ши и маленькие, закрытые  ставнями окна, а
покрытые толстой  желтой  или оранжевой  штукатуркой  стены крошились  и  во
многих  местах  были  залатаны.  В   большинстве  домов  на   первых  этажах
располагались  лавки, двери  которых выходили  прямо на улицу. Там торговали
изделиями  религиозного назначения; Йама  и Пандарас  шли вдоль  бесконечных
витрин, но все магазины казались закрытыми.
     Йама  подумал, что  это  место выглядит  подозрительно и даже  зловеще.
Когда они проходили  мимо,  люди бросали  свои дела и  смотрели им вслед. Но
Йаме понравилась  сложная география  этих кварталов:  узенькая  улочка могла
внезапно привести к прекрасной площади с белым, играющим серебряными струями
фонтаном. Ему нравились маленькие местные оракулы, помещенные в стены домов,
увядающие венки и пирамидки пепла перед  мутным овалом черного стекла, слабо
имитирующим темную прозрачность настоящих оракулов.
     Купола, шпили и башни храмов и святилищ возвышались  среди моря плоских
крыш  обычных  домов,  как  корабли, врубающиеся  в крошево  льда  застывших
пустынь  за  сотни лиг отсюда,  в верховьях  Великой Реки.  А за всеми этими
домами, храмами  и святилищами темнела  громада Дворца Человеческой  Памяти,
террасами поднимающаяся к  своему далекому  пику, за которым горело багряное
небо, окрашенное заходящим солнцем.
     Пандарас объяснил,  что  эта часть  города  занята  всем, что связано с
поклонением  Хранителям,  а  кроме   того,  здесь  располагается   городское
управление  Иза. Департаменты Гражданских Служб,  вытесненные из  внутренних
покоев Дворца  Человеческой Памяти, занимают небольшие здания  в его округе.
Здесь процветали тысячи культов, одни открыто, другие в  потаенных подземных
палатах.
     -- Ночью эти места небезопасны для чужаков, -- сказал Пандарас.
     -- У меня есть нож, а у тебя -- финка.
     --  Надо было тебе  надеть  латы. Мы забрали их  с  Речного  Рынка. Они
обрезаны по размеру и отполированы, как новые.
     Йама их уже видел, когда вынимал из ранца рубашку. Он возразил:
     --   Они  бы  привлекали   внимание.  Вдруг  они  кому-нибудь   слишком
понравятся?  Люди и сейчас  на  нас  так пялятся,  как  будто  мы  --  целая
праздничная процессия.
     --  Они могут  захотеть  получить нашу  кровь  или  наши  мозги,  чтобы
засунуть их живьем в бутыль, как у звездного матроса.
     Йама рассмеялся от этих мрачных фантазий. Пандарас продолжал:
     -- Здесь уживается  добро и  зло, господин. Мы ведь  в  Новом Квартале,
построенном на месте Кровавой Битвы. Ты -- человек уникальный. Не забывай об
этом. Такой -- редкая удача для принесения человеческой жертвы.
     -- Новый Квартал? Он выглядит очень древним.
     --  Это  потому,  что  здесь ничего не перестраивалось с Эпохи  Мятежа.
Остальная  часть  города  намного  старше,  но люди  постоянно сносят старые
здания, строят новые.  Иерархи построили Дворец Человеческой Памяти на месте
последней битвы между машинами,  кости и все останки  собрали в большие рвы,
землю заровняли и построили на ней эти дома.
     -- Я знаю, что где-то возле Иза была  страшная битва, но думал, что это
значительно выше по реке. -- Теперь Йама вспомнил, что Храм Черного  Колодца
как-то связан с последней битвой, хотя в чем там дело, он не знал.
     Пандарас стал объяснять:
     -- Дома построены на поле битвы, и с тех пор здесь  ничего не меняется,
кроме зданий святилищ и храмов.
     -- Я думал, что дома строились вокруг них.
