сквозь кольцо.
     Зрители, наблюдавшие этот поединок, разразились дикими восторженными воплями.
     В этом круге лидировал тарн красных - ширококрылая птица, немилосердно подгоняемая стрекалом своего щупловатого, заросшего темной бородой парня, на груди которого поблескивал какой-то золотой медальон. За ним следовали два коричневых гоночных тарна, выступавших один за команду синих, другой - серебряных.
     Вплотную за ними шел Зеленый Убар Мипа, казавшийся ещё крупнее из-за низкорослости своего наездника, едва достававшего ногами до поднятых до предела стремян. Меня поражала эта птица, я знал её возраст, ограниченные силы и то, что она уже много лет не выставлялась на состязания. Перьям её уже не хватало той гладкости и обтекаемости, которыми отличается оперение молодых тарнов, клюв не сверкал ярко-желтым цветом, а приобрел беловато-серый оттенок, дыхание птицы также оставляло желать лучшего, но вот её глаза - черные, дикие, хищные глаза пылали яростью, гордостью и неукротимой жаждой победы. В этом, пожалуй, ни одна другая птица сравниться с ней не могла.
     Беспокоило меня лишь то, выдержит ли её сердце такую нагрузку.
     - Берегись! - крикнул недавний мой подозрительный сопровождающий, и я, резко обернувшись, успел перехватить руку человека, пытавшегося нанести мне в спину удар кинжалом.
     Обрушив на него мощный удар, я перебил ему шейные позвонки и сбросил бездыханное тело к подножию разделительной стены.
     Это был тот самый парень, что доложил Кернусу о моем присутствии и получил от него, очевидно, соответствующие распоряжения.
     Я снова посмотрел на ложу убара, перед ним навытяжку застыл Сафроникус, предводитель таурентинов.
     Рука его лежала на рукояти меча. Даже отсюда мне было видно, как побелели костяшки пальцев Кернуса, крепко вцепившегося в подлокотники кресла.
     Я перенес внимание на гонку.
     Подозрительный парень, окончательно поверивший мне, теперь стал моим главным охранником и, перестав наблюдать за ходом состязаний, обратил всю свою, очевидно, природную настороженность на тех, кто находился рядом с нами.
     Участники заезда в очередной раз, словно сплошная буря из трепещущих крыльев, криков наездников и сверкания стрекал, пронеслись перед нами.
     Ширококрылого тарна за это время успели оттеснить, и гонку возглавлял теперь наездник в голубом одеянии, небольшого роста, несколько суетливый человек, ветеран состязаний, знакомый мне по предыдущим выступлениям. Знал я и его птицу; она имела обыкновение чрезмерно выкладывать силы на промежуточных этапах гонки.
     Я усмехнулся.
     Мип на Зеленом Убаре следовал за ширококрылым тарном, а вторым в заезде оставался наездник серебряных. Он уже несколько ослабил поводья своей птицы, давая ей возможность накопить силы для финального рывка. На шестах оставалось только две деревянные головы тарнов. Я не знал, насколько сильна его птица, однако по равномерным мощным взмахам её крыльев и посадке головы чувствовалось, что она ещё далека от усталости. Тем не менее, ощутив предоставленную ей свободу, она на какое-то едва уловимое мгновение вышла из общего режима полета, и этой её секундной ошибкой тут же воспользовался Мип, проскользнув на своем тарне у неё под самым крылом и немедленно оттеснивший её в сторону.
     Теперь он шел уже вторым, за наездником в голубом одеянии.
     Наездник серебряных моментально вернул птицу в прежнее положение, и Менициус из Порт-Кара, вслед за Мипом пытавшийся повторить его обходной маневр, едва не столкнулся в воздухе с тарном серебряных. Подгоняемые яростными воплями наездников и брызжущими искрами стрекал, птицы обоих соперников отчаянно заработали крыльями, борясь между собой за первенство и ещё больше мешая друг другу.
     Наездник синих, возглавлявший гонку, умелыми маневрами блокировал каждую попытку Мипа первым проскочить через кольцо или обойти его на повороте.
