мы высшего стаза!
     Итторк умолк, словно с разбега налетел на  стену  туннеля.
Старцы  недовольно  переглядывались,  но  облечь  в слова общий
ответ -- явно негативный -- еще не успели. Итторк заговорил так
же внезапно, как и замолчал:
     -- Да, забыл упомянуть... Верно, Оппант в скорости ответов
чуть приотстает, но пройдитесь  по  его  ответам  еще  раз!  Он
строит  фразы  очень  взвешенно, обдуманно. В них есть теплота,
которой абсолютно нет в словах термов двадцатого стаза.  Оппант
на  своем  примере  молча  доказывает,  что быстрый ответ -- не
самый лучший ответ. Даже, если абсолютно безошибочен.
     Яч недовольно пробормотал:
     -- Как может быть абсолютно  безошибочный  ответ  не  быть
лучшим?
     Лица   остальных   членов  Совета  были  сосредоточенными.
Обладая глубокой памятью, развитой  долгими  упражнениями,  они
восстанавливали  каждое  слово Оппанта, взвешивали, сравнивали,
сопоставляли...
     Готр снова показал себя самым быстроумным:  остальные  еще
сосредоточенно  шевелили  сяжками,  а  он уже сказал Итторку на
языке жестов, чтобы не мешать остальным членам Совета:
     -- Ты прав. В этом терме есть то, чего нет в девятнадцатом
стазе, но нет и в двадцатом. Оппант думает медленнее, но думает
хорошо. Мне его ответы нравятся.
     Итторк снова с холодноватым  интересом  осмотрел  Оппанта.
Оппант  отвел  глаза. Поддержка Итторка почему-то пугала, в его
настойчивости угадывался скрытый смысл.
     -- Я против,-- сказал  Лонек.--  Система  Мира  проверена.
Изменения могут нарушить гораздо больше, чем мы сейчас думаем.
     -- Я  тоже  против,--  сказал  Куцва  хмуро.--  Оппант мне
нравится, но в Совете место только для старейших  и  опытнейших
термов высшего стаза.
     Взгляды  обратились на Яча. Голоса распределились поровну.
Как скажет Яч, так и будет... Оппант не верил  своим  глазам  и
ушам.
     -- Мудрые!  --  взмолился  он.-- Выслушайте меня! Я совсем
еще молод, мне ли сидеть  рядом  с  вами?  Если  же  необходимо
увеличить  число  членов  Совета,  то  мало ли в Племени старых
мудрых термов? Они знают жизнь, у них опыт. А что у меня?..  Да
я  буду  бояться  открыть  рот даже при кормлении, ибо на члене
Совета лежит бремя всего Племени. Я не готов решать за Племя! Я
обращаюсь к тебе, Яч! Скажи свое решительное "нет!".
     Яч хмуро держал его на прицеле глаз,  сказал  колеблющимся
голосом:
     -- Ты  мудро  сказал,  что  не готов к решениям. А сколько
блестящих ноостеров рвется в  Совет!  Они  намерены  немедленно
проводить  реформы, перестраивать, улучшать. Ответственности не
боятся! Убеждены, что все могут!.. Словом, я  за  то,  чтобы...
принять Оппанта.
     Закончил он так неожиданно, что все замерли. Только Итторк
довольно  вскинулся, его торжествующий взгляд уперся в Оппанта.
Тот подскочил от неожиданности:
     -- Зачем? Я не готов... Это же так непросто, так сложно...
     Испуг  его  был  неподдельнейший.   Старцы   расслабились,
разулыбались,  а  хмурый  Лонек, который резче всех был против,
шлепнул  его  голым  от  старости  сяжком  по  спине  и  сказал
грубовато:
      -- Хорошо,  что  понимаешь...  А сколько таких, как верно
сказал Яч, которые берутся управлять чем угодно!  У  тебя  есть
понимание! Не спеши, присмотрись. Может быть, Итторк прав. Если
даже  не  будет  от тебя пользы, то и вреда не будет. А это уже
много.

     Умма была счастлива, но Оппант прислушивался к  себе  и  к
другим  с недоверием. Ощущение опасности растет, чувство такое,
словно всех обманул, но  обман  вот-вот  вскроется.  Почти  все
ноостеры  превосходят  его  в  умении стремительно мыслить. Они
ярче, богаче разумом,  умеют  точнее  передать  оттенки  мысли,
используя  не  только сяжки и ножки, но даже подвижные волосики
на брюшке. Почти любой из них мог бы заменить его  в  Совете...
Что задумал Итторк?
