рд, ныне погибшие, Иттовак -- умерший  от
старости...  Даже  пророк  Иттодар появился в тот же счастливый
для колонии день...
     -- Всем счастье! -- поприветствовал Итторк одновременно на
всех трех языках: звуковом, идеографическом, феромоновом.
     Это было, конечно, нарушение древней кастовой системы,  но
Итторк  явно  торопился,  его же чтили, и черные старцы сделали
вид, что не заметили нарушения. Основам общества не грозит.
     Панцирники, что сидели в самом конце ниши,  порозовели  от
удовольствия.  Термы  высших  стазов приветствовали только друг
друга, причем --  только  на  недоступном  панцирникам  сложном
идеографическом  языке,  а  Итторк  уже  несколько раз публично
обращался к ним с приветствием. Общался с ними.
     -- Счастье и тебе,  украшение  стаза,--  ответил  один  из
черных  старцев  на  языке  сяжек.--  Что за экстренный случай?
Почему ты хотел встречи Высшего Совета?
     -- О, Мудрые!.. Счастье не покидает наш Мир.  Каждый  день
теперь святая Основательница откладывает по тысяче яиц. Наш Мир
быстро   расширяется,  потому  что  смертность  невелика,  всем
обеспечено  мирное  и  счастливое  существование  до   глубокой
старости.  Потому  наш Мир растет так стремительно, не в пример
Темным Зонам...
     Старцы благосклонно кивали, их Мир в  самом  деле  шел  от
победы  к  победе.  Когда  на  смену  темным  инстинктам пришло
Осознание, когда Основательницу наконец-то отстранили от власти
и отвели ей  самое  почетное  место:  пусть  царствует,  но  не
управляет!  -- то наконец-то термы перестали постоянно бороться
за  выживание  в  жестоком   мире,   впервые   ощутили   полную
безопасность, возникла и ширилась несколько даже пугающая мысль
о всесилии, о главенстве над всеми мирами...
     Тем неожиданнее для старцев были слова Итторка:
     -- Мир  изменился  к  лучшему, но любое изменение вызывает
противодействие! Мы расширяем свой Мир, но скоро  мы  придем  в
столкновение с другим Миром. Или даже с другими Мирами!
     Один из старцев сказал кисло:
     -- Почему ты так решил?
     -- О Мудрые!.. Долгие эоны мы жили, не подозревая о других
мирах.  Затем,  после  Великого  Осознания,  некоторые  мудрецы
высказывали мысль о существовании  других  миров,  но  мы  были
заняты  внутренним  переустройством,  нам важнее было накормить
всех и повысить выживаемость, нам было не до других миров.  Так
промелькнуло  еще  несколько  тысячелетий.  Но сейчас мы уже на
вершине расцвета. Тысячелетия наш Мир находился  в  равновесии,
иногда даже схлапывался до ядра, но сейчас расширяется! Еще сто
лет  назад  расширялся  со  скоростью два-три сяжка в сезон, но
сейчас мы расширяемся со скоростью... двадцать сяжек!
     Он сделал паузу, оглядев потрясенных мудрецов. Из уважения
и тактического расчета пользовался только языком жестов, сейчас
старцев лучше не  дразнить,  панцирники  все  равно  смотрят  с
любовью и обожанием. Впрочем, попозже перескажет на их языке.
     -- Вот-вот  мы  войдем в соприкосновение с другим Миром,--
сказал он настойчиво.-- Мы должны быть готовы!
     -- Что ты называешь готовностью? -- спросил старец.
     -- Мы не знаем, что нас ждет в том мире. Скорее всего, там
Великого Осознания не было --  слишком  редок  этот  дар,  если
верить  нашим  пророкам.  Так  что там -- слепые нерассуждающие
термы, свирепые и жестокие. Словом, какими  мы  были  эоны  лет
назад.  Но  после  Великого  Осознания  мы  стали  мягче,  наша
свирепость ушла. Мы давно не боремся за  существование,  у  нас
все  благоденствуют,  доживают  до  старости.  У нас выживают и
живут счастливо даже больные термики. Я спрашиваю,  что  будет,
когда наши туннели достигнут другого Мира?
     Он опять замолчал, дав старцам возможность нарисовать себе
картину,  как  в  туннели  их Мира врываются голодные, свирепые
звери, рвут на части и пожирают встречных  солдат,  строителей,
наконец  врываются  в  подземные галереи, где находится молодь,
камеры с яичками...  самые  быстроногие  сминают  символическую
охрану у палат Царицы Основательницы и жадно бросаются кромсать
самое сердце их Мира...
