и  увидел  подъезжающий  кэб.
Когда тот остановился, мальчик в  зеленом  костюме,  прицепившийся  сзади,
соскочил и поспешил к двери.
     Старик в цилиндре открыл стеклянную дверь. Бой поднял баулы.
     - До свидания, ваше высочество, - поклонился старик за столом.
     - До свидания, - приветливо ответил Джерек. - Благодарю вас.
     - Эти баулы здорово весят, сэр, - сказал бой.
     - Не жалуйся, Герберт, - ответил швейцар.
     - Да, - сказал Джерек, - они сейчас полны добычей Нюхальщика.
     Нюхальщик вздрогнул, в то время как у швейцара отвисла челюсть.
     В этот момент по  лестнице  бегом  спустился  краснолицый  мужчина  в
ночной рубашке, натягивая на бегу бархатный халат, от которого  Джерек  не
отказался бы сам.
     - Меня ограбили! - кричал краснолицый. - Драгоценности моей жены! Мой
портсигар! Все!
     - Стоп! - закричал старик за столом.
     Швейцар отпустил дверь и  бросился  на  Джерека.  Бой  уронил  баулы.
Джерек упал. На него никогда прежде физически не  нападали,  и  ему  стало
смешно.
     Швейцар подскочил к Нюхальщику Вайну, который  с  исказившимся  лицом
отчаянно пытался протащить баулы через дверь.  Когда  швейцар  вцепился  в
него, баулы упали.
     - Назад! - завопил Вайн. Он вырвался из рук старика и вытащил  что-то
из кармана. - Отойди назад!
     - Вор! - закричал швейцар. - Я должен был сразу догадаться. Не  пугай
меня! Я служил в армии. - И он снова кинулся на Нюхальщика.
     Раздался довольно громкий  хлопок  -  и  швейцар  упал.  Нюхальщик  с
удивлением уставился  на  него.  Такое  же  удивление  появилось  на  лице
швейцара, по зеленой униформе которого расплывалось большое красное пятно.
Цилиндр с его головы скатился на пол. Нюхальщик помахал чем-то на  мужчину
в халате и на старика во фраке.
     - Подними баулы, Джерри, - велел он.
     Джерек, озадаченный,  нагнулся  и  поднял  два  тяжелых  баула.  Бой,
вытаращив глаза, спрятался за  ближайшей  пальмой.  Вайн  стоял  спиной  к
двери, но Джереку было видно, как кэбмен  слез  с  коляски  и  побежал  по
улице, размахивая руками и что-то выкрикивая, затем раздался свисток.
     - На улицу, - сказал Нюхальщик тихо, ледяным тоном.
     Джерек прошел через дверь на улицу, под дождь.
     - В кэб, быстро! - приказал Нюхальщик.  Теперь  он  направлял  черный
отделанный серебром предмет  на  кэбмена  и  другого  мужчину,  одетого  в
темно-голубой костюм и шлем с круглым значком, бежавшего к ним по улице. -
Назад, или я стреляю!
     Джереку все происходящее показалось крайне  интересным.  Он  не  имел
понятия,  что  происходит,  но  радовался  драме,  предвкушая,  как  через
несколько часов будет рассказывать  миссис  Амелии  Ундервуд  о  том,  что
произошло с ним. Он удивился,  почему  Нюхальщик  Вайн  забрался  на  верх
коляски и хлестнул кнутом лошадь. Но тут кэб  рванулся  по  улице.  Джерек
услышал еще один громкий хлопок, а  затем  коляска  повернула  за  угол  и
помчалась по другой улице, заполненной множеством людей, одетых в основном
в серые пальто и кепки. Люди оборачивались, глядя вслед кэбу, пролетающему
мимо. Джерек весело махал им рукой.
     Полный ликования, оттого что скоро будет в Бромли, Джерек запел.
