Мибикс? - тихо спросил капитан Мабберс упавшим голосом.
     - Тем не менее, мысль о бесконечном  пребывания  в  одной  и  той  же
неделе,  рециклируемой  вновь  и  вновь,  в  компании   детей,   Латов   и
одряхлевшего робота не очень вдохновляет, - произнес Джерек, вновь  впадая
в трагическое и неудовлетворенное  состояние.  -  Я  должен  по-настоящему
подумать, как осуществить побег и вновь встретиться с миссис Ундервуд.
     Капитан Мабберс кивнул.
     - Гриф чололок, - сообщил он подтверждающим тоном.
     Няня возвратилась.
     - Я  спрятала  ваши  игрушки,  -  сказала  она  капитану  Мабберсу  и
остальным. - А теперь марш в постель, без всякого ужина.  Вы  знаете,  как
сейчас поздно?
     Латы непонимающе уставились на нее.
     - Моя доброта! Кажется, они прислали мне партию умственно отсталых! -
воскликнула Няня. - Я думаю, их надо было оставить наверху для  успокоения
Пекинского Па. - Она указала на  пустые  постели,  выстроившиеся  у  стены
комнаты. - Туда! - сказала она медленно. - В постель!
     Латы прошаркали к постелям и встали, тупо глядя на них.
     Няня вздохнула,  подняла  ближайшего  инопланетянина,  сняла  с  него
одежду и  запихала  в  постель,  натянув  одеяло  поверх  дрожащего  тела.
Остальные поспешно начали  раздеваться  сами  и  укладываться  по  примеру
своего товарища.
     - Вот так лучше, - кивнула Няня. - Вы учитесь. - Она обратила  взгляд
суровых голубых глаз на Джерека. - Джерри, тебе лучше пойти в мою комнату.
Я хотела бы сейчас поговорить с тобой.
     Джерек робко последовал за ней по коридору в комнату,  стены  которой
покрывали  обои  с  цветными  пейзажами,  разделенными   друг   от   друга
замысловатым орнаментом. Всюду было обилие  ситца  и  бумазейной  материи.
Комната чем-то напомнила Джереку дом,  который  он  обставлял  для  миссис
Амелии Ундервуд.
     Няня проехала в один из углов комнаты.
     - Хочешь чашку чая, Джерри?
     - Нет, благодарю вас, Няня.
     - Ты, вероятно, удивляешься, зачем я пригласила тебя сюда, когда  уже
давно пора спать?
     - Да, у меня мелькнула такая мысль.
     - Ну так вот, - сказала она. У меня  начинают  включаться  творческие
цепи. Я думаю. И теперь понимаю, насколько привыкла к устоявшемуся  образу
жизни, - так случается со старыми роботами, особенно когда  они  вовлечены
во временные рециклирующие операции, как данная. Ты понимаешь меня?
     - Конечно, понимаю.
     - Ты старше, чем другие дети, поэтому я считаю, что могу поговорить с
тобой. Даже, - Няня произвела смущенный  громыхающий  звук  где-то  внутри
своей стальной груди, - даже спросить твоего совета. Ты  считаешь,  что  я
вроде как завязла в ржавчине, не так ли?
     - О, совсем нет, - мягко ответил ей Джерек. - С течением  тысячелетий
у нас возникают привычки, которые иногда трудно преодолеть, когда  в  этом
нет необходимости.
     - Я обдумала то, что ты говорил мне на прошлой неделе.  Очевидно,  ты
был на поверхности.
     - М-м...
     - Давай, парень, расскажи правду. Я не накажу тебя.
     - Да, я был, Няня.
     - И Пекинский Па мертв?
     - И забыт. - Джерек неуютно поежился в слишком тесной  пижаме.  -  Со
времени Тиранов-Продюсеров прошло несколько тысяч  лет.  В  настоящем  все
гораздо спокойнее.
     - А эти новенькие - они из наружной временной фазы?
     - Да, более или менее.
     - И это означает, что начнутся парадоксы, если мы не будем осторожны.
     - Я тоже так считаю, судя по тому, что  мне  рассказывали  о  природе
Времени.
     - Тебя правильно информировали.  Значит,  теперь  надо  думать  очень
осторожно. Я знала, что в конце концов наступит такой момент. На мне лежит
забота о детях. Они - все, что у меня есть. Они - Будущее.
     - Да и Прошлое тоже, - сказал Джерек.
     Няня строго посмотрела на него.
     - Простите, Няня, - извинился он. - Я хотел пошутить.
