ить встревоженных гигантов.
     Татрикс надменно обратилась к Дорне и Торну:
     - Почему здесь так мало моих солдат?
     - Нас вполне достаточно, - ответил Торн.
     Татрикс посмотрела вдаль в сторону города.
     - Сейчас из ворот должны выходить толпы радостных горожан.
     Ни Дорна Гордая, ни Торн не ответили ей.
     Татрикс подошла ко мне с царственным величием, несмотря на изодранную мантию. Она показала рукой на Тарну.
     - Воин, если ты задержишься тут, то увидишь толпы людей, которые будут радостно приветствовать меня.
     Послышался голос Дорны:
     - Я думаю, что ты ошибаешься, обожаемая татрикс.
     Лара удивленно повернулась.
     - Почему?
     - Потому, - ответила Дорна, и я был уверен, что она улыбается под маской, - потому что ты не вернешься в Тарну.
     Татрикс стояла в полной растерянности, как будто пораженная громом.
     Один из воинов вскочил в седло тарна, к ноге которого я был прикован. Он натянул поводья и тарн взлетел. Я болтался в воздухе. Боль раздирала все мое тело. Я увидел, что белая колонна и фигуры на ней удаляются от меня.
     Там оставались два воина, женщина в серебряной маске и одетая в золотую мантию татрикс Тарны.

17. ШАХТЫ ТАРНЫ

     Помещение было узким, длинным и с низким потолком, в длину около сотни футов, а в высоту и ширину около четырех. Дымные лампы горели в руках. Я не знал, сколько таких камер в подземных шахтах Тарны. Длинный ряд рабов, скованных вместе, входил сюда, располагаясь по всей длине, и когда вошел последний, то захлопнулась стальная дверь с отверстиями для наблюдений. Я услышал скрип задвигаемых засовов.
     Здесь было темно. На полу стояла вода, которая стекала со стен и капала с потолка. Воздух сюда проникал через маленькие отверстия, диаметром не более одного дюйма, которые располагались на расстоянии двадцати футов друг от друга. В центре стены виднелось отверстие диаметром в два фута.
     Андреас, который был прикован рядом со мной, сказал:
     - Через эту дыру камера затопляется водой.
     Я кивнул и прислонился спиной к сырой каменной стене. Интересно, сколько раз эта подземная камера затапливалась водой вместе с теми несчастными рабами, которые здесь находились? Я уже не удивлялся, что в шахтах Тарны царит такая полная покорность. Ведь всего месяц назад всех рабов в соседней камере затопили из-за непокорности одного из них. Я уже не удивлялся тому, что рабы с ужасом думают о всякой попытке сопротивления. Они сами готовы задушить любого, кто выскажет мысль о восстании. Ведь тогда все они погибнут ужасной смертью. Система шахт была сделана так, что можно было затопить сразу все камеры. Мне говорили, что так однажды уже было. И после этого много недель пришлось откачивать воду и вылавливать трупы.
     Андреас сказал мне:
     - Для тех, кому жизнь не дорога, здешних удобств вполне достаточно.
     Я согласился с ним.
     Он сунул луковицу и кусок хлеба мне в руку:
     - Возьми.
     - Спасибо, - ответил я и с жадностью принялся за еду.
     - Тебе придется научиться жить как мы, - сказал он.
     Перед тем, как завести нас в камеру, надсмотрщик бросил нам хлеб и овощи. Рабы дрались между собой, кусаясь и царапаясь. Каждый старался ухватить кусок побольше, вырывая друг у друга еду... Эта сцена вызвала у меня отвращение. Я не полез в драку, хотя цепи, связывающие меня с остальными, потащили меня в самую гущу. Но я понимал, что мне придется научиться всему этому, так как у меня не было желания умереть.
     Я улыбнулся про себя, думая, почему мы все здесь так цепляемся за свою жизнь, так стремимся остаться в живых? Этот вопрос сам по себе довольно глуп, но здесь, в шахтах Тарны, он не оказался таковым.
     - Нам нужно думать о побеге, - сказал я.
     - Тихо! Идиот! - пропищал откуда-то издали. Это был Ост из Тарны, который как и я, был осужден на работу в шахтах.
