его место занимает
Киев. Наш народ здоровее,  наши  боги  воинственнее,  мы  любим
воевать и презираем наслаждения!
     Еще  через  полчаса поезд подкатил к вокзалу. До остановки
мы  не  отходили  от  окон.  Даже  меня  потрясла   красота   и
великолепие  дворцов.  Я,  коренной москвич, никогда не видел в
моей Москве таких дворцов.  Не  было  их  и  в  древнем  Киеве,
"матери  городов русских". Дворцы, храмы дома увеселения -- они
вздымались все выше и становились все краше по мере  того,  как
поезд приближался к центру города.
     Мы  еще всматривались в приближающийся вокзал, когда двери
нашего гигантского купе распахнулись. Высокий офицер,  командир
целого отряда центурионов, сказал вежливо, но очень твердо:
     -- Мы  прибыли.  Прошу  не оказывать сопротивления, мне не
хотелось бы вас связывать.
     Честно говоря, я даже вспотел от волнения. Латинский  язык
-- мертвый  язык  науки  и медицины. Я не был уверен, что пойму
обыкновенных римлян. К счастью, латинский язык -- не английский
с его кошмарами чтения. Здесь -- без фокусов.
     -- Мы  не  будем  оказывать  сопротивления,--  ответил  я,
медленно  подбирая  слова  на  латинском.--  Мы  уже  далеко от
родины.
     Офицер выслушал, кивнул. Он понял мою  речь,  произношению
не  удивился.  Какой  варвар,  даже  просвещенный,  говорит без
ужасного акцента?
     Тверд хмыкнул, пошел к выходу,  гордо  вскинув  голову.  Я
пропустил  Илону  вперед, чтобы она держалась между нами. Сзади
загремели панцири, стражи следовали тесной группкой.
     На перроне нас оглушил  гам,  крики.  Разношерстный  народ
двигался  во  всех  направлениях,  наши центурионы прокладывали
дорогу зуботычинами, колотили встречных  рукоятями  мечей.  Нас
держали  в  плотном кольце. Тверд весело оскалился. Бедняга был
немножко рад, что  хоть  на  это  время  подпадает  под  статус
заключенного, становится со мной на одну доску.

     Еще  выходя  из  здания  вокзала,  мы  все  трое удивились
множеству праздношатающегося  люда.  Тверд  знал  понаслышке  о
плебсе  с  его девизом: "Хлеба и зрелищ!", теперь увидел. Среди
богато одетых людей странно выглядели иные с  широкими  медными
ошейниками,  на которых замысловатыми буквами выгравировано имя
и адрес. Некоторые носили золотые ошейники. Сперва я решил, что
это дань моде, потом вспомнил, что некоторые  рабы  становились
миллионерами,  заводили  собственных  рабов,  и  что рабы рабов
назывались метеками.
     Когда  мы  вышли  на  городскую  площадь,   офицер   начал
торопить,  часто поглядывая на часы, вделанные в стены высотных
домов.  Было  жарко,  от  быстрой  ходьбы  даже  взмокли.  Член
муниципалитета,  сопровождающий  отряд  центурионов, расстегнул
рубашку, и мы увидели добротный ошейник с затейливыми  буквами.
Ошейник  был  сделан любовно, вручную. Имя оказалось длинное, с
предименем С. Рубашку сопровождающий носил без воротника, чтобы
все  видели  и  завидовали,   какому   знатному   человеку   он
принадлежит.
     Наконец офицер, который уже не мог заставить нас двигаться
быстрее, взмолился:
     -- Друзья! Если поспешим, успеем к началу. Сейчас начнется
финальный матч на кубок! "Медведь" и "Сокол"!
     Центурионы  охнули,  инстинктивно рванулись вперед. Задние
налетели на нас. Тверд первым сообразил, лицо его просияло:
     -- Это сегодня?  Я  в  этом  проклятом  поезде  счет  дням
потерял. Целую неделю выходит, ехали?
     Он  уже  почти  бежал,  обгоняя  центурионов.  Я  невольно
прибавил шагу, Илона догнала Тверда. Офицер заторопился, бешено
жестикулируя:
     -- Нам еще повезло, могли бы вообще не успеть!  На  дороге
орудуют   кочевники,  разбирают  рельсы...  А  мы  должны  были
дожидаться...
     -- Но мы успели! -- отозвался Тверд.
     Он уже мчался бегом вместе  с  самыми  нетерпеливыми.  Они
оторвались  от  нас на добрую сотню метров. Не понять было, кто
из них пленник,  кто  страж.  Все  мчались,  охваченные  единым
благородным порывом.
