эти восхитительные создания были обучены доставлять максимум удовольствия своему господину. Здесь были восхитительные блондинки из Тентиса, темнокожие девушки с волосами до колен из города Тора, огненно-рыжие девушки из Порт-Кара и даже из самого Ара. Я думал, все ли они рождены в рабстве или же были когда-то свободными.
     Я проходил мимо них, смотрел им в глаза, слышал слова "Купи, господин!" - и спрашивал себя, почему я хочу купить и освободить именно ту, а не какую-нибудь из этих девушек. Неужели эти восхитительные создания, на каждой их которых уже виднелось клеймо, были хуже, чем та, которая чем-то тронуло мое сердце?
     - Нет, - сказал я Тарго, - я не куплю этих.
     К моему удивлению, по ряду девушек пронесся вздох разочарования. Две рабыни даже заплакали, спрятав лица в ладони. Я старался не смотреть в их сторону.
     Мне стало ясно, что сидеть на цепи - огромное горе для этих кипящих жизнью девушек. Их клеймо обрекает их на то, что они станут собственностью какого-то чужого мужчины, который приведет их к себе, оденет ошейник со своим именем и они должны будут выполнять все его желания всю жизнь. Но все же то было лучше, чем скованные холодной сталью ноги.
     Когда они просили меня купить их, то это была не просто ритуальная фраза, они действительно хотели, чтобы их купили и отцепили от ненавистной цепи Тарго.
     Торговец вздохнул с облегчением. Схватив меня за локоть, он снова привел меня к дереву, у которого сидела прикованная блондинка.
     Я посмотрел на нее и спросил себя: почему именно она, а не другая? Какое мне дело до того, что ее бедра коснется раскаленное железо? Мне пришло в голову, что просто этот обычай оскорбляет меня и таким образом я пытаюсь протестовать против него. Но ведь это ни к чему не приведет. Обычай как был, так и останется после того, как я из-за своей глупой сентиментальности освобожу одну девушку. Она, конечно не пойдет со мной в Сардарские Горы и падет жертвой хищников или снова попадет на цепь работорговца, когда я оставлю ее без защиты. Да, все это выглядело глупо.
     - Я раздумал покупать ее, - сказал я.
     И вдруг голова девушки поднялась и она посмотрела мне в глаза, пытаясь улыбнуться. Голос ее был тихий, но слова вполне разборчивы:
     - Купи меня, господин.
     - Ого! - воскликнул помощник торговца и даже сам Тарго раскрыл от удивления рот.
     Я посмотрел на нее. Впервые девушка произнесла эту фразу. Я видел ее исключительную красоту, ее молящие глаза, и все мои разумные доводы рассыпались в прах, снова чувства взяли верх над разумом.
     - Возьми ножны, - сказал я, - я покупаю ее.
     - И шлем, - быстро добавил Тарго.
     - Согласен, - сказал я.
     Он схватил ножны, и по алчно вспыхнувшим глазам было ясно, что он считает, что здорово обдурил меня. Я улыбнулся про себя. В том, что меня обманули, я был сам виноват - надо было узнать цену камням.
     Глаза девушки смотрели на меня. Они казалось, хотели узнать, какая судьба ждет ее. Ведь теперь это зависело целиком от меня - я стал ее господином.
     Странный и жестокий мир Гора! Шесть маленьких зеленых камней, весом примерно в две унции, и помятый шлем - такова цена человека!
     Тарго и помощник зашли в палатку за ключом от цепей девушки.
     - Как тебя зовут, - спросил я.
     - Рабы не имеют имен. Ты можешь называть меня, как пожелаешь.
     По давним обычаям Гора, у рабов, как и людей вне закона, нет имен, как нет имен у домашних животных на Земле. С точки зрения жителей Гора, самое страшное для человека - потерять имя, которое дано ему от рождения. Он живет с ним и оно является его неотъемлемой частью. Потерять имя - значит потерять себя.
     - Мне кажется, что ты не рабыня с рождения, - сказал я.
     Она улыбнулась и, покачав головой, ответила:
     - Конечно нет.
     - Мне бы хотелось называть тебя тем именем, которое ты получила при рождении.
     - Ты очень добр.
     - Как тебя звали, когда ты была свободной?
     - Лара, - сказала она.
     - Лара?
     - Да, воин, - ответила она, - ты не узнаешь меня? Я была татрикс Тарны.

