Он  лег  поверх  спального мешка и почти мгновенно заснул.
Глубокое ровное дыхание наполнило избушку. Он лежал  на  спине,
раскинув  могучие руки. Доверился им настолько, что заснул. Или
человеку, выполнившему приказания духов, никакие чары  и  козни
повредить не могут?
     Игорь  шумно  вздохнул.  Он  положил  в  аптечку дрожащими
руками большой шприц с прозрачной жидкостью.
     -- Я хотел было сделать укол морфия... Куда там! Ох и спит
же!
     Нина, как зачарованная, опустилась на колени и смотрела  в
суровое,  мужественное  лицо.  Эти  широко расставленные глаза,
крутой лоб, острые скулы -- все это видела раньше,  но  никогда
его лицо не принимало такого выражения уверенного в себе воина!
Воевал с византийцами, сражался в Персии, выходил на поединки с
берсерками... Великий бард и не менее великий викинг Эгиль, сын
Скаллагримма, посвятил ему вису как одному из лучших друзей...
     Подошел  Игорь  и  присел на корточки. Он тоже внимательно
всматривался в лицо вольного купца-воина.
     -- Готов поверить в переселение душ,-- сказал наконец,-- в
петлю времени, в чертовщину. Даже в то, что мы спятили. Но  это
не Топляк!
     Нина кивнула.
     -- Я уже знаю, в чем дело,-- продолжал Игорь.-- Его предки
были поморами   и   посетили   этот  остров.  И  вот  в  минуту
смертельной опасности организм мобилизовал все  резервы.  Жить!
Во  что  бы  то  ни стало! Наша каракатица спастись не могла. В
такой ситуации это под силу только  мужественному  человеку.  И
организм  высвободил  генетическую  информацию  о  предках. Так
перестал существовать Топляк и появился Александр, сын Добрыни.
Но кто бы мог подумать, что уже в те времена смельчаки побывали
на Шпицбергене!
     Нина опять кивнула.  Она  не  могла  оторвать  взгляда  от
запрокинутой головы гостя.
     И тут Игорь опустил ее с небес на землю.
     -- Хорошо,  все  необычное мы объяснили. Продуктами и даже
свежей медвежатиной обеспечены. Что  делать,  когда  проснется?
Придется радировать, пусть пришлют за ним вертолет.
     Стрелки  часов отсчитывали секунды, минуты, те слагались в
часы,  приближалось  утро,  но  ничего  лучшего  придумать   не
удавалось.
     Игорь  вытащил  рацию  и  принялся настраивать. Вдруг Нина
тихонько окликнула его и указала взглядом на спящего.
     Александр сладко чмокнул во сне,  зябко  подтянул  колени,
попытался  свернуться  клубочком. Откуда-то, вероятно, дуло: он
обиженно сопел и старался втянуть голову в  плечи.  Мышцы  лица
расслабились, оно стало рыхлым и очень знакомым.
     -- Саша,-- позвала Нина, все еще не веря.
     Александр  засопел  сильнее, просыпаясь, разлепил с трудом
один глаз, увидел двух насторожившихся геологов. И вдруг  опять
произошла метаморфоза. Лицо Топляка неуловимо изменилось. Перед
ними   снова   был   воин,   собранный,   мужественный.  Сквозь
расстегнутый ворот рубашки виднелась  мускулистая  грудь.  Нина
зачарованно   смотрела   в   глаза   Александра.   Она  впервые
рассмотрела их как следует: чуть удивленные, того  пронзительно
сине-зеленого  цвета,  который  напоминает  морскую  волну.  Ей
показалось, что от него пахнет морем и ветром.
     Александр скупо улыбнулся, показав белые и острые,  как  у
волка, зубы и сказал:
     -- Собирайтесь. Опять пойдем к гребню. И поведу вас я.
     Его   голос  снова  звучал  как  боевой  рог  --  сильный,
хрипловатый, зовущий в бой.
     Александр еще не  видел  стоящий  в  углу  сверкающий  меч
конунга  и  таинственно мерцающий драгоценный греческий щит. Не
видел  и  ларца  с  драгоценностями,  глядя  на  который   Нина
чувствовала,  что  до  конца  жизни  будет  ревновать Топляка к
неведомой Зарине.