     - "Иисус освещает нас ясным чистым светом..." - пел  он,  качаясь  из
стороны в сторону в мчавшемся кэбе,  словно  маленькая  свеча,  горящая  в
темноте!
     До Кухни Джонса они добрались пешком, так как Нюхальщик Вайн  захотел
покинуть кэб за добрую милю от нее. Джерек, тащивший баулы, сильно  устал,
когда они добрались до дома, но  это  не  мешало  ему  удивляться,  почему
манеры Нюхальщика так резко изменились. Тот продолжал  рычать  на  него  и
говорить всякие несуразности, например:
     - Ты определенно превратил хорошее счастье в плохое. Надеюсь, Бог  не
даст умереть тому парню. Если он умрет, в  этом  будет  столько  же  твоей
вины, как и моей.
     - Умрет?  -  наивно  переспросил  Джерек.  -  Но  почему  его  нельзя
воскресить? Или слишком рано?
     - Заткнись! - сказал Нюхальщик. - Ладно, раз уж я связался с тобой...
Если я тебя брошу, ты разболтаешь все в две минуты. Придется взять тебя  с
собой. - Он горько засмеялся. - Не забывай, ты всего лишь подмастерье.
     - Вы сказали, что доставите меня в Бромли, - мягко  напомнил  Джерек,
когда они поднялись по ступенькам Кухни Джонса.
     - Бромли? - фыркнул Нюхальщик Вайн. - Ха! Тебе повезет, если ты скоро
не окажешься в Аду!


     В течение нескольких дней Джерек научился понимать, прежде достаточно
глубоко, что такое страдание. У него начала расти борода, и  кожа  в  этом
месте ужасно чесалась. Его одолевали крошечные насекомые трех или  четырех
разновидностей, кусающие все тело. Выданную первоначально красивую  одежду
Нюхальщик  Вайн  забрал  назад,  выдав  взамен  какое-то  тонкое   тряпье.
Нюхальщик иногда покидал комнату, которую они разделяли,  и  спускался  на
первый этаж, всегда возвращаясь мрачным и воняющим той жидкостью,  которую
предлагала Джереку женщина в первую ночь на  Кухне  Джонса.  Нюхальщик  не
позволял Джереку спускаться вниз и греться у огня, поэтому  Джерек  понял,
что такое холод, голод и жажда.
     Сначала Джерек  смаковал  свои  ощущения,  но  постепенно  они  стали
угнетать его, пока в  конце  концов  он  не  обнаружил,  что  не  способен
откликаться на новизну происходящего.  Медленно  он  начал  узнавать,  что
такое страх. Нюхальщик  вел  себя  с  ним  грубо,  иногда  угрожал  чем-то
непонятным, иногда рычал, толкал или бил Джерека, все еще не выработавшего
инстинкт защитить себя. Действительно, сама мысль о защите была чужда ему.
Люди, которые были так дружелюбны, когда он пришел в  первый  раз,  теперь
или игнорировали его, как Нюхальщик, или огрызались, когда он  высовывался
из комнаты. Джерек похудел и стал грязным. Им овладела апатия: он перестал
отчаиваться, стал забывать Бромли и даже миссис Ундервуд,  стал  забывать,
что когда-то знал другое существование, кроме  тесной,  забитой  сундуками
клетушки над Кухней Джонса.
     Однажды утром внизу началась большая суматоха. Нюхальщик еще храпел в
постели, вернувшись накануне, как в обычно, в  раздраженном  состоянии,  а
Джерек спал на своем месте под столом. Джерек  проснулся  первым,  но  его
сознание, притупленное голодом,  усталостью  и  страданиями,  отказывалось
реагировать на шум, поэтому он  остался  равнодушным  к  воплям  и  звукам
столкновения, доносившимся снизу. Нюхальщик пошевелился и  открыл  тусклые
глаза.