     -- Не  исключено,--  закончил  Итторк  мрачно,-- что в том
Мире с ними все-таки произошло Осознание,  хотя  шанс  ничтожно
мал.  Но  все  равно  нет уверенности, что мы с ними поладим. У
каждого Мира свои законы. Вполне возможно, что после  Осознания
эти лютые звери станут еще опаснее, хитрее!
     Оппант  держался тихо. Черные Старцы -- самые древние, они
помнят многое, у них готовы  ответы  на  многие  случаи  жизни.
Итторк  -- самый талантливый, самый яркий, самый разносторонний
ум среди термов. Даже присутствие панцирников  оправдано,  хотя
они  права  голоса не имеют, только слушают то, что им положено
слушать: панцирники начинают играть важную  роль  в  Мире,  ибо
ранее застывший Мир расширяется быстро, панцирники необходимы в
каждом  новом  туннеле  для  схваток со зверьем, среди которого
бывают очень лютые...
     Панцирников на совете было двое. Трэнг  и  его  безгласный
помощник  по  имени Тирраг. Трэнг сидел как каменная глыба, его
маленькие глазки, защищенные  роговыми  наростами,  осматривали
всех зло и недоверчиво. Он был ветераном многих боев, в которых
погибли  лучшие  воины, он был первым среди тех, кто ворвался в
первую камеру вормов, огромных злобных  чудовищ,  он  же  затем
очищал остальные камеры от вормов, был много раз ранен, но поле
битвы  не  покидал, и теперь дети даже высших стазов пели о нем
песни и старались ему подражать.
     Оппант с неловкостью отводил глаза  от  Трэнга,  когда  их
взгляды  встречались.  Панцырники принадлежали к низшим стазам,
ниже были только мэлы, совершенно неразумные животные,  которых
использовали  как  скот,  тягловую  силу,  и поэтому панцирники
понимали только язык феромонов, наиболее древний и примитивный,
где было не так уж много символов. На Совете пользовались  лишь
идеографическим  языком,  который  позволял в считанные секунды
передать массу информации. Этот язык был труден даже для высших
стазов, а  все  средние  стазы  пользовались  звуковым  языком,
удобным и достаточно емким для повседневных нужд.
     Мир  меняется, подумал он потрясенно. Многие эоны лет было
просто: термы жили на поверхности вселенной, свободно бегали по
деревьям и камням, но  постепенно  вселенная  менялась,  воздух
стал  суше, вместо мягких деревьев, переполненных водой, пришли
на  смену  твердые  и  очень  сухие...  Исчезали  многие   виды
огромных,  как  горы,  животных,  им на смену приходили другие,
которые затем снова исчезали...
     Когда вселенная стала сухая настолько, что  пришлось  либо
перестраиваться, приспосабливаться, как делали другие животные,
или погибать, как получилось с некоторыми упрямцами, тогда-то и
пришло Великое Осознание. У термов... нет, не у самих термов, а
в  племени  термов  зародилась искра разума, и они нашли третий
путь: не приспосабливаться к  природе,  как  делали  неразумные
твари, а приспосабливать ее к себе!
     Они  ушли  в  землю,  где  в  туннелях  и пещерах, наглухо
замурованных  от  поверхности,  удавалось  поддерживать   самый
лучший  тепловой  и  влажный  режимы.  Так шли миллионы лет. Их
подземный мир стал всем Миром  для  низших  и  средних  стазов.
По-прежнему  весной  рабочие  открывали верхние туннели, оттуда
вылетали тысячи крылатых -- надежда племени! --  встречались  в
воздухе  с  крылатыми  из других Миров, спаривались, затем юная
Основательница поспешно спускалась на землю  и  торопливо  рыла
норку.  Сверху  заделывала  плотной  земляной  пробкой,  и  так
зимовала... А весной появлялись первые крохотные мэлы, начинали
углублять и расширять норку, что становилось для них Миром...
     Тысячи крылатых поднимались в воздух, но считанные единицы
опускались на землю. Хищники к этому времени уже ждали момента,
и едва открывались  подземные  туннели,  как  крылатых  еще  на
взлете  перехватывали,  пытались  даже  ворваться  в туннели...
Большая  часть  крылатых  гибла  в  воздухе,  потому  что   там
стремительно   носились   огромные  монстры,  на  лету  хватали
крылатых сразу десятками. Но даже уцелевшие, которые опускались
на землю, чаще всего становились добычей  наземных  хищников...