     Мы  с  Илоной поспешили вслед. Офицер бежал рядом со мной,
держа обнаженный меч наголо. Мне он не  доверял,  а  за  Тверда
явно  не  беспокоился. Рыбак рыбака чует за версту. Здесь -- за
римскую милю.
     Через несколько минут мы  выбежали  на  площадь,  на  краю
которой  стояло  огромное  здание,  сложенное из серых каменных
глыб.  Массивные  ворота  были  украшены   барельефом   "Кронос
пожирает  детей..." На второй половине ворот возмужавший Юпитер
красочно лишал Кроноса его детородной силы, утверждая тем самым
право человека на бессмертие, на  право  именоваться  богами  в
отличие от титанов Крона и вообще племени титанов.
     Бегом  мы  промчались  через площадь. Центурионы в воротах
выставили угрожающе копья:
     -- Пароль?
     -- "Медведь" и "Сокол"! -- выпалил запыхавшийся  офицер.--
Тьфу, пароль "Помпея". Скорее открывай, игра начинается!
     Страж с завистью окинул нас взглядом, взял жетоны, которые
протянул  офицер,  сунул в щель опознавателя. Замигали огоньки,
ЭВМ медленно переваривала данные.
     -- К кому? -- поинтересовался страж.
     -- "Медведь"...  Тьфу,  к   Верховному   жрецу   института
Кроноса.  Быстрее,  мы  сперва  заскочим  в  дежурку, там у вас
телевизор!
     -- Везет же людям,-- пробормотал стражник.-- А  тут  стой,
как проклятый.
     -- Ладно-ладно!  Вас сейчас двое, а должно стоять шестеро.
Где остальные?
     Страж больше спрашивать ничего не стал, поспешно дернул за
рычаг.  Ворота  начали  бесшумно   раздвигаться.   Офицер,   не
выдержав,  первым  кинулся  вперед, почти забыв про нас. У меня
появился шанс убежать, но куда я денусь в чужом мире?
     Догнав офицера, я сказал осторожно:
     -- Зачем институт Кроноса? Меня бы лучше  к  Зевсовикам...
э...  юпитерианцам.  Проблема  не  столько  временная,  сколько
пространственная.
     Офицер даже  не  отмахнулся.  Он  едва  не  сорвал  дверь,
врываясь  в  первую же комнату на нижнем этаже здания. Там было
полно народу,  Тверд  с  нашими  центурионами  уже  протиснулся
поближе  к  телевизору.  Телевизор  оказался огромным, цветным.
Воздух в комнате был спертый, насыщенный тяжелым запахом  пота.
На  цветном  экране мечутся человеческие фигуры. Телевизор орал
так, что дрожали стекла в окнах, но  центурионы  тоже  орали  в
азарте, лупили себя по коленям, друзей по спинам, громко давали
ЦУ тем, кто мечется по арене.
     Передача  велась из цирка. Игра уже длилась минут пять, на
золотистом песке двое лежали неподвижно, а  третий,  с  залитым
кровью  лицом,  пытался  отползти  к  бортику, но, ослепленный,
тыкался головой в ноги гладиаторов. Кровь брызгала на  панцири,
быстро  впитывалась  в песок, оставляя красные пятна. Команда в
золотистых доспехах теснила иссиня-черных, но те встали в круг,
атаку отбивали хладнокровно. У каждого гладиатора на спине было
написано крупными буквами имя и номер.
     Кое-где бой шел еще копьями, но большинство  уже  рубилось
мечами.  Гремела  барабанная дробь марша, который показался мне
чуточку знакомым. Арену заливали яркие лучи прожекторов. Камера
на миг показала одного из  техников,  что  двигал  прожектором,
виртуозно  меняя  светофильтры,  а  его помощники колдовали над
пультом, усиливая  и  придавая  тембровую  окраску  смертельным
хрипам, доносящимся с арены.
     Ряды зрителей располагались высоко. В первом ряду мелькали
возбужденные  женские  лица, блестящие детские глазенки, тут же
вторая камера показала двух могучих бойцов, что, отбросив щиты,
яростно рубились мечами. У одного  слетел  от  страшного  удара
шлем  с  изображением  медведя,  и  противник обрадовано усилил
натиск, его меч обрушивался  со  всех  сторон,  высекая  искры,
публика  ревела  от  восторга,  но вдруг отступающий неожиданно
сделал неуловимый шаг в сторону,  меч  блеснул  и...  исчез,  с
такой скоростью был нанесен удар. Гладиатор из команды "Сокола"
даже не успел схватиться за разрубленное плечо.
