, можешь мне напрямую жаловаться, да и Борису не спускай хамства.
Он парень крутой, я его знаю. Понял меня?
   - Да, дядя Ефим, все понял. - Эдик немного успокоился. Он вытянул гу-
бы трубочкой. - Я все сделаю обязательно, вы даже не знаете, какие слож-
ные программы я писал в Кембридже, - он склонился над столом и  с  поте-
рянным взглядом начал изучать листочек с заданием. Я вышел  из  комнаты.
Ефим следовал за мной.
   - Не знаю, может я и глупость делаю, но мне надо  людей  расшевелить,
ты понимаешь? Вот я Петю послал полетать, и тебя тоже пошлю. А что, про-
катись. Они на этого, как его зовут? Ну да, на идиота  этого  накинутся,
это как зарядка, физическое упражнение. А может быть он  их  съест,  или
огрызаться будет. Ведь это как организм, понял? Кровь по  жилам  побежит
быстрей. Да в общем-то он вроде бы неглупый парень. И  родителей  я  его
знаю хорошо. Ничего, ничего, это ему будет полезно, пусть ему Борис  как
следует врежет, а то у него там в Кембридже совсем мозги набекрень  пое-
хали. Ты понял? Борис уже ко мне приходил, говорит Эдик ни хера не сооб-
ражает, что он тупица. Врет, что-то он наверняка соображает. Выучится, а
не выучится черт с ним, уедет обратно в Кембридж. Ну, а может и  не  уе-
дет, уйдет к конкурентам и хрен с ним. Мама его звонила, жаловалась, что
ему там мало денег платили. Ну хорошо, хотел больше денег, я ему прибав-
лю пять тысяч в год, но за это пусть отрабатывает. У нас даром ничего не
бывает. Так что это всем полезно, это я точно чувствую,  у  меня  всегда
чутье на эти вещи. Тут еще из Москвы один  академик  звонил,  на  работу
просился, я тебе говорил. Ну, тот,  говорят,  большая  величина,  я  его
приглашу, пусть поработает.
   При этих последних словах Ефима мне стало не по себе и как-то тоскли-
во царапнуло внутри, и белый холодный огонек снова разгорелся ярким  ле-
денящим пламенем.
   На следующий день Эдик с грустным видом сидел, тыкая пальцами по кла-
виатуре. К середине дня, проходя мимо, я неожиданно увидел, что лицо его
обрело вдохновенное выражение, губы сложены  бантиком  и  голова  слегка
наклонена набок. Вскоре я обнаружил у себя на столе меморандум.  Он  был
написан Эдиком и начинался довольно патетически:
   "Многолетний опыт человечества давно  показал,  что  для  поддержания
нормального функционирования сложных систем, начиная с государственных и
заканчивая сложными программно-аппаратными комплексами, необходима слож-
ная и хорошо отработанная система координации усилий отдельных индивиду-
мов. В случае компании "Пусик" это означает, что разработка  новых  про-
дуктов и исправление ошибок в старых продуктах возможно только при  под-
держании подробной документации и отчетности. Например, такая документа-
ция необходима в случае отсутствия или смерти ее  разработчиков,  напри-
мер, моей смерти...."
   Прочтя эти слова, я начал хихикать и с трудом мог заставить себя  чи-
тать дальше.
   Борис был взбешен. Он носился по компании, судорожно сжимая листок  с
меморандумом в кулаках, и, скрипя зубами, играл желваками на  покраснев-
ших скулах.
   - Эту задачу можно сделать за десять минут безо всякой  документации!
- закричал он, подойдя к Эдику.
   Эдик сложил губы трубочкой, слегка наклонил голову и своим  тоненьким
капризным голоском произнес фразу, вошедшую в историю:
   - Давайте поспорим. Я готов заплатить вам тысячу  долларов,  если  Вы
действительно исправите эту систему за десять минут. Боря, зачем вам от-
казываться, это легкий способ заработать деньги.  У  меня  замечательные
часы с секундомером.
   Борис неожиданно стушевался. - Ну хорошо, не за десять минут,  но  за
полчаса максимум! - недовольно прорычал он и ретировался. Взгляд у Эдика
просветлел, он аккуратно сложил стопку листочков и начал что-то  на  них
записывать.
   Во время обеденного перерыва я налетел на Ефима,  совершавшего  обход
своих владений.