     ГЛУБОКИЙ ПОИСК

     Неудобства  начались  с  первых  же  минут.  Администратор
почему-то очень уж тщательно изучал мою трудовую книжку, трижды
перечитывал  анкету.  Естественно,  это  меня  раздражало.  Мне
пятьдесят пять лет, доктор наук, у меня ряд  серьезных  научных
работ.  Я  не  отвечаю за того балбеса, каким был в шестнадцать
лет,  когда  бросил  школу  и  завербовался  в  Коми  АССР   на
лесоразработки.  И  ничего  общего  также  не имею со слезливым
юнцом, который после несчастной  любви  --  тьфу!  --  едва  не
покончил   с   собой,  бросил  прекрасный  вуз,  только  бы  не
встречаться с предательницей, после чего два  года  работал  на
подсобных  работах,  разгружал  вагоны.  Но  это все, как и ряд
других  вывихов  молодости,  отмечено  в  трудовой,  закреплено
печатями. И для бюрократа это важно.
     -- Да,--   сказал   администратор  медленно,--  вы  успели
попутешествовать...
     -- Последние пятнадцать лет я работаю  на  одном  месте,--
ответил  я  сухо.--  Извините,  но  я глубоко разочарован своим
визитом. Мне очевидно послышалось,  что  речь  шла  о  каком-то
важном  эксперименте.  Теперь  я  вижу,  что я зря теряю время,
которого у меня не так уж много. До свидания.
     Я поднялся, коротко  поклонился.  Администратор  изумленно
вытаращил  глаза.  Я  сунул  трудовую  книжку в карман и быстро
направился к двери. Он догнал меня уже у самого выхода.
     -- Ну что же вы так? -- сказал он  удивленно,  ухватившись
за  мой  рукав.--  Зачем  же  так круто? Я не спрашиваю о ваших
работах, потому что и так хорошо их знаю. Изучил даже, хотя  не
все  понял.  Мы  тоже  считаем  вас  в числе наиболее обещающих
ученых, потому  и  обратились  к  вам  с  предложением  принять
участие в эксперименте! Мы собрали о вас данные...
     -- Любопытно бы взглянуть,-- остановился я.
     -- Э-э,  такое  всем любопытно. Человек больше всего любит
читать  про  себя!  Это  исключено.  Впрочем,  после  окончания
эксперимента... не понимаете?
     Смешно,  но я попался именно на эту удочку. Очень хотелось
прочитать, что же думают обо мне коллеги, друзья, родственники.
Каким я выгляжу со стороны? Какое впечатление произвожу?

     Заведующий  лабораторией  Жолудев  вошел  в  мою   комнату
замедленно,  с  осторожностью.  Я  уже  слышал,  что у него под
сердцем застряла пуля,  давит  на  какой-то  клапан.  Жизнь  на
волоске, но на операцию не идет: организм изношен, не выдержит.
Десять  лет работы врачом в арабских странах не прошли даром, а
в благодарность -- автоматная очередь в упор от террориста... И
то счастье, что выжил!
     -- Давайте я сразу введу вас в  самую  суть,--  сказал  он
бесцветным    голосом.--    Мы,   как   вы   слышали,   кафедра
экспериментальной  психологии...   Избавлю   вас   от   научных
терминов,  ибо  на  языке  нормального  человека  мы занимаемся
усовершенствованием человека.
     -- Ого,-- казал я саркастически.-- И далеко продвинулись?
     -- Не смейтесь. Я же сказал, что занимаемся, но не сказал,
что добились чего-то. Человек -- это не новая модель телевизора
или холодильника.  Да  и  мало  кто   знает,   что   такое   --
усовершенствовать.  Спортсмены  тоже  совершенствуют,  так  они
говорят, но мы-то знаем что их усилиями здоровые дети,  которые
могли  бы  вырасти  учеными,  писателями, музыкантами, попросту
превращаются в дебилов с огромными мускулами...
     Бесстрастности хватило  ненадолго,  он  заговорил  горячо,
обидчиво,  я  невольно  ощутил  симпатию.  К неудачникам всегда
чувствуешь симпатию, к тому же я и сам разделял его отношение к
спортсменам. Не только потому, что меня самого природа обделила
если  не   ростом,   то   тугими   мышцами,   пришлось   самому
наращивать....   А  если  и  потому,  что  с  того?  Все  равно
спортсменов не люблю.
     -- Если не поздно посовершенствоваться,-- сказал я,-- то я
готов.  Да-да,  это  не   спорт,   человек   может   и   должен
совершенствоваться   до   конца   жизни.   В   чем  заключается
эксперимент?
     -- Несложен, уверяю вас. Вас поместят в отдельную комнату,
уложат  в  ванну  с  особым   раствором,   чтобы   уравновесить
гравитацию.  Земное  тяготение,  говоря  проще.  Вы  не  должны
чувствовать тела, это отвлекает... Температура будет  подобрана
так,  чтобы  не  жарко,  и  не холодно. Словом, будете парить в
невесомости подобно космонавту. Кормить  будут  подготовленными
растворами... Это совершенно безболезненно, уверяю вас! Прямо в
кровь. Но вы ничего не почувствуете.