Но  даже  те,  кому  удавалось  зарыться  в норку и даже начать
строить свой Мир, нередко погибали от вторжения хищных чудовищ,
которые тоже рыли туннели...
     И тогда появился Великий Пророк  Анака.  Принято  считать,
что  с  его  появления  началось  Второе  Осознание. Он доказал
Племени, что  нет  необходимости  каждую  весну  отправлять  на
верную  гибель  тысячи,  даже  десятки тысяч сыновей и дочерей,
цвет  Мира.  Распространяться  можно  не   таким   кровавым   и
мучительным  способом...  И  объяснил,  как! С той поры рабочие
постоянно  роют  один  нескончаемый  туннель,  и  через  равные
промежутки  там остается молодая пара, будущие Основатели. Силы
племени резко возросли, потому  что  не  требовалась  ежегодная
кровавая   жертва.   Можно  было  позволить  роскошь  увеличить
количество высших стазов...
     Только  высокоразвитой  Мир  может  иметь  высшие   стазы.
Сначала,  когда  изнуренная пара Основателей откладывала первые
яйца, из них появлялись бледные слабые  мэлы  --  самый  низший
стаз.  Эти  животные  пригодны  только  для  рытья  туннелей  и
переноски грузов. Правда, первые мэлы даже для перевозки грузов
не годятся.  Они  вымирают  через  два-три  сезона.  Где-то  на
четвертую  весну  в потомстве появляются первые панцирники. Это
второй  стаз,  панцирники  уже  обладают  зачатками   сознания,
понимают  простейшие  сигналы, даже владеют языком феромонов, в
котором содержится несколько десятков символов.
     Лишь  на  пятый-шестой  сезон   появляются   фуражиры,   и
Основатели с этой минуты полностью передают управление растущим
племенем, переходят к основному своему делу, которое становится
их  единственным  навсегда.  Они  перестают сами добывать пищу,
строить новые туннели, направлять мэлов и панцирников. Фуражиры
уже способны взять на себя эти функции.
     Если в растущем племени все благополучно, появляются стазы
все более и более высокого порядка, пока  не  приходит  очередь
высшего  стаза  ноостеров,  из  которых  формируются мыслители,
управители  племенем.  Если  у  панцирника  в  головном   мозгу
насчитывается   всего   десяток  ганглий,  то  у  ноостеров  их
несколько тысяч. Ноостеры почти  не  пользуются  даже  довольно
богатым  звуковым  языком,  предпочитая  изографический, ибо на
обеих сяжках по двенадцати члеников, изгибая  которые  можно  в
кратчайший  срок  передать в десятки раз больше информации, чем
звуковым кодом. А если подключить еще движение челюстей,  шести
ножек, туловища?
     Правда,  по  словам мыслителей, далеко не в каждом племени
появляется высший стаз. Для этого нужно,  чтобы  совпали  сразу
несколько  исключительно  благоприятных  обстоятельств: вдоволь
корма,  изобилие  панцирников  и  рабочих,  лишь  тогда   могли
появиться  в  потомстве  термы,  которые не отличаются ни силой
мэлов, ни лютостью панцирников,  ни  острым  нюхом  и  быстрыми
ногами рабочих... Только обилием высшего продукта -- ганглиями!
     Естественно,  что  в  любом  племени  больше всего средних
стазов рабочих, которые делятся на  ряд  категорий,  после  них
идут по численности панцирники, мэлы, тични -- няньки, нурсы --
образователи  молоди,  а  ноостеры...  ну,  их количество стало
увеличиваться совсем недавно.

     Он вздрогнул, выныривая из  глубоких  мыслей,  ибо  Итторк
повысил  голос,  будто чувствовал, что старцы уже задремали под
монотоную речь:
     -- О,  Мудрые!..  Наступил  момент,   когда   нам   просто
необходимо ввести в Совет панцирников!
     Среди  черных  термов  пронесся  шорох  возмущения. Итторк
поднял сяжки, призывая выслушать его внимательно:
     -- О, Мудрые! Только что наши мэлы, прокладывая туннель  в
северном  направлении,  наткнулись на чужой туннель. К счастью,
он оказался заброшенным или просто пустым в это время суток,  и
еще к счастью, там оказался один из ноостеров, Оппант.
     Кто-то проворчал раздраженно:
     -- Опять Оппант...