   - Какой молодец, врезал Борису! - Ефим, узнавший об этой  истории  от
побелевшего от ярости Леонида, не мог скрыть удовольствия. - Ты  не  ду-
май, он не так прост и безобиден, как кажется. Это он только  на  первый
взгляд такая сюся, дядя Ефим, мама, папа... - Ефим довольно  рассмеялся.
- Он как бульдог, его и в Кембридже все ненавидели, он же  садист,  вце-
пится и не оттащишь, придется челюсти разжимать. Вот теперь они  забега-
ют, постараются его на куски разорвать. Ничего, ничего, это им  полезно,
в хорошей форме будут, как стая волков. А Эдик - мой Кембриджский олене-
нок!
   - Ефим, Ефим! - подбежавший Леонид был крайне возбужден.
   - Что случилось?
   - Петя... - Леонид начал заикаться и никак не мог  выдавить  из  себя
окончание фразы. Мне вдруг стало жутко. Я представил себе, как  самолет,
совершавший межконтинентальный рейс, упал в холодный серый океан...
   - Что? Что? - испуганно переспросил Ефим.
   - Его задержали. В Мюнхене. У Интерпола его маршрут  вызвал  подозре-
ния, и его приняли за курьера мафии. Мы только что получили  запросы  из
Германии и из ФБР. Что делать?
   - Немедленно пошли им факс, что они идиоты и что мы будем их  судить.
Мерзавцы. Сняли парнишку с рейса, не дали полетать. Хотя, это тоже  неп-
лохо, развлечение. Побыть в полицейской камере в Мюнхене, да... А то  бы
летел как боров в кресле и жрал бы обеды один за другим. Еще  бы  разжи-
рел... Пошли им факс. Ну, что я могу еще сделать?
   Ефим развел руками. Грубые силы борьбы с международной  преступностью
явно вошли в противоречие с интересами частного бизнеса.
 
 
   Глава 17. Академия Пусика.
 
 
   Серебристое тело самолета с надписью "Аэрофлот" наконец  подкатило  к
зданию аэропорта, слегка потряхивая на бетонных плитах свое человеческое
наполнение, и академик с досадой потрогал начинавшие становиться колючи-
ми щеки. Перелет был долгим и мучительным. Вначале в Москве  почти  пять
часов ждали двух противного вида раскормленных мужиков в добротных серых
костюмах, с наглыми, красными лицами. Академик долго гадал над тем, были
ли они высокопоставленными правительственными чиновниками или просто ма-
фиози, скупившими на корню службы аэропорта, но так и не смог  придти  к
какому-либо определенному заключению. Потом самолет трясся почти двенад-
цать часов в воздухе, садился на Аляске, снова взмывал в воздух и, каза-
лось, этому ревущему движению не будет конца.
   Взлетное поле за окном было точно таким же, как и  в  Москве,  жухлая
трава, подтеки мазута и выбоины, серое  цементное  здание  диспетчерской
службы вдалеке. Только зеленые горы на горизонте, снующие по  территории
аэродрома микроавтобусы и служебные машины, да здоровенный негр, разгру-
жавший чемоданы, позволяли понять, что надсадно ревущий самолет все-таки
не смог облететь весь земной шарик и плюхнулся на землю где-то посереди-
не своего витка.
   Академик с досадой поморщился. Он не любил  опаздывать,  даже  в  тех
случаях, когда от него ничего не зависело. Опоздание было  особенно  до-
садным еще и потому, что Ефим обещал прислать одного из своих  сотрудни-
ков в аэропорт для того, чтобы отвезти академика к себе домой.
   Все имущество академика состояло из старенького,  потертого  кожаного
чемодана, в котором лежал костюм, несколько рубашек, пара книг и  пухлые
папки с бумагами и статьями. Он с трудом поднял чемодан с черной, плыву-
щей ленты транспортера и обнаружил, что кожа вспорота.  Чемоданчик  явно
потрошили в Шереметьево. "Боже мой, не дай бог пропали статьи!" -  поду-
мал он и трясущимися руками начал отстегивать ремни. К  счастью,  бумаги
были на месте, исчезли только карманный диктофон, купленный в Англии год
назад, и фотоаппарат. "Мерзавцы чертовы!" - выругался академик,  но  де-
лать было уже нечего.
   За дверями таможни стоял высокий,  рыжеватый  парень  интеллигентного
вида со строгим выражением лица. Его  острые,  цепкие  глаза  пристально
глядели из-за выпуклых линз очков. Парень держал в руках листок бумаги с
именем академика.
   - Здравствуйте, - басистым мужественным голосом сказал он. - Меня зо-
вут Борис. Добро пожаловать в Америку.
