спрашивал  требовательно, и Елена послушно измерила их
взглядом.
     -- Метров тридцать пять,  наверное,--  в  голосе  ее  была
неуверенность.
     -- Двадцать  метров,--  поправил  Шушмаков горько.-- Всего
лишь двадцать!
     Он  остановил  машину  перед  воротами.  Елена   заглянула
напоследок  в  зеркало,  кокетливо  улыбнулась  и  только тогда
оставила уютное сиденье. Шушмаков нетерпеливо ждал, хмурился, и
она, задабривая, спросила:
     -- А как же  положение,  что  любое  изменение  технологии
должно быть одобрено санитарной инспекцией?
     Шушмаков  взглянул  на нее так, словно она вдруг встала на
уши:
     -- О каком  изменении  технологии  речь?  Хотя  бы  законы
выполняли...  Свои же проекты! Видите эти трубы? Посмотрите еще
раз и увидите наши с вами права.
     Елена  ощутила,  что  слюна  во  рту  густеет,  на   зубах
поскрипывает.  Она  неловко  сплюнула под ноги. Комок слюны был
бурый.
     -- Да, запыленность выше допустимых  норм,--  кивнула  она
примирительно.
     Он  зло  оглянулся  на  нее.  Лицо  у него пожесточело еще
больше. Нет, она так переживать не станет. Не  такой  уж  он  и
старый, а как старик. Для нее цвет лица важнее, чем проблемы...
     -- Иногда  мне  кажется,--  бросил  он  желчно,-- что наши
должности существуют только для отчета в ООН. Ну, там тоже есть
комиссии по охране окружающей среды. А на самом деле мы  должны
лишь получать зарплату, сидеть и сопеть в две дырочки!
     -- Ну   что  вы,--  сказала  она,  а  в  голове  мелькнуло
пораженное: это же всякий первокурсник знает! Потому и ломятся,
на это должность, ибо платят как раз за  то,  что  работать  не
надо. Боже, какие наивные люди старшего поколения! А еще хотят,
чтобы мы у них чему-то учились...
     В  проходной  они  сунули  удостоверения  в регистрирующий
блок. Через две-три секунды вспыхнуло: "Идите".
     За дверью открылся заводской двор. На пустом  пространстве
-- три одиноких корпуса. Во дворе тихо: ни машин, ни людей.
     -- Дело  даже не в засорении воздушного бассейна,-- сказал
Шушмаков с болью.-- Хуже!.. Река рядом мертвая.  Такие  сточные
воды,  что  я  и  не знаю... Не только рыбу и раков отравили, а
саму воду убили. Все убивают! А отходы -- вот уж яд, так яд! --
закапывают тут же во дворе. Вроде бы хорошо, что  зарывают,  но
под почвой родниковые воды -- кровь земли... А кровь расходится
по  артериям,  опять  же  попадает  в  родники,  ручьи,  речки,
озера...
     Они  медленно  шли  вдоль  корпуса.  Елена  заметила,  что
Шушмаков все посматривает по сторонам.
     -- Кого-то ищете?
     -- Да,--  ответил он неохотно.-- Сегодня должен пожаловать
директор. Он-то нам и нужен. Не с автоматами же говорить!
     -- А где его искать?
     -- Давайте заглянем в операторскую.
     В операторской было пусто. Елена уважительно и со  страхом
смотрела  на  огромные  ЭВМ,  что  руководили  технологическими
операциями. Тысячи экранов, сотни  тысяч  сигнальных  лампочек,
циферблатов,  десятки  пультов...  Как  хорошо,  что не пошла в
математический, хотя там вовсе недобор!
     Не оказалось директора и в первом корпусе.  Елена  натерла
ногу,  прихрамывала,  плелась  сзади,  злясь на требовательного
старшего санитарного врача.
     -- Его может не оказаться и во втором,--  сказал  Шушмаков
угрюмо.-- Если не будет в конвертерном, пойдем в разливочный.
     На  счастье Елены, едва вошли в цех, вдали увидели плотную
фигуру. Шушмаков было ринулся, но Елена заохала, прислонилась к
воротам, и Шушмаков замахал руками, подзывая директора.
     Седой, располневший, но с моложавым лицом, директор  бодро
приблизился, галантно поцеловал Елене пальчики.
     Шушмаков и рта не раскрыл, как директор бросил задиристо:
     -- Не   придирайтесь,   таков  проект.  Так  строили,  так
приняли.    Думаете,    заводчане    главнее    всех:     будут
реконструировать?
     Он  заговорщицки подмигнул Елене. У нее на душе потеплело.