     --  Дома приходится сносить каждый раз, когда  строится новый храм. Это
опасное дело. В  земле попадаются  старые  яды  и старинное оружие. Если его
побеспокоить,  оно иногда  стреляет.  Есть  Департамент, который  занимается
только  старым  оружием,  они  ищут  его с  помощью  прорицателей,  а  потом
разряжают. А в  некоторых местах  квартала водятся привидения. Поэтому здесь
такие странные люди, ясно?  Призраки селятся у них  в  головах и заражают их
идеями прежних времен.
     Йама заметил:
     -- Я никогда не видел призраков. Фантомы, которые  встречались в Городе
Мертвых, -- не в  счет, ведь они -- просто полуразрушенные проекции умерших.
И пусть Амнан утверждает, что голубые огоньки,  которые иногда плавают среди
развалин около замка, -- это призраки, души умерших, не нашедшие успокоения,
но Закиль объяснил: это всего-навсего пузырьки горящего болотного газа.
     Пандарас сказал:
     -- В основном это призраки машин, но некоторые когда-то  были  людьми и
они, говорят, хуже всех. Вот почему здесь производят столько икон, господин.
Если  заглянуть  в  любой из этих домов, можно  увидеть  целые слои  икон на
стенах.
     -- Чтобы отпугивать призраки...
     -- Обычно это не помогает. Так я, во всяком случае, слышал.
     -- Смотри, это наш храм?
     Впереди в нескольких кварталах возвышался  гигантский куб, сложенный из
огромных, грубо  отесанных  каменных  глыб, местами  покрытых сажей.  Здание
венчала луковица купола, выложенная истертыми золотыми плитками.
     Пандарас, прищурившись, стал рассматривать это сооружение.
     -- Нет, у нашего -- более пологий купол, а сверху отверстие.
     -- Ну конечно! Туда упала машина.
     Храм  Черного  Колодца  был  построен  много  позже  страшного  падения
зловещей машины, но его купол специально  оставили незавершенным, в качестве
символа.
     В  центре  крыши  сделали  отверстие, прямо над тем местом, где  машина
стукнулась  о  поверхность земли,  и порода под  нею  расплавилась  до самой
мантии.  Йаме рассказал эту  историю фантом одного кожевника, который держал
мастерскую  поблизости от строительства храма. Кожевника звали Мизим. У него
было   две   жены   и   шесть   красавиц   дочерей,   он   много   занимался
благотворительностью  в доках среди осиротевших ребятишек  местной  бедноты.
Мизим  жил   несколько  веков  назад,  и  Йама   быстро  потерял  интерес  к
ограниченным ответам фантома, но теперь он о них вспомнил. Отец Мизима видел
падение машины, он рассказывал Мизиму, что,  когда машина ударилась о землю,
фонтан расплавленной  породы взлетел выше атмосферы, а дым вторичных пожаров
застилал солнце еще десять лет.
     -- Он левее, -- сориентировался Пандарас. -- До  него  еще минут десять
ходу. Тот дом с золотой крышей -- это гробница святого  воителя. Она сделана
из целикового монолита, только внутри есть секретное помещение.
     -- Ты прямо ходячая энциклопедия, Пандарас.
     --  У  меня здесь  живет  дядя, и я гостил у него какое-то время. Он --
брат моей  матери,  и было это в те времена, когда мой  отец убежал, а  мать
отправилась его искать. Год -- это очень долгий срок для моего народа. Потом
она  вернулась и вышла замуж за другого,  а когда у них все разладилось, она
вышла замуж  за  моего  отчима. У меня с ним отношения не очень-то, вот я  и
нанялся прислуживать в трактир -- там давали комнату. А потом появился ты, и
вот  я здесь.  -- Пандарас усмехнулся. -- После того как  я убрался из этого
района, я еще  долго  боялся, что в меня вселился призрак. Просыпался, и мне
казалось, что во сне со мной говорили какие-то голоса. Но с тех пор как мы с
тобой встретились, я их не слышу, господин. Может быть, твоя раса излечивает
от призраков.
