась. - Я сейчас думала  об  этом  именно
такими словами.
   - Я чувствовал все, что происходит с тобой, хочешь я  тебе  расскажу?
Холодные промозглые вечера, темные коридоры, отчаяние, ты  смотрелась  в
зеркало... Помнишь эту тусклую лампочку в твоем коридоре?  Напротив  ве-
шалки и старого зеркала.
   - Прекрати, мне страшно! - Она вскрикнула и схватила меня за руку хо-
лодными пальцами.
   - Я люблю тебя, - я прижал ее подрагивающие плечи к себе. -  Ты  пом-
нишь...
   - как мы тогда ехали в электричке... - неожиданно  закончила  она  за
меня с легким оттенком иронии.
   - Ведьма, читающая чужие мысли! - Я вздрогнул. - Где твоя метла?
   - В Париже, я...
   - Сюда прилетела на самолете... - игриво сказал я за нее.  Ее  мысли,
казалось, сами возникают у меня в голове. Она посмотрела на меня  стран-
ным, немного затуманенным взглядом, от которого пробежал холодок по спи-
не и появилось ощущение, что мое тело отрывается от пола.  Я  как  будто
смотрел на себя ее глазами, и все чувства, горечь,  боль,  напряжение  и
желание, растущее в ней, передавались мне и пульсировали в крови.
   - Что с нами происходит? - Она, похоже, чувствовала то же самое. -  Я
больше не могу...- Она закрыла глаза, и мы  уже  не  принадлежали  себе,
словно какая-то посторонняя сила тянула нас друг к другу.
   Я снова чувствовал и познавал эту женщину, легкий  аромат  духов,  ее
горячее дыхание, стоны, дрожащие веки и  волосы,  ускользающие  из  моих
рук. Окружающее перестало существовать, казалось, прошлое и будущее  ис-
чезли, слившись в одну точку и остановив мелькание времени.
   - У меня опять это чувство, как будто мы всегда были вместе. -  Голос
ее был медленным и немного отрешенным. - Ты что-нибудь понимаешь?
   Мы лежали рядом. Все казалось нереальным, будто  происходящим  ранним
утром, когда только начинаешь просыпаться и вспоминаешь только что  уви-
денный сон. Сон этот, еще разноцветный и выпуклый, захватывает воображе-
ние, в него хочется вернуться, и еще несколько минут он кажется не менее
реальным, чем прожитый вчера день. А потом он начинает ускользать, и чем
больше боишься его потерять, тем быстрее и безжалостнее он  рассеивается
в утреннем свете.
   - Я люблю тебя. - Я смотрел на нее, еще более желанную и  недоступную
чем раньше.
   - Ты знаешь, как нам жить дальше?
   - Нет.
   - И я не знаю... Прости, я закурю. - Она привстала с постели и, прик-
рывшись простыней, потянулась за сигаретами.
   - Я знаю только одно: я не смогу больше без тебя. Ты все эти годы  не
отпускала меня, то виделась во сне, то мерещилась на улице. Хочешь  пос-
лушать? Однажды, когда я уже давно уехал, мне приснилось, что я  иду  по
незнакомому городу, темному и холодному, в окнах тускло светятся лампоч-
ки, я потерялся и не знаю, что делать дальше. И вдруг, пройдя в  кромеш-
ной тьме по какому-то переулку, я с  удивлением  обнаруживаю,  что  стою
около твоего подъезда. И так хочется позвонить в  дверь,  увидеть  тебя,
сказать тебе все, но я боюсь... И я стою и представляю,  что  ты  каждый
день проходишь здесь по улице, берешься за эту дверь... А  однажды,  уже
наяву, на залитой ярким светом улице, я увидел женщину, похожую на тебя,
только уже пожилую, и как ребенок пытался себя убедить, что это ты, при-
летевшая из будущего. Или вот еще история: как-то в гостях у знакомых  я
увидел альбом с видами Москвы, начал его просматривать и вдруг наткнулся
на фотографию, на которой был виден угол твоего дома. Даже твои окна бы-
ли видны, только снято издалека. Фотографии были  недавние,  и  я  начал
вглядываться, мне показалось, что в одном из окон кто-то стоит. Весь ве-
чер с этим альбомом не мог расстаться, надо мной  кто-то  даже  пошутил:
"Вот, мол, как его ностальгия заела..."
   - Мне пора улетать, - вдруг испуганно сказала она, обнаженная вскочив
с кровати, грудь ее колыхалась. Она судорожно начала запихивать в  чемо-
дан вещи и пытаться его закрыть.
   - Ну помоги, что же ты  лежишь?  -  Она  начала  натягивать  на  себя
платье.
   Мы бегом выбежали из номера, и я помчался за машиной, стоявшей  непо-
далеку. В темном салоне пахло пластмассой.
   "Господи, - вдруг подумал я. - Сегодня утром я  ехал  в  этой  машине
один, а тем же вечером жизнь перевернулась, но я везу ее в  аэропорт  и,
может быть, больше никогда не увижу!"