     Он ненавидел меня, считая, что из-за меня оказался здесь. Мы вместе добывали руду в штольне, и дважды он украл то, что добыл я. За это меня избивал кнутом надсмотрщик, как не выполнившего дневную норму. Те рабы, что сидели на одной цепи с невыполнившим норму, лишались в этот день пищи. Если норма не выполнялась три дня подряд, то всех рабов загоняли в камеру и открывали шлюзы, затопляя ее. Многие рабы с неудовольствием смотрели на меня. Ведь одновременно с моим появлением повысилась их дневная норма. Правда, сам я считал, что это всего лишь совпадение.
     - Я сообщу, что ты готовишь побег, - прошипел Ост.
     В слабом свете ламп, горящих в углах камеры, я увидел, как могучий коренастый человек, прикованный рядом с Остом, накинул на его шею тяжелую цепь. Цепь натянулась и Ост тщетно пытался сбросить ее. Глаза его выкатились из орбит.
     - Ты больше ни о ком ничего не скажешь, - сказал человек, и я сразу узнал могучего Корна из касты Кузнецов, которого я отказался убить на арене. Ост дергался в конвульсиях.
     - Не убивай его, - сказал я Корну.
     - Как хочешь, воин, - ответил Корн и сдернул цепь с горла Оста. Тот сразу упал на сырой пол, держась руками за горло и хрипло втягивая воздух.
     - У тебя, кажется, есть друг, - сказал Андреас.
     Зазвенев цепями, Корн растянулся на полу и вскоре храп возвестил, что он уснул.
     - Где Линна? - спросил я у Андреаса.
     Его голос сразу стал печальным.
     - Где-то на Фермах, я потерял ее.
     - Мы все потеряли многое, - сказал я.
     В камере мало кто разговаривал. Говорить было не о чем, да и усталость после изнурительной работы не располагала к беседе. Я сидел, прислонившись спиной к сырой стене, и слушал дыхание спящих.
     Я был далеко от Сардарских гор, от Царствующих Жрецов, потерял свой город, любимую Талену, отца и друзей. Ни один камень не лежит рядом с другим. Эта загадка жестоких Царствующих Жрецов останется тайной, а я умру, рано или поздно, под кнутом надсмотрщика или от голода, а может задохнусь в воде. Эта преисподняя - шахты Тарны - будет моей могилой.
     Здесь, наверное, сотни таких шахт и везде работают скованные рабы. Эти шахты паутиной пронизывают толщу богатой рудой земли. А руда эта - основа благополучия Тарны. Во многих тоннелях человек не может выпрямиться в полный рост. Рабы работают на четвереньках, руки и ноги постоянно покрыты ранами и кровоточат. На шее у каждого висит мешок, куда он собирает руду. Затем руда вывозится наверх с помощью тележки. Во всех тоннелях шахт царит вечный мрак, только кое-где коптят маленькие лампы.
     Рабочий день в шахтах длится 16 горийских часов - это примерно восемь земных. Рабы никогда не выходя на поверхность, и тот, кто спустился в эти холодные подземелья, больше никогда не увидит солнца. В жалком существовании рабов есть одно светлое пятно - раз в год, в день рождения татрикс, им дают медовый пирожок и чашку плохого кал-да.
     Мой сосед, который казался живым скелетом, хвастался, что уже три раза пил в шахтах кал-да. Но таких счастливцев было совсем немного. Продолжительность жизни рабов в шахтах, если они прежде не погибали от кнута надсмотрщика, составляла от шести месяцев до одного года.
     Вскоре я понял, что мой взгляд прикован к зловещему круглому отверстию.
     Утром, хотя я понял, что наступило утро только по ругательствам надсмотрщиков, щелканию кнутов, звону цепей и крикам рабов, я со своими товарищами вышел из длинной камеры в прямоугольную, которая была соседней с нашей.
     Здесь уже была приготовлена пища.
     Рабы бросились к ней, но тут же были отогнаны кнутами. Еще не было приказа приступать к еде.
     Старший раб, который командовал теми, кто был с ними на одной цепи, наслаждался своей властью. Хотя он, как и все остальные, давно уже не видел солнца, но ему был доверен кнут и он был убаром этого мрачного подземелья. Рабы замерли. Все глаза были устремлена на жалкую пищу. Они ждали сигнала.
     В глазах старшего было нескрываемое удовольствие. Он наслаждался страданиями своих товарищей, тем страхом, который вызывал в них поднятый кнут.
     Кнут щелкнул.
     - Ешьте! - крикнул старший раб.
