,
снова поющие песню:

   Христианин, и не ищи отдыха,
   Слышишь, что говорит ангел-хранитель,
   Ты живешь среди врагов,
   Остерегайся и молись.
   Дьявол и его помощники
   Со всей их невидимой армией
   Идут, когда ты ослабишь бдительность,
   Остерегайся и молись.
   Надень на себя божественные доспехи,
   Носи их ночью и днем,
   Зло ждет в засаде.
   Остерегайся и молись.

   Они пришли к месту. где оставили локомотив и, взобравшись на подножку,  в
запачканном и разорванном платье, она сказала со слезами в голосе:
   - О, Джерек, если есть Ад, я наверняка заслуживаю быть там...
   - Ты обвиняешь себя за то, что случилось с твоим мужем, Амелия?
   - Кого еще я должна обвинять?
   - Ты обвиняла Джеггета, - напомнил он ей.
   - Махинации Джеггета - одно дело, моя вина - совсем другое. Я никогда  не
должна была покидать его. Он сошел с ума от горя.
   - Потому что он любит тебя?
   - О, нет, потому, что была  уязвлена  его  гордость.  Сейчас  он  находит
утешение в религиозной мании.
   - Ты предлагаешь ему остаться с ним.
   - Я знаю. Я  полагаю,  вред  причинен.  Хотя  у  меня  остается  долг  по
отношению к нему, возможно, сейчас особенно.
   - Да.
   Они начали подниматься над городом. Снова между ними  возникло  молчание.
Он попытался нарушить его.
   - Ты была права, Амелия. Я видел Браннарта. Он замышляет что-то вместе  с
Латами.
   Но она не ответила. Вместо этого она заплакала. Когда он  пододвинулся  к
ней, чтобы утешить, она высвободилась из его рук.
   - Амелия?
   Она продолжала всхлипывать, пока не показалось место их вечеринки.
   Там все еще были гости, Джерек видел их,  но  немного.  Железной  Орхидеи
было недостаточно, чтобы удержать их - они хотели Амелию.
   - Мы присоединимся к нашим гостям?
   Она покачала головой. Джерек повернул локомотив  к  черепичной  крыше  их
дома, видимого за кипарисами и тополями. Он приземлился на  лужайке,  и  она
немедленно направилась к дому. Все еще всхлипывая, она взбежала по  лестнице
в свои апартаменты. Джерек услышал как закрылись двери. Он  сел  у  подножия
лестницы,  размышляя  над  природой  этого  нового  всепоглощающего  чувства
отчаяния, которое угрожало отнять у него способность двигаться,  но  никаких
мыслей не приходило в голову. Он был ранен, узнал жалость  к  себе,  горевал
вместе с ней, и он, который всегда выражал  себя  в  терминах  действия  (ее
желание всегда было командой для него, даже когда  он  случайно  неправильно
истолковал его), не мог ничего придумать, ни малейшего жеста, который принес
бы ей удовольствие и облегчил бы их страдания.
   Спустя некоторое время он медленно отправился в постель.
   Снаружи за домом, огромные реки крови все еще падали с необузданной силой
с черных утесов, наполняя бурлящее озеро, где плавали таинственные  чудовища
и обсидиановые острова с темной сочной листвой, шуршащей на горячем приятном
ветру.

Глава 25
ПРИЗЫВ ДОЛГА

   В первый раз в своей длинной жизни  Джерек  Корнелиан,  чье  тело  всегда
могло быть модифицировано, чтобы не нуждаться во сне, познал бессонницу.  Он
хотел только забвения, но оно не приходило. Мысль за  мыслью  проносились  в
его голове, и каждая никуда не вела. Он подумал, не  поискать  ли  Джеггета,
хотя что-то остановило его. Это была Амелия, только  Амелия  -  единственная
компания которую он хотел, и хотя (он должен  был  признать  себе  здесь,  в
темноте) в настоящее время он боялся ее. В своем уме он сделал  шаг  вперед,
чтобы немедленно после этого отступить назад-вперед, назад, -  жуткий  танец
нерешительности, приведший к его первому ощущению самоотвращения. Он  всегда
следовал своим импульсам, без всякого  предположения,  вопроса,  без  грамма
стеснительности, как поступали все в Конце Времени. Но теперь он,  казалось,
имел два импульса, он был пойман как стальной шарик, между двумя  магнитами.