   - Спасибо Боречка, извините за опоздание ради Бога.
   - Никаких проблем! - академику показалось,  что  Борис  даже  немного
смутился, и он почувствовал к нему симпатию. - Боречка, вы  представляе-
те, каковы мерзавцы, у меня чемодан в Москве распотрошили!
   - Не расстраивайтесь, быдло есть, было и будет быдлом. А чемодан  все
равно себе новый купите, с таким неприлично ездить.  -  Борис  брезгливо
поморщился.
   - Да, конечно, Боря, я все понимаю, но все равно  обидно,  чувствуешь
себя как будто изгаженным.
   - Россия-матушка, что поделаешь. С народом надо быть жестким, в кула-
ке держать! - лицо Бориса мгновенно ожесточилось и приобрело  суровость.
- Смотрите, что происходит: чуть коммунистам стоило вожжи  отпустить,  и
все покатилось. И царь-батюшка слишком милосерден был, развел всякой не-
чисти, а гадость эту надо было до основания каленым железом изводить.  -
Он разволновался, даже покраснел и, тяжело дыша,  строгим,  испытывающим
взглядом посмотрел на академика сквозь выпуклые стекла очков.
   - Ну, Борис, в чем-то вы, конечно, правы, - академику стало слегка не
по себе от той неистовой убежденности, которая сквозила в голосе Бориса,
- но нельзя же всех под одну гребенку. Тут дело еще и в психологии наро-
да. Столько лет угнетения, крепостного права, когда мужика могли  засечь
насмерть...
   - Вы мне эту демагогию из учебников для красных комиссаров бросьте! -
Борис основательно рассердился и мгновенно покраснел как рак. - Нельзя с
этой чернью по другому! Иначе она мировой пожар раздует и своим благоде-
телям глотку перережет! Уроки истории надо запоминать,  вот  что  я  вам
скажу.
   - Боря, вы в чем-то правы, но нельзя бесконечно действовать насилием,
необходима же и доброта и гуманизм!
   - Вы бросьте свой слащавый гуманизм! Это мы уже  проходили.  -  Борис
как-то по-иезуитски оскалился и пристально посмотрел на академика. - Та-
кие вот псевдогуманисты, вылезшие из  еврейских  местечек,  пораспускали
сладкие слюни, а потом устраивали красный террор и концлагеря!
   Казалось, эта фраза была обращена непосредственно  к  академику.  Ему
стало неприятно, и он замолчал. Борис, к которому он в первую минуту по-
чувствовал симпатию, целеустремленно шел вперед, поджав  губы  и  толкая
перед собой тележку со вспоротым чемоданом.
   - Вы в Академии работали? - Борис неожиданно прервал молчание и заго-
ворил уже спокойным голосом, в котором время от  времени  проскальзывали
стальные интонации, теперь уже гораздо лучше узнаваемые, чем  раньше.  -
Случайно не знали профессора Горькина?
   - Василия Станиславовича? Как же, прекрасно знал. Мы с  ним  когда-то
еще в шестидесятые годы занимались расчетами.
   - Это один из моих учителей, - Борис немного расслабился, - читал мне
лекции в Университете. Один из немногих людей, которых я уважаю. Он  ни-
когда не вешал лапшу на уши.
   - Да, надо же как замечательно!
   - Вы уже знаете, чем будете заниматься у Ефима?
   - В общих чертах, Боря, вы знаете, Ефим меня пригласил, так  сказать,
не оговаривая конкретных функций, предложил продолжать научные  исследо-
вания, которые я вел в России. Нет, я безусловно  готов  и  хочу  помочь
компании...
   - В России вообще никакой науки не было! - Борис произнес эту фразу с
холодной и яростной убежденностью. - Я  насмотрелся  в  Университете  на
всех этих ученых, сплошная мафия. Так что для вашей  же  пользы  советую
поскорее включиться в работу компании.
   - Да нет, Боря, вы меня не поняли. Я очень благодарен  Ефиму  за  его
предложение и с удовольствием приму участие в работе. Но насчет науки вы
неправы. Дорогой мой, откройте любой Американский физический журнал и вы
увидите, столько ссылок на советских ученых...
   - Русских, а не советских. Хорошо, я допускаю, что могу быть  неправ.
- Борис строго посмотрел на академика. - Вы сможете помочь нашей  группе
рассчитать напряжения, возникающие в деталях?
   - Да о чем разговор, Боря, с удовольствием. Сразу же этим займусь.  А
в чем проблема?
