е тело молодого терма,
и, даже  не  вслушиваясь  в  сильный  запах могучего организма,
заметил:
     -- Да, слабым тебя никто не назовет... Но  два  панцирника
сопровождают и меня. Разве это плохо? Почетный эскорт!
     -- Мне  не  нужен  этот  почетный  эскорт.  Я не знаю, чем
заслужил такую честь...
     Итторк внезапно стал серьезен:
     -- Оппант, я давно присматриваюсь к тебе. Ты тоже считаешь
себя переходной   ступенью   между   девятнадцатым   стазом   и
двадцатым?
     Оппант пожал плечами:
     -- Говорят...  Мыслители  так  говорят. Я не берусь с ними
спорить.
     -- Ты чем сейчас занимаешься?
     -- Исследованием  возможностей  Племени...  Потенциальными
способностями термов к внутренним ограничителям...
     -- Внутренними  ограничителями?  -- удивился Итторк.-- Что
это такое?
     -- Не знаю,-- ответил Оппант честно.-- Чувствую,  что  они
есть. Я не нашел пояснения в Информарии, а сам пока не подобрал
точного названия. Или названий.
     Итторк  несколько  мгновений  смотрел  на него пристально,
внезапно сказал очень серьезно:
     -- Мыслители мыслят старыми законами.
     Оппант произнес настороженно:
     -- Старые мысли безошибочны... почти всегда. Я не все, что
делается сейчас, считаю правильным.
     -- В старом мире,-- бросил Итторк,--  были  другие  звери,
другой воздух... Старый опыт не в помощь, а во вред! И вот еще,
чего  не  могут  тебе  сказать  все  мыслители  всех предыдущих
эпох...
     Он умолк, от него  пошел  странный  запах,  какого  Оппант
никогда  не слышал. Все шесть сердец затрепыхались чаше, трахеи
раскрылись шире, перегоняя по трубочкам теплый воздух.
     -- И что же... -- произнес он наконец, не  в  силах  долго
выдерживать напряженное молчание.
     -- Оппант,--  сказал  Итторк очень серьезно,-- у меня есть
очень серьезное предположение... пока  только  предположение!..
Правда,  достаточно веское... Как ни дико это кажется, но ты не
переходная ступень между девятнадцатым и двадцатым.
     Оппант прошептал:
     -- А кто же я?
     -- Ты не урод, это скажет всякий. Правда, ты вобрал многие
черты других стазов, что выглядит позорным.. Но что позорного в
силе? А если у нас сильные только мэды и панцирники, ну и  что?
Тебя  это  не  позорит.  Зато  ты  умеешь мыслить как редко кто
умеет... А ты ведь совсем недавно  прошел  последнюю  линьку!..
Словом,  по моему убеждению, ты -- терм двадцать первого стаза!
Первый и пока единственный. Что скажешь?
     Оппант  едва  не  подпрыгнул.  Сердца   заколотились   еще
лихорадочнее, по всему телу выступили пузырьки влаги.
     -- Не  знаю...  Я не знаю, что сказать... -- он чувствовал
такую сумятицу в мыслях,  что  чувство  ликования  отступило  в
самые дальние норки под натиском паники.-- Иногда я чувствовал,
что  значу  много,  умею  много...  Еще  чаще видел, что каждый
что-то умеет лучше меня... Я постоянно  прислушиваюсь  к  себе,
чего,  как я знаю, никто не делает. Каждый уверен в себе, знает
свое место, свою работу, свой долг и обязанности... Потому я  и
кажусь себе уродом!
     Итторк переспросил:
     -- В чем ты не уверен?
     -- Почти   во  всем,--  ответил  Оппант  убито.--  Страшно
подумать, но мне слишком  многое  кажется  неверным.  Иногда  я
смутно чувствую как можно бы исправить, улучшить... Но не может
же один терм быть умнее всего племени?