Его личность и его поступки до  последнего  момента  были  одним  -  поэтому
сейчас его личность оказалась в осаде. Если у него два импульса, значит,  он
должен быть двумя людьми. И если  он  был  двумя  людьми,  какой  был  более
ценным, а какой следовало оставить как можно скорее. Таким  образом,  Джерек
открыл старую ночную игру, качели, в которой третий Джерек, тоже не  слишком
твердый в своей решимости, пытался судить двух других, колеблясь то  в  одну
сторону то в другую - "Я должен потребовать от нее..."  и  "Она  заслуживает
лучшего, чем я..." - были двумя началами мыслей, новых  для  Джерека,  хотя,
несомненно, знакомых многим современникам миссис Ундервуд, особенно  тем,  у
которых  расстроились  отношения  с  объектом  их  привязанности,  или   они
находились в положении выбора между старыми лояльностями и  новыми,  скажем,
между занемогшим отцом и прекрасным кавалером, или,  на  самом  деле,  между
любимым мужем и любовником, предлагающим женитьбу. Именно на  полпути  через
эти мысленные упражнения Джерек открыл трюк  с  постановкой  себя  на  место
другого - что если она  испытывает  те  же  муки,  какие  испытывает  он?  И
немедленно жалость к себе исчезла. Он должен пойти к ней и  утешить  ее.  Но
нет - он обманывает себя, просто желает повлиять на  нее,  сфокусировать  ее
внимание на его дилемме. И качели начинали раскачиваться снова  с  выносящим
решение Джереком, пытающимся сохранить равновесие  на  точке  опоры.  И  так
могло продолжаться до утра, не открой она тихо дверь с приглушенным вопросом
не спит ли он.
   - О, Амелия! - он тотчас сел на кровати.
   - Я причинила тебе боль,  -  прошептала  она,  хотя  поблизости  не  было
никого, кто мог бы подслушать. - Мое самообладание покинуло меня сегодня.  -
Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, - сказал он ей, поворачивая лампу
около своей постели так, чтобы она давала чуть больше света, и он мог видеть
ее изможденное лицо с красными от слез глазами. - Но ты не сделала  никакого
вреда. Это я потерпел неудачу. Я бесполезен для тебя.
   - Ты храбр и великолепен, и невинен. Я говорила  это  прежде,  Джерек.  Я
лишила тебя невинности.
   - Я люблю тебя, - сказал он. - Я глупец недостойный тебя.
   - Нет, нет мой дорогой. Я рабыня моего воспитания,  и  я  знаю,  что  это
воспитание было ограниченным, лишенным воображения, даже жестоким о, и оно в
сущности цинично, хотя я никогда не могла признать этого.  Но  ты,  дорогой,
без всякого следа цинизма, хотя я считала  сперва,  что  ты  и  твой  мир  -
сплошной цинизм. И теперь я вижу, что нахожусь на грани передачи  тебе  моих
привычек   -   цинизма,   лицемерия,    страха    эмоционального    участия,
замаскированного под самоотрицание - о, их чудовищное количество...
   - Я просил тебя научить меня этим вещам.
   - Ты не знал, что просишь.
   Он протянул к ней руку, и она взяла ее, хотя и осталась стоять.  Ее  рука
была холодной и немного дрожала.
   - Я все еще не могу понять, что ты говоришь, - сказал он ей.
   - Я молю, чтобы никогда не понял, мой дорогой.
   - Ты любишь меня? Боялся, что сделал что-то, уничтожившее твою любовь.
   - Я люблю тебя, Джерек.
   - Я хочу только измениться, ради тебя,  стать  тем,  кем  ты  желаешь,  я
должен быть...
   - Я не хотела бы, чтобы ты изменился, Джерек  Корнелиан,  -  на  ее  лице
появилась слабая улыбка.
   - Хотя ты сказала...
   - Ты обвинил меня ранее, что ты  не  похожа  на  себя,  -  вздохнув,  она
присела на край его постели. На ней все еще было одето истрепанное восточное
платье, но она убрала  перья  из  своих  волос,  которым  был  возвращен  их
первоначальный вид. Большая  часть  краски  исчезла  с  ее  лица.  Ему  было
очевидно, что она спала не больше, чем он. Он сжал ее руку, и она  вздохнула
во второй раз.
   - Не обвинил... но я был сбит с толку...
   -  Я  пыталась,  полагаю,  доставить  тебе  удовольствие,  но  не  смогла
доставить его себе. Все казалось таким ненужным... - ее улыбка стала шире. -
Я очень старалась, Джерек, порадоваться твоему миру,  каким  он  есть.  Хотя
меня постоянно преследовало сначала мое собственное чувство долга, которое я
не имела средств выразить, а потом сознание, что твой  мир  -  это  пародия,
искусственно   поддерживаемая,   отрицающая   мораль    и,    следовательно,
противопоставляющая себя судьбе.