     Чувствовалось, что это мастер своего дела, однако такая стратегия требовала от его птицы повышенного напряжения и затрат сил, и по ритму движения её крыльев и маневренности становилось заметно, что она постепенно начинает уставать. Но ведь заезд можно выиграть и с помощью тактики блокирования действий противника, не позволяя ему себя обогнать. Тем временем борьба между Менициусом из Порт-Кара и наездником серебряных окончилась в пользу последнего.
     Мип снова и снова настойчиво пытался пройти над тарном синих, но его противник ловко направлял свою птицу из стороны в сторону, вынуждая Мипа держаться у неё в хвосте. Внезапно, приучив своего противника ожидать его обходного маневра только сверху, из безопасной для него позиции, Мип резко бросил Зеленого Убара вниз и проскользнул прямо под крылом идущей впереди него птицы, рискуя быть вырванным из седла её мощными когтями. Он до дюйма рассчитал дистанцию и проскочил у птицы буквально между лапами. Его противник, оставшись позади, разразился проклятиями, тут же заглушенными радостным ревом болельщиков стальных.
     - Смотри, - обратился ко мне стоящий спиной к летному полю мой бдительный охранник, показывая на небольшое каменное перекрытие, разделяющее сектора стадиона в сотне ярдов от нас.
     Там стоял таурентин, поднявший свой арбалет и готовившийся выстрелить из него по Мипу, когда тот зайдет на последний поворот у дальнего от нас конца стадиона. Таурентин приложил приклад арбалета к плечу и, тщательно прицелившись, ждал.
     - Не беспокойся, - сказал мой телохранитель и быстро вскинул свое оружие.
     Мип уже подходил к центральному кольцу, когда тугая тетива запела у моего уха и резко выбросила стрелу.
     Черная короткая стрела взвилась в воздух, пролетела над рядами зрительских трибун и вонзилась в хорошо заметную отсюда алую накидку таурентина. Тот судорожно дернулся, застыл на секунду, роняя из рук арбалет, и, медленно наклонившись, полетел с перекрытия вниз.
     Мип оставил центральное кольцо за спиной и продолжал мчаться вперед.
     - Отличный выстрел, - сказал я.
     Мой телохранитель пожал плечами и принялся снова заряжать арбалет, не спуская при этом глаз со зрительских трибун.
     Публика неистовствовала.
     Мип был впереди.
     И тут на ноги вскочили желтые и принялись хором поддерживать своего представителя.
     На молодом, сильном, тренированном тарне лидера Менициус отчаянно пытался догнать Мипа. Расстояние между ними постепенно сокращалось.
     Мип ослабил поводья; за все это время он ни разу не ударил Зеленого Убара разрядами стрекала и лишь подгонял его криками.
     - Давай, старый воин! Давай! - кричал он.
     Тарн Менициуса настигал Зеленого Убара, но тот упорно продолжал лидировать, с каждым взмахом крыльев, казалось, мчась все быстрее и быстрее. И вдруг, к своему ужасу, я увидел, что крылья птицы сбились с ритма, она закричала от боли и стала терять равновесие в воздухе. Мип вцепился в поводья, стараясь удержать её под контролем.
     Менициус пронесся мимо, и, когда он был над ними, я заметил, как он резко выбросил вперед правую руку. В ту же секунду Мип отбросил поводья и, судорожно выгнув спину, принялся шарить по ней рукой, словно стараясь до чего-то добраться. Он едва не выпал из седла, и его начавшее было соскальзывать вниз тело удержали только два соединенных с тарновой упряжью страховочных ремня.
     Я невольно схватил за руку своего телохранителя.
     Тарн синих, а за ним серебряных и красных обогнали медленно кружащую снижающуюся птицу.
     Стоящий рядом арбалетчик поднял оружие.
     - Менициус не доживет до конца этого заезда, - сказал он.
     - Оставь его мне, - ответил я.
     Внезапно Зеленый Убар, словно зараженный энергией проносящихся мимо него птиц, с яростным криком, в котором слились воедино его гнев и боль, рванулся за ними. Мип неловко свесился с седла, с трудом удерживаясь за его луку.
     И вот птица, одержавшая в свое время тысячи побед, привыкшая драться за неё до конца, выровняла свой полет и понеслась по такой знакомой ей воздушной трассе стадиона.
     - Смотри! - воскликнул я. - Мип жив!