22. ЖЕЛТЫЕ ШНУРЫ

     Когда девушку расковали, я поднял ее на руки и отнес в указанную мне палатку.
     Здесь мы должны ждать, пока будет готов ошейник.
     Пол палатки был покрыт толстым пушистым ковром, стены украшены цветным шелком. Палатку освещали три медные лампы, подвешенные на цепях. По ковру были разбросаны подушки, у стены стояла тахта.
     Я аккуратно опустил девушку.
     - Ты сперва надругаешься надо мной?
     - Нет.
     Тогда опустилась на колени, положила голову на ковер и откинула волосы, обнажив шею.
     - Бей!
     Я поднял ее.
     - Разве ты купил меня не для того, чтобы уничтожить? - в замешательстве спросила она.
     - Нет, - ответил я, - а почему ты попросила, чтобы я купил тебя?
     - Я думала, что ты хочешь меня прикончить, разве не так?
     - Почему ты хочешь умереть? - спросил я.
     - Я была татрикс Тарны, - сказала она, опустив глаза, - и не хочу умереть в рабстве.
     - Я не убью тебя.
     - Дай мне свой меч, воин, я сама брошусь на него.
     - Нет.
     - Благородный воин не хочет пачкать свой меч кровью женщины?
     - Ты молода, прекрасна и должна жить. Выбрось Города Праха из своей головы.
     Она с горечью рассмеялась.
     - Зачем ты купил меня? Разве ты не хочешь утолить жажду мести? Разве ты забыл, что я надела на тебя ярмо, била кнутом, отправила в Дом Развлечений, где отдала на растерзание тарну? Разве ты забыл, как я предала тебя и отправила в шахты?
     - Нет, - сказал я, - я не забыл.
     - И я тоже, - гордо сказала она, давая понять, что не просит пощады и снисхождения.
     И она отважно стояла передо мной, такая беспомощная, полностью в моей власти, как если бы она стояла перед диким тарном в горах Вольтан. Для нее было важно умереть с достоинством. Я восхищался ею и думал, что она прекрасна в своей беспомощности. Однако губы ее слегка дрожали, хотя она и прикусила их, чтобы я не видел. Капли крови выступили на нижней губе. Я тряхнул головой, отгоняя вспыхнувшее желание снять их с ее губ поцелуем.
     Вместо этого я просто сказал:
     - Я не желаю тебе зла.
     Она посмотрела на меня недоумевающе.
     - Зачем ты купил меня?
     - Чтобы освободить.
     - Но ты же не знал, что я бывшая татрикс?
     - Нет.
     - Но теперь ты знаешь. Что ты со мной сделаешь? Сваришь меня живьем? Бросишь меня в болото? Отдашь на съедение тарну? Или посадишь как приманку в ловушку для слинов?
     Я рассмеялся, и она в замешательстве посмотрела на меня.
     - Ну, так что же? - спросила она.
     - Ты дала мне много пищи для размышлений, - ответил я.
     - Что же ты со мной все-таки сделаешь?
     - Я просто освобожу тебя.
     Она отшатнулась назад. В ее голубых глазах застыло удивление, которое сменилось слезами. Плечи затряслись от рыданий.
     Я обнял ее и, к моему удивлению та, что носила золотую маску татрикс Тарны, припала к моей груди и зарыдала.
     - Нет, - всхлипывала она, - теперь я имею ценность только в качестве рабыни.
     - Это неправда. Помнишь, как ты запретила своему слуге бить меня, как сказала, что трудно быть первой в Тарне? Помнишь, как ты смотрела на поле желтых цветов, а я был так туп, что не заговорил с тобой?
     Она оставалась в моих объятиях и затем медленно подняла полные слез глаза.
     - Ты хочешь вернуть меня в Тарну? Зачем?
     - Чтобы освободить моих друзей.
     - А не ради богатства? - спросила она.
     - Нет.
     Она отступила назад.
     - Разве я не красива?
     Я посмотрел на нее.
     - Ты очень красива. Ты так прекрасна, что тысячи воинов отдали бы жизни, чтобы только взглянуть на твое лицо. Ради твоей прихоти они пошли бы на все.
     - Разве я не могу понравиться... животному?
     - Любой мужчина счел бы за великое счастье иметь тебя подле себя.
     - И тем не менее, воин, ты не хочешь оставить меня у себя.