     Ускользнув  от  Уммы  и  друзей,  он  заспешил  в  дальний
туннель, где сейчас трудились тысячи рабочих. Самые знающие  из
стаза  запоминателей  насчитывали тысячи существ, которых термы
встречали в глубинах земли. Иные сами прорывались к  ним,  пока
стены еще не были укреплены схватывающимся слоем. В большинстве
случаев  это были более крупные животные и, что казалось первым
исследователям обидным, более приспособленные к жизни.
     Около двух десятков известных живых существ насчитывали  и
на  поверхности,  но  тот мир был изучен очень плохо. Там термы
вообще могли находиться  всего  несколько  минут,  даже  ночью,
когда нещадный Истребитель уходил с неба.
     Когда-то  существовало  учение,  что  первые термы прибыли
вообще из другой вселенной. Попав в  непривычные  условия,  они
вынужденно   зарылись  в  землю,  построили  Купол,  чтобы  там
поддерживать необходимые условия для жизни...  Но  миллион  лет
спустя  удалось  доказать,  что термы оказались под землей лишь
потому, что они -- самые древние существа  на  свете.  Когда-то
вселенная  была  иной, воздух был влажным и в нем почти не было
ядовитого кислорода. Тогда термы жили на поверхности вселенной,
были ее властелинами. Но десятки миллионов лет летели  друг  за
другом, появлялись другие существа. Они сражались за выживание,
слабые погибали, от сильных появлялось еще более жизнеспособное
потомство...  Через сотню миллионов лет и они исчезали, уступая
место еще более свирепым и  быстрым  хищникам.  Одновременно  и
воздух  становился  суше.  Наконец  однажды  в  небе  появилось
кровавое пятно... Еще через несколько миллионов лет небо  стало
совсем  голубым,  а  кровавое  пятно  превратилось  в нещадного
Истребителя, который сушил воздух и перегревал все живое...
     Не желая вымирать, как случилось со всеми старыми  видами,
термы  стали  отступать под землю, где строили жилища с влажным
воздухом, богатым углекислым газом. А на поверхности появлялись
все более свирепые виды существ, быстрые и беспощадные.  Термы,
которые   проигрывали   и  в  силе,  и  в  скорости,  не  могли
сопротивляться новым хищникам  еще  и  потому,  что  продолжали
оставаться все такими же мягкотелыми, незащищенными.
     Они    все    больше   времени   проводили   под   землей,
Основательницу Племени теперь  прятали  особенно  надежно,  под
каменные  плиты, а сверху возводили все более прочные купола. А
когда еще через сто миллионов лет мир  тряхнул  страшный  удар,
после  чего  воздух стал особенно сух и ядовит, термы вынуждено
ушли  под  землю  почти  целиком.  С  тех   пор   они   строили
несокрушимый   Купол,   верхушка   которого   высовывалась   на
поверхность, а весь Купол находился в земле, чтобы даже  роющие
хищники  не  могли разрушить Мир... А на поверхность лишь раз в
году выплескивался рой крылатых термов, чтобы  попытаться  дать
начало новому роду.
     Таким  образом,  думал  Оппант  напряженно,  они  в Куполе
сохранили атмосферу тех древних времен,  когда  на  всей  земле
было  тепло  и  влажно,  когда  не  было  ни зимних холодов, ни
яростного всеубивающего солнца. Они, единственные во вселенной!
А все остальные виды приспосабливались сами...
     Окидывая  мыслью  историю  Племени,  Оппант   всякий   раз
чувствовал  прилив  гордости. Лишенные ядовитого жала, крепкого
хитинового  покрова,  неуклюжие  и  очень   медлительные,   они
проигрывали  во всех жизненных ситуациях, отступили под напором
новых свирепых видов... И все же термы  существуют!  И  успешно
развивают  свое  Племя. А где теперь те страшные Звери-горы, от
поступи которых дрожала вселенная?

     От стен веяло приятной сыростью. Оппант  бодро  мчался  по
округлому  туннелю,  а когда стали попадаться рабочие с комьями
спрессованной земли, перебежал на потолок,  оттуда  даже  лучше
видно,  выпуклые  глаза позволяют видеть как все впереди, так и
то, что остается сзади.
     Все шесть лап цепко вели его по своду, и, хотя там еще  не
укрепили  клеем,  и  комья  земли  то  и дело выскальзывали, он
мчался, не срываясь и не падая на головы и спины рабочим. Успел
подумать со смесью стыда и странной гордости, что  даже  внешне
мало похож на ноостера, слабого и вялого: тело уступает по мощи
только  панцирнику,  руки  мощные  как  у мэла, глаза крупные и
различают столько оттенков, словно он рожден крылатым, которому
предназначено выйти на поверхность, догнать  в  полете  молодую
крылатую Основательницу, соединиться с нею... и умереть...