     Итторк сказал быстро:
     -- Нам повезло, что там оказался именно Оппант.
     -- Почему?
     -- Оппант  мгновенно  велел  заделать  ход,  причем,  были
приняты все меры маскировки. Он поступил единственно верно,  но
все  же  это  ничего не меняет -- мы вступили в решающий период
нашей истории! Если не  мы,  то  в  ближайшее  время  иной  Мир
дотянется  до  нас. И в этот решающий период мы должны быть как
никогда готовы к неожиданностям. К любым. Если  тот  Мир  будет
хорош,  прекрасно. Если враждебен -- мы должны встретить его во
всеоружии!
     Один из старцев сказал напряженно:
     -- Можно подать сигнал, чтобы из отложенных яиц появлялось
больше  панцирников.  Это  просто.  Но   вовсе   незачем   этим
полуживотным  присутствовать  на  равных  среди мыслителей! Это
нелепо.
     Итторк энергично возразил:
     -- Старые  методы  руководства  устарели!  Сейчас   другое
время.  Мы  уже  многое  изменили,  пора убрать и эту преграду.
Панцирники играют все большую роль в обществе, им по праву надо
дать больше участия в управлении племенем. Особенно  сейчас,  в
этот критический момент!

     Оппакт  не думал, что Итторку удастся переломить Совет, но
в конце-концов решение было принято:  от  стаза  панцирников  в
Совет  допущен  Тренг.  Когда  все расходились, Итторк негромко
окликнул:
     -- Оппант! Задержись чуть-чуть.
     Похолодев, Оппант остановился. Ощущение беды  стало  таким
сильным, что передние два сердца почти остановились.
     -- Я слушаю тебя, Учитель.
     Итторк  проговорил  медленно,  выпуклые  глаза  впились  в
съежившегося молодого терма:
     -- И что там было... внутри?
     -- Где? -- переспросил Оппант, все еще  пытаясь  отсрочить
неприятное признание.
     -- В  чужих  туннелях,--  сказал  Итторк  безжалостно.-- Я
никогда не поверю, что ты туда не заглянул!
     Бесполезно запираться, подумал Оппант с отчаянием. Он меня
видит насквозь... К тому же ему могут сказать  панцирники.  Ему
они   скажут  все.  Итторк  для  них  уже  едва  ли  не  важнее
Основательницы...
     -- Я почти ничего не видел,-- сказал  он  слабо.--  Только
заглянул чуть... сделал несколько шагов, тут же вернулся.
     Итторк кивнул:
     -- Для   такого   проницательного  терма,  как  ты,  этого
достаточно. Что ты увидел?
     -- Немного,-- ответил Оппант слабым голосом.-- Они вымерли
давно. Очень! Клей на стенах не просто высох, а  окаменел.  Это
кажется   дико,   но   я   готов  предположить,..  пока  только
предположить, что их мир не был нашей колонией...
     Итторк насторожился, это было видно по серым  полоскам  на
панцире, а запах потек над полом густой и резкий.
     -- Как это?
     -- Возможно,   они   из   более   ранних.   Мудрец   Анана
предполагал, что  наше  Племя  было  не  первым,  а  тоже  лишь
отводок... Точнее, так же из какого-то Мира выплеснулись весной
крылатые,  почти  все  погибли,  а  одной молодой самке удалось
спрятаться   под   камнями,   она   вырыла   норку   и    стала
Основательницей.  От нее и разрослось наше Племя. Но в какой-то
период... от того первого  Мира  другая  самка  могла  заложить
начало  Племени,  в  чей  мертвый мир мы вторглись... Они могли
быть даже более древними, чем мы! Хотя, честно  говоря,  я  сам
это представляю смутно.
     Итторк внезапно зябко передернул плечами:
     -- Подумать  только,  от  какой  случайности зависит жизнь
всего Племени! Вернее, зависела. Но твое открытие ставит  целый
ряд  сложнейших  вопросов...  Ладно, разберемся с ними потом. А
пока иди... и не особенно рассказывай  о  своих  нарушениях.  Я
пойму, но другие?
     Он  дружески хлестнул кончиком сяжка по спине, Оппант даже
вздрогнул  от  горячей  благодарности.   Великий   ученый   его
понимает!