Вот человек! И к тому  же  внимательный  мужчина.  Не  то,  что
этот...
     Шушмаков спросил жестко:
     -- А что вы скажете насчет катализаторов?
     -- При  чем  тут  катализаторы?  --  удивился  директор.--
Послушайте, да у нас дама устала! Пойдемте ко мне, там  кабинет
по старому образцу... Коньячок на примочку отыщется.
     Он  изысканно подхватил Елену под руку. Шушмаков продолжал
обвинять, но голос его прозвучал неубедительно:
     -- Когда вы только начали их применять, все было кое-как в
норме, даже сброс в реку не превышал санитарных норм. А теперь?
     Директор осторожно пожал плечами, так, чтобы не отодвинуть
Елену, что тесно прижималась к его локтю при ходьбе..
     -- Катализаторы... С  ними  прогрессивней!  А  прогресс  в
технике,  как ни прискорбно, приносит и некоторые неприятности.
Шум, газы, излучения...
     Шушмаков запустил им в спины:
     -- Какой  же  это  прогресс,  если   он   приносит   людям
неприятности?
     Директор шагал, не оглядываясь. Получалось, что санитарный
врач бежал за ним как щенок. Шушмаков понял невыгодность своего
положения, догнал, пошел рядом.
     -- Завод  нельзя  остановить,-- сказал директор.-- Он наше
бытие, наш металл, без него остановятся все другие заводы.
     -- Ой, не скажите! Вас накажет природа.
     -- Это поэзия!
     -- Поэзия нередко угадывает точнее, чем компьютеры!
     Они вошли в домик заводоуправления, который даже не  успел
постареть:   завод  на  полную  автоматизацию  перевели  совсем
недавно.  Директор   распахнул   дверь   в   большой   кабинет,
запустевший, мрачноватый без хозяина.
     Он  не  соврал: в шкафу в самом деле отыскалась запыленная
початая бутылка коньяка. Быстро и умело сделал  примочку  Елене
на пятку, вопросительно взглянул на Шушмаков:
     -- Хотите по рюмочке?
     -- С отравителями не пью,-- отрезал Шушмаков.
     -- Я отравитель? Ну уж вы, батенька, загнули...
     -- Да,  вы  отравитель,  а я тоже вместе с вами! Все мы на
Земле, от бактерий до слонов, связаны  единой  тонкой  нитью...
Все!  Понимаете?  Мы  все  дети  природы.  Дети единого солнца.
Воздух, вода, растения, даже камни, на которых  стоит  завод,--
все  это часть единого организма. Если мы с вами чувствуем, что
камни могут сдвинуться, то они уже сдвигаются, и это перебои  в
нашем  с  вами  сердце...  Мы  должны заботиться обо всем нашем
гигантском организме! Завод тоже наше тело, часть нашего  тела.
Как нельзя заботиться только о голове или только о желудке, так
не можем ограничиваться только собой, ибо вся Земля,-- это тоже
мы...
     Голос  Шушмаков  упал  до шепота. Он сидел, покачиваясь на
стуле, уставший, посеревший. Елена и директор видели,  что  его
губы  шевелятся, он что-то шептал, но уже совсем тихо. Директор
легонько массировал Елене пятку  и  с  улыбкой  посматривал  на
упавшего духом санитарного врача.

     Назад   Шушмаков   вел   машину   молча.  Елена  загадочно
улыбалась. Мир прекрасен, солнце  светит  вовсю,  небо  чистое,
ясное, ветер посвистывал в открытые окна.
     Шушмаков замолчал с того момента, как увидел, что директор
растирает  Елене  больную  пятку,  а  его  не слушают. Что ж, к
голосу совести обращаться бесполезно. К голосу разума --  тоже,
их   разум   направлен  только  на  удовлетворение  сиюминутных
желаний. Обращаться нужно в суд, обращаться к закону, еще лучше
к закону природы, чтобы он защитил...
     Вдруг  машину  тряхнуло.  Шушмаков  едва   удержал   руль,
поспешно  ткнув ногой в тормоза. Елена капризно вскрикнула. Ему
показалось, что дорога задвигалась взад-вперед. Шушмаков  резко
дожал  тормоз,  машина  завизжала  и  остановилась. Они сидели,
оцепенев, не понимая, почему их сковало страхом.  И  тут  шоссе
под ними легонько качнулось.
     Оба    оглянулись.    На    месте    завода    поднималось
желто-коричневое облако пыли. Они  уже  видели  такое,  но  это
облако поднималось от самой земли... В глубине пылевого сгустка
блеснули  отсветы  немыслимо  яркого, плазменного огня, донесся
глухой рокот, словно прорычал большой спокойный зверь.