     --  Судя по  тому, что я узнал,  вся  моя раса  -- призраки,  --  уныло
проговорил Йама.
     Храм  Черного  Колодца  стоял  в  центре  широкой  площади,  вымощенной
замшелым булыжником. В плане он представлял собой  крест с длинными боковыми
апсидами;   его  купол,  сверкающий  золотом  в  лучах   заходящего  солнца,
располагался  над пересечением атриума и боковых  апсид. Стены были выложены
блестящим  черным  камнем,  но  кое-где он осыпался, и  в глубине  виднелась
кладка сероватого известняка. Йама и Пандарас обошли вокруг храма, но никого
не встретили, тогда они поднялись по длинной пологой лестнице и прошли через
высокий нартекс.
     Внутри  было  темно,  но   из  отверстия  в  куполе  в   дальнем  конце
обрамленного  колоннами атриума падал столб  красного  вечернего света. Йама
огляделся:  ни  Таморы,  ни  ее таинственного работодателя  не  было  видно,
казалось,  что  храм  вообще  пуст.   Капители  колонн  украшал  причудливый
орнамент, а полуразрушенная мозаика пола  представляла картины великих  битв
прошлого. Йама  подумал, что  храм  великолепен, но теперь имеет неухоженный
вид,  и еще он  решил,  что  это  странное место не для рандеву, скорее  оно
годится для засады.
     Чувствовалось,  эта же мысль пришла в голову и  Пандарасу: пока они шли
вдоль  атриума, он  без  конца вертел головой.  Красноватый свет  заходящего
солнца падал на высокий, до пояса, парапет из необработанного камня, который
ограждал уходящее в черную глубину круглое отверстие. Это и был тот колодец,
который  образовался, когда  упала машина  и  расплавила под собой  каменные
породы. Вся окружность парапета была покрыта остатками сгоревших благовоний,
тут  и там  лежали  подношения из  цветов  и  фруктов.  В  трещинах  торчало
несколько ароматических палочек, которые испускали кольца сладкого дыма,  но
цветы уже завяли, а на фруктах виднелись темные пятна.
     --  Сюда мало кто ходит,  -- пояснил Пандарас. --  Призрак машины очень
могуч и он не спит.
     Придерживаясь за  парапет,  Йама  заглянул  в глубину  колодца.  Оттуда
пахнуло   застоявшимся,  стылым   воздухом.   Стенки  колодца   поблескивали
стеклянной  гладью  расплавившегося камня,  который  прорезали  разноцветные
жилки примесей. Шахта уходила вниз, сужаясь до темного пятачка на самом дне.
Невозможно было понять, насколько она в действительности глубока. В приступе
внезапного любопытства Йама сбросил туда плод граната.
     --  Зря  ты это сделал, господин, --  севшим от страха голосом произнес
Пандарас.
     --  Не  думаю,  что  эту  машину  можно  разбудить  гранатом.  Как  мне
рассказывали,  она  летела к  земле очень долго, по крайней мере  два дня, и
появилась в небе,  как звезда, объятая пламенем. Когда она упала, то рухнули
тысячи домов, а речная волна смыла  целый город на  том берегу.  Затем  небо
потемнело от  пожаров. --  Там, внизу, может  быть  что-нибудь  еще,  --  со
страхом  сказал  Пандарас.  -- Например,  летучие мыши.  Я  терпеть  не могу
летучих мышей.
     -- Надо было бросить монету, тогда бы я  мог услышать, как она звякнет,
-- пробормотал Йама.
     Но какой-то частью сознания  он ощущал, что гранат все еще летит сквозь
темноту, и  падать ему не меньше двух  лиг. Вместе с Пандарасом они еще  раз
обошли  колодец,  но, кроме  ароматических  палочек,  не  обнаружили никаких
свежих следов пребывания Таморы или другого живого существа. В тихом воздухе
чувствовалось скрытое напряжение, как будто вне пределов  слышимости звенела
натянутая струна. Пандарас сказал:
     -- Надо уходить, господин.  Таморы здесь нет,  -- и с надеждой добавил:
-- Может, она совсем от нас отстала.