     - Мой долг - доставить их в такой век, где они будут в  безопасности,
- продолжала Няня. И, кажется, мы достигли такого века.
     - Я уверен, им будут очень рады в моем обществе, - сказал Джерек. - Я
и еще один - единственные люди,  которые  были  детьми.  Мой  народ  любит
детей, и я - доказательство тому.
     - Они порядочные?
     - О да. Думаю, что да. Я не совсем понимаю смысл  этого  слова  -  ты
используешь архаичные понятия, - но думаю, что "порядочные"  -  правильное
описание.
     - Никакого насилия?
     - Теперь я совершенно ничего не понимаю. Что такое "насилие"?
     - Я пока удовлетворена, - сказала Няня. - И я благодарна тебе, Джерри
Шутник. Несмотря на то что ты всегда разыгрываешь из себя  дурака,  внутри
ты сделан из приличного материала. Ты вновь пробудил меня к главной  цели.
-  Няня,  казалось,  жеманно  улыбнулась  (насколько  робот   может   быть
жеманным). - Ты - мой Очарованный  Принц.  А  я  была  Спящей  Красавицей.
Кажется, опасность для  детей  миновала,  и  им  можно  позволить  вырасти
нормально. Какие условия сейчас в наружном мире?  Найдут  ли  они  хорошие
дома?
     - Любые дома, какие пожелают, - ответил Джерек.
     - А климат? Он хороший?
     - Такой, какой кому нравится.
     - Образовательные средства?
     - Видите ли, - Джерек был в затруднении,  -  можно  сказать,  что  мы
занимаемся самообразованием. Но  средства  есть  превосходные.  Библиотеки
старых городов все еще более или менее в порядке.
     - Те, другие дети. Они, кажется, знают тебя. Они из твоего времени?
     Было ясно, что с каждой проходящей минутой Няня становится все  более
разумной.
     - Это инопланетяне из другой части Галактики, - сказал Джерек. -  Они
преследуют меня и некоторых моих друзей.
     Он объяснил, что произошло.
     - Ладно,  их,  конечно,  можно  выгнать,  -  заключила  Няня,  мрачно
выслушав его рассказ. - Предпочтительно в другой период времени,  где  они
не смогут наделать много вреда. А тут нормальное время  должно  прийти  на
смену рециклированному. Это просто вопрос остановки процесса.
     Няня погрузилась в задумчивое молчание, и перед  Джереком  забрезжила
надежда.
     - Няня, - сказал он, - простите, что прерываю вас, но правильно ли  я
понял, что у вас  есть  возможность  посылать  людей  назад  и  вперед  во
Времени?
     - Назад очень трудно, они не хотят  там  оставаться.  Вперед  намного
легче. Рециклирование, - из ее  горла  вырвался  металлический  смешок,  -
детская игра, не более.
     - Вы можете послать меня назад, скажем, в девятнадцатое столетие?
     - Могу. Но шансы твоего пребывания там долго достаточно малы...
     - Я знаю теорию. В наш век это называется эффектом  Морфейла.  Но  вы
можете послать меня туда?
     -  Почти  определенно  могу.  Я  специально   запрограммирована   для
манипуляций со Временем. Вероятно, я знаю  о  Времени  больше,  чем  любое
другое существо.
     - Вам, должно быть, понадобится машина Времени?
     - В нашем комплексе есть камера, но это не машина, которая  физически
движется сквозь Время, - мы отказались от таких устройств. Фактически сами
путешествия  во  Времени,  будучи  неустойчивыми,   опасны   и   тоже   не
предпринимаются. Мы построили комплекс только  для  того,  чтобы  защитить
детей.
     - Вы пошлете меня назад, Няня?
     Няня, казалось, колебалась.
     - Ты знаешь, это очень опасно. Я чувствую себя виноватой  и  понимаю,
что должна тебя отблагодарить за то, что напомнил мне о долге, но  послать
тебя так далеко...
     - Я уже был там, Няня. Я знаю опасности.
     - Вполне возможно, юный Джерри Шутник.  Ты  всегда  был  непослушным,
хотя я никогда не смогу быть такой суровой с тобой,  как  следовало  быть.
Как я  любила  смеяться  здесь,  в  этой  маленькой  комнате,  над  твоими
проделками, над тем, что ты сказал...
     - Няня! Мне кажется,  вы  опять  заговариваетесь,  -  предупредил  ее
Джерек.
     - А? Подкинь еще угля в камин, мой мальчик.
     Джерек оглянулся, но не увидел никакого камина.
     - Няня?
     - Ага! - сказала Няня.  -  Послать  тебя  в  девятнадцатое  столетие.