   - Мы уже год не можем решить, делать ли в наших стендах отверстия.  -
Услышав в голосе академика готовность к сотрудничеству, Борис явно  уба-
вил жесткости в голосе и с увлечением начал описывать проблему.  -  Ефим
сам колеблется, четыре дырки просверлить или шесть,  так  что  необходим
теоретический расчет.
   - Это школьная задачка, я  завтра  же  все  рассчитаю.  -  Неприятное
чувство, вызванное нетерпимостью Бориса и упоминанием  о  комиссарах  из
еврейских местечек не покидало академика.
   Всю дорогу Борис деловым тоном объяснял технические проблемы компании
Пусика, и у академика слегка пошла кругом голова. Он  даже  не  заметил,
как и когда они подъехали к просторному дому со стеклянной террасой.
   - Привет, привет, - навстречу ему вышел мужчина примерно его возраста
со слегка отвисшей нижней губой и ироничным взглядом. Одет он был в  вы-
тертые джинсы и просторную футболку. - Жора про тебя рассказывал. Спаси-
бо, Боря помог мне, тебя подвез, я сегодня со своими идиотами  разбирал-
ся. Ну что, отказывался, упирался, а эти сволочи все-таки  тебя  довели,
верно?
   - Да, Ефим, честно говоря, не хочется  про  это  вспоминать.  У  меня
только одна мечта: если удастся создать здесь маленькую группку, перета-
щить хотя-бы одного или двух моих ребят, наладить работу, то  моя  жизнь
не пропала!
   - Сделаем все, всех перетащим! - Ефим почему-то слегка поморщился.  -
Это пустяки, не в этом главное. Ты понимаешь, я уже скоро  двадцать  лет
как в этой стране. Ты видишь, я всего добился. Кем я был в Союзе? Парха-
тым жидом, вот кем. Любая мразь могла меня по стенке размазать и топтать
меня ногами. Если бы ты знал, сколько  мне  пришлось  пережить,  сколько
унижений, как меня не посадили, до сих пор ума не приложу. И вот  я  уе-
хал, нищий, оборванец. Как сейчас помню, приехал в Вену, и у  меня  пять
долларов в кармане. И в Америку приехал у меня немногим больше было.  Ты
понимаешь, я всего добился своей головой и руками. У меня  есть  все,  и
этого хватит на сто таких жизней. Теперь самая последняя мразь в Москве,
которая меня разорвать на куски была готова, на коленях ко мне приползет
и будет ноги лизать, потому что они в дерьме плавают, как им и полагает-
ся по заслугам. Все встало на свои  места,  и  поэтому  Америка  великая
страна. Я тебе это говорю, потому что вижу, что ты чем-то на меня похож.
У тебя тоже все получится, я чувствую.
   - Спасибо, Ефим, - академик был тронут.
   - Так вот, мне это все никакой радости не приносит.  Нет,  интересно,
конечно, деньги, работа, но ведь пора и о душе подумать. Никто не вспом-
нит меня через двадцать лет, все эти железки, все изменится, придут дру-
гие технологии. Поэтому у меня мечта: помочь хорошим, талантливым людям,
по которым советская власть прошлась паровым катком. Вот тебе,  взять  и
помочь, ведь должно быть у людей хоть какое-то вознаграждение за их  му-
ки, верно?
   - Ефим, мне по правде не верится, что это все на самом деле  происхо-
дит со мной.
   - Да, - Ефим усмехнулся, - бывают такие моменты в жизни, когда оказы-
вается, что мечта сбывается. И ты знаешь, у тебя бывало так? Она  сбыва-
ется, и ты сам не веришь, что все это произошло. Ну, - он на секунду за-
думался, - как будто ты шел по полю и нашел золотой слиток. Поднял  его,
смотришь и не можешь поверить, ощупываешь его пальцами,  он  такой  чуть
пористый, с буграми, шершавый, поблескивает, и вот ты держишь его и мед-
ленно начинаешь понимать: "Да, да, это я, и я не сплю, и все это на  са-
мом деле".
   - Ефим, - академик почувствовал подъем, - вы не можете себе  предста-
вить, как я вам благодарен. Я хочу сказать, что в общем-то я  не  привык
брать и не отдавать долги, так что я с большим удовольствием помогу  ва-
шей компании с расчетами. Борис упоминал про какие-то отверстия...