   Одинокая, маленькая фигурка с развевающимися волосами стояла на улице
рядом с чемоданом, освещенная вечерними фонарями. Лицо ее было замкнутым
и уставшим. Она откинулась на сиденье и закурила.
   - Ты убьешь себя этими сигаретами.
   - Это только сегодня... Впрочем спасибо, я буду бросать.
   Мы молчали, светилась зеленоватым цветом приборная доска, и  шуршали,
постукивая по дорожным швам, шины. Огни встречных машин пробегали по на-
шим лицам, как лучи прожекторов, ощупывающие пограничную полосу и выхва-
тывающие из мрака песок и черные кусты.
   - Ты знаешь, сегодня я...
   - Тсс... Молчи... - сказала она таинственным голосом, словно  пришед-
шим из далекого прошлого, и приложила палец к губам.  -  Не  надо  слов.
Лучше давай читать мысли.
   Аэропорт накатился на нас сверкающей громадой, и все  смешалось,  она
плакала, я кусал губы, чемодан уплыл по транспортеру в  открытую  черную
пасть. Ей пора уже было убегать на посадку, мы держались за руки.
   - Прощай, - она сжала мою ладонь. - У меня такое чувство, что мы  еще
когда-нибудь встретимся.
   - Я буду думать о тебе каждую секунду, может быть ты  что-нибудь  по-
чувствуешь...
   - Я тоже буду думать о тебе. О Боже... - Она кинулась порывистым дви-
жением в холл за барьер, обернулась, и глаза ее отчаянно сверкнули, нав-
сегда отпечатавшись в памяти, как фотография.
   Я спустился в гараж, покачиваясь и ощущая сосущую  пустоту  в  груди.
Она забыла сигареты. Полупустая мягкая пачка лежала на сиденье, мои руки
дрожали. Ревели взлетающие самолеты, долина погружалась в ночь.  Мерцаю-
щие огни расплывались перед глазами от слез, я гнал машину по  автостра-
де, еще не понимая и не веря в происшедшее.
   Дома было темно, и все уже спали. Я подошел к ребенку. Он  безмятежно
раскинулся на кроватке, сладко сопя и поднимая брови. "Что же тебя  ждет
в этой жизни, малыш? - подумал я с горечью и вспомнил, что  называл  так
ее. - Она уже летит где-нибудь над ночным океаном,  а  внизу  крохотными
свечками горят одинокие корабли, потерянные в черной мгле", - понял я...

   Компания Пусика была освещена ранними лучами солнца, ласкового и чуть
розоватого, пробивающегося через клочья утреннего тумана. Черные,  наве-
вающие тоску стекла нависали над зеленой лужайкой. "У нее уже  вечер,  -
думал я, поднимаясь по лестнице. - А здесь ничего не изменилось, да и не
могло измениться"
   - Ты куда пропал вчера? Ты что себе позволяешь? - Андрей  с  надутыми
красными щеками возмущенно пыхтел, выпятив глаза. - Теперь будешь  отве-
чать по всей строгости! - он возмущенно покачал головой. - Иди срочно  к
Леониду объясняйся! Заказчики тебя ждали, я уже не  говорю  о  том,  что
после обеда Ефим приехал, спрашивал о тебе. Да за такое тебя уволить ма-
ло!
   - Я был на конференции, слушал доклады, - спокойно соврал я.
   - Какой еще к черту конференции? - Андрей сверкнул глазами  и  сделал
резкое движение руками. - Ты что, сюда приехал по конференциям  расхажи-
вать? - зашипел он.
   - Знаешь, я тебе кое-что скажу. Идите к чертовой матери вы все вместе
с вашими схемами, заказчиками, Леонидом, Борисом и дисциплиной! -  зары-
чал я. - Я вас не устраиваю, пожалуйста, я завтра же уйду и никогда  вас
не увижу! - "Если бы она меня видела", - подумал я вдруг.
   - Как ты смеешь? - начал он и вдруг осекся, с  недоумением  посмотрев
на меня. - Да нет, собственно ничего страшного не произошло, - он  пожал
плечами, - Чего ты кричишь? Просто в следующий раз предупреждай Леонида.
   Я вздохнул и пошел в кабинет к вице-президенту. Борис сидел там же  и
слегка презрительно скривив губы, пристально посмотрел на меня.
   - В чем дело? Где ты вчера шлялся? - Леонид был белым от ярости,  как
я и предполагал.
   - Извините, пошел послушать доклады и застрял, - снова соврал я.
   - Это тебе что, Академия Наук, что ли? Ты учти, ты серьезно  подорвал
свою репутацию, и доверия тебе больше нет! Иди  объясняйся  с  Ефимом  и
посмотрим, что он тебе скажет, - губки его гаденько скривились.
   - Ефим так Ефим. - Мне было все равно, потому что перед глазами  све-
тились силуэты Эйфелевой башни. Леонид удивленно взглянул мне вслед.