Далеко в  прошлое.  Далеко,  далеко,  далеко  назад.  Прежде  чем  я  была
произведена на свет, прежде чем ты был рожден... В те дни там были  океаны
света и города в небе, и дикие летающие звери из бронзы. На лугах  паслись
стада красных зверей, каждый из которых был величиной  с  замок  и  громко
ревел. Там были...
     - В 1896 год, если точнее, Няня. Вы сделаете это для  меня?  Было  бы
просто замечательно.
     - ...магия,  -  продолжала  она,  -  фантомы,  нестабильная  природа,
невозможные события, безумные парадоксы, осуществленные мечты, неудавшиеся
мечты, кошмары, оказывающиеся реальностью. Это было богатое время,  темное
время...
     - В 1896 год, Няня.
     - Ах, иногда в романтических  мечтах  я  хотела  бы  быть  купеческой
правительницей,  Великой  Леди  Гонг-Конга,  торговой  столицы  мира,  где
собираются поэты, ученые  и  искатели  приключений.  Корабли  сотен  наций
бросают якоря в гавани:  корабли  с  Запада  с  грузом  медвежьих  шкур  и
экзотического мыла;  корабли  с  Юга  с  экипажами  темнокожих  андроидов,
привезших велосипеды и мешки муки; корабли с Востока...
     - Очевидно, мы разделяем интерес к  одному  и  тому  же  столетию,  -
сказал в отчаянии Джерек. - Не откажите мне в просьбе отправить меня туда,
дорогая Няня.
     - Как я могу? - Голос Няни стал почти неслышным, мягким от затопившей
ее ностальгии. В этот  момент  Джерек  почувствовал  глубокую  симпатию  к
старой машине, мало кому удавалось стать свидетелем мечтаний робота. - Как
я могу отказать моему Джерри Шутнику в чем-либо? Он вернул меня к жизни.
     - О Няня! - Джерек чуть не заплакал от радости. Он подбежал к  ней  и
обнял металлическое тело. - С вашей помощью я тоже начну жить!



                       10. СНОВА НА ДОРОГЕ В БРОМЛИ

     - Произвести временной  прыжок  достаточно  легко,  -  сказала  Няня,
изучая ряды приборов в лаборатории, когда туда  примчался  Джерек  (он  на
короткое время возвращался на свое ранчо, чтобы  взять  пилюлю-транслятор,
изучить  записи,  сделать  себе  комплект  одежды,  которая  не  покажется
странной жителям 1896 года). - А вот твоя игрушка. Между прочим,  я  нашла
ее под подушкой, когда прибирала твою постель. - Старый робот  показал  на
пистолет-имитатор на одной из полок. Бормоча  благодарности,  Джерек  взял
пистолет и сунул в карман своего черного плаща. - Проблема заключается,  -
продолжала Няня, - в правильном фиксировании  пространственных  координат.
Город, называемый Лондоном (я  никогда  не  слышала  о  нем,  пока  ты  не
упомянул),  находится  на  острове,  называемом   Англия.   Мне   пришлось
консультироваться с некоторыми очень древними банками данных. Но могу тебя
уверить, что все уже позади.
     - Я могу отправляться?
     - Ты всегда был нетерпелив, Джерри, - добродушно засмеялась Няня, все
еще, кажется, уверенная, что воспитала Джерека с малого возраста. - Но да,
думаю, ты скоро можешь отбыть. Надеюсь, ты не забудешь об опасностях?
     - Да, Няня.
     - Что такое ты надел на  себя,  мой  мальчик?  Похоже  на  одежду  из
классической трагедии "Давид Копперфильд  встречает  Оборотня"  Пекинского
Па. Я считала ее  довольно  надуманной.  Но  Пекинский  Па  всегда  больше
стремился к  эмоциональной  достоверности,  чем  к  исторической  точности
периода, как мне говорили. По крайней мере, он сам это часто утверждал.  Я
встречала его один раз - несколько лет назад, когда его отец был жив.  Его
отец был совсем другой, настоящий джентльмен. Ты бы не догадался, что  они
родственники. Так вот, его отец делал такие чудесные, такие очаровательные
постановки! Жить в них было сплошной радостью.  Разумеется,  все  общество
принимало участие. Ты очень молод, чтобы помнить, какое это удовольствие -
иметь даже маленькую роль в  "Юном  Адольфе  Гитлере"  или  "Четыре  любви
капитана Марвелла". Когда к  власти  пришел  Пекинский  Па  Восьмой,  весь
романтизм исчез, стал совершенствоваться реализм, и каждый  раз  во  время
расцвета Реализма кто-нибудь страдал. Я не имею в виду тех, кто  поставлял
замысел. Не сам же тиран!