     Рабы бросились вперед.
     - Стойте! - услышал я свой голос.
     Некоторый рабы рванулись вперед и упали, когда их остановила цепь, так как многие остановились и повернули ко мне испуганные пустые лица.
     - Ешьте! - снова щелкнул кнутом старший.
     - Нет, - сказал я.
     Толпа рабов стояла в нерешительности.
     Ост пытался броситься к еде, но он был прикован к Корну, который стоял, как скала, и не двигался с места. Старший приблизился ко мне. Семь раз кнут опустился на меня. Но я не шелохнулся.
     Затем я сказал:
     - Не вздумай ударить меня еще раз.
     Он отошел, опустив руку с кнутом, так как понял, что его жизнь в опасности. Ведь его не ждет ничего хорошего, когда моя цепь захлестнет его горло, даже если после этого шахта будет затоплена.
     Я повернулся к рабам:
     - Вы не звери, - сказал я, - вы - люди.
     Затем я подвел их к пище.
     - Ост, - сказал я, - распредели пищу.
     Ост жадно протянул руки и сразу же набил рот хлебом.
     И тут же получил сильнейший удар Корна, от которого вся еда выскочила у него изо рта.
     - Распредели еду, - сказал Корн.
     - Мы выбираем тебя, - сказал Андреас, - потому что всем известна твоя честность.
     Все рабочие расхохотались.
     Злой и перепуганный Ост под суровым взглядом старшего раба распределил всю еду на равные порции.
     Свой кусок хлеба я разделил на две части, одну из которых оставил себе, а другую отдал Осту.
     - Ешь, - сказал я.
     Глаза у Оста бегали, как у урта. Он схватил хлеб и тут же проглотил его.
     - За это всех нас утопят, - сказал он.
     Андреас усмехнулся.
     - Лично для меня большая честь умереть в компании с Остом.
     И снова все расхохотались, причем мне показалось, что улыбнулся даже сам Ост.
     Старший раб наблюдал, как мы шли по тоннелям к месту работы. Его кнут бездействовал. Он смотрел на нас, а один раб из касты крестьян затянул песню, к которой присоединились и остальные.
     В этот день норма была выполнена легко, как и на следующий тоже.

18. МЫ НА ОДНОЙ ЦЕПИ

     Иногда до нас доходили кое-какие вести с поверхности. Все новости приносили рабы, которые доставляли нам пищу. Эти рабы приходили к центральному стволу. Все шахты Тарны сообщались с центральным стволом, который выходил на поверхность. Через него в шахты поступала пища и все материалы. Правда, питьевая вода не доставлялась с поверхности. Здесь внизу ее было более чем достаточно. Все рабы спускались в шахты по центральному стволу, но поднимались по нему только мертвые.
     Новости, приносимые этими рабами, передавались от шахты к шахте, пока не достигали нашей, которая была самой глубокой.
     В Тарне появилась новая татрикс.
     - Кто она? - спросил я.
     - Дорна Гордая, - сказал раб, выкладывая пищу.
     - А что случилось с Ларой?
     Он рассмеялся.
     - Ты что, сам не знаешь? - воскликнул он.
     - Откуда же мне знать здесь, внизу?
     - Ее похитили.
     - Что?
     - Да, похитил один тарнсмен.
     - Как его звали?
     - Тэрл, - сказал он и снизил голос до шепота, - Тэрл из Ко-Ро-Ба.
     Я онемел от изумления.
     - Он преступник, который выжил на Арене Развлечений.
     - Я знаю.
     - Его должен был убить тарн, прикованный к брусу. Но Тэрл освободил тарна, сел на него и улетел. - Раб отложил в сторону корзину с едой, глаза его блестели от возбуждения, он даже хлопнул себя по ляжкам. - Но затем он вернулся и тарн схватил татрикс и унес ее, как табука! - Он расхохотался и к его смеху присоединились другие рабы, прикованные ко мне. И, благодаря этому хохоту, я наконец осознал, что же произошло.
     Но я не смеялся.
     - А как же Колонна Обмена? Разве татрикс не доставили на Колонну Обмена и не освободили?
     - Все думали, что так и будет, но видимо тарнсмен хотел именно ее, а не богатства Тарны.
     - Вот это мужчина, - воскликнул один из рабов.
     - Может, она прекрасна, - сказал другой.
     - Ее так и не обменяли, - спросил я изумленно.