     Облако под ударами ветра медленно  рассеивалось.  Шушмаков
привстал,  он  не  верил  глазам.  Исчезли  гигантские корпуса,
пропали высокие трубы, а  там,  где  был  завод,  зиял  кратер.
Прямые   стены   пропасти   шли   вниз,   и   там,   в  глубине
сине-фиолетового дыма, еще вспыхивали багровые огоньки,  что-то
трещало, лопалось, оттуда несло жаром.
     Шушмаков  выскочил  из  машины.  Он  думал,  что  это  ему
показалось, но края провала, легонько подрагивая, тянулись друг
другу навстречу. Вниз сыпались  камешки,  края  гигантской  ямы
продолжали  сближаться.  Шушмаков ухватился за машину, чтобы не
упасть:  почва  чуть-чуть   подергивалась,   приподнималась   и
опускалась. Стягиваются, стягиваются края раны!
     Края  сомкнулись с силой, сжались, наверх выдавило холмик,
который тут же рассыпался раскаленными камнями.  Это  было  как
рубец,  как шрам на теле ныне выздоровевшего существа. Шушмаков
тряс головой, думая, что у него переутомление,  головокружение,
он не верил своим глазам.
     Елена  стояла с той стороны машины бледная, с расширенными
от ужаса глазами.
     -- Землетрясение,-- сказал Шушмаков хрипло. И добавил:  --
Я  не  вижу  других разрушений... Но фундамент завода... Завода
нет...
     Лена стояла, пошатываясь,  готовая  потерять  сознание  от
ужаса.
     -- Марш  в  машину!  --  велел  он жестко.-- У нас еще три
неблагополучных объекта. Мы должны сегодня  объехать  все  три.
Будем рисковать жизнью, чтобы спасти их...
     Она молча и торопливо повиновалась. Он был терпелив с нею,
но теперь она знала, что любое терпение не беспредельно.

     БЕЗОПАСНОСТЬ ВТОРЖЕНИЯ

     Сквозь  темные провалы и звездные вихри, через разорванное
полотно пространства и гравитационные ямы  --  впервые  корабль
добрался  к  звезде,  что столетие не давала покоя астрономам и
астронавигаторам.
     В главной рубке  сгрудились  все  члены  экипажа.  Капитан
нависал над пультом, его длинные пальцы прыгали по клавишам.
     -- Идем на планету,-- сообщил он хмуро.-- Выжидать смешно.
Нас они  засекли  давно. Может, даже карманы наши просмотрели и
книги прочли в корабельной библиотеке... Если захотели...
     -- А как нас встретят там?
     -- А это от нас не зависит,-- ответил капитан  подчеркнуто
бесстрастно.--  Они  могут,  если хотят, и мысли наши прочесть.
Идем с чистым сердцем, идем к старшим Братьям, что еще? Заранее
признаем, что готовы учиться.
     Корабль  рванулся  через  пространство,   крошечный   диск
планеты быстро вырос, заполнил экран.
     На  двенадцати  обзорных  экранах угрожающе быстро выросли
циклопические   сооружения,   замелькали   призрачные   дворцы,
созданные  словно  из  лунного  света  По зеленой траве прыгало
зверье и носились  стрекозы,  сканирующий  луч  поймал  мрачные
исполинские  заводы  под  землей,  что  тянулись  по всей толще
базальта, ныряли в магму бог знает до какой  глубины,  огромные
плавучие города, яркие как попугаи, покрывали океан...
     -- Да-а,--  сказал  штурман  ошеломленно,--  они смогли бы
нашу Землю  взять  в  два  счета!  Внезапный  удар  из  космоса
каким-нибудь своим сверхоружием, и -- земляне кверху лапками.
     -- Не  болтай  глупости,-- бросил капитан сердито.-- Лучше
за посадкой следи, а то у тебя руки трясутся.
     Экипаж  рассыпался  по  грузовому  отсеку,   подготавливая
вездеход.   Вскоре   пол   вздрогнул,  донесся  затихающий  рев
двигателей.
     -- Сели,--  сказал  штурман  с  нервным   смешком.--   Ну,
здравствуй, сверхцивилизация!.. Здравствуйте, звездники...
     Они  все  рассматривали  панораму окрестностей, переданную
зондом, лишь капитан часто смотрел на  часы,  хмурился.  Справа
километрах в двух темнеют многоугольные башни, слева в три ряда
горбятся  прижатые  к  земле  массивные сооружения, дальше тоже
тянутся  постройки,  вышки,  словом  --  корабль  опустился   в
густонаселенном районе...