     Публика  взревела от восторга. Легионеры орали, топали. Не
в пример зрителям в цирке, здесь больше болели за  "Сокол",  на
чьих  щитах  сидел огромный сокол с гордо вздернутыми крыльями,
стилизованный настолько, что я принял его за толстый трезубец.
     Когда гонг ударил на перерыв, "Медведей" осталось  пятеро.
"Соколы" держались по-прежнему в обороне, но их уцелело семеро.
Трое были ранены, уцелевшие зажимали им раны ладонями, стремясь
сохранить   боеспособность  игроков  своей  команды  до  начала
второго тайма. Или периода. Раны, судя по  всему,  перевязывать
считалось немужественно или незрелищно.
     В перерыве между рядами публики сновали быстрые обнаженные
рабыни, подавая мороженое, ситро, программки.
     Прозвучал  гонг.  "Соколы"  неожиданно  изменили  тактику,
разом перейдя от обороны к атаке. Их раненые шатались от потери
крови,  руки  едва  держали   оружие.   "Медведи"   не   смогли
защититься, когда "Соколы" ударили одновременно, целя в головы,
грудь,  ноги... В комнате раздался вопль, центурионы вскакивали
на ноги, орали. Кричал Тверд, вопил офицер нашего конвоя.
     Несмотря на ужас, на потрясение,  когда  комната  шатается
перед  глазами,  я  не  отрывался от экрана и вдруг ощутил, что
боль за гладиаторов  вообще  незаметно  переношу  на  бойцов  в
иссиня-черных    доспехах.   Сражаются   мужественнее,   победу
заслужили они, они лучше во всем...
     Я закрыл глаза, помотал головой. От стыда пылало лицо. Как
легко  нас  зацепить  на  крючок!  Даже   я,   интеллигент   из
интеллигентов,  гуманитарий, знаток театра и музыки, уже сжимаю
кулаки  и  "болею",  так  называется  этот  позор  человеческой
психики, "болею" за одних, желаю поражения другим...
     Тверд  выкрикивал,  размахивал кулаками. Илона смотрела не
на экран, а  с  нежностью  на  раскрасневшееся  лицо  десятника
Салтовского  полка.  События  на  арене ее не трогали, а потоки
крови она уже видела, это ее мир.
     Как из другого мира услышал радостный вопль Тверда:
     -- Молодцы "Соколики"! Выиграли! Всухую засадили,  три  --
ноль!
     Выиграли,  мелькнуло  горькое.  Встанут,  раскланяются  на
аплодисменты... Впрочем, даже у нас бездумно говорят:  выиграли
сражение,  выиграли  Сталинградскую битву, выиграли войну... Не
эти ли меднолобые, которых предостаточно в нашем мире, внедрили
такие чудовищные, противоестественные словосочетания? Тем самым
"выиграли" важное очко у единственно серьезных  противников  --
гуманитариев...
     Офицер  конвоя  сердито плюнул на пол, растер сапогом. Его
глаза люто сверлили ликующего Тверда.
     -- Встать! -- заорал он на нас.-- Там ждут... с  топорами,
а они тут прохлаждаются!
     Центурионы   пинками  подняли  нас  на  ноги.  Большинство
сдержанно улыбалось, только  один-два,  подобно  офицеру,  были
мрачнее  грозовых  туч. Мы поднялись на второй этаж и поспешили
по коридору в сопровождении лязгающего железа.
     Двери попадались часто, офицер время от времени дергал  за
ручки, чертыхался, свирепо гнал нас дальше.
     Мы  дошли до конца коридора, никого не встретив. Последняя
дверь оказалась  распахнутой  настежь,  за  ней  просматривался
просторный  машинный  зал.  Каждая  из  стен  -- огромная ЭВМ с
экранами, сигнальными лампочками.  На  экранах  пляшут  цветные
кривые, на двух из них в бешеном темпе сменяется математическая
символика,  на  одном  медленно  проплывают видовые картинки...
Меня осыпало  морозом:  чужая  планета!  Настоящая  передача  с
места...
     В центре зала подковообразный пульт управления, за которым
помещалось,  судя  по  сидениям,  пятеро. Сейчас там находились
трое мужчин. Мне в глаза сразу бросились ошейники. Два  медных,
один серебряный.
     Офицер,  громко  топая,  подошел к пульту, опустил тяжелую
ладонь на плечо человеку с серебряным ошейником:
     -- Эй, головастики!  Нам  нужна  лаборатория  параллельных
миров. У нас есть такая хреновина?
     Человек  вздрогнул  от  прикосновения,  пугливо обернулся.