     Итторк  помедлил  с  ответом,  Оппант  ощутил, что попал в
больной ганглий. Итторк уже ведет себя так, словно он не только
умнее всего племени вместе взятого, но и обязан  им  руководить
как наставник белесиками первой линьки.
     После долгой паузы Итторк сказал чуть суше:
     -- Будем  исходить,  что  ты  --  первая весточка. Похоже,
Племя вскарабкивается еще на одну  ступеньку  эволюции.  Отныне
перед  нами  откроются более широкие просторы. Надо исследовать
тебя, выяснить, какие же новые свойства будут иметь термы этого
стаза... Что сбило с толку наших Определителей, так  это  малое
число  твоих  ганглий.  Вся  наша система стазов укладывается в
стройную систему: каждый последующий стаз богаче нейронами, чем
предыдущий. Примерно на сотню ганглий. Без  плавных  переходов,
сразу  скачками.  А  у  тебя  лобные  доли  содержат столько же
ганглий, как у ноостеров, добавилось лишь в  теменной  части...
Что  это  дает?  Там всего лишь эмоциональные участки... Но это
характерно для крылатых, для панцирников...
     После долгого молчания, когда никто не  хотел  первым  его
нарушать, Оппант ответил с видимой неохотой:
     -- Я  не  знаю.  Честно, я не знаю. Сам стараюсь понять. И
разобраться во многом.
     Итторк торжественно посмотрел на него:
     -- Ты -- терм более высокого стаза,  чем  ноостер.  Однако
ноостер  --  терм  с  самым  развитым  мозгом.  У  тебя же мозг
обычного ноостера. Так чем же ты  выше?  Что  может  быть  выше
разума, выше интеллекта?
     -- Я  не  знаю,--  медленно  ответил  Оппант.--  Это очень
сложно... Сложнее, чем интеллектуальные игры, где  ответ  может
быть  только  один.  Но мне кажется, что разум не самое высокое
для терма. Это необходимое, но не самое  высокое.  Должно  быть
нечто выше.
     -- Что?   --   закричал   Итторк,   от  него  пошел  запах
раздражения.-- Что может быть выше интеллекта?
     Оппант услышал сзади зловещий лязг.  Оглянулся  в  испуге,
страшные  жвалы  панцирника  двигались  возле  самого уязвимого
места, где головогрудь переходит в членистое тело. Другой стоял
на прежнем месте, но волосы на хитиновом  панцире  топорщились,
показывая высокую степень ярости.
     Итторк  поморщился, панцирник по его жесту послушно отошел
к стене. Итторк повторил с нажимом:
     -- Что может быть выше интеллекта?

     В Племени можно скрыть разве что какую мелочь. Смолчишь  в
жесте,  утаишь  звук,  но  запах  сочится изо всех пор. Сложные
мысли им не передашь, к счастью, но сыт ты или голоден, доволен
или раздражен -- любой ощутит за пять сяжек панцирника.
     Если бы не лихорадочное возбуждение, что царило в Племени,
Оппанта призвали бы к ответу на следующий день после  разговора
о Малом Совете. Они встретились всего один раз, а еще через два
дня  к  Оппанту подбежал термик-скороход, зашевелил сяжками. За
ним неотступно следовали двое  массивных  панцирников.  Оппанту
все  казались  одинаковыми,  но  этих  узнал  --  личная стража
Итторка!
     -- Великий Итторк вызывает,-- сообщил скороход торопливо.
     -- Я приду,-- пообещал Оппант.
     -- Он зовет сейчас,-- сказал термик еще тише. Он пошевелил
сяжками,  передавая  сочувствующие  знаки,  благо   панцирникам
идеографический  язык  недоступен.-- Лучше не спорить... Итторк
велел...
     Панцирник  угрожающе  лязгнул  жвалами.  Термик  в  испуге
прижался к полу, торопливо выдал узкую струю запаха:
     -- Всем  в  присутствии панцирников запрещено пользоваться
языком жестов!