     -- Что  скажет  психолог?  --  спросил он отрывисто.-- Два
часа с момента посадки, а нас не замечают.
     Психолог, красивая и всегда  элегантная  Марина,  ответила
осторожно:
     -- Я  бы  расценила  это  как  вариант: "Добро пожаловать,
будьте как дома".  Оскорбительного  любопытства  не  проявляют,
свобода действий нам дана.
     Капитан мгновение раздумывал, затем сказал честно:
     -- Я бы предпочел оскорбительную опеку... По крайней мере,
ни за  что  не  отвечаешь.  А  так  над каждым шагом трясись!..
Дураком выглядеть ох как не хочется. Тебе что,  ты  красивая...
Ладно. Вездеход готов? Группа "А" -- на выход! Поведу лично!
     Штурман побледнел, сказал заикаясь:
     -- Но  как  же... Вести должен я. Капитану нельзя покидать
корабль!
     -- Это на диких планетах,-- огрызнулся капитан.-- Здесь мы
на виду, как голенькие. В их власти полностью.
     Штурман опечаленно следил за вездеходом,  что  съезжал  по
пандусу на поверхность планеты.

     Капитан  повернулся  на сидении, придирчиво оглядывая свой
отряд. Не считая его самого  и  механика,  что  вел  машину,  в
вездеходе тряслись еще двое: Максимов и Даша.
     Максимов  --  мозг  корабля,  как  считают  многие. Если в
головах обоих ксенобиологов поселилась Даша, корабельный медик,
если  механик   изнурял   себя   телостроительством,   зачем-то
накачивая    сверхмускулатуру,    если   Леонов   и   Даниленко
самозабвенно резались в шахматы, то Максимова  не  интересовали
ни женщины, ни игры, ни мускулы -- только философские проблемы,
отвлеченные  истины  и  дальнейшее  прогнозирование.  Над  этой
страстью можно было бы иронизировать, но он не раз с  легкостью
решал  труднейшие  задачи,  перед  которыми становились в тупик
специалисты  корабля.  А  вот  проблемы,   через   которые   он
продирался  сам,  даже  корабельным  психологам оказались не по
зубам, и более того, в задачах, над которыми он  ломал  голову,
им не удавалось даже понять условия.
     Однажды он огорошил штурмана:
     -- Спят  ли  ангелы?..  Не  знаешь?  А какого они пола? Не
гыгыкай, над этим ломали головы  лучшие  мудрецы  Европы  сотни
лет...  Какого  возраста  Адам  был  при сотворении? Или вопрос
попроще: может ли всемогущий Бог  создать  камень,  который  не
смог бы поднять?
     -- Что  за чепуха,-- отмахнулся штурман.-- Это же схоласты
занимались!.. Вздор, не более.
     -- Верно,--  согласился  Максимов.--  Но  зато,  на  какую
высоту вознесли логику, какой уровень абстрактного мышления!
     Таков   был  Максимов,  который  сидел  сейчас  на  заднем
сидении.  Даша  --  это  редкостная  интуиция,  умение  строить
догадки...  Правда,  гипотезы, а тем более теорию, развивать не
умеет  --  багажа  недостает,--  но  это  блистательно   делает
Максимов.
     Было  и  еще  обстоятельство,  посему  капитан ее все-таки
взял. Очень красивой женщине всегда трудно  отказать,  особенно
когда  она  смотрит  умоляюще,  а  ее  громадные глаза медленно
наполняются слезами... Правда, в последнее время  она  держится
возле  Максимова,  даже  сейчас  сидит  слишком  уж  близко,  а
вездеход трясет не так уж сильно, чтобы  прижиматься...  Совсем
не трясет.
     Он  нахмурился,  стал смотреть на дорогу. Механик, опытный
десантник, ведет машину, побелев от напряжения,  но  достаточно
уверенно. В нем капитан уверен всегда.
     Башни  Золотого Города, как они назвали для себя скопление
сверкающих зданий,  приближались,  вырастали.  В  голубом  небе
часто  возникали  летательные  аппараты:  иногда стремительные,
возникающие из ниоткуда, иногда лениво ползущие как  дирижабли,
величавые и толстые.
     Колеса   вездехода  скрежетнули  по  твердому,  и  механик
поспешно выпустил мягкие колеса. Рядом сверкала твердая дорога,
где часто проносились  квадратные,  непроницаемые  для  взгляда
машины, похожие на слитки металла.
     В вездеходе затаили дыхание. Капитан зачем-то затянул пояс
потуже,  выпятил и без того широкую грудь, голос его грянул как
удар молота по наковальне:
     -- Вперед! Раз прут как ни в чем ни бывало, значит  --  не
столкнешься. Они знают, что делают.