Лицо его было измученным, а в глазах застыла обреченность.
     -- Храбрый центурион,-- ответил он подавленным  голосом,--
ты уже в лаборатории. Нам сообщили... Только не называй ее так,
иначе  гнев  всемогущего  Юпитера поразит тебя, хотя ты великий
герой, судя по голосу и осанке.
     Я уловил скрытую издевку, офицер же приосанился.
     -- Как же она зовется? -- спросил он громко.
     -- Пока никак, наша лаборатория  еще  комплектуется...  Но
все  подвластно  Юпитеру, это аксиома. Потому возможные миры на
всякий  случай  называй  тоже  юпитеровыми.  Так  сказать,   во
избежание.
     -- Возможные,--  вмешался  я, выступая вперед.-- Вы еще не
достигли их?
     Человек с серебряным ошейником смерил меня взглядом. В его
глазах появилось сочувствие.  Голос  несколько  потеплел,  хотя
насмешки не поубавилось:
     -- Разве  в  Киеве  достигли? Ведь ты судя по грубой речи,
родом из Киевской державы? Гиперборей?
     Я, наверное, сильно изменился в лице, если Тверд участливо
подхватил меня под локоть.  Все  трое  ученых-рабов,  теперь  с
интересом рассматривали меня.
     -- Мы достигли... -- ответил я упавшим голосом.-- Я прибыл
из параллельного  мира,  или  как  вы  говорите, из возможного.
Только это оказалась не лучшая возможность.
     Человек в серебряном ошейнике вскочил. Его  глаза  изучали
мое  лицо,  быстро  пробежали по комбинезону, кроссовкам, затем
наши взгляды встретились.
     -- Офицер,--  сказал  он  отрывисто,--   доставьте   этого
человека  к  Главному  Жрецу.  Он  один?  Эти  не  с ним? Слава
Юпитеру, а  то  я  подумал  уже  о  вторжении...  Поторопитесь!
Возможно, вас ожидает повышение!
     Через пару минут я уже был на самом верху здания. Тверда с
Илоной  оставили обедать с младшими жрецами. Но Тверд предпочел
компанию легионеров. С ними можно было обсудить, как он  сказал
мне,  шансы  "Медведей"  на  реванш в следующем сезоне. Команда
сильная, из престижных соображений ей помогут.  Усилят  бойцами
из других гладиаторских школ. Правда, "Сокол" тоже сопли жевать
не будет, обязательно явится с сюрпризом...
     Я  в  кольце легионеров ожидал Главного Жреца. Его кабинет
был  заперт,  страж  объяснил  угрюмо,  что   Главный   вот-вот
прибудет,  уже  сообщили  по  видео.  В  углу  --  бар, если мы
желаем...
     Не успел он договорить, как легионеры оказались  в  нужном
углу.   Офицер  остался  возле  меня,  раздираемый  завистью  и
сомнениями.  Легионеры,  отталкивая  друг  друга,   с   хохотом
вытаскивали  бутылки.  Им  не  часто  приходилось  сопровождать
пришельцев из других миров, когда еще здесь побывают  в  другой
раз!
     Главный  Жрец  вошел  крупными  шагами.  Легкая накидка не
скрывала его широкой выпуклой груди. Плечи у Главного оказались
такой ширины, что  стоя  перед  ним,  нужно  было  поворачивать
голову  из стороны в сторону, чтобы их увидеть. Высокого роста,
на щеке два косых шрама, словно следы сабельных  ударов.  Глаза
ярко-синие,  проникающие  собеседнику  в  мозг.  Он  был красив
настоящей мужской красотой, и явно знал это.
     -- Пришелец из параллельного мира  --  спросил  он  густым
благородным голосом, делая приветственный жест.-- Мне сообщили,
но это невероятно!
     Руки  его  были  довольно длинными, жилистыми. Правая рука
чуть  толще,  такие  бывают  у   легионеров-профессионалов   от
многочасовых  упражнений с тяжелым мечом. Но взгляд был острый,
оценивающий.
     -- Пройдем в кабинет,-- предложил он. Офицер дернулся было
за нами, но Главный остановил его: -- В этом необходимости нет.
Отдыхайте внизу.
     -- Но этот человек может быть опасен... -- начал офицер.
     В голосе Главного зазвучал металл:
     -- Вот и отдохните в безопасности! А  мы  здесь  справимся
сами!