     -- Понятно,-- ответил Оппант горько на языке жестов.-- Для
равноправия, так сказано...
     -- Верно... -- просигналил термик запахом.
     -- Я  иду,--  сообщил  Оппант  жестом.--  Даже  Итторк  не
заставит меня унизиться до уровня червей, которые другого языка
просто не знают. Или уровня панцирников.

     Из  высокого  зала,  куда его вели, шли возбуждающие волны
действия, работы. Оппакт почти видел подрагивающие  от  усердия
сяжки,  напряженные  мышцы,  блестящие  спины.  Когда  миновали
поворот, в слабом свете водорослей  увидел,  как  темные  термы
теснятся  вокруг  центра,  сяжки  секут  воздух, запах стал еще
сильнее, время от  времени  из  толпы  выскакивали  термы  и  с
непристойной  для темных термов скоростью убегали, явно разнося
приказы Итторка.
     Сам Итторк находился в середине, его  запах  был  силен  и
резок,  а  блестящие  сяжки  двигались  быстро, четко, раздавая
указания кому чем заниматься. Черные термы слушали его как юные
белесики, приседали от почтения.
     На Оппанта не оглянулись,  только  Итторк  заметил  сразу,
послал   короткий   знак   узнавания,   но  сяжки  двигались  с
невероятной  скоростью,  все  членики  вибрировали,  и  Оппант,
невольно   восхищенный,   едва   успевал   следить  за  лавиной
распоряжений блистательного ноостера.
     Когда убежали  последние,  Итторк  устало  опустил  сяжки.
Теперь  они  находились одни в опустевшем зале, не считая обоих
панцирников.
     -- Ну,-- сказал он резко,-- что скажешь теперь?
     Оппант ответил медленно:
     -- Я не понимаю, поему меня привели эти два полуживотных.
     -- Понимаешь,-- бросил Итторк.--  Думаешь,  я  не  знал  о
вашем Малом Совете? За тобой следили с первого же дня.
     -- Я так опасен?
     -- Ты   --   терм  двадцать  первого  стаза,--  подчеркнул
Итторк.--  Возможно,  двадцать  первого...  Хотя   не   уверен.
Возможно  и  то,  что  Племя  постарело,  начинает  клониться к
упадку.  Ты  не  выше,  а   просто   первый   грозный   признак
вырождения... Потому я велел не спускать с тебя глаз.
     Оппант,   чувствуя   страх   и  отчаяние,  проговорил  еще
медленнее:
     -- И что теперь?
     -- Давай решим. Своим Малым Советом ты бросил мне вызов. Я
не допущу,   чтобы   болтуны   решали,   когда   пришло   время
действовать!  Перед  тобой  выбор: или тебя выбросят из Купола,
или ты  входишь  в  состав  моего  Совета.  Старых  болтунов  я
разогнал,  руковожу,  как видишь, сам. И успешно! Но мне все же
требуются советники, помощники.
     Холодная волна прошла  по  всем  сердцам.  Оппант  застыл,
понимал,  что  согласиться  бы,  а  там  искать выход, но нечто
непонятное в нем, заставило послать сигнал:
     -- Нет.
     -- Что "нет"?
     -- Нет, блистательный Итторк,-- ответил Оппант тверже.-- Я
не пойду к тебе в помощники. Даже самым первым.
     Сяжки  Итторка  вытянулись   как   при   крайней   степени
раздражения:
     -- Вот как? Предпочел бы сам стать единственным?
     Оппант ответил с неохотой, тоскливо самому идти на гибель,
сам не понимал, почему отвечает именно так, но все же ответил:
     -- Нет,  Итторк.  Я  не  могу объяснить... у нас нет таких
слов, знаков, запаха... Но я не хочу  быть  во  главе  Племени.
Опасно!  Это  гибельно для всех. Это ты, а не я -- угроза всему
Племени.