   - Это явно только одна его сторона, Амелия.
   - Я полностью согласна. Я описала мою эмоциональную  реакцию.  Разумом  я
могу видеть много сторон, много аргументов. Но я, Джерек, прежде всего  дитя
Бромли. Ты дал мне эти кольца власти и научил, как пользоваться ими - хотя я
полна желания выращивать цветы, испечь пирог, сшить платье - о, я  чувствую,
что я запуталась. Кажется, просто глупо, если я имею власть бога с Олимпа  в
своем  распоряжении.  Мои  слова  звучат  просто  сентиментально  для   моих
собственных ушей. Я не могу думать, что ты должен чувствовать...
   - Я не уверен, что такое сентиментальность, Амелия. Я хочу, чтобы ты была
счастлива, вот и все. Если тебе хочется, делай эти вещи. Они восхитят  меня.
Ты можешь научить меня этим искусствам.
   - Они вряд ли искусства. В действительности они желанны только  когда  ты
лишен возможности использовать их, - ее смех был сейчас более  естественным,
хотя голос иногда подрагивал. - Ты можешь присоединиться,  если  хочешь,  но
лучше, если ты продолжишь выражать себя, как тебе  нравиться,  теми  путями,
которые отвечают твоим инстинктам.
   - Пока я могу выражать себя, средства не имеют значения, Амелия. Я  боюсь
того замораживающего чувства. Это правда, что я живу для тебя, поэтому - то,
что доставляет удовольствие тебе, радует и меня.
   - Я слишком много требую, - сказала она, отодвигаясь дальше. -  Я  ничего
не предлагаю.
   - Снова ты ставишь меня в тупик.
   - Это плохая сделка, Джерек, мой дорогой.
   - Я не уверен, что мы меняем, Амелия. На что?
   - О... - она казалась неспособной ответить, - возможно, на саму жизнь. На
что-нибудь... - она задохнулась, будто от боли, но затем  снова  улыбнулась,
сжав сильнее его ладонь. - Как  если  бы  портной  пришел  в  рай  и  увидел
возможность для своего ремесла. Нет, я слишком сурова  к  себе.  У  меня  не
хватает слов...
   - Как и мне, Амелия. Если бы  только  я  мог  найти  подходящие  фразы  и
рассказать тебе, что я чувствую. Но в одном ты можешь быть уверена. Я  люблю
тебя абсолютно, - он откинул одеяло и вскочил на  ноги,  прижав  ее  руку  к
своей груди. - Амелия, в этом ты можешь быть уверена!
   Он заметил, что она покраснела, попыталась заговорить и проглотила слова.
   - Что с тобой, моя дорогая?
   - Мистер Корнелиан... Джерек... вы... вы...
   - Да, моя любовь, - сочувственно произнес он.
   Она вырвалась направившись к двери.
   - Вы кажется не осознаете, что... О, небеса!
   - Амелия!
   - Ты совсем голый, мой дорогой, - она достигла двери и быстро вышла, -  я
люблю тебя, Джерек, я люблю тебя! Увидимся утром. Спокойной ночи! Он сел  на
постель,  почесал  колено  и  покачал  головой,   улыбаясь   (но   несколько
рассеянно), потом лег снова, натянул на себя одеяло и глубоко заснул.
   Утром они завтракали и были счастливы. Оба спали хорошо,  оба  решили  не
обсуждать события предыдущего дня, хотя Амелия выразила  желание  попытаться
выяснить, есть ли  в  каком-нибудь  старом  музее  в  городах  сохранившиеся
семена, которые она могла бы посадить. Джерек считал, что имеется пара мест,
где они могли бы поискать. Сразу после завтрака, когда она вскипятила  воду,
чтобы вымыть посуду, прибыло двое гостей. Железная Орхидея -  в  удивительно
скромном платье из темно-голубого шелка, на котором хлопали  крыльями  живые
бабочки, - под руку с бородатым путешественником  во  времени,  одетым,  как
обычно, в свой костюм из твида. То, что Амелия ввела более  чем  одну  моду,
было очевидно из того, как Железная Орхидея с серьезным  видом  постучала  в
дверь и подождала, пока Амелия быстро вытерев руки, улыбаясь впустила  их  в
гостиную.
   - Я так сожалею Железная Орхидея, за вчерашнюю  нетактичность,  -  начала
Амелия. - Инстинкт, я полагаю. Я беспокоилась о Гарольде. Мы посетили  город
и задержались дольше чем рассчитывали.
