ряды людей.
Йама  оторвал от седла  чьи-то руки, сквозь  крик и брань добрался  до нее и
двинулся рядом.
     -- Горго! -- прокричал он Таморе. -- Горго! Он здесь.
     Но  Тамора  не  слышала. Она  перегнулась через Пандараса и ругалась  с
магистраторами, которые преграждали ей путь. Йама потянулся к ее плечу. Но в
этот  момент что-то просвистело  прямо у него  над ухом, а когда он дернулся
посмотреть,  откуда  стреляют,  следующая  стрела  снесла  голову  человека,
который пытался ухватить поводья его лошади.
     Страх и гнев захлестнули Йаму. Красные молнии засверкали в его  голове.
Он вдруг увидел площадь сразу  с тысячи точек обзора, и все они сходились на
человеке,  который стоял  на плоской крыше,  возвышающейся над переполненной
площадью. Горго вскрикнул и заслонил лицо арбалетом, а сотни крохотных машин
все впивались  в его плоть, насквозь прошивая торс, руки, лицо. Должно быть,
он умер мгновенно, но тело его  не упало. Вместо этого оно вдруг поднялось в
воздух,  подметки  ботинок проскребли по  парапету, и оно поплыло над  морем
голов на площади.
     Наконец Йама  очнулся  и увидел, что Таморе удалось  прорваться  сквозь
цепь магистраторов.  Он помчался за  ней.  В дальнем конце площади  огромные
железные ворота Дворца Человеческой Памяти начали закрываться. Колокол вдруг
умолк, над площадью воцарилась  мгновенная  тишина. Потом люди заметили, что
на  них  падают капли крови.  Все глаза обратились  вверх.  Высоко  над ними
распростерлось усеянное  ранами тело Горго.  Голова его  склонилась набок, а
руки раскинулись как в полете, на пронзенной груди все еще висел арбалет.
     Закричала  какая-то  женщина,  в  толпе раздался вой. это, перекрикивая
друг  друга,  разом  завопили  десять  тысяч  глоток.   Диски   с  солдатами
развернулись и поплыли в сторону толпы, а  Тамора и Йама, пришпоривая коней,
неслись через площадь. В последний момент они проскочили в ворота и скрылись
в притаившейся за ними тьме.