     Воздух становился плотнее, густой сильный запах работающих
мэлов  катил  навстречу  ощутимыми  волнами.  Мэлы бежали внизу
двумя встречными потоками: справа -- с комьями земли в  жвалах,
слева  --  с  готовностью вгрызться в стену, расширяя подземную
вселенную Племени...
     Оппанту  даже  на  потолке  приходилось  лавировать  между
работающими  носачами.  Спокойно  и  деловито  они  выдавливали
клейкий  сок,  промазывали  стены,  свод,  пол,  клей  тут   же
застывал,  а  следом  шла  другая  волна  носачей  с  раздутыми
брюхами. Проклеивали еще и еще, сквозь сверхпрочную  пленку  не
прорвется  ни чужой запах, ни вода, ни зверь... разве что очень
сильный и хищный, но такое бывает крайне редко,  а  цанцирники,
хоть и гибнут сотнями, но пока что справляются...
     По  стенам  беспокойно  двигались  панцирники,  огромные и
несокрушимые. В новых туннелях их всегда  много,  Оппант  знал,
что дальше их будет столько же сколько и мэлов, если не больше.
     Еще   издали  услышал  шорох  и  треск,  а  когда  миновал
последний поворот, от  восторга  и  гордости  задрожали  сяжки.
Туннель упирался в стену, сплошь покрытую белесыми телами. Мэлы
вгрызались   в  твердую  землю,  перепиливали  толстые  корешки
надвселенных существ, что достают щупальцами даже  сюда,  подло
вытягивают влагу, чтобы бездумно и расточительно прогнать через
себя и сбросить с листьев в сухой воздух.
     Правда, теперь он знал, что это вовсе не злобные существа,
а просто  такая  форма  жизни,  но  с  детства знакомое чувство
вражды сразу пробежало  по  всем  членикам,  волоски  на  брюхе
вздыбились и задрожали.
     От  работающих  отделился  довольно крупный ноостер, сяжки
обломаны, одна лапа укорочена, на спине следы от тяжелых комьев
земли. Выпуклые  глаза  без  всякого  выражения  уставились  на
Оппанта,  жвалы  угрожающе  раздвинулись, но затем мощный голос
проскрипел:
     -- А, это ты, Оппант...
     -- Я, Учитель,-- ответил Оппант почтительно.
     Старый Тибюл не был его  учителем,  но  Оппант  так  часто
проводил  время  в  дальних  туннелях, что вожак копателей стал
чем-то вроде друга и наставника.
     -- Чуешь что-то новенькое? -- спросил Тибюл.-- Ты  прав...
Земля  пошла плотнее, суше. Состав иной, корни попадаются чаще,
хотя идем на большой глубине. Над нами сейчас помимо земли  еще
и широкая каменная плита... но все же тревожно.
     Оппант повел сяжками:
     -- То-то столько панцирников!
     -- Да, пришлось удвоить...
     -- Один к двум?
     -- Нет,  уже на одного мэла четыре панцирника, один слухач
и три носача.
     У Оппанта вырвалось:
     -- Но так мы не сдвинемся!
     -- Двигаемся,-- ответил Тибюл спокойно.--  Ты  всегда  был
слишком  тороплив. Слухач опасается разломов там, наверху. Если
вдруг какая глубокая щель, то мы можем нечаянно  напороться  на
беду.  Роем  себе на большой глубине, и вдруг -- вываливаемся в
сухой воздух, на поверхность!
     Оппант поморщился:
     -- Слухачи чуют такое заранее. Даже я могу  определить  по
сухости  почвы,  температуре,  ядовитости воздуха... Ведь земля
очень пористая, верхний воздух проникает на большую глубину!
     -- Определишь, да поздно,-- проскрипел Тибюл.-- Тебя  тоже
определят!.. Еще быстрее.
     Оппант ощутил, как волна страха прокатилась по ганглиям. В
истории  Племени уже были случаи, когда хищные понеры, двигаясь
с молниеносной скоростью, разрывали землю навстречу  строителям
тоннеля,   врывались,   жадно   хватая  добычу...  Единственное
спасение было в том, чтобы на этажах ниже плотно перекрыть  все
ходы,  залить  клеем,  оставив  тем  самым  верхних  термов  на
растерзание...