     -- Она заключила со мной контракт. Думаю, для того, кто живет от заказа
до  заказа,  это серьезная  вещь!  Подождем  еще  немножко. --  Он  вынул  и
перечитал  записку. -- "Человек, который тебе нужен...", интересно,  что это
значит?
     -- Скоро стемнеет. Йама улыбнулся:
     -- Я вижу, тебе здесь страшно.
     --  Ты  можешь  не  верить  в  призраков,  господин,  но  многие верят,
фактически большинство в этом городе.
     -- У меня больше всех причин верить, ведь я вырос в самом центре Города
Мертвых,  но я не верю. Призраки не  становятся реальнее от того, что люди в
них верят. Я мог бы считать, что Хранители  воплотились  в речных черепах, и
убедить в этом миллионы людей, но это все равно не стало бы правдой.
     -- Нельзя  так  шутить, господин, --  прошептал Пандарас,  --  особенно
здесь.
     -- Хранители, наверное, простят маленькую шутку.
     --  Другие  могут  за  них  оскорбиться,  -- упрямо возразил  Пандарас.
Несмотря на практичность, он был очень суеверен.
     Йама замечал,  как, соблюдая ритуал, он  рьяно моется после еды и после
пробуждения, как, проходя мимо оракула, он скрещивает пальцы. (Жители Эолиса
тоже были подвержены этому предрассудку, веря, что так можно скрыть, что они
приблизились  к  святилищу  без  подношения.)  Молился  Пандарас  тоже очень
усердно.
     Йаме он напоминал  Амнана,  который не мог  и не желал читать Пураны  и
знал их только в пересказе священников и по  иконостасам. Пандарас вместе со
многими  миллионами  жителей  Иза  верил,   что   Хранители  подвергли  себя
перевоплощению, они не исчезли в Оке, а растворились в частицах сотворенного
ими  мира;  бессмертные  и  невидимые,  они присутствовали повсюду;  обладая
беспредельной  властью, они были скоры на  расправу и требовали  постоянного
задабривания.
     Пандарас стал объяснять:
     -- Призраки больше похожи на мысли, чем ты считаешь. Чем сильнее люди в
них верят, тем более реальными они становятся. Стой! Что это?
     --  Я  ничего не  слышал,  --  проговорил Йама, но  в тот же миг ощутил
легкое  подрагивание, словно огромный  храм слегка встряхнул всю массу своих
каменных  глыб  и  снова  затих.  Похоже,  движение  шло  из  колодца.  Йама
перегнулся через парапет  и заглянул  в  глубину.  Тянувший оттуда  ветерок,
казалось, слегка усилился,  в нем  появился едва заметный привкус  нагретого
металла.
     -- Пойдем  отсюда, -- жалобно протянул Пандарас, он переминался с  ноги
на ногу, словно готовился немедленно рвануться с места.
     -- Заглянем еще с апсиды. Если бы что-то могло случиться, Пандарас, оно
бы уже случилось.
     -- Если ничего не происходит, то чего дожидаться?
     --  Ты  иди налево, а я  направо, и  если ничего не  найдем, обещаю, мы
сразу же уходим.
     --  Я  пойду с тобой,  господин, если позволишь. Не  желаю я оставаться
один в этих катакомбах.
     Арка,  ведущая  в  апсиду  справа  от  колодца, была  занавешена тонкой
пластиковой  сетью. За  ней скрывалось высокое  квадратное помещение, тускло
освещенное пробитыми  в  толстых  стенах  отверстиями  сразу  под  сводчатым
потолком. В  центре стоял алтарь, на одной его стороне расположилась похожая
на гигантскую  монету черная  глянцевая окружность оракула. В нишах по всему
периметру комнаты стояли статуи в три человеческих роста.  То не были фигуры
людей,  и высечены они  были не из камня, а из того же гладкого  прозрачного
пластика, что и древние доспехи. В  толще  их тел и конечностей  Йама смутно
различал какие-то тени и линии.