   - Слушай, Слушай! - Ефим начал раздражаться. - Пошли Бориса к  черто-
вой матери. Сопляк паршивый! Он же фашист, ему бы зоной или шарашкой ру-
ководить. Я его терплю только потому, что он делу полезен. Я про что го-
ворю, хочешь помочь делу, я буду рад. Посчитай нам напряжения в деталях.
А вообще я хочу создать научный центр под  твоим  руководством.  Вытащим
твоих ребят, сделаем вначале небольшую лабораторию. Здесь  такое  место,
тысячи компаний, университеты, это центр мировой науки! Ты что  думаешь,
и Стэнфорд так начинался, и Принстон.  Быть  может,  будет  когда-нибудь
университет имени Пусика.
   - Ефим, это было бы замечательно! - академик с некоторым испугом  по-
чувствовал, что разговор с Пусиком начинает напоминать  прекрасный  сон,
после которого просыпаешься ранним утром и медленно, с сожалением  начи-
наешь осознавать, что воздушная призрачная мечта улетает вместе с отсту-
пающим сумраком ночи.
   - Я навел справки. - Ефим зевнул. - О тебе все замечательно отзывают-
ся. А для меня это много значит. Да что там, если  ты  со  своей  мордой
пробился в академики в этой стране, это обо всем само за  себя  говорит.
Даже если вы со своей лабораторией ничего не сделаете, не переживай. Мне
все равно выгодно деньги на исследования списывать с налогов. Так что ты
ничему не мешаешь. Считай, что я перед Богом хочу сделать хорошие  дела.
Договорились?
   - Конечно, Ефим.
   - Вот и прекрасно. А теперь отдыхай. - Он пригласил академика  следо-
вать за ним и провел его в просторную комнату с деревянной террасой, на-
висающей над садом.
   Академик с наслаждением принял душ. Голова гудела, спать не хотелось.
Он погасил свет в комнате. Уличные фонари отблескивали в экране  телеви-
зора, бокалах, стоящих в небольшом шкафу и в оконном стекле. Он вышел на
поскрипывающую деревянную террасу. За ней простирался темный склон горы,
громко пели цикады, и прохладный воздух,  наполненный  ароматом  трав  и
цветения, мягкими волнами спускался по шуршащей листве деревьев. На  го-
ризонте за темными очертаниями холмов раскинулось бесконечное море ярких
и разноцветных огней, переливающихся и мерцающих.
   "Вот оно, буйство жизни, - думал академик, - ведь каждый такой огонек
освещает чей-то дом, жизнь, мысли, мучения и радости, и все  они  вместе
собираются в этот искрящийся водопад, бурлящий и сверкающий в этой ночи.
- Он перевел взгляд на небо. Там, в далекой космической тьме ровным све-
том горели тысячи звезд. -Каждый миг в этой жизни уникален, фотоны, уда-
ряющие сейчас в сетчатку моих глаз были рождены быть может миллиарды лет
назад во время страшных, не поддающихся разуму космических  катастроф  и
все эти годы летели в бесконечной пустоте пространства и вот  сейчас,  в
эти секунды поглощаются в моих нервных клетках. И кто знает, быть может,
свет той же звезды в эти секунды долетает до неизвестной нам планеты, на
поверхности которой живое, разумное существо тоже глядит  вверх,  ощущая
бесконечность и таинственность вселенной..."
   Он глубоко вдохнул ночной ароматный воздух, открыл окно, с  наслажде-
нием лег на хрустящую белую простыню и не заметил, как заснул спокойным,
безмятежным сном.
   Утро было солнечным и прозрачным. Птицы за окном пели  как  сумасшед-
шие, и яркие лучи солнца пробивались сквозь сочную  зеленую  листву  де-
ревьев. Академик открыл глаза. На часах было всего около шести часов ут-
ра. Сейчас, под утренним ласковым солнцем были видны  внизу  бесконечные
ряды больших и маленьких домиков, разбросанных  между  зеленых  аллей  и
парков. Где-то совсем далеко аккуратные ряды строений заканчивались, там
блестело плоское голубое зеркало залива, за которым поднимались высокие,
безжизненные выгоревшие горы. Академик перевел взгляд налево. Там на го-
ризонте тоже виднелись горы, но не безжизненные,  а  наоборот,  покрытые
густым зеленым лесом. С вершин этих гор серебрянными, переливающимися  и
мерцающими под яркими лучами солнца клочьями спускался туман, растекаясь
по горным хребтам и исчезая по мере приближения к зеленой  долине,  рас-
черченной далекими нитками шоссе, по кот