     Мип слабеющими руками обхватил птицу за шею и распластался у неё на спине: казалось, он что-то шептал ей на ухо.
     И тут мне даже сложно передать, что я увидел: толпа зрителей ревела, тарны оглашали воздух пронзительными криками, а Зеленый Убар и его наездник Мип, слившись в едином неимоверном усилии, словно вернулись в эти последние мгновения дикой, безумной гонки в дни своей молодости такими, какими знали их тогда бесчисленные поклонники. Зеленый Убар мчался вперед, рассекая воздух, обгоняя ветер; он казался самим олицетворением безудержной, рвущейся силы, энергии, жгучей ярости и воли к победе. Теперь я своими глазами видел того Зеленого Убара, о котором я так много наслышался за это время, легендарного тарна, о котором очевидцы, казалось мне, рассказывали небылицы, величайшего из гоночных тарнов, завоевавшего столько наград, что не снилось бы целой команде, - Тарна-Победителя.
     Когда птица опустилась на финишный насест, зрители не кричали - над трибунами царила полнейшая тишина.
     Вторым приземлился Менициус из Порт-Кара, все ещё не способный поверить, что победу буквально вырвали у него из рук.
     И тут все одновременно, за исключением, пожалуй, только наиболее приближенных к благородному убару города людей, разразились восторженными криками, ревом, воплями, что есть силы ударяя правым кулаком по левому плечу.
     Тарн гордо восседал на финишном насесте, а его наездник Мип с болезненной, мучительной гримасой пытался удержаться в седле.
     Затем птица гордо вскинула голову и, окинув ревущие трибуны взглядом все ещё горящих от возбуждения глаз, издала боевой победный крик тарна.
     И тут же без сил упала с насеста на землю.
     Мы с арбалетчиком опрометью бросились к насесту, слыша у себя за спиной топот сотен ног сорвавшихся с места зрителей.
     Я мечом перерезал удерживающие Мипа в седле кожаные ремни безопасности и снял его с мертвой птицы.
     Затем я вытащил торчащий у него в спине короткий нож. Нож профессионального убийцы, по рукояти которого, извиваясь, пробегала надпись: "Я искал его. И я его нашел".
     Я поднял Мипа на руки. Он открыл глаза.
     - Что с тарном? - едва слышно произнес он.
     - Зеленый Убар мертв, - ответил я.
     Мип закрыл глаза, и между ресниц у него заблестели слезы.
     Он протянул слабеющую руку к тарну, и я уложил его рядом с неподвижным телом птицы. Он обнял за шею мертвое, до последнего дыхания остававшееся ему верным существо и прижался лицом к его серовато-желтому клюву. Плечи его сотрясались от рыданий. Мы отошли в сторону.
     Через некоторое время не отходящий от меня ни на шаг арбалетчик заговорил с Мипом.
     - Это была настоящая победа, - сказал он.
     Мип только плакал.
     - Зеленый Убар, - бормотал он. - Зеленый Убар.
     - Пошлите за медиком, - крикнул один из стоящих рядом.
     Арбалетчик отрицательно покачал головой.
     Мип уже лежал мертвым, склонив голову на шею мертвой птицы, которую он привел к их общей последней победе.
     - Он правил отлично, - заметил я. - Просто не верится, что он был просто тарноводом.
     - Много лет назад, - сказал арбалетчик, - был один наездник на гоночных тарнах. В очередном заезде, пытаясь обойти соперника, он не рассчитал дистанции и был выброшен из седла страшным ударом о верхний край кольца. Затем на него посыпались удары несущихся следом тарнов, и только потом он упал на землю. После этого он ещё выступал один-два раза, не больше. Он начал сомневаться в своем глазомере, чувстве времени. Он стал бояться висящих у него на пути колец и даже самих птиц. Его вера в себя, мастерство, выдержка - все ушло.
     Остался только страх, смертельный страх перед скоростью, гонкой, что, в общем, в его ситуации вполне объяснимо. Больше участия в состязаниях он не принимал.
     - Это Мип? - спросил я.
     - Да, - ответил арбалетчик. - Было бы неплохо, если бы ты понял, какая смелость от него потребовалась на сегодняшнем выступлении.
     - Он управлял отлично, - сказал я.