     Пандарас подошел к одной из статуй  и постучал костяшками пальцев по ее
голени.
     -- Есть легенда, что эти гиганты сражались против Мятежников.
     -- Думаю,  что скорее  их создали в  память о великих  полководцах,  --
проговорил Йама, всматриваясь в мрачные лики статуй.
     -- Не беспокойся, -- произнес женский голос. -- Они спят уже так долго,
что забыли, как просыпаться.

24
ЖЕНЩИНА В БЕЛОМ

     Йама стремительно  обернулся,  по  темному диску оракула метались волны
ослепительного белого света. Он заслонил ладонью глаза, но слепящий свет уже
мерк, превращаясь в игру мягких полутонов.
     Сведенной в судороге рукой Пандарас зажимал себе рот.
     -- Господин! Это какой-то ужасный обман.
     Йама  осторожно вступил в разноцветные струи света и  коснулся холодной
гладкой поверхности оракула. В  голове его билась сумасшедшая мысль,  что он
может войти в него так же легко, как входит тело в воды Великой Реки.
     Из световых завихрений к нему потянулась рука, и на миг ему почудилось,
что он  ощутил  ее прикосновение, будто перчатка скользнула  по его коже. Он
отпрянул.
     Послышался смех,  подобный  мелодии серебряных  колокольчиков.  Вихри и
волны сотен цветов свернулись,  и на диске оракула  появилось  лицо женщины.
Пандарас  вскрикнул  и  бросился  наутек,  проломившись  сквозь черную  сеть
занавеса, который разделял апсиду и центральную часть храма.
     В ужасе и потрясении Йама опустился перед оракулом на колени:
     -- Госпожа... чего ты от меня хочешь?
     -- О, встань сейчас же! Я не могу говорить с твоей макушкой.
     Йама повиновался. Он думал, что эта  женщина -- одна из аватар, которые
стоят между земным миром  и славой  его создателей  и обращены  сразу  в обе
стороны. Белое облегающее одеяние подчеркивало  высокую стройную фигуру,  во
взгляде чувствовалась спокойная властность. Цвет ее кожи напоминал бронзу, а
черные длинные волосы оплетала сетка. За ее спиной раскинулся сад: ухоженные
газоны,  прихотливо подстриженные живые изгороди. Каменный фонтан выбрасывал
мощную струю воды высоко в пронизанный солнечным светом воздух.
     -- Кто ты, госпожа? Ты живешь в этом святилище?
     -- Я и сама не  знаю, где теперь живу. Ты  бы сказал, что я развеяна, а
это --  одно из немногих мест,  где я могу выглянуть в  мир. Как из окна. Вы
живете в  домах, состоящих из комнат, а в  моем доме одни только окна, и все
выходят  в разные места. Ты привлек меня к этому окну, я выглянула и увидела
тебя.
     -- Привлек тебя? Госпожа, я не хотел...
     -- У тебя на шее ключ. По крайней мере его ты уже нашел.
     Йама взял в руки монету, которая висела у него на шее. Он ее получил от
отшельника весенней ночью  в Эолисе,  когда доктор Дисмас вернулся из Иза, и
все вдруг  преобразилось. Йама  ходил  ловить  лягушек,  а поймал нечто куда
более странное. Монета  была теплой на ощупь, но, наверное,  оттого, что она
соприкасалась с кожей.
     Женщина в алтаре сказала:
     --  Он  работает  от  света  и ненадолго  подключился  к передатчику, я
услышала и подошла. Не бойся. Тебе нравится мой дом?
     Йама ответил с изысканной вежливостью:
     -- Я никогда не видел подобного сада.
     --  Конечно, не видел. Он из какого-то давно исчезнувшего  мира,  может
быть, даже с Земли.  Хочешь, я  изменю его? Я  