     Итторк просигналил зло:
     -- Предпочитаешь быть выброшенным на верную смерть?
     -- Да,--  ответил  Оппант.--  Лучше  быть   жертвой,   чем
палачом.
     Итторк  передернулся, но сдержался. В его глазах загорелся
странный огонек:
     -- Ты  нашел,  чем  отличается  двадцать  первый  стаз  от
двадцатого?
     -- Нашел,--  ответил  Оппант.--  Я еще не могу назвать это
понятие... или понятия. Потому, что таких слов еще нет, их надо
придумать. Но мы не в состоянии поступать так  жестоко.  Мы  --
следующий  стаз!  Мы  --  порождение  более  высокого общества,
потому что  Племя  ощутило  потребность  в  нас,  потому  мы  и
появились...  Но  ты,  разогнав  Совет,  уничтожил этот стаз! И
больше сверхноостеров не будет. А еще через несколько поколений
исчезнет и стаз ноостеров. Племя начнет опускаться со стаза  на
стаз.  Вот  что  ты  сделал,  блестящий Итторк! Талантливейший,
гениальнейший, даже честнейший... но лишенный того, что есть  в
моем стазе!
     В  зал  заходили  и  останавливались  черные  термы, члены
Совета, теперь  же  просто  помощники  Итторка.  Они  теснились
темной  стайкой,  следили оттуда беспомощно и пугливо за резким
поворотами сяжек Итторка и Оппанта.  Даже  запах  пошел  едкий,
хотя  феромоновым  языком  не  пользовался даже Итторк. Явно не
хотел,  чтобы  панцирники  знали  как   непочтительно   с   ним
разговаривают.
     Оппант  видел,  как  Итторк побелел от ярости, стали видны
все  прожилки  под  тонким  хитиновым  покровом.  Черные  термы
дрогнули и попятились, настолько мощно Итторк вскрикнул на всех
трех языках разом:
     -- Выбросить  за  Купол!  Немедленно! Обойдемся без... без
этих... ты урод, а не следующий стаз! Ты -- упадок, ты  больная
плесень, которую надо спешно уничтожить...
     Он  остановился на полуслове. В зал стремительно ворвались
панцирники. Впереди неслась волна ненависти, злобы. У выхода на
арену два панцирника столкнулись  боками.  Послышался  страшный
хрустящий  звук,  от которого похолодело в крови, и в следующее
мгновение панцирники оказались на середине зала.
     Итторк, побледнев, отступил на шаг. Панцирник  подбежал  к
нему,  и  Оппант  содрогнулся, едва не закрыл глаза от страха и
отвращения. Страшные  челюсти  панцирника  буквально  разрубили
Итторка пополам!
     Остальные  панцирники  бросились на темных термов, страшно
щелкали  челюсти,  во  все  стороны  брызгала   кровь,   летели
отрубленные  лапы,  сяжки... Один из панцирников с силой бросил
Оппанта на стену, в следующее мгновение все шесть лапок приятно
обожгло теплым клеем: за панцирниками держались  трое  носачей,
бока раздуты, клея в избытке.
     Панцирники   проносились   мимо,  их  сяжки  задевали  его
неподвижное  тело,  задевали  лапами,  совсем  рядом   мелькали
страшные  челюсти. Оппант был забрызган кровью, на нем прилипли
лохмотья чужой окровавленной плоти.
     Появился Трэнг. Панцирники кромсали  тела  членов  Совета.
Итторк был еще жив, и Оппант ощутил жалость, видя лишь половину
гениального  тела  ученого,  которая  беспомощно  лежала  у ног
отвратительного Трэнга.
     -- Трэнг...-- прошептал Итторк,-- зачем ты...