     -- Мы должны двигаться,-- прошептал Оппант.
     Тибюл подвигал сяжками:
     -- Оппант, загадочный  терм...  Аксиома,  что  спасение  и
охрана Племени -- в неподвижности. А ты всюду твердишь, что это
жизненная необходимость. А мудрость?
     -- Не знаю,-- ответил Оппант в затруднении. Мимо пробегали
мэлы,  панцири  поскрипывали, Панцирники стояли так плотно, что
мэлам приходилось пробираться по их спинам  и  головам.  Слухач
распластался  по  стене,  у  него  из-под лап выгрызали комочки
земли, а он только  неспешно  переступал,  весь  вслушиваясь  и
вчувствоваясь в мир, который лежит дальше.
     Мимо   протиснулся   могучий  панцирник,  отодвинув  обоих
небрежно, почти не заметив. Оппант сказал с неудовольствием:
     -- А жаль,  что  в  такое  великолепное  тело  не  вложено
осознания. Вел бы себя...
     Тибюл недовольно проскрипел:
     -- Оппант,ты хочешь учить природу? Ею все предусмотрено за
шестьсот  миллионов  лет  нашей истории. Наделить мозгами всех,
включая и мэлов, было бы безумным расточительством.  У  природы
не  хватило  бы ресурсов. Все распределено очень целесообразно:
мэлам --  тягловую  силу,  панцирникам  --  брюшко  и  челюсти,
рабочим -- средний мозг и мощные руки, а ноостер -- высшая мощь
разума,  которая  мыслит за все Племя... А что было бы, если бы
панцирникам был дан разум?
     Оппант внимательно слушал.
     -- Ну, не задумывался... Просто, так показалось...
     -- Для  чего  существуют  вообще  панцирники?  --  спросил
Тибюл.--  Для  битв  и  гибели.  Не  расточительно  ли  было бы
снабжать их хорошим мозгом, если они идут на убой? Да, на убой!
К сожалению, мир таков, что без сражений пока что не обходится.
Но уж если кому-то суждено погибать, то погибать должны худшие,
а не лучшие. В этом спасение Племени!  Так  что  в  панцирников
уходит  все  худшее. А интеллекта им не надо. Вместо интеллекта
достаточно набора из двух десятков команд.
     -- Учитель, но так должно быть везде...
     -- А так и везде,-- ответил Учитель  серьезно.--  В  нашем
Мире,  в Мире до первого Осознания... Специалисты сообщают, что
среди наших злейших врагов -- понеров, тоже  существуют  стазы,
хотя  и  не  такие  развитые,  как  у  нас, и у них тоже худших
направляют в панцирники.
     -- Направляют?
     -- Да. У них нет такой четкой и  богатой  системы.  Понеры
появились на планете всего двадцать миллионов лет назад, потому
у  них возможен переход из одного стаза в другой в любой момент
жизни. Поэтому там самых неразвитых направляют в  панцирники!..
Это  единственно  верно. Каким бы ни был Мир, какие бы существа
ни жили, в панцирники  всегда  должны  направлять  худших.  Это
единственная непроизводительная сила общества.
     От стены, прервав Тибюла, донеся запах тревоги. Слухач еще
не увидел   опасность   ясно,   но   сигнал   пошел   резкий  и
недвусмысленный. Оппант ощутил волну ужаса, его лапы сами собой
задвигались, пытаясь унести его вглубь  туннеля,  но  к  своему
удивлению  ощутил,  что  остается  на  месте. От стен отхлынули
рабочие строители, взамен  придвинулись  носачи,  бронированной
стеной встали панцирники.
     Тибюл  что-то  передал  сяжками, но Оппант расшифровать не
успел,  вожака  строителей  унесла  волна  отступающих   мэлов.
Панцирники, угрожающе разводя жвалы, ринулись к слухачу. От них
шел  мощный  запах  атаки,  Оппант  к своему страху и удивлению
ощутил как  перед  ним  хаотично  пронеслись  жуткие  сцены,  в
которых  он  бросается  на врага, рвет его жвалами, прижимает к
полу, терзает...
     Что  со  мной,  подумал  он  в  страхе.   Я   недоразвитый
панцирник, что ли? Только бы не это!
      Теперь  землю  выбирал,  едва  различимый  под массивными
тушами панцирников,  единственный  рабочий.  Раздвинутые  жвалы
блестели  о  всех  сторон. Оппант приблизился, все еще чувствуя
странное возбуждение, все мышцы напряглись и подрагивали.