     Я кивал, запоминая. Спросил настороженно:
     -- Но что я должен делать?
     -- Искать  контакты,--  ответил  он просто. Перехватив мой
недоумевающий взгляд, пояснил.--  Есть  гипотеза...  уже  почти
теория,  что  наш  мозг  способен выходить в подпространство...
Назовите  его  гиперпространством,  внепространством  или   как
угодно,  но  суть  в том, что мозг способен уловить больше, чем
самые  сверхчувствительные  приборы.  И   мы   очень   на   это
рассчитываем.
     Я спросил в приподнятом расположении духа:
     -- Хорошо  бы...  Но почему я? К вам, как я знаю, ломились
многие.
     Он развел руками, в глазах появилось  странное  выражение,
тут  же  исчезло.  То  ли хотел сказать, что я лучше, то ли еще
что, но выражение глаз почему-то напомнило мне, с  каким  видом
администратор листал мою трудовую книжку.

     Я   полагал,  что  день-другой  буду  привыкать  к  ванне,
растворам, но едва меня опустили в эту теплую воду,  как  сразу
перестал  ощущать тело. А когда закрывал глаза, то ощущал себя,
как,  наверное,  чувствовал  бог-творец,  зависший   в   черной
пустоте.
     Иногда  становилось страшновато, я распахивал глаза, белый
потолок и угол стены действовали успокаивающе. Веки  опускались
будто  сами,  снова погружался в полусон-полудремоту. В темноте
плавали цветные пятна, круги, кольца, иной раз чудилось, что со
мной  пытаются  установить   контакт,   я   бросался   мысленно
навстречу... и всякий раз видел, что это очередные глюки.
     Но  к  концу  недели показалось, что нащупал во тьме нечто
живое. В той странной черноте нет  расстояний,  я  не  знал  --
рядом  ли  это  нечто  или  же за тридевять галактик, но тут же
бросился жадно пробиваться сквозь непонятные барьеры,  страстно
взывал   к   чужому   разуму,   чувствам,  мысленно  заверял  в
дружелюбии...
     Ответ пришел смутный, не словами и не образами,  а  скорее
чувствами:
     -- Кто... кто это?
     -- Я,--   закричал   я,--   человек  разумный!..  Мыслящее
существо... дружелюбное и открытое... Я хочу с тобой общаться!
     Некоторое  время  я   ощущал   только   красновато-розовое
свечение,  потом  оформилось  нечто, что я с некоторой натяжкой
назвал бы даже образом:
     -- Кто... откуда... Какой?
     Торопливо, захлебываясь словами и мысленными  образами,  я
спешно  передал,  что  я -- человек, двуногий, с планеты Земля,
что вертится вокруг Солнца, а  Солнце  эта  такая  звезда,  что
вертится  на  заднем  дворе  одной  из захудалых галактик, а та
галактика находится на краю Метагалактики... Еще  нес  какую-то
чушь,  ибо  не  силен в астрономии, но я просто боялся потерять
контакт, потому вываливал и  вываливал  уйму  информации,  пока
ответ   не   пришел  настолько  ясный,  что  я  поперхнулся  на
полуслове-полуобразе:
     -- Понятно... Землянин. Русский. Эксперимент в лаборатории
Жолудева...
     Я едва  не  утонул  в  ванне,  настолько  удивился,  начал
барахтаться,  но  контакт  не  оборвался,  связь чувствовалась,
наконец я сказал растерянно:
     -- Если вы это знаете...
     -- Еще бы,-- ответил  мысленный  голос.  Я  уловил  в  нем
досаду.--  Вместо  того,  чтобы  отыскать братьев по Разуму, мы
отыскали друг друга... Интересно, сколько нас лежит  в  ваннах,
вслушивается и внюхивается?
     Я пробормотал:
     -- Жолудев мне ничего не говорил...
     -- А вы спрашивали?
     -- Н-нет...
     -- И я не спрашивал. Да и какая разница? Чем больше выйдет
на поиск, тем больше шансов..
     Голос  то  слабел, то усиливался, но слышимость оставалась
достаточно четкой, я слышал чужой голос даже сквозь шум крови в
висках.
      -- Но это уже шажок,-- сказал я, скрывая разочарование.--
Я что-то не слыхивал, чтобы люди могли обмениваться  мыслями...