     - Что там? - спросил он хрипло. - Если бы только этот чертов  швейцар
не подвернулся под руку... Столько добра, и  нельзя  трогать,  потому  что
этот парень умирает. - Он скинул  ноги  с  постели  и  автоматически  пнул
Джерека. - Господи, и почему только проклятый  кэбмен  не  убил  тебя  той
проклятой ночью!
     Это был почти неизменный ритуал его пробуждения. Но сегодня утром  он
склонил голову, осознав, что  внизу  что-то  происходит,  сунул  руку  под
подушку, вытащил пистолет и, подойдя к двери с пистолетом  в  руке,  начал
прислушиваться: громкий шум, проклятия,  крики,  голоса  женщин,  кричащих
обиженным тоном, плач мальчика, громкие агрессивные голоса мужчин.
     Нюхальщик Вайн,  выглядевший  чуть  здоровее,  чем  Джерек,  бесшумно
двинулся вдоль коридора. Джерек, поднявшись, наблюдал за ним  из  дверного
проема: вот Нюхальщик достиг галереи, и  в  этот  момент  два  человека  в
голубой одежде - такой же, как на мужчине, прибежавшем, когда они покидали
отель, - кинулись на него с  двух  сторон,  словно  они  поджидали  Вайна.
Раздался выстрел. Один из мужчин в  голубом  отшатнулся  назад.  Нюхальщик
вырвался из хватки второго, шмыгнул к перилам галереи,  перепрыгнул  через
них и исчез из вида.
     Джерек поплелся по коридору  туда,  где  человек  в  голубом  помогал
другому встать на ноги.
     - Назад! - закричал тот, кто не был ранен.
     Но Джерек почти не слышал его. Он подошел к перилам и посмотрел вниз:
Нюхальщик, раскинув руки, лежал на грязных плитах пола; из головы, заливая
лицо, текла кровь.
     Вайн пошевелился, пытаясь подняться на четвереньки, но снова упал  на
пол. Его медленно окружали люди, одетые в ту же голубую форму, с  теми  же
шлемами шляпами на головах. Они стояли и смотрели, не пытаясь помочь  ему,
пока он делал усилие за усилием подняться. А затем он перестал шевелиться.
     Толстый мужчина  -  один  из  обслуживающих  бар  в  Кухне  Джонса  -
приблизился к кругу мужчин в голубом. Поглядев на  Нюхальщика,  он  поднял
глаза на галерею и, увидев Джерека, показал на него.
     - Этот, - сказал он. - Это второй.
     Джерек почувствовал сильную руку на своем тонком плече. Плечо болело,
так как Нюхальщик сделал ему синяк на  этом  месте  предыдущей  ночью,  но
боль, казалось, пробудила память. Он взглянул на  мрачное  лицо  человека,
державшего его.
     - Миссис Амелия Ундервуд, - сказал Джерек тонким умоляющим голосом. -
Коллинз-авеню, 23, Бромли, Кент, Англия.
     Он повторял  фразу  снова  и  снова,  пока  его  вели  по  ступенькам
лестницы, через опустевший зал, через дверь на утренний свет, где его ждал
черный фургон с четырьмя черными лошадьми.  Освобожденный  от  Нюхальщика,
свободный от Кухни Джонса, Джерек испытал безотчетный прилив облегчения.
     - Благодарю вас, - говорил он мужчинам, забравшимся в фургон вместе с
ним. - Благодарю вас.
     Один из них криво улыбнулся.
     - Не благодари меня, парень. Тебя определенно повесят.



          13. ДОРОГА НА ВИСЕЛИЦУ. СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ В НОВОМ ОБЛИЧЬЕ

     Итак, тюрьма. Еда, более сносная одежда  и  обращение,  не  в  пример
лучше, чем в Кухне Джонса, способствовали тому, что Джерек Корнелиан начал
понемногу восстанавливать прежнее состояние ума. Особенно  ему  понравился
серый мешковатый костюм с широкими стрелами,  нашитыми  поверх,  и  Джерек
решил, что если  он  когда-нибудь  попадет  в  свой  собственный  век,  то
обязательно сделает  себе  такой  костюм,  хотя,  возможно,  стрелы  будут
оранжевыми.