     Чужой запах стал ощутимее. Рабочий  все  так  же  подрезал
острыми  жвалами  землю,  раскачивал, наконец оторвал массивную
глыбу. К разочарованию Оппанта ничего не произошло, а на  смену
мэлу, что уносил землю, пришел другой, тоже умело выгрыз, затем
третий..
     Запах  чужого  жилья становился все сильнее. Наконец пятый
рабочий выломал свою глыбу, и запах  пошел  настолько  сильный,
что  Оппанг еще ничего не видя за спинами панцирников, понял --
туннель вышел в нечто неведомое...

     Он с трепетным чувством всматривался  в  эти  сине-зеленые
водоросли,  с  которых  началась растительная жизнь на планете.
Эти водоросли  в  те  древние  времена  научились  использовать
микроскопическую  долю  света,  которая доходила от Истребителя
через толстый слой влажных облаков,  теперь  же,  как  полагают
ноостеры,  эти  водоросли  уцелели  только  в жилищах термов, в
привычной атмосфере... На поверхности их быть не может. Даже  в
океане,  туда  тоже  проникают  смертоносные  лучи Истребителя.
Впрочем, ряд ноостеров ставит под сомнение  само  существование
океана,  который  хоть  и дал жизнь всему живому, но потом явно
испарился под мощью Истребителя.
     Со спины догнала волна феромонов. Хотя запахом не передашь
все богатство языка  звуков  или  жестов,  но  Оппант  различил
тревожное предострежение Тибюла:
     -- Оппант... надо возвращаться!
     -- Сейчас, сейчас...
     -- Мы и так слишком далеко забрались!
     -- Еще чуть-чуть... Узнать бы, почему они погибли.
     Чужой  туннель  был  похож на их, но слишком груб, узок, а
слой клея был тоньше в пять-шесть раз. Тибюл на  ходу  коснулся
стены, Оппант услышал в волне запаха пренебрежение:
     -- Слаб...   Наши   носачи   вырабатывают   в  десять  раз
прочнее!.. Оппант, если не вернешься сам,  я  велю  панцирникам
вернуть тебя силой.
     Оппант с трудом заставил свои лапы остановиться:
     -- Иду. Только знаешь...
     -- Что?
     -- Не говори Совету, что мы побывали здесь.
     Они  медленно  вернулись  через  пролом,  а рабочий тут же
заделал отверстие. Панцирников стало  еще  больше,  воздух  был
пропитан  запахом  опасности,  битв, крови и ожиданием убийств.
Оппант чувствовал, что  ему  гадко...  и  приятно.  Одна  часть
стыдилась   низменного   желания,   свойственного   разве   что
панцирникам, но другая жаждала броситься на  врага...  которого
еще нет.
     А Тибюл говорил негромко рядом:
     -- Не  скажу.  Ты  -- сумасшедший терм, уродец, застрявший
между стазами, а вот мне попадет больше. Только  бы  панцирники
не рассказали!
     -- Кто их спрашивает? -- удивился Оппант.
     Тибюл понизил голос:
     -- Итторк. Зачем, не понимаю.

     Маленький термик набежал торопливо на Оппанта, его ждут на
Совете, умчался, гордый важной работой. Оппант нехотя вспомнил,
что теперь  член  Совета,  идти надо, хотя на этот раз есть что
сказать: за всю историю племени не натыкались на  другие  миры,
хотя страстно жаждали. Разве не для того десятки тысяч крылатых
выплескивались из Племени каждую весну, чтобы дать начало новым
Племенам?
     Когда  он  добрался  до  зала собрания, его передернуло от
изумления. У входа  стояли  два  огромных  панцирника.  Длинные
жесткие сяжки касались каждого входящего. Оппант ощутил страх и
беспокойство. Зачем здесь панцирники? Вряд ли кого-то из членов
Совета   это  встревожит...  Но  Оппант,  после  того  как  был
свидетелем непонятного поведения панцирника...
     Главной пещерой по-прежнему считалась царская, но вот  уже
последние   миллион   лет   как  все  жизненно  важные  решения
принимаются здесь, в пещере Совета Племени!
     Итторк вошел стремительно, словно полный сил  терм  ранних
циклов. Он и был полон сил, хотя среди собравшихся он был самым
старым  термом,  самым  темным,  а его сяжки уже обесцветились.
Оппант завидовал Итторку. Тот был словно рожден в самый  лучший
год колонии, в самый лучший период и, теперь уже видно, в самый
лучший  день.  Вместе с ним в один день появились на свет такие
титаны как Итанка и Це