     В глубине души Джерек Корнелиан был благодарен Пекинскому Па Восьмому
за его излишества во время Реализма. Без этого Няня не оказалась бы  здесь
сейчас.
     - Истории, конечно, всегда одинаковые,  -  говорила  Няня,  регулируя
управление и превращая экран в жидкое золото, - только каждый  раз  больше
крови. Вот так, годится. Надеюсь, Лондон  находится  именно  в  том  самом
месте. Он очень мал, Джерри. - Она повернула к нему большую  металлическую
голову. - Я бы назвала его кусочком страны с низким бюджетом.
     Джерек, как  обычно,  не  вполне  понимал,  о  чем  она  говорит,  но
улыбнулся и кивнул головой.
     -  Все-таки  неразвитая  промышленность  довольно  часто   производит
интересные фильмы, - сказала Няня с оттенком снисходительности. - Прыгай в
ящик, Джерри, вот  так,  хорошо,  мальчик.  Мне  грустно  видеть,  как  ты
уходишь, но придется привыкнуть к этому. Интересно, сколько детей вспомнит
свою старую Няню через несколько лет?  Такова  жизнь.  Молодые  актеры  со
временем становятся звездами.
     Джерек   осторожно   вошел   в   цилиндрическую   камеру   посередине
лаборатории.
     - До свиданья, Джерри, - донесся снаружи голос, а потом гудение стало
слишком громким. - Постарайся помнить все, чему я тебя учила. Будь вежлив.
Жди своей реплики. Держись подальше от логова режиссеров. Камера! Пуск!
     И цилиндр, казалось, начал  вращаться,  хотя,  может  быть,  вращался
Джерек. Он зажал уши руками, стараясь заглушить шум. Он стонал.  Он  терял
сознание.
     Он  двигался  через  пространство,  состоящее  из  мелькающих  мягких
цветных лоскутов, населенное бестелесными  людьми,  добрыми,  со  сладкими
голосами. Он падал сквозь ткань Времени  назад  и  вниз,  вниз,  к  самому
началу долгой истории человечества.
     На него накатила боль, такая же, как прежде, но он не возражал против
боли. Его затопила депрессия, какой он никогда не испытывал прежде, но это
не беспокоило его. Даже радость,  которая  пришла  к  нему,  оставила  его
равнодушным. Он знал, что его несет ветер Времени, он  знал,  вне  всякого
сомнения, что в конце путешествия  вновь  соединится  со  своей  утерянной
любовью, прекрасной миссис Амелией Ундервуд. И  когда  он  достигнет  1896
года, то не позволит отвлечь себя от великой цели -  городка  Бромли,  как
уже был отвлечен однажды бездельником Вайном.
     Джерек услышал собственный голос, кричащий в экстазе:
     - Миссис Ундервуд! Миссис Ундервуд! Я иду! Иду! Иду!
     Наконец ощущение падения прекратилось,  и  он  открыл  глаза,  ожидая
увидеть, что все еще находится в цилиндре, но цилиндра не было.  Он  лежал
на мягкой траве под большим  теплым  солнцем.  Вокруг  стояли  раскидистые
деревья, неподалеку блестела вода. Мимо проходили люди, одетые  в  костюмы
конца девятнадцатого столетия: мужчины  и  женщины;  пробегали  собаки.  В
отдалении он заметил экипаж,  приводимый  в  движение  лошадьми.  Один  из
обитателей этого мира медленно и целенаправленно двинулся к нему, и Джерек
узнал костюм мужчины: он встречал такие во время своего первого пребывания
в 1896 году. Джерек, быстро сунув руку  в  карман,  достал  трансляционную
пилюлю и кинул ее в рот, а затем начал медленно подниматься.
     - Извините, сэр, - грозно начал мужчина,  -  но  позвольте  спросить,
умеете ли вы читать?
     - Конечно, само  собой  разумеется,  -  ответил  Джерек,  но  мужчина
перебил его:
     - Потому что я гляжу вон на ту надпись, не далее чем в четырех  ярдах
отсюда, из которой ясно следует, что  я  не  ошибся,  что  вас  просят  не
ступать ногами  на  этот  участок  газона,  сэр.  Следовательно,  если  вы
соизволите вернуться на пешеходную дорожку, я с радостью сообщу  вам,  что
вы вернулись  на  правильный  путь  и  больше  не  нарушаете  ни  одно  из
постановлений властей Кенсингтона. Более того, я должен указать, сэр,  что
если еще раз поймаю вас совершающим такой же поступок  в  этом  парке,  то
буду вынужден записать ваше имя и адрес и послать повестку явиться в суд в
установленное время. - Мужчина рассмеялся. - Простите, сэр,  -  сказал  он
более естественным тоном, - но вы действительно должны сойти с травы.