     - Да, я видел, - подтвердил стоящий рядом человек из команды стальных. - Он не боялся. В том, как он управлял тарном, не было ни намека на страх. Только уверенность, выдержка и мастерство.
     - И гордость, - добавил его сосед.
     - Да, и гордость, - согласился стальной.
     - Сегодняшнее его выступление, - подхватил другой, - напомнило мне того Мипа, каким он был прежде. И правил он так же великолепно. Это был его лучший заезд.
     Собравшиеся вокруг выражали согласие.
     - Значит, он хорошо известен как наездник? - спросил я.
     Люди посмотрели на меня с удивлением.
     - Он был величайшим из наездников, - сказал арбалетчик, печально глядя на маленькую, неподвижную фигуру Мипа, даже после смерти продолжавшего обнимать за шею своего тарна. - Величайший.
     - Разве ты его не знал? - спросил один из стоящих рядом.
     - Для меня он был просто Мип, - ответил я. - Я знал его только под этим именем.
     - Ну так узнай теперь его настоящее имя, - сказал арбалетчик. - Это был Мелиполус с Коса.
     Я обомлел. Мелиполус с Коса стал живой легендой Ара и сотен других городов, где он участвовал в состязаниях.
     - Мелиполус с Коса, - задумчиво повторил арбалетчик - Они с Зеленым Убаром погибли победителями, - сказал один из собравшихся.
     Прозвучали два удара судейского гонга, оповещавшего о начале подготовки к девятому заезду - заезду на приз убара.
     Я подобрал короткий нож, оборвавший жизнь Мипа, и заткнул его под ремень.
     Платформы с усаженными на них тарнами уже двигались к стартовым насестам. Подсобные рабочие разбежались по своим местам.
     Я поднял на руки тело Мипа и передал его одному из стальных. Зеленого Убара погрузили на платформу и вывезли с поля.
     Зрители снова рассаживались по местам. Амфитеатр пестрел разноцветьем кастовых одеяний. Наездники устраивались в седлах, застегивая на дисковые замки ремни безопасности. По рядам сновали торговцы с лотками, торопясь воспользоваться затишьем между заездами. Небо было ясным и чистым, солнце светило во всю мощь - лучшей погоды для состязаний не придумаешь.
     На громадной висящей на разделительной стене доске, предназначенной для вывешивания результатов состязаний, напротив графы восьмого заезда победителем значился Зеленый Убар и его наездник - Мелиполус с Коса. Уже много лет эта пара не украшала списки победителей состязаний.
     Менициус из команды желтых, конечно, тоже будет участвовать в девятом заезде. Его тарн Черная Стрела был действительно одним из лучших на всем тарновом дворе стадиона; выносливый и быстрый, он вполне оправдывал свое имя. Темно-красное оперение его правого крыла было обесцвечено и выглядело седым, опаленное несколько лет назад, как мне рассказали, кислотой одним из наездников серебряных. Хорошая птица, достойная уважения. Но я надеялся, что Убар Небес, которого я занес в списки участвующих в заезде от команды стальных, сумеет его одолеть.
     Основное соперничество на этом этапе состязаний разгорелось между желтыми и стальными. Девятый заезд - заезд на приз убара - был не просто почетным, но и во многих отношениях решающим: по нему определялся победитель не только сегодняшнего дня состязаний, но и всего сезона, поскольку он знаменовал собой завершение Праздника Любви и закрытие спортивного сезона.
     Я посмотрел на ложи убара и верховного служителя посвященных - Комплициуса Серенуса. Обе они были украшены в цвета группировки зеленых. Интересно, знает ли уже Кернус о том, что произошло на Стадионе Клинков? Сейчас бунт наверняка уже выплеснулся на улицы.
     Я подошел к деревянному информационному табло, на котором люди из обслуживающего персонала стадиона набирали из отдельных букв имена участников заезда.
     - Поставь сюда и имя Гладиуса с Коса, - сказал я.
     Служитель кивнул и начал быстро набирать мое имя.
     Зрители заревели от удовольствия. Я заметил, что люди возле столов тотализатора стали о чем-то торопливо совещаться. Ставки начали резко подниматься. Я услышал третий удар судейского гота, птиц пора было выводить на старт.