   Железная Орхидея слушала терпеливо, с видом иронического удовольствия.
   - Мои дорогие, я ничего им не  сказала.  Твое  таинственное  исчезновение
только придало больше пряности чудесному  творению.  Я  смотрю,  ты  еще  не
уничтожила его...
   - О, дорогая, я сделаю это скоро.
   - Возможно, его следует оставить? Вроде памятника...
   - Так близко к саду? Я считаю, нет.
   - Твой вкус выше вопросов. Я просто предложила...
   - Вы очень добры. Не хотите ли чаю?
   - Прекрасно! - сказал путешественник во времени. Он казался в  прекрасном
настроении, потирая рука об руку. - Приличная чашка  английского  чая  будет
очень кстати, милая леди.
   - Я поставлю чайник на огонь.
   - Чайник? - Железная Орхидея вопросительно посмотрела на  путешественника
во времени.
   - Чайник! - вздохнул он, будто  это  слово  имело  для  него  мистическое
значение. - Великолепно!
   С плохо скрытым удивлением  (так  как  она  ожидала,  что  чай  появиться
немедленно). Железная Орхидея наблюдала, как  Амелия  Ундервуд  удалилась  в
кухню. Как раз в этот момент вошел Джерек.
   - Ты выглядишь менее хмурым сегодня, мой мальчик.
   - Самый ласковый из цветов, я совершенно беззаботен!  Какое  удовольствие
видеть тебя. Доброе утро, сэр.
   -  Доброе  утро,  -  сказал  путешественник  во  времени.  -  Я  временно
остановился в замке Канарии. Железная Орхидея  предложила  сопровождать  ее.
Надеюсь, что я не помешал.
   - Конечно нет, - Джерек жестом пригласил их сесть и сам сел на  ближайший
диванчик. - Ремонт вашего экипажа продвигается хорошо?
   -  Очень  хорошо.  Должен  сказать,  ваш  Лорд  Джеггет,  -  ваш  отец  -
замечательный  ученый.  Точно  понял,  что   необходимо.   Мы,   фактически,
закончили,  и  как  раз  вовремя,  кажется,  -  осталось  только   проверить
регулировку, вот почему я решил приехать. У меня могло не оказаться  другого
шанса попрощаться с вами.
   - Вы продолжите путешествие?
   - Это  превратилось  в  поиск.  Капитан  Вестейбл  сделал  мне  несколько
намеков, и, если я смогу вернуться в Палеозой, где у них есть  база,  думаю,
смогу попасть на  определенный  след,  -  путешественник  во  времени  начал
описывать сложные теории, большинство из  них  совершенно  гипотетические  и
абсолютно бессмысленные для Джерека. Но он вежливо слушал, пока не вернулась
Амелия с чайным подносом. Он встал, чтобы принять его у нее и  поставить  на
низкий столик между собой и гостями.
   - Нам еще нужно разрешить проблему слуг, - сказала Амелия, наливая чай.
   Железная Орхидея, к ее достоинству, прониклась духом чайной церемонии.
   - У Джерека были - как ты их называл, дорогой - сербы?
   -  Сервы.  Механические  слуги  в  виде  людей.  Но  они   были   древней
конструкции.
   - Ладно, - сказала Амелия, протягивая чашечки, - мы  справимся  сами,  по
крайней мере, некоторое время. Все, кого мы имели в Бромли - это служанка  и
повар и нам хватало, - когда  путешественник  во  времени  взял  чашку,  она
добавила:
   - Для меня было  бы  большим  удовольствием  отблагодарить  вас  за  вашу
доброту, когда мы были в Палеозое. Вы должны, по крайней мере,  пообедать  у
нас.
   - Благодарю вас, милая леди. Для меня большое утешение знать, что в  этом
особенном мире есть, по крайней мере, несколько людей, которые  поддерживают
старомодные традиции. Тем не менее, как я уже сказал мистеру  Корнелиану,  я
скоро буду в пути.
   - Сегодня?
   - Вероятно, завтра утром. Я боюсь это необходимо, так  как  Лорд  Джеггет
скоро завершит  временную  цепь,  и  тогда  этот  мир  будет  невозможно  ни
покинуть, ни вернуться в него.
   Она сделала глоток и задумалась.
   -  Итак  последний  камень  эшафота  скоро  будет  положен  на  место,  -
пробормотала она.
   - Не стоит характеризовать это в подобных терминах, милая леди.  Если  вы
должны провести вечность здесь... Она глубоко вздохнула. Джерека встревожило
возвращение ее вчерашнего настроения.
   - Давайте поговорим на другую тему, - предложила она жизнерадостно.