     А  потом  было третье заседание Совета, оно же и последнее
для Оппанта. Он тогда вбежал в пещеру как всегда резво,  словно
термик-гонец,  живо  огляделся.  Под  стенами панцирники, члены
Совета застыли на своих местах неподвижные, напряженные. Оппант
прошел к своему  месту,  заглядывая  в  лица  Старших,  но  все
отводили глаза, словно страшась чего-то.
     Итторк  вошел  все  так же стремительно, но на этот раз за
ним шли два панцирника. Один из них был Трэнг.
     Итторк выглядел напряженным, он двигался еще лихорадочнее,
чем обычно. Он остановился в середине круга:
     -- Мудрые! В этот критический час, когда каждое  мгновение
может  стать решающим для судьбы Мира, я взял на себя тяжелую и
неблагодарную задачу... Отныне вся власть сосредоточена в  моих
руках! Это временно, естественно.
     Готр прервал негодующе:
     -- Ты  поставил  себя  над Советом! Это святотатство. А за
святотатство одно наказание -- смерть...
     -- Дорогой Готр,-- сказал Итторк, но его лицо и голос были
не такими ласковыми, как  слова.--  Мы  слишком  много  времени
тратим  на  пустые  разговоры,  обсуждения.  Это  еще терпимо в
мирное время, но в этот грозный час...
     -- Где грозный час? -- прервал его Готр опять.-- Почему ты
пугаешь нас опасностью, которой, возможно, вовсе нет?
     -- Ты сам сказал "возможно",-- ответил  Итторк.--  А  если
есть?  Для  жизни  Племени  никакие меры защиты не чрезмерны...
Впрочем, что это я оправдываюсь? Опять  все  хочешь  утопить  в
пустых словопрениях? Эй, взять его!
     Два  панцирника  оказались  возле  Готра. Один схватил его
мощными жвалами поперек туловища и бегом вынес из зала.  Второй
грозно пощелкал огромными челюстями, словно прикрывая отход.
     Все произошло так быстро, что никто не успел шевельнуться.
Члены  Совета сидели, как приклеенные. Итторк проводил взглядом
панцирника с брыкающимся Готром, сказал резко:
     -- Никаких  споров  в  чрезвычайное  время!  Из-за  пустых
прений  мы  можем  потерять все Племя! Отныне, вплоть до отмены
чрезвычайного   положения,   все   мои   распоряжения    должны
выполняться безоговорочно!
     Он  еще  несколько  секунд  пристально рассматривал членов
Совета, и те под его  взглядом  опускали  головы  или  отводили
глаза.  Оппант  молчал,  только  в  свою  очередь  рассматривал
бывшего члена Совета, который теперь поднялся над Советом, стал
Первым и Единственным...
     Их взгляды встретились. Несколько мгновений  Итторк  ломал
взглядом  Оппанта,  но тот с непонятным для себя спокойствием и
горечью рассматривал Итторка. Горечью и чувством стыда...
     Похоже,  Итторк  ощутил,  что  во  взгляде   Оппанта   нет
ненависти,   а  есть  странная  смесь,  в  которой  разобраться
непросто, и где не последнее место занимает сожаление по  нему,
блестящему и мудрому Итторку...
     -- Заседание  окончено,--  бросил  Итторк.--  Отныне будем
собираться лишь в тех случаях, когда я  позову.  Уверяю,  таких
случаев будет немного! Я еще не встречал проблем, с которыми бы
не справился без многодневных пустых словопрений!
     Панцирники  разом  сдвинулись  с  мест. На Старших пахнула
волна запахов угрозы. Напор был так  страшен,  что  престарелые
термы  подпрыгивали,  пятились, затем опрометью начали выбегать
из  зала  Совета.  Панцырники  двинулись  следом,  только  двое
остались   за   спиной  Итторка,  на  Оппанта  смотрели  зло  и
недоерчиво.
     Итторк повернулся к Оппанту:
     -- А  теперь  разберемся  с  тобой,  самый  загадочный  из
термов.  Ты,  так  я  слышал,  не  смирился с тем, что ты урод,
калека..
     -- Я им себя не чувствую,-- ответил Оппант нехотя.-- А что
говорят... Конечно, гадко. Но  я  мало  общаюсь  с  говорунами.
Когда я ломаю стену в другой мир, стена не говорит, что я урод.
     Широкие  фасеточные  глаза  Итторка потемнели, а их нижние
части матово заблестели. Сяжки задвигались:
     -- Ты не только ломаешь стену.
     -- А что еще?
     -- Как я слышал,-- проговорил Итторк  медленно,--  ты  уже
ломаешь и Купол!
     В  е