Или  хотя  бы  образами.  Может  быть,  надо  сперва  научиться
понимать друг друга, а потом пробовать понять чужих в космосе?
     -- Это  аллегория,--  ответил  голос  уверенно.  Я   сразу
представил   себе   человека   средней  молодости,  сильного  и
уверенного в собственной правоте,  успевшего  сделать  карьеру,
пусть не самую высокую, но обогнавшего одноклассников, а сейчас
идущего  к цели уверенно и напролом.-- Но будем искать... Время
у нас еще есть...

     Жолудев  если  и  удивился,  что  мне  удалось  установить
мысленную  связь  с  таким же испытуемым, то не отреагировал ни
положительно, ни отрицательно. Просто  кивнул,  поинтересовался
не кажется ли вода холодной, не добавить ли соли, а когда ушел,
я   с   новой   энергией   бросился  искать  голоса  в  черноте
подпространства.
     Второй, кто откликнулся на зов, был такой же испытуемый. Я
ощутил  сильное  разочарование,  потом  пришла   успокоительная
мысль, что если кого-то, скажем, в Австралии положить в ванну с
таким  же  подобранным  раствором,  то и с ним свяжусь... может
быть. Пусть не космос, но все откроется  возможность  мысленной
связи через континенты. А там, глядишь, можно будет научиться и
без ванн...
     Жолудев однажды сказал благожелательно:
     -- Не  истязайте  себя так... Может быть, как раз в момент
расслабления   получится    лучше.    Кроме    того,    нелишне
посоветоваться...    обменяться    опытом...    или   хотя   бы
впечатлениями с теми, с кем удалось связаться... Хотя, гм,  вам
они могут не понравиться...
     -- А кто они? -- насторожился я.
     Жолудев пожал плечами, взгляд ушел в сторону:
     -- Понимаете  ли... Нам важна психика... Нам не важно, кем
человек работал, какую музыку любит.
     -- Понятно,-- прервал  я.  Не  люблю,  когда  в  разговоре
мелькают  "понимаете  ли", "знаете ли", "видите ли", это крайне
невежливо,  культурный  человек  никогда  не  оскорбляет  этими
словами  собеседника.--  Мне  тоже не важен пол, возраст, и кто
сколько сидел в тюрьме. Но если они лежат вот так же в ваннах с
теплой водой, мне есть о  чем  с  ними  переброситься  словцом.
Если, конечно, это не нарушит чистоту эксперимента.
     -- Не нарушит,-- ответил Жолудев.
      Он чуточку замялся, я тут же спросил настороженно:
     -- Что-то не так?
     -- Нет-нет,  все в порядке,-- сказал он поспешно.-- Только
крохотный пустячок... У меня  просьба...  Вы  называйте  их  по
номерам, хорошо?
     -- Хорошо,-- ответил я с недоумением.-- Если это важно...
     -- Важно,--    улыбнулся   он.--   Вдруг   да   в   минуту
откровенности вы исповедуетесь друг другу в каких-то грешках...
Пусть не стыдно будет потом. Вы друг друга не знаете!
     -- Обещаю,-- сказал я.-- И это все?
     -- Все,-- ответил он со странной улыбкой.

     На этот раз я сосредоточился на первом голосе,  представил
его  интонации,  образ  того человека, и, к моей радости, через
минуту негромкий голос произнес:
     -- Я слышу вас...
     -- Здравствуйте,-- сказал я, ощущая некоторую  неловкость,
потому,  что  я  с  людьми  схожусь  не  сразу  и не легко.-- Я
подопытный экземпляр... будем  считать  меня  номером  седьмым.
Просто  так,  мне  эта  цифра  нравится. Как здорово, что можно
мысленно выбирать с кем  вступить  в  разговор...  Я  ведь  уже
нащупал  еще  одного...  Как  у  вас  дела? Я за неделю пока не
продвинулся ни на ангстрем.
     -- Я тоже,-- ответил голос.-- Чувствую слабость. Долго  не
мог  понять,  что  со  мной  происходит и где я нахожусь. Перед
глазами и сейчас еще иной раз плавают пятна...
     -- Эк  вас  взяло,--  посочувствовал  я.--  У   меня   уже
проходит... Сперва тоже был как в тумане, потом все вернулось в
норму.
     -- Завидую.  А  я  все еще ошарашен. Говорите, вы отыскали
еще одного?
     -- Надеюсь,  отыщу  и  еще...  Это  намного   проще,   чем
нащупывать мысли разумных осьминогов в другой вселенной.