     - Ага! - сказал Джерек. - Я понял. Благодарю вас, э... офицер, не так
ли? Это случилось непреднамеренно.
     - Уверен в этом, сэр. Будучи французом,  о  чем  свидетельствует  ваш
акцент, вы не понимаете наших обычаев. У вас там более свободно  и  проще,
конечно.
     Джерек быстро сошел на  дорожку  и  направился  к  большим  мраморным
воротам, которые заметил вдали. Полицейский увязался за ним, непринужденно
болтая о Франции и других иностранных местах, о  которых  ему  приходилось
читать. В конце концов,  он  распрощался  и  зашагал  по  другой  дорожке,
оставив Джерека сожалеть, что не спросил о дороге в Бромли.
     По  крайней  мере,  думал  Джерек,  удалось  не   привлечь   внимания
окружающих, как случилось во время первого путешествия в  Эпоху  Рассвета.
Все же люди поглядывали на него время от времени, и он  немного  смущался,
но это не мешало ему идти по улице и  радоваться  окружающему  без  всяких
помех. Конные  экипажи,  двухколесные  кэбы,  телеги  молочников,  фургоны
торговцев - все, что ехало мимо, наполняло воздух скрипом  осей,  цоканьем
лошадиных копыт, дребезжанием колес. Ярко светило  теплое  солнце,  запахи
улицы заметно отличались от тех, которые он помнил со времени  предыдущего
визита,  и  Джерек  догадался,  что  сейчас,  должно  быть,   лето,   даже
остановился разок, чтобы понюхать розы, которые цвели вдоль ограды  парка.
Розы были прекрасны. Запах содержал оттенки, которые он никогда  не  будет
способен воспроизвести. Джерек проверил  листья  кипариса  и  здесь  также
обнаружил, что его собственной работе не хватает  определенных  тонкостей,
которые трудно описать. Красоты 1896 года восхищали его  еще  больше,  чем
прежде. Джерек остановился  посмотреть  на  двухэтажный  омнибус,  который
тащили огромные мускулистые кони. На открытой  верхней  площадке  качались
соломенные шляпки с ленточками,  вертелись  зонтики  от  солнца,  блестели
яркие спортивные куртки, в то время как внизу, за пыльными  окнами,  среди
путаницы объявлений сидели более серьезные путешественники, глаза  которых
не отрывались от газет и дешевых журналов. Пару раз мимо пронесся моторный
экипаж; дым от выхлопа смешивался с пылью улицы,  водители  были  одеты  в
длинные пальто и белые шляпы, несмотря на жару, и Джерек  отреагировал  на
это с насмешливым удивлением.
     Он снял цилиндр, удивляясь, почему лицо кажется  влажным,  и  тут  же
понял, к своему восхищению, что вспотел. Джерек и  раньше  наблюдал  такой
феномен на обитателях этого периода, но никогда даже  не  мечтал  испытать
его лично. Глядя на  лица  проходящих  мимо  людей,  в  различных  стадиях
молодости или увядания, мужчин или женщин, Джерек заметил, что  многие  из
них тоже потеют, что усиливало его чувство тождества с местными  жителями.
Джерек улыбался им, как бы говоря: "Смотрите, я такой  же,  как  вы",  но,
конечно, они не понимали его, некоторые откровенно хмурились  при  взгляде
на него, а две леди, шедшие вместе, хихикнули и покраснели.
     Джерек продолжал идти по дороге в восточном направлении, отметив, что
движение становится оживленнее. С левой стороны  кончился  парк,  и  новый
парк появился с правой. С криками  вокруг  забегали  мальчишки  с  пачками
газет и плакатов, откуда-то появились мужчины с длинными шестами, которыми
зачем-то  стали  тыкать  в  фонари,  стоящие  на  тонких  подпорках  через
одинаковые интервалы вдоль боковых пешеходных дорожек. Воздух стал немного
прохладнее, а небо - чуть темнее.
     Джерек  понял  -  приближается  ночь,  но  настолько   был   очарован
атмосферой девятнадцатого века, что снова появилась  опасность  сбиться  с
пути.  Пора  отправляться  в  Бромли.  Он  вспомнил,  как