     Мир тюрьмы был тусклым. Преобладали в основном бледно-зеленые,  серые
или черные цвета, даже плоть заключенных была какой-то серой.  Звуки  тоже
обладали  какой-то  монотонностью:  стуки,  крики  и,  по  большей  части,
проклятья. Но ежедневный ритуал подъема, кормления, прогулки, сна произвел
исцеляющий эффект на ум Джерека.
     Ему предъявили обвинения в различных преступлениях еще в самом начале
тюремной  эпопеи,  а  потом,  если  не  считать   случайного   посетителя,
заглянувшего,  чтобы  выразить  свое  сочувствие,  он   был   в   основном
предоставлен самому себе. Джерек снова стал ясно думать о Бромли и  миссис
Амелии Ундервуд, надеясь, что его скоро выпустят или покончат  с  ритуалом
каким-нибудь подходящим для них способом. Тогда он продолжит путь.
     Каждые несколько дней мужчина в черном костюме  с  белым  воротником,
держа в руках черную книгу, посещал камеру Джерека и разговаривал с ним  о
своем друге, который умер, и еще об  одном  друге,  который  был  невидим.
Джерек обнаружил, что голос мужчины, которого звали  Преподобный  Лоундес,
оказывал приятное успокаивающее действие, и улыбался, кивал и  соглашался,
когда ему казалось, что это отвечало желанию  Преподобного  Лоундеса,  или
качал головой, когда казалось тактичным  не  согласиться.  Это  доставляло
Преподобному Лоундесу большое удовольствие, судя по  множеству  улыбок,  и
вызывало новый поток слов,  произносимых,  правда,  довольно  визгливым  и
монотонным голосом, о мертвом друге и  о  невидимом  друге,  который,  как
выяснилось, был отцом мертвого друга.
     Однажды перед уходом Преподобный Лоундес похлопал Джерека по плечу  и
сказал ему:
     - Не сомневаюсь, что спасение уже ждет вас!
     Это обрадовало Джерека,  и  он  с  нетерпением  стал  ожидать  своего
освобождения. Воздух вне стен тюрьмы становился теплее, к  дополнительному
удовольствию Джерека.
     Другой частый посетитель Джерека одевался в темный  костюм  с  черным
галстуком и цилиндр. Его жилет также был черного цвета, но ткань на брюках
имела тонкие серые полоски. Он  представился  мистером  Гриффитсом,  Совет
Защиты. Это был  любопытный  тип:  большая,  с  темными  волосами  голова;
огромные мохнатые брови, которые почти встречались у переносицы; громадные
руки, которые с трудом помещались в маленький кожаный  чемоданчик,  откуда
неуклюже извлекали документы. Он садился на край жесткой койки  Джерека  и
листал бумаги, часто раздувая щеки и  громко  вздыхая  время  от  времени,
затем, наконец, поворачивался  к  Джереку  и  поджимал  губы,  прежде  чем
заговорить.
     В первые свое посещение он сказал:
     - Мы собираемся заявить о вашем безумии, мой друг.
     - Да? - ответил Джерек непонимающе.
     - Да, в самом деле. Вы все подтвердили полиции. Несколько  свидетелей
определенно узнали вас. Вы тоже фактически узнали свидетелей  перед  лицом
других свидетелей. Вы утверждали, будто не имели понятия  о  происходящем,
что само по себе вряд ли правдоподобно,  если  исходить  из  других  ваших
заявлений. Вы видели, как умерший Вайн приносил свой "улов", помогали  ему
унести добычу, убежали вместе с ним, после того как он застрелил швейцара.