     Он  хохотнул,  я  ощутил  его  веселье. Следующий партнер,
которого  я  условно  назвал   номером   первым,   еще   больше
обрадовался  моему  звонку.  Голос  у  него был молодой, и я по
интонации и ряду высказываний понял, что разговариваю с крепким
парнягой, который больше заботится о своей спортивной  карьере,
чем  о мировых проблемах. Точнее, о мировых проблемах не думает
вовсе. Между тренировкам клепает девок. Вот и все.
     Открытие    меня    обескуражило.    Не    ошиблись     ли
экспериментаторы? Но открытия на меня просто сыпались: в тот же
день  к  вечеру  я  ощутил  среди бездн пространства еще чье-то
присутствие, жадно прильнул, вошел в  контакт.  Ответил  мягкий
голос:
     -- Кто здесь?
     -- Здравствуйте,-- сказал я.-- Похоже, судя по слышимости,
мы все  из  одной  группы... Лаборатория Жолуева? Как двигаются
ваши дела?
     -- Средне...-- ответил  голос  с  заминкой.--  Я  пробовал
входить  в  самадхи  асампрайната,  чтобы уловить Зов, но много
помех...
     -- Вам удается  что-нибудь  сделать?  --  воскликнул  я.--
Поздравляю!
     -- Пока  поздравлять  рано.  Только  смутно  чувствую  эту
дорогу, нащупываю ее сквозь тьму,  но  еще  слаб...  Однако  же
другие  великие  проходили?  Находили  путь  к  воссоединению с
Мировым Разумом?
     Он  еще  говорил   что-то   о   Шамбале,   парапсихологии,
эзотерических  науках,  но  я  не  слушал, я ждал только паузы,
чтобы вежливо закончить разговор. С этим испытуемым все ясно. Я
сам в средней молодости  переболел  подобной  глупостью,  да  и
сейчас  нередко  встречаю  людей  образованных  и  вроде  бы не
абсолютных идиотов, которые на  полном  серьезе  верят  в  НЛО,
телепатию,   тибетские  тайны  и  прочее-прочее.  Хорошо,  хоть
перестали говорить о бермудском треугольнике, снежном  человеке
и деревьях-- людоедах!
     Ночами  спал теперь мало, мозг уже не ломился по космосу в
поисках  барьеров,  мысли  рассеянно  блуждали.  Интересно,   у
соседей  успехи  такие  же?  Или у кого-то намечается прогресс?
Правда, после первого контакта как-то  отпало  желание  с  ними
общаться.  Не  то, что именно отпало желание, но я как-то сразу
ощутил, что никто из них не откроет Истину. Во  всяком  случае,
не  откроет  ее  тот затравленный жизнью трус, который отчаянно
надеется, что вот-вот приедете барин, барин  все  рассудит.  Из
космоса  барин, с НЛО. Да и второй, спортсмен, как назвал я его
условно,  тоже  мало  вероятно,  чтобы  что-то  сделал  в  этой
области.  Слишком  занят  своими мышцами, а сила есть -- ума не
надо. Я предпочел бы  инвалида  в  соседней  комнате.  Те  чаще
компенсируют физическую слабость духовной мощью.

     Все-таки одиночество -- штука малоприятная. Я с удивлением
открыл, что хотя я по природе своей человек некоммуникабельный,
но к концу недели начал общаться с коллегами. Правда, коллегами
их было  можно  назвать только с огромной натяжкой. Или, будучи
наделенным особым чувством юмора, которым я, увы, не обладал.
     Один, как  стало  понятно  с  первого  же  разговора,  был
спортсмен.   Культурист.   Усердно   занимался   изометрической
гимнастикой, чтобы экономить время.  Рассуждал  как  удобно  ею
заниматься  в  городском  транспорте, незаметно напрягая группы
мышц. Так, дескать,  экономится  уйма  времени,  а  дома  можно
заниматься штангой и гантелями. Я не спорил, хотя знал и другие
способы  разумно  расходовать  время. Спорить было не о чем. Мы
были более, чем разные, как если бы он был для меня марсианином
или говорящим осьминогом.
     Не спорил я и с другим, которого назвал для себя Мистиком.
Прошло то время, точнее -- прошел тот возраст, когда я с  пеной
у  рта  доказывал людям, что занимаются они абсолютной чепухой.
Теперь я вижу, как я глупо выглядел. Доказывать можно тем,  кто
верит   в   доказательства,   а   девиз   этих  людей:  "Важнее
чувствовать, чем знать". Они не верят  в  то,  что  дважды  два
всегда  четыре,  но  верят  в астральные миры, загробную жизнь,
бессмертие тибетских мудрецов.
     Второй был Олегист или  Мафусаилист.  Я  не  сразу