     Механик  осторожно вывел машину на край дороги. Сверкающие
слитки все так же неслись мимо. Вездеход потихоньку двинулся  в
путь,  а  механизмы  звездников  по-прежнему  неслись  с той же
скоростью, оставив обочину.
     Дома, если это дома, расступились, дорога  ринулась  вдоль
этих  невысоких  зданий. Машины звездников сновали молниеносно.
Даша вскрикнула, когда одна неожиданно прыгнула в воздух и  тут
же  исчезла  в  синем небе. Дальше еще несколько машин унеслись
вверх, а одна взвилась на высоту пятого этажа, прилипла к стене
и во мгновение  ока  растворилась,  оставив  быстро  исчезающий
силуэт.
     -- Гони,--   повторил  капитан.  На  его  скулах  заиграли
желваки.-- Они доверяют нам. Как равным! Не по мощи, конечно, а
по достоинству, что ли... Что ж,  неужто  признаемся,  что  они
ошиблись, мы на самом деле беспомощные слепые котята?
     -- Но методом проб и ошибок...
     -- Может, иначе нельзя? -- спросила Даша неуверенно.
     -- Не   думаю,--   отрубил   капитан,  не  оборачиваясь.--
Останови!
     Механик  включил  тормоз.  Капитан  откинул   люк,   легко
выпрыгнул.  Широкий ремень плотно обжимал в поясе, во всем теле
играло грозное веселье. Готов ко всем неожиданностям!
     Оставшиеся в  машине  напряженно  наблюдали,  как  капитан
вышел  на  дорогу и поднял руку перед приближающимся квадратным
слитком.  Они  охнули  в  один  голос,  когда  этот  сверкающий
металлом  монолит  на  полной  скорости остановился прямо перед
капитаном, в лице которого, однако, не дрогнул не один мускул.
     В тот же миг  слиток  стал  прозрачным,  верхняя  половина
исчезла   совсем,   открыв  двух  звездников.  Крупнее  землян,
настоящие гиганты, они  были  залиты  золотым  светом,  и  сами
казались  золотыми,  а  их  лица  --  высоколобые,  с огромными
глазами, за которыми  угадывался  мощный  мозг,  повернулись  к
капитану, что как чугунная статуя торчал у них на дороге.
     Даша  затаила  дыхание,  и даже Максимов скорчился в шоке,
ибо за долю секунды понял, что те  знают  много,  умеют  много,
понимают  много,  а ему даже за сотню жизней не подняться до их
интеллектуальной мощи...
     -- Приветствую вас,-- сказал  капитан  ровно,  и  Максимов
возненавидел   его   за   бесстрастность,  с  которой  он  смел
разговаривать с богами.-- Не подскажете,  как  проехать...  ну,
скажем,  в  библиотеку  или  любое другое хранилище информации,
полезное нам?
     Ближайший  к  нему  звездник  улыбнулся  светло  и  сказал
красивым голосом, в котором не было и малейшей неправильности в
звуках:
     -- Прямо  и  направо.  Там  башня  с... э... круглостью на
выси. Я понятно говорю? Сиреневой круглостью.
     Второй тоже улыбнулся и добавил:
     -- Возлифтите сразу на самый подкрыш.
     Он перевел взгляд на панель управления, и послушная машина
мгновенно исчезла. Капитан машинально поднял голову, но в  небе
плыли облака, в северной части вспыхивали разноцветные знаки...
     Запрыгнув в машину, он велел буднично:
     -- Поехали. Прямо и направо. К этой, сиреневой круглости.
     Механик  вздрогнул,  руки  метнулись  к рычагам. Навстречу
понеслась дорога, в герметично закрытой кабине стало жарко.
     -- Как они,  а?  --  сказал  механик  сдавленно.--  Только
взглянули   на   нас   и   --   враз   по-нашему!  Вот  она  --
сверхцивилизация, вот они -- звездники...

     Звездники относились доброжелательно, на вопросы отвечали,
в хранилищах научили пользоваться  аппаратурой  для  считывания
информации.  Сами же, однако, ничего не навязывали, по-прежнему
оставляя свободу выбора и действий.
     Максимов  держался  на  лошадиных  дозах  тонизатора.   Он
хаотично  перебирал  все, начиная от древних книг до записей на
атомном уровне. Даша охотно взяла на себя роль няньки,  которая
подает  обед  прямо  к  экрану  информария.  Капитан  хмурился,
наконец махнул на них рукой и покинул з