   - Все-таки все у них в этой Академии Наук были сдвинутые,  -  громко,
так чтобы я услышал, выругался он.
   - Ну что, - Ефим усмехался, наливая себе стакан кофе, - проштрафился?
Куда ты исчез? Слушай, не переживай, правильно сделал!  Я  тебе  говорю,
тебе вообще на этой выставке делать было нечего. Я Леониду сразу сказал,
чтобы тебя туда не посылали.
   - Я зашел на конференцию и заинтересовался докладом, - покривил я ду-
шой. Ефим подозрительно взглянул мне в глаза.
   - Листен, Листен, тебе не идет, ты только не ври, понял? Что ты  хит-
ришь? С бабой был, так и скажи, я никому не расскажу.
   - Ефим... - мне стало не по себе.
   - Да, я все чувствую, меня не проведешь, - президент отхлебнул  кофе.
- Правильно, я сам такой же был, так и надо. Молодец, я тебе давно гово-
рил, отвлекись, может идея какая в голову придет. Надо отвлекаться.  Так
что забудем об этом, - он подмигнул мне с видом заговорщика.
   Жуткое и одновременно немного противное ощущение,  как  будто  кто-то
подсмотрел за моей жизнью в замочную скважину, не покидало меня. Внезап-
но какое-то неясное дуновение коснулось меня и почему-то забилось  серд-
це. Я вздрогнул, потому что почувствовал, что над Эйфелевой башней опус-
кался красноватый закат, и что она смотрит на него.
   "Храни Господь простых, нормальных людей, живущих спокойной жизнью  и
не верящих в любовь, природу, чтение мыслей, космос и тайны человеческой
души," - неожиданно для себя подумал я.
 
 
   Глава 26. Лотерея Жизни.
 
 
   - Ефим, все прекрасно получается, посмотри! - академик  радостно  пы-
тался продемонстрировать президенту результаты измерений. - Что  бы  там
Борис ни говорил, оба способа сходятся с огромной точностью, так что те-
перь мы можем сверлить отверстия где угодно.
   - Листен, при чем здесь Борис? - Ефим недоуменно посмотрел на  акаде-
мика. - Я как к тебе не приду, все слышу: "Борис, Борис."  Ты  совсем  с
ума сошел, что ли?
   - Да нет, Ефим, я ведь в том смысле, что он все время кричал про  лы-
сенковщину, лженауку, смешно право. Какая там лженаука, ты посмотри, как
все здорово получается!
   - Нет, - Ефим неожиданно побагровел от гнева. -  Это  ты  специально,
совсем охренел, устроил с ним соревнование, кто кому  что  сможет  дока-
зать. Ты мне это брось! Слышишь? Брось немедленно! - он перешел на крик.
   - Ефим, ну что ты? - растерянно развел руками академик.
   - И что ты все время разводишь своими руками, что  это  за  идиотские
жесты, твою мать! Ты меня из себя выводишь, я как  тебя  увижу,  начинаю
звереть!
   - Ефим, - академик окончательно перестал понимать, что происходит,  -
ты все-таки посмотри, как получается отлично. Все, задачка решена на все
сто процентов, больше никаких сомнений быть не может.
   - Опять ты рапортуешь как на партийном бюро! - Ефим в ярости взревел.
- Ты что, совсем тронулся? Что ты отчитываешься, привык что ли? Скажи, -
Ефим слегка присел, и на лице у него появилось гадкое выражение, -привык
перед начальниками отчитываться и шапками всех закидывать? Прекрати сей-
час же, а то я за себя не ручаюсь!
   - Да я же серьезно говорю, - академик с удивлением посмотрел на Ефима
и машинально взял его за руку чуть ниже локтя. - Не нервничай,  посмотри
на установку, красота какая получается.
   - Не прикасайся ко мне! - Ефим перекосился от ярости и выдернул руку.
- Меня от этого трясет! Это ты власть свою  хочешь  так  показать,  вце-
питься и не выпустить! У меня один знакомый был, он баб когда видел, так
же хватал, сильно сжимал руку и не выпускал,  пока  не  трахнет.  Любишь
власть, да? Руководить хочешь, начальником быть? Не  можешь  без  этого,
свихнулся на своей власти, идиот! Ты и Бориса из-за этого с дерьмом сме-
шал, тебе абсолютной власти хотелось, не мог допустить,  чтобы  проектом
кто-нибудь еще занимался!
   - Ефим, в чем дело? - академик отошел в сторону и испуганно посмотрел
на искаженное от ярости, перекошенное лицо Ефима. - Давай лучше  погово-
рим в другой раз, когда ты успокоишься, я не привык к таким крикам.
   - Ах, не привык! - Ефим заскрипел зубами от ярости. - А проект стоит,
ни хера не сделано! Конкуренты уже подставки выпускать начали,  ты  зна-
ешь, сколько я на них потерял? Миллионы, и все из-за тебя и  твоих  уче-
ничков. Жлоба этого c пузом выписал неизвестно зачем!
   - Что значит проект стоит? - холодн