     Я молчал.
     - Почему ты хочешь расстаться со мной?
     Странно было слышать эти слова из уст девушки, которая была когда-то татрикс Тарны.
     - Я люблю Талену, дочь Марленуса, который был когда-то убаром Ара.
     - Мужчина может иметь много рабынь, - фыркнула она, - я уверена, что в твоем доме, где бы он не был, есть много прекрасных девушек, на ошейниках которых твое имя.
     - Нет.
     - Ты очень странный...
     Я пожал плечами, не зная, как лучше объяснить ей.
     - Ты не хочешь меня?
     - Видеть тебя - значит хотеть.
     - Тогда возьми меня, я твоя.
     Я опустил глаза и сказал:
     - Я не могу это сделать.
     - Животные глупы, - выкрикнула она и бросилась к стене палатки. Она сорвала шелк и зарылась в него лицом. Затем повернулась, сжимая ткань в руках. В ее глазах сверкали слезы - слезы ярости.
     - Ты вернешь меня в Тарну, - сказала она. Это звучало как приказ.
     - Только ради моих друзей.
     - Это для тебя дело чести.
     - Возможно, - согласился я.
     - Я ненавижу твою честь, - крикнула она.
     - Есть вещи более важные, чем красота женщины.
     - Я ненавижу тебя.
     - Мне очень жаль.
     Лара печально рассмеялась и села у стены, положив подбородок на колени.
     - Ты знаешь, что я не могу ненавидеть тебя, - сказала она.
     - Знаю.
     - Но я... ненавижу тебя. Ненавидела, когда была татрикс, и сейчас продолжаю ненавидеть.
     Я молчал, так как знал, что она говорит правду. Я чувствовал, что ее раздирает буря самых противоречивых эмоций.
     - А знаешь ли ты, воин, - спросила она грустно, - почему я, всего лишь жалкая рабыня, ненавижу тебя?
     - Нет.
     - Потому, что когда я увидела тебя, то сразу узнала, так как видела в тысячах снов.
     Она тихо рассказывала, устремив глаза куда-то вдаль.
     - Во сне я видела себя сидящей во дворце среди дворни и воинов. И вдруг стеклянная крыша разбивается и влетает громадный тарн, с огромным воином на спине. Воин разгоняет всех солдат, хватает меня и привязывает к седлу тарна. А затем уносит меня в свой город, и там я, гордая татрикс, становлюсь его рабыней.
     - Не бойся этого сна, - сказал я.
     - И потом, - как во сне продолжала Лара, сверкая глазами, - он вешает колокольчики мне на ноги, одевает в прозрачные шелка. У меня нет выбора. Я должна во всем повиноваться ему. И когда у меня нет уже сил танцевать, он кладет меня на постель и овладевает мною.
     - Это жестокий сон.
     Она рассмеялась. Ее лицо порозовело от смущения.
     - Нет, - возразила она, - это не жестокий, а приятный сон.
     - Я не понимаю.
     - В его объятиях я познала то, что мне не могла дать Тарна. Я ощутила жар страсти, увидела горы и цветы, услышала крик дикого тарна, почувствовала прикосновение когтей ларла. Впервые я познала наслаждение, ощутила прикосновение чужого тела, посмотрела в чьи-то глаза. И тогда я поняла, что я - всего лишь живое существо, такое же, как он, ничуть не лучше. И я любила его!
     Я промолчал.
     - И я бы не отдала ошейник с его именем за все золото и драгоценности мира.
     - Но ты же не была свободна!
     - А в Тарне я была свободна?
     - Конечно, - продолжала она, - я гнала от себя эти сны. Как могла я, татрикс, предаваться постыдным наслаждениям в объятиях животного? - Она улыбнулась. - А когда я увидела тебя, воин, я решила, что ты пришел из моих снов. И я возненавидела тебя, решила уничтожить, ведь ты угрожал тому, ради чего я жила. Я одновременно ненавидела, боялась и желала тебя!
     Я удивленно посмотрел на нее.
     - Да. Я желала тебя, - она опустила голову и голос стал едва различим. - Хотя я была татрикс Тарны, но мне хотелось лежать на ковре у твоих ног. Я хотела быть связанной желтыми шнурами.
     Тут я вспомнил, что она уже говорила о ковре и шнурах, когда была вне себя от гнева и готова была избить меня до смерти.