     - Нет. Два самых знатных жителя Тарны прибыли на Колонну Обмена - Дорна Гордая и капитан Торн, но татрикс не вернулась. Тут же выслали погоню, прочесали все окрестности, но безуспешно. Дорна Гордая и капитан Торн нашли только ее изодранную мантию и золотую маску. - Раб сел на камень. - И теперь эту маску носит Дорна.
     - И тебя не интересует судьба Лары, которая была татрикс?
     Раб рассмеялся и к его хохоту присоединились остальные.
     - Мы знаем, - сказал он сквозь смех, - что она больше не носит золотую мантию.
     - Теперь, - добавил другой раб, - на ней более подходящая одежда.
     - Да, - воскликнул первый, хлопая себя по ляжкам - прозрачный шелк!
     От избытка чувств он даже повалился на землю.
     - Ты только представь, - хохотал он, - Лара - татрикс Тарны, и в прозрачном шелке!
     Все хохотали, кроме меня и Андреаса из Тора, который смотрел на меня вопросительным взглядом. Я улыбнулся ему и пожал плечами. Мне не хотелось отвечать на его вопрос.
     Понемногу я восстанавливал чувство собственного достоинства в своих товарищах. Все началось с распределения пищи. Затем я приучил разговаривать между собой и называть друг друга по именам. Хотя они были из разных городов, следовательно врагами, теперь находились на одной цепи и им пришлось мириться друг с другом.
     Когда один болел, другие наполняли его мешок. Когда кто-нибудь был избит кнутом, другие подавали ему воду, чтобы смочить раны, так как цепь не позволяла ему самому подойти к воде. И постепенно все они осознали, что находятся на одной цепи, что у всех общая судьба. Теперь они уже не были безымянными тенями в темной сырости шахты, только Ост оставался самим собой и постоянно боялся затопления камеры.
     Мы работали очень хорошо, все время выполняя норму, даже когда ее снова повысили. Иногда во время работы мы пели и эти звуки грозно разносили по тоннелям. Надсмотрщики удивлялись и стали нас бояться.
     Новости быстро распространялись по шахтам, и вскоре все заговорили о справедливом распределении пищи, о помощи друг другу, о том, что люди во время работы поют. И все это происходит в самой глубокой шахте.
     Время шло, и я узнал от рабов, разносящих пищу, что мои нововведения распространились по всем шахтам. Я понял, что в людях возродилось чувство собственного достоинства и даже здесь, глубоко под землей в шахтах Тарны, где собрались самые жалкие люди, они стали смотреть друг на друга как на людей, на товарищей.
     Я решил, что пришло время действовать.
     И этим же вечером, когда нас согнали в камеру и закрыли стальные двери, я заговорил с рабами.
     - Кто из вас хочет стать свободным?
     - Я, - сказал Андреас.
     - И я, - добавил Корн.
     - И я... И я, - закричали остальные. И только Ост молчал. Наконец он пробормотал:
     - Это преступление...
     - У меня есть план, - сказал я, но он требует мужества. И мы все можем погибнуть.
     - Отсюда нет пути, - сказал Андреас.
     - Сначала, - сказал я, - нужно, чтобы нашу камеру затопили.
     Ост вскрикнул от ужаса, но сильная рука Корна стукнула его по затылку и он сразу затих.
     - Тихо, змея, - сказал Корн и так швырнул заговорщика, что тот пролетел через всю камеру и стукнулся о стену.
     Крик Оста показал мне, что он расскажет обо всем и камеру обязательно затопят. Этого я и добивался.
     - Завтра ночью, - сказал я, глядя на Оста, - мы попытаемся бежать.
     На следующий день, как я и предполагал, Ост повредил ногу. Он стонал так жалобно, что надсмотрщик освободил его от цепи и куда-то поволок. Это было весьма необычное милосердие со стороны охраны, но я видел, как Ост дал тому знак, что хочет сообщить нечто важное.
     - Нужно было убить его, - сказал Корн.
     - Нет, - ответил я.
     Корн недоумевающе посмотрел на меня и пожал плечами.
     В этот вечер рабов, принесших пищу, сопровождали воины.
     Ост не вернулся.
     - Его нога требует лечения, - сказал надсмотрщик, закрывая дверь в нашу камеру.
     Когда стальная дверь захлопнулась и закрылись затворы, то мы услышали его смех.