На вопрос об имени и происхождении вы сочинили дикую историю  о  появлении
из будущего в какой-то машине времени и назвали явно вымышленное  имя.  На
основании этого я намерен сделать свое заключение... и  оно  может  спасти
вашу жизнь. А сейчас расскажите, что произошло, по вашему  мнению,  с  той
ночи, когда вы встретили Альфреда Вайна, до утра, когда полиция обнаружила
вас обоих в Кухне Джонса и Вайн был убит при попытке к бегству.
     Джерек с готовностью рассказывал свою  историю,  но  мистер  Гриффитс
только раздувал щеки и закатывал глаза под черными  бровями,  а  один  раз
хлопнул ладонью по лбу и чертыхнулся.
     - Единственная проблема, - сказал мистер  Гриффитс,  уходя  в  первый
раз, - это убедить судью, что человек,  явно  разумный  с  одной  стороны,
является безусловно законченным лунатиком с другой. Что ж, по крайней мере
я сам убедился в справедливости моего дела. До свидания,  мистер...  хм...
до свидания.
     - Надеюсь скоро увидеть вас снова, - вежливо попрощался Джерек, когда
охранник выпускал мистера Гриффитса из камеры.
     - Да-да, - поспешно ответил мистер Гриффитс, - да-да.
     Мистер  Гриффитс  нанес  ряд  последующих  визитов,  так  же  как   и
Преподобный Лоундес. Но если Преподобный Лоундес всегда казался уходящим в
еще более счастливом настроении, мистер Гриффитс обычно уходил от  него  с
отчаянным, несчастным выражением на лице, а его поведение выдавало крайнее
возбуждение.


     Суд над Джереком Корнелианом за его участие в убийстве Эдварда Франка
Морриса, швейцара отеля "Империя", происшедшем  пятого  апреля  1896  года
примерно в шесть  часов  утра,  состоялся  в  Центральном  Уголовном  Суде
Лондона в десять утра тридцатого мая. Никто, включая защитников, не знал и
не ждал, что суд затянется. Предположения касались только  приговора,  что
совсем  не  трогало  Джерека  Корнелиана,  настаивавшего   на   сохранении
вымышленного имени, несмотря на все предупреждения  о  том,  что  сокрытие
настоящего имени не в его пользу.
     Перед началом суда Джерека под стражей поместили в  деревянную  ложу,
где он  должен  был  стоять  во  время  процесса.  Ему  понравилась  ложа,
позволяющая хорошо видеть остальную часть довольно большой комнаты.
     Мистер Гриффитс подошел к ложе и торопливо спросил:
     - Эта миссис Ундервуд, вы давно ее знаете?
     - Очень давно, - сказал Джерек. - Строго говоря... я  буду  знать  ее
долгое время. - Он засмеялся. - Мне нравятся эти парадоксы.
     -  Мне  -  нет,  -  с  чувством  возразил  мистер  Гриффитс.  -   Она
респектабельная женщина?  Я  имею  в  виду,  она...  ну...  в  своем  уме,
например?
     - В высшей степени.
     - Гм-м. Что ж,  я  намерен  вызвать  ее,  если  возможно.  Чтобы  она
засвидетельствовала вашу особенность... ваши заблуждения и тому подобное.
     - Вызвать ее? Привести ее сюда?
     - Именно так.
     - Это было бы превосходно, мистер Гриффитс! - Джерек с  удовольствием
захлопал в ладоши. - Вы очень добры, сэр.
     - Гм-м, - сказал Гриффитс, отворачиваясь.
     Он вернулся к столу, где сидел вместе с другими  мужчинами,  одетыми,
как и он, в черные накидки; у всех у них  творилось  что-то  непонятное  с
волосами:  они  выглядели  мучнисто-белыми  и  туго  закрученными.  Позади
располагался ряд скамеек,  где  сидело  множество  людей  в  разнообразных
одеждах, но без фальшивых волос.