   - Это вряд ли похоже на тюрьму,  дорогая,  -  сказала  Железная  Орхидея,
отрывая крыло бабочке, щекотавшей ей подбородок.
   - Некоторые назвали бы это Небесами, - тактично сказал путешественник  во
времени. - Нирвана.
   - О,  конечно,  подходящая  награда  для  мертвого  индуса!  Но  я  живая
христианка, - ее улыбка была попыткой разрядить атмосферу.
   - Говоря об этом, - сказал путешественник во  времени,  я  готов  оказать
последнюю услугу для лорда Джеггета и для  вас  всех,  смею  сказать,  -  он
засмеялся.
   - Что это? - спросил Джерек, благодарный за смену предмета разговора.
   - Я согласился взять мистера Ундервуда и полицейских  назад  в  1896  год
прежде, чем продолжу свое путешествие.
   - Что? - чуть слышно произнесла Амелия. -  Вы  вероятно  не  знаете,  что
кое-что произошло в городе совсем недавно. Они верят, что им явился  Бог,  и
жаждут вернуться, чтобы...
   - Мы видели их, - сказал ему Джерек взволнованно.
   - Ага. Что же, раз я ответственен за доставку их сюда, когда лорд Джеггет
предложил, чтобы я взял их назад...
   - Джеггет! - воскликнула Амелия Ундервуд, приподнимаясь с кресла. Это все
его заговор.
   - Почему Джеггет должен делать "заговор"? - удивилась Железная Орхидея. -
Какой интерес у него к твоему мужу, моя дорогая?
   - Никакого, кроме тех сторон, которые касаются меня, - она повернулась  к
расстроенному Джереку. - И тебя, Джерек. Это продолжение его планов  на  наш
счет. Он думает, что когда Гарольд исчезнет, я соглашусь... - она помедлила,
- принять тебя.
   - Но он оставил свои планы относительно нас. Он сам сказал  нам  об  этом
Амелия.
   - В одном аспекте.
   Железная Орхидея мягко вмешалась:
   - Я думаю, ты подозреваешь Джеггета в слишком большой хитрости, Амелия. В
конце концов, он целиком занят гораздо большим делом. Почему он должен  себя
вести как ты предполагаешь?
   - Это единственный вопрос, на который  у  меня  нет  готового  ответа,  -
Амелия приложила ладонь ко лбу.
   Раздался  стук  в  переднюю  дверь.  Джерек  вскочил,   чтобы   ответить,
обрадовавшись  отсрочки,  но  это  был  его  отец,  весь  в  пышных  одеждах
лимонно-желтого цвета, со спокойными и ироничными чертами лица.
   - Доброе утро, мой мальчик.
   Лорд Джеггет Канарии вошел в гостиную и, казалось, заполнил ее всю.
   Он поклонился всем присутствующим, которые уставились на него.
   - Я помешал? Я пришел сказать вам сэр, - обратился он  к  путешественнику
во  времени,  -  что  кристалл  затвердел   удовлетворительно.   Вы   можете
отправиться утром как хотели.
   - С  Гарольдом,  инспектором  Спрингером  и  всеми  остальными!  -  почти
выкрикнула Амелия.
   - А, вы знаете.
   - Мы знаем все... - она раскраснелась, глаза  сверкнули,  -  кроме  того,
почему вы организовали это!
   -  Путешественник   во   времени   любезно   предложил   транспортировать
джентльменов назад в их собственное время. Это их последний шанс. Другого не
появиться.
   - Вы сделали наверняка, Лорд Джеггет,  чтобы  они  захотели  уехать.  Это
возмутительное видение!
   - Боюсь, что  я  не  понимаю  вас,  прекрасная  Амелия,  -  Лорд  Джеггет
вопросительно посмотрел на Джерека.
   Амелия села на диванчик сжав зубы.
   - Нам кажется, - лояльно ответил Джерек своему  отцу,  -  что  вы  имеете
отношение к недавнему видению Гарольда Ундервуда, в котором ему явился Бог в
горящем шаре и приказал вернуться в 1896 год с миссией предостеречь  мир  от
грядущего ужаса.
   - Видение? - улыбнулся Джеггет. - Но  его  сочтут  сумасшедшим,  если  он
попытается сделать это. И они все так настроены?
   - Все! - со злостью пробормотала Амелия.
   - Ему не поверят, конечно, - Джеггет рассуждал, как если бы известие было
новым для него.
   - Конечно, - сказала Амелия. - И, таким образом, они не  смогут  повлиять
на будущее. Или, если на них  подействует  эффект  Морфейла,  будет  с