     - Сегодня ночью, - сказал Андреас, - камера будет затоплена.
     - Да, - сказал я и все с изумлением посмотрели на меня.
     Я крикнул тем, что стояли в дальнем конце камеры:
     - Принесите лампу!
     Я взял лампу и, сопровождаемый несколькими рабами, пошел к круглому отверстию, через которое вскоре должна была хлынуть вода. Ствол был заделан железной решеткой. Откуда-то сверху донесся скрип открываемого клапана.
     - Поднимите меня, - крикнул я и тут же, поддерживаемый плечами Андреаса и другого раба, забрался в ствол. Стенки его были скользкими и влажными. Руки мои проскальзывали.
     Цепи мешали мне добраться до решетки.
     Я выругался.
     И тут я резко стал подниматься вверх. Это другие рабы поняли мой замысел. Они поднимали меня все выше и выше.
     И вот наконец мои руки коснулись решетки.
     - Я схватил ее, - крикнул я, - тащите меня!
     Андреас и другой раб упали вниз и цепи резко натянулись.
     - Тащите! - крикнул я. - Сотни рабов начали тянуть за цепи. Мои руки, вцепившись в решетку, стали кровоточить, кровь падала мне на лицо. Но я не разжимал пальцы. - Тяните сильнее! - крикнул я.
     По стенам сверху потекла вода.
     Клапан уже открывался.
     - Тяните же! - кричал я.
     И тут решетка не выдержала и я под скрежет металла и звон цепей рухнул на пол.
     Сверху уже лился поток воды.
     - Первый в цепи! - крикнул я.
     Маленький человек проскользнул между остальными и встал передо мной.
     - Ты должен взобраться, - сказал я.
     - Как? - спросил он в замешательстве.
     - Упирайся спиной и ногами в стенки трубы.
     - Я не смогу.
     - Ты сможешь.
     И вместе с остальными рабами я поднял его и всунул в трубу.
     Мы слышали звон его цепей, кряхтение и сопение, пока он дюйм за дюймом поднимался наверх.
     - Мне не удержаться, - крикнул он и упал на каменный пол, всхлипывая.
     - Еще раз, - приказал я.
     - Я не смогу, - истерически крикнул он.
     Я схватил его за плечи и встряхнул.
     - Ты же из Тарны, покажи нам, на что ты способен.
     Это пробудило в нем гордость.
     Мы снова подняли его в ствол.
     Затем вслед за ним полез второй в цепи, за ним третий. Поток воды из трубы уже был толщиной с мою руку. Уровень воды в камере поднялся до колен.
     Первый человек в цепи поднялся уже высоко. Второй, звеня цепями, следовал за ним. Его поддерживал третий, который стоял на спине четвертого. Подъем продолжался.
     Когда поскользнулся второй человек, увлекая за собой первого, его удержали третий и четвертый, которые лезли за ним. И снова стали карабкаться дальше, а за ним тянулись остальные.
     Вода уже поднялась до уровня в два фута над полом, когда я полез за Андреасом в тоннель. Корн был четвертый за мной.
     Вскоре я, Андреас и Корн уже были в стволе. Но что будет с теми несчастными, что были прикованы после нас?
     Я посмотрел на длинную цепь рабов, что упрямо лезли все выше и выше.
     - Быстрее! - крикнул я.
     Поток воды обрушился на нас, как водопад, мешая нашему продвижению.
     - Быстрее! Быстрее! - донесся снизу испуганный голос.
     Тот кто поднимался первым вдруг услышал грохот падающей воды. Он в ужасе крикнул:
     - Мы погибли!
     - Держитесь! - крикнул я. - Вытащите последнего человека из камеры. Пусть там никого не останется.
     Но мои слова утонули в грохоте воды, которая обрушилась на меня, как могучий кулак. Она хлынула вниз по стволу. Многие потеряли опору и повисли на цепях. Дышать, смотреть и, тем более, двигаться, было невозможно.
     Но этот водопад прекратился так внезапно, как и начался. Должно быть, тот, кто управлял клапаном, решил проявить милосердие к тем, кому суждено было погибнуть, и облегчить их страдания. А может, у него просто лопнуло терпение и он решил закончить все побыстрее.
     Я перевел дыхание, откинул со лба мокрые волосы и вгляделся во тьму тоннеля.
     - Вперед! - крикнул я.
     И уже через пару