     Над головой Джерека  нависла  галерея,  буквально  набитая  людьми  в
обычной одежде. Слева был еще один ряд скамеек, на  которых  расположились
двенадцать человек, проявлявших  заметный  интерес  к  нему.  Ему  льстило
находиться в центре внимания. Он улыбнулся им и помахал рукой, но, как  ни
странно, никто не улыбнулся в ответ.
     Вдруг кто-то прокричал какие-то слова (Джерек не уловил, их  смысла),
и все начали вставать, когда еще одна группа людей в длинных накидках и  с
фальшивыми волосами вошла в комнату и стала рассаживаться за столами прямо
напротив Джерека. Именно тогда Джерек  разинул  от  удивления  рот,  узнав
человека, который, казалось, как и он сам, занимал почетное место в суде.
     - Лорд Джеггед Канарии! - воскликнул Джерек. - Вы последовали за мной
сквозь Время? Вы настоящий друг.
     Один из мужчин в голубом, стоявший позади Джерека, наклонился  вперед
и похлопал его по плечу.
     - Спокойней, парень. Ты должен говорить, когда к тебе обращаются.
     Но Джерек был слишком взволнован, чтобы слышать его.
     - Лорд Джеггед! Вы узнали меня?
     Все снова начали усаживаться, и Лорд Джеггед,  казалось,  не  услышал
Джерека. Он взял какие-то бумаги, которые кто-то положил перед ним.
     - Тише! - снова сказал мужчина позади Джерека.
     Джерек повернулся к нему с улыбкой.
     - Это мой друг, - объяснил он, показывая рукой.
     - Тебе лучше надеяться, что это так, - мрачно ответил мужчина, -  это
лорд Главный Судья, вот кто. Он твой судья, парень,  -  лорд  Джаггер.  Не
серди его, иначе у тебя не останется ни одного шанса.
     - Лорд Джеггед, - поправил Джерек.
     - Тишина! - закричал кто-то. - Тишина в суде!
     Лорд Джеггед Канарии поднял голову. На его лице было странное суровое
выражение, когда он посмотрел на Джерека, ничем не выдавая, что узнал его.
Джерек, сначала озадаченный, догадался, что это какая-то новая игра  Лорда
Джеггеда, и решил включиться в нее на  какое-то  время,  поэтому  перестал
отпускать реплики, свидетельствующие  о  неоспоримом  факте,  что  человек
напротив него, привлекающий всеобщее внимание, был его старым другом.
     Начался суд, и интерес  Джерека  не  угасал  все  время,  пока  люди,
большую часть которых он видел в отеле, последовательно выходили вперед  и
рассказывали, что случилось той  ночью,  когда  Джерек  и  Нюхальщик  Вайн
прибыли в "Империю",  и  что  произошло  на  следующее  утро.  Этих  людей
расспрашивал сэр Джордж Фримен, а затем мистер Гриффитс снова  задавал  им
вопросы. В основном все они помнили события  так  же,  как  и  Джерек,  но
мистер Гриффитс, казалось,  не  верил  им.  Кроме  того,  мистер  Гриффитс
интересовался их мнением о  Джереке.  Не  вел  ли  он  себя  странно?  Что
говорил? Некоторые вспоминали, что Джерек действительно  говорил  какие-то
странные вещи, во всяком случае такие, которых они не понимали. Теперь  же
им казалось, что это воровской жаргон, на котором Джерек и Нюхальщик  Вайн
заранее договорились объясняться.
     Мужчины в бело-голубой форме также были опрошены, включая того,  кого
Джерек видел на улице, когда покинул отель, и нескольких  других,  которые
пришли на Кухню Джонса позднее. Их снова  тщательно  переспрашивал  мистер
Гриффитс. Потом перед всеми появился Преподобный  Лоундес  и  сказал,  что
считает Джерека "раскаявшимся". Затем был перерыв для ленча, Джерека