     Трэнг холодно посмотрел на шевелящийся  обрубок  тела.  По
его  сигналу  подбежал панцирник, наступил на Итторка. Страшные
жвалы нависли над головой Итторка, шевельнулись, выбирая точное
положение, и  деловито  сомкнулись,  захватив  сразу  голову  и
грудь.  Послышался  треск.  Жвалы  сомкнулись  сильнее.  Голова
Итторка треснула, брызнула жидкость. Панцирник сжимал  челюсти,
пока они не сомкнулись. Лишь тогда отступил, оставив сплющенные
останки того, кто был только что главой Совета.
     Оппант  дернулся,  волна  ненависти и отвращения ударила в
голову, он потерял сознание. Когда очнулся, зал был почти пуст,
два панцирника поедали остатки погибших.
     Прямо перед ним стоял Трэнг. Заметив, что Оппант  очнулся,
Трэнг сказал едким запахом:
     -- Хорошо,   что   тебя  не  убили.  Ты  умрешь  здесь.  И
останешься так. Я хочу, чтобы Умма  видела  твой  скелет.  Твой
высохший скелет. Ты хочешь спросить, зачем я это сделал?
     Оппант покачал головой:
     -- Нет, я не Итторк. Мне понятно.
     Трэнг  повернулся  уходить.  Уже  на  входе  в туннель, он
послал торжествующий феромоновый сигнал:
     -- Умма теперь служит мне!

     Наступил период Покоя. Оппант  бессильно  висел  на  своих
затвердевших  путах.  За этим периодом Покоя, во время которого
сейчас  уничтожают  последних  из  сопротивляющихся  ноостеров,
наступит  настоящий период Большого Покоя, то бишь -- Застоя...
Как просчитался Итторк!  Как  горько  просчитался!  Что  теперь
будет с Племенем? Оппант тогда смутно ощутил, что Итторк делает
большую  ошибку,  заставляя  слушаться  себя беспрекословно, но
даже он не предполагал, что все кончится так страшно...
     Внутри нарастала разъедающая боль. Микроорганизмы, живущие
в пищеварительном  канале,  требовали  корма.  Вскоре  они,  не
получая   пищи,  разрушат  стенки  желудка,  и  Мир  перестанет
существовать для них и  для  него.  Перестанет  существовать  в
унизительных муках...
     От боли он несколько раз терял сознание. Перед глазами все
затуманилось,   лишь   временами  ему  удавалось  сфокусировать
зрение, а потом снова плыли бесформенные тени, слышались звуки,
которые существовали только в его воображении...
     Он не сразу ощутил, что со рта  сорвали  слой  клея,  хотя
боль ударила по всем ганглиям. Боль в желудке стала затихать, в
организме  появились  силы, и Оппант понял, что кто-то насильно
покормил  его,  протолкнул  в  пищевод  капельку  измельченного
корма.
     Он  открыл  глаза.  В  полутьме  осторожно двигались тени,
кто-то настойчиво отдирал клей с ног. Прямо перед лицом Оппанта
появилось лицо Уммы.
     -- Оппант,-- прошептала  она  едва  слышно.--  Тихо...  Мы
пришли за тобой.
     Через  несколько  минут Амманк и Тибюл отодрали клей с его
ног. Правда, вырвав чувствительные волоски, и Оппант  снова  на
миг потерял сознание от жгучей боли в ногах.
     -- Идти сможешь? -- шепотом спросила Умма.
     Оппант   двинулся   за  ней,  Тибюл  поддержал,  а  Амманк
настороженно пошел впереди.
     Оппант, немного оправившись, прошептал друзьям:
     -- Это бесполезно... Под  Куполом  не  спрятаться.  Завтра
всех  найдут.  Лучше  было бы вам ко мне не прикасаться. Завтра
вас найдут по пахучим меткам.
     -- Завтра пусть ищут,-- нам нужно бежать сегодня,-- сказал
Амманк твердо.-- Сегодня еще  идет  резня,  везде  неразбериха.