     Менициус уже был возле старта, стоя у платформы, на которой возвышалась дрожащая от нетерпения под надетым на неё кожаным колпаком Черная Стрела - замечательная темно-красная птица, настоящий король на тарновом дворе желтых.
     Вокруг платформы Менициуса из Порт-Кара стояла охрана из таурентинов.
     Я приблизился к ним, но не сделал попытки пройти сквозь их ряды. Менициус с побледневшим, напряженным лицом устраивался в седле.
     - Гладиус с Коса хотел бы побеседовать с Менициусом из Порт-Кара до начала заезда, - обратился я к нему.
     Он не ответил.
     - Отойди отсюда! - резким тоном приказал командир отряда таурентинов.
     - Менициус из Порт-Кара был в Ко-Ро-Ба в прошлом году в ен'варе? - не обращая на него внимания, продолжал я.
     Руки Менициуса, сжимающие уздечку, побелели от напряжения.
     Я вытащил из-за пояса короткий нож и показал ему.
     - Он припоминает воина из Тентиса? - спросил я.
     - Я не знаю, о чем ты говоришь, - огрызнулся Менициус.
     - О, может, он его и не припоминает, - говорил я, - поскольку, как я подозреваю, он видел его только со спины.
     - Уберите его отсюда! - закричал Менициус.
     - Обрывок зеленой повязки вполне можно было оставить за день, а то и за час до этого. Надо признать, Менициус из Порт-Кара отлично владеет ножом убийцы. Бросок, несомненно, был произведен со спины маленького быстрокрылого гоночного тарна, очень маневренного и великолепно подходящего для полета под мостами.
     - Ты сумасшедший! - завопил Менициус. - Убейте его!
     - Первого, кто двинется с места, - прозвучал у меня над ухом суровый голос моего телохранителя-арбалетчика, - моя стрела прошьет насквозь.
     Никто из таурентинов не пошевелился.
     Подсобный рабочий снял с головы Черной Стрелы, тарна желтых, кожаный колпак. Птица расправила перья и гордо подняла голову.
     Отличный экземпляр, ничего не скажешь.
     Мой собственный тарн на платформе у четвертого стартового насеста был уже без колпака.
     Зрители, как обычно, бурно реагировали на появление птиц у стартовых площадок, восхищаясь их крупными головами, мощными и крепкими, как меч, клювами, гордо выпяченной грудью и горящими черными глазами. Один из подсобных рабочих стальных отомкнул замок и снял с ноги моей птицы удерживающую её цепь. Птица, почувствовав свободу, переступила с лапы на лапу, глубоко вонзая когти в деревянную поверхность платформы, сделала пару широких взмахов крыльями, разминая их, и, высоко запрокинув голову, издала пронзительный, дикий крик. Думаю, у многих из присутствующих на трибунах, несмотря на жаркий летний день, от этого воинственного крика-вызова мороз пробежал по коже; и не было, наверное, ни одного, кто не почувствовал бы себя слабым и беззащитным перед гордой, грозной, хищной фигурой моего черного тарна, моего Убара Небес.
     - Пора в седло, - заметил мой неразлучный арбалетчик, и я поспешил к стартовой платформе.
     Как мне сейчас не хватало Мипа с его дружеским советом, всегда верным наставлением; Мипа, неизменно провожавшего меня во все предыдущие заезды, проверявшего напоследок крепление тарновой сбруи и напутствовавшего меня добрыми пожеланиями. Мне снова во всех деталях вспомнились его выступление, его победа, его гибель.
     Я посмотрел на Менициуса, тот упорно не желал встречаться со мной взглядом.
     Я заметил, что ему протянули ещё один нож, какой обычно используют наездники. В правой руке он наготове держал стрекало. На луке седла у него я, к своему немалому удивлению, увидел свернутый в несколько петель хлыстовой нож, который так распространен в Порт-Каре: длинный хлыст, в конечной части которого из единого узла расходятся пять длинных, восемнадцатидюймовых ремней, оканчивающихся в свою очередь четырьмя вделанными в них тонкими, узкими стальными лезвиями. Существует довольно много разновидностей хлыстового ножа, от тех, что имеют на ременных кольцах довольно длинные, дюймов по семь-восемь, обоюдоострые лезвия, до т