     Страж   распахнул  дверь  перед  Главным,  пропустил  меня
следом. Дверь за нами закрылась. Главный  быстро  прошел  через
кабинет к столу, бросил несколько отрывистых слов в микрофон. Я
стоял  у  двери,  рассматривая  кабинет.  Справа  от  стола  --
массивная ЭВМ с дисплеем, слева на столике интерком, переносной
пульт управления.  На  стенах  большие  телеэкраны.  За  спиной
Главного  в нише гигантская статуя Юпитера. Выполнена настолько
художественно, без  навязывания  идеи  господства  Юпитера  над
миром, что даже я перенес бы ее в свой кабинет.
     Приоткрылась  дверь,  в  кабинет  неслышно  скользнули два
младших жреца. Присев на корточки, они достали диктофоны,  один
направил не меня видеокамеру.
     -- Итак,--  сказал  Главный,--  на  чем  основывается твое
утверждение, что  ты  прибыл  из  параллельного  мира?  Садись,
рассказывай.
     Я  сел  так,  чтобы  жрецу  было  удобнее  снимать,  чтобы
движения губ на  пленке  совпадали  с  произнесенными  словами.
Главный  внимательно  слушал,  я  видел  за  его  бесстрастными
глазами четко работающий мозг, потому  в  детали  не  вдавался,
рассказывая   о  главном,  основном.  Иногда  Главный  прерывал
вопросами, я отвечал быстро, потому что  все  вопросы  касались
технических подробностей, а здесь все ответы простые, легкие...
К  счастью,  Главный,  подобно своему коллеге, Верховному Жрецу
Киевской  державы,  совершенно  не  интересовался  общественным
строем  моего мира, нашей философией, этикой, иначе мы застряли
бы на первом шаге.  Но  дважды  два  везде  равняется  четырем,
железная руда плавится при той же температуре, число пи имеет в
этом мире ту же величину...
     Постепенно   Главный  растерял  невозмутимость.  Лицо  его
побагровело, не сразу вернулось в норму.
     -- Я верю,-- сказал он.  Голос  его  чуть  дрогнул,  но  в
следующий миг он уже обрел свой обычный тон.-- Удивительно, что
отыскался мир, где Юпитер еще не установил свою власть! Видимо,
наш  прародитель в благородной рассеянности проглядел его среди
многочисленных миров!..
     -- Вы достигли других миров? -- спросил я.
     -- Только в линейном пространстве,--  объяснил  Главный.--
Планеты, согреваемые нашим Фебом, их мелкие спутники... Пробуем
дотянуться  до  ближайшего звездного острова. Но в параллельных
мирах у нас никто не бывал. О них  даже  не  думали!  Полагали,
абстракция,   игра   ума...   Впрочем,   теперь  срочно  начнем
исправлять положение.
     Он перевел взгляд на жрецов, один тут же вскочил:
     -- Прикажешь отправить заказ на аппаратуру, Великий?
     Главный кивнул. Голос его был ровен, каждое слово  падало,
как тяжелый молот на наковальню?
     -- Немедленно. С грифом "Императорский заказ". За малейшую
задержку  -- казнь на кресте. За умышленную отсрочку -- сдирать
кожу с живого. Эксперименты начнем  сразу  же,  когда  прибудет
оборудование. Сейчас -- всех на подготовку места!
     Я спросил осторожно, не давая разрастись надежде:
     -- Вы полагаете... Вы начнете пробивать Дверь?
     Главный усмехнулся, но глаза его оставались колючими:
     -- Вы еще не высадились даже на Марсе!.. А мы уже основали
там две  колонии  рабов-каторжников.  И  к звездам подбираемся.
Дорогу в параллельные миры вы  открыли  раньше  вас  по  чистой
случайности. Это отставание мы ликвидируем в считанные недели!

     Оборудование  начало поступать к концу дня. Я был потрясен
эффективностью императорской  власти.  Противоречить  никто  не
смел,  увязывать  и согласовывать не приходилось, уже на второй
день в храм Кроноса нагнали массу жрецов разных специальностей.
Никто не  возражал,  не  роптал,  не  ссылался  на  оставленную
работу.  Когда приходит пора государственной необходимости, кто
говорит о своих правах? Впрочем, я уже видел права в этом мире.
     Офицер с  легионерами  сторожил  ходы-выходы,  а  за  мной
ходили два жреца, записывали каждое слово, каждый жест, взгляд.
С   помощью   мощной   ЭВМ  жрецы-аналитики  из  касты  авгуров
расшифровывали, толковали.
     В  каждом  зале  теперь  царила  суета.  Людей   толпилось
множество, словно здесь был не храм науки, а овощная база, куда
прислали   физиков-теоретиков.   Время   от   времени   кого-то
уволакивали  центурионы,  на  заднем  дворе  деловито   пороли,
заколачивали  в колодки. Все