Завтра  панцирники  начнут скапливаться у выходов. Не для того,
чтобы перекрыть пути бегства -- кто побежит на  верную  гибель?
-- а чтобы начать боевые действия и вылазки! Эти идиоты всерьез
поверили в слова Итторка о своей непобедимости...
     -- Воздушный мешок готов,-- сказал Оппант безнадежно.-- Но
как откроем выходы?
     -- Рабочие помогут,-- сказал Амманк.-- Резня их испугала и
возмутила.  Я  уже  переговорил  с двумя из высокого стаза. Еще
пятеро готовы отправиться с нами! Вон один из них...
     Они пробирались по непривычно  безлюдным  туннелям.  Почти
все  термы собрались в нижних этажах вокруг расплода, как в дни
наиболее серьезной опасности, а также толпились вокруг  царских
палат.  Чем  выше поднималась группа Оппанта, тем меньше на них
обращали внимания, хотя и непривычно было видеть,  чтобы  одной
тесной  группкой  шли  ноостер,  поддерживаемый с одной стороны
мэлом  высшего  стаза,   с   другой   --   разведчиком,   рядом
образовательница и широкожвалый рабочий...
     -- Надо  держаться врозь,-- прохрипел Оппант, задыхаясь от
бега.-- Мы привлекаем к себе внимание панцирников!
     -- Мы уже близко,-- прошептал Амманк.

     Наконец они поднялись на чердак. Выше  был  только  Купол,
крепчайший, толстый, отделанный снизу блестящим слоем клея.
     Амманк,  оставив  Оппанта,  бросился отыскивать спрятанный
эластичный пакет. Рабочий начал торопливо вскрывать пол. Оппант
заметил  тонкую  линию,  очерчивающую  круг,  и  тоже  принялся
лихорадочно выламывать булыжники, скрепленные застывшим клеем.
     Амманк  с  Тибюлом  притащили пакет, вдвоем с Уммой быстро
развернули. Оппант и рабочий изо всех  сил  выдирали  последние
камни.  Внезапно  послышался  тоненький  свист.  Оппант  ощутил
неприятный запах.  Рабочий  тоже  ощутил,  отпрянул,  а  Оппант
задержал   дыхание   и  принялся  выламывать  последние  камни,
перекрывающие трубу из грибного сада. Рабочий быстро последовал
его примеру, но тут же пошатнулся, упал. Амманк его  отволок  в
сторону.
     Все  вместе они крепко держали мешок раструбом вниз. Ткань
зашевелилась, начала наполняться,  Оппант  ощутил,  что  сердце
радостно   забилось.  Сам  придумал,  сам  планировал,  но  как
все-таки необычно...
     Он велел Амманку и Умме держать  крепче,  быстро  приклеил
два  отростка  к  полу.  Теперь мешок можно даже не держать, не
вырвется.
     Рабочий уже пришел в  себя,  с  помощью  Тибюла  торопливо
вскрывал  Купол.  Когда  намеченная часть свода рухнула, Оппант
оглянулся на мешок, и у него сжалось сердце. Мешок  значительно
крупнее, в дыру не пролезет!..
     Амманк  увидел  катастрофу,  бросился  к  ним.  Все вместе
принялись отчаянно выламывать края, стараясь расширить дыру.
     Оппант  оглянулся  на  мешок,  запнулся.  Мешок  раздулся,
поднялся  вверх,  натягивая  эластичные  тяжи.  Умма с тревогой
придерживала мешок, словно могла удержать.
     -- Поторопитесь! -- крикнула она.-- Тяжи скоро лопнут!
     Оппант, Амманк и рабочий изо всех сил ломали края  Купола,
расширяя  отверстие.  Из  боковых  туннелей начали показываться
встревоженные термы. У Оппанта дрожали руки и голос,  когда  он
яростно закричал:
     -- Всем стоять на месте!
     Рабочие-ремонтники  в  нерешительности  остановились