     - А что это за ковер и желтые шнуры? - поинтересовался я.
     И Лара, бывшая татрикс Тарны, рассказала мне любопытную историю о своем городе. Когда-то давно Тарна ничем не отличалась от других городов Гора, где женщины имели очень ограниченные права. И тогда существовал ритуал Покорности, когда женщину связывали желтыми шнурами и клали на алый ковер. Желтые шнуры символизировали желтые цветы, которые ассоциировались с женской красотой и любовью. Алый цвет олицетворял кровь и страсть.
     Тот, кто похищал девушку, должен был упереть меч ей в грудь и произнести ритуальную фразу. После этих слов свободная женщина становилась рабыней.

     Плачь, свободная девушка,
     Вспомни свою гордость и плачь.
     Вспомни свой беззаботный смех
     Вспомни, что ты была моим врагом и плачь.
     Теперь ты моя пленница и стоишь передо мною.
     Скоро ты ляжешь передо мной.
     Я свяжу тебя желтыми шнурами,
     Положу на алый ковер.
     И по законам Тарны я говорю тебе:
     "Помни, ты была свободна,
     Знай, что теперь ты рабыня."
     Плачь, рабыня.

     И затем похититель развязывает ноги девушки и заканчивает ритуал, утверждая свое господство над ней. Когда девушка поднимается с ковра, она уже понимает, что стала рабыней.
     Постепенно этот дикий ритуал потерял свой смысл и женщины Тарны обрели гораздо больше прав. Своей мягкостью и женственностью они показали мужчинам, что тоже заслуживают уважения. И постепенно этот обычай стал отмирать, так как кому хочется унижать человека, который дарит тебе любовь и наслаждение.
     Таким образом, положение женщины становилось все менее зависимым. С одной стороны они должны были подчиняться, а с другой - сумели завоевать уважение. Такое шаткое состояние не могло продолжаться долго и постепенно, благодаря своему влиянию на мужчин, женщины Тарны улучшили и упрочили свое положение в обществе. Этому способствовало и то, что они воспитывали в детях чувство уважения к женщинам, да и социальное устройство, в частности закон о преимущественном наследовании, тоже способствовали возвышению женщин.
     Постепенно они приобрели главенствующее положение, оттесняя мужчин на второй план. И вот, как это не парадоксально, но в Тарне, изолированной от других городов, установился практически матриархат, узы которого были гораздо крепче рабских цепей, так как они были невидимы и существовали в виде законов, обычаев и традиций, умело насаждаемых женщинами.
     И эта ситуация сохранялась в течении многих поколений. Нельзя было сказать, что положение было намного хуже, чем в других городах, где правили мужчины. Там хватало своих недостатков. А в Тарне мужчины привыкли считать себя низшими существами, почти животными. В них было полностью раздавлено чувство гордости и собственного достоинства. Но самое странное было в том, что женщины не были довольны существующим положением. Хотя они презирали мужчин и наслаждались своим господством, они потеряли уважение к себе. Презирать своих мужчин - все равно что презирать самих себя.
     Я часто размышлял о том, может ли мужчина зваться мужчиной, если он не может подчинить женщину, а также может ли женщина называться женщиной, если она не может подчиниться мужчине. Я думал, как долго законы природы могут нарушаться в Тарне. Если, конечно, таковые существуют. Я чувствовал, что мужчины Тарны жаждут сорвать маски с женщин и подозревал, что женщины втайне хотят того же. Я знал, что если в городе произойдет переворот, то женщины еще долго будут объектом унижений, возможно даже несколько поколений. Но если переворот произойдет, то он будет радикальным. Возможно даже вернуться времена желтых шнуров и алого ковра.
     За стенкой палатки я услышал голос Тарго.
     К моему удивлению, Лара встала на колени и покорно опустила голову.
     Тарго протиснулся в палатку, держа в руках какой-то узел. Я ободряюще кивнул девушке.
     - Ну, господин, она быстро усвоила твои уроки, - он улыбнулся. - Я вычеркнул ее из своих списков - она твоя. - Он вложил узел мне в руки. Это был сложенный камиск вместе с ошейником. - Это тебе подарок от меня, - сказал Тарго, - за него не нужно платить.
     Я улыбнулся скупости торговца. Он не дал полного набора одежды рабыни, да и камиск не был новым.
     Затем торговец вынул из кармана два желтых шнура, около 18 дюймов длиной в каждом.
     - По голубому шлему я понял, что ты из Тарны.
     - Нет, я не из Тарны.
     - О, значит я ошибся, - сказал Тарго и швырнул шнуры на ковер перед Ларой.
     - У меня нет сейчас лишних кнутов, - сказал он, печально пожав плечами, - но твой пояс заменит его без труда.
     - Разумеется, - сказал я, отдавая ему обратно камиск и ошейник.
     Тарго был озадачен.
     - Принеси ей одежду свободной женщины, - сказал я.
     Рот торговца широко раскрылся.
     - Ты уверен в этом? - спросил он, посмотрев на тахту.
     Я рассмеялся, развернул маленького помощника вокруг и, взяв за ворот, понес к выходу из палатки.
     Когда я его вытолкнул, он тут же повернулся ко мне, звеня серьгами, и поглядел на меня, как на лишившегося рассудка.
     - Может, господин ошибается? - спросил он.
     - Возможно, - признал я.
     - Неужели ты думаешь, что в караване работорговца есть одежда свободной женщины?
     Я рассмеялся. Тарго тоже улыбнулся и, не говоря больше ни слова, исчез.
     Я подумал, сколько же свободных женщин обменяли свою одежду на камиск в этом караване.
     Вскоре вернулся Тарго с узлом одежды. Он, отдуваясь, бросил его на ковер.
     - Возьми, господин, - сказал он и пошел прочь, качая головой.
     Я улыбнулся и посмотрел на Лару.
     Девушка поднялась на ноги и, к моему полному удивлению, подошла к пологу на входе в палатку и крепко завязала его.
     Затем, не дыша, подошла ко мне.
     Она была прекрасна в свете ламп на ярком фоне палатки.
     Она подняла желтые шнуры и держа их в руках опустилась передо мной на колени.
     - Но я ведь хочу освободить тебя, - сказал я жалобно.
     Она протягивала мне эти шнуры, умоляюще глядя своими блестящими глазами.
     - Я не из Тарны, - сказал я.
     - Но я из Тарны.
     Я смотрел на нее, стоящую на коленях на алом ковре.
     - Я хочу освободить тебя.
     - Я еще не свободна.
     Я молчал.
     - Пожалуйста, - молила она, - сделай это, господин. - И Лара, которая была когда-то гордой татрикс, согласно древнему обычаю своего города, стала моей рабыней - и одновременно свободной женщиной.

23. ВОЗВРАЩЕНИЕ В ТАРНУ

     Выйдя из лагеря Тарго, мы с Ларой вскарабкались на вершину холма. Перед нами в нескольких пасангах виднелись павильоны ярмарки Эн-Кара, а за ними зловеще возвышались Сардарские Горы. Между ярмаркой и горами возвышалась изгородь из черных заостренных кольев. Она отделяла горы от долин.
     В горы шли только люди уставшие от жизни или хотевшие узнать тайну бессмертия. Все они проходили через огромные деревянные ворота в дальнем конце ярмарки, за которыми начинались Сардарские Горы.
     Мы стояли на холме и я слышал резкий печальный стон трубы, возвещавшей, что ворота открыты. Этот металлический звук достигал даже вершины холма, на которой мы стояли.
     Лара была со мной, одетая как свободная женщина, но без вуали. Она обрезала обычное горийское платье так, чтобы руки были открыты до локтей, а ноги выше колен. Платье было ярко желтого цвета, с алым поясом. На плечах висел алый плащ. Я настоял, чтобы она одела его для тепла. Но она не стала надевать его полностью, чтобы все могли видеть ее алый ремень. Я улыбнулся про себя. Она была свободна и гордилась этим.
     Я был доволен, что она чувствует себя счастливой. Она отказалась от вуали, так как считала, что так больше будет нравиться мне. Я не спорил, поскольку она была права. Когда я видел ее золотистые волосы, развевающиеся по ветру, и очертания ее прелестной фигуры, то был рад, что она оделась в строгий традиционный наряд гориек. А причиной ее выбора я не интересовался.
     И все же, хотя я не мог не восхищаться девушкой и теми чудесными переменами, что произошли в ней - от гордой холодной татрикс в несчастную рабыню и затем в прелестное радостное существо, стоящее возле меня - мои мысли были заняты Сардарскими горами. Я знал, что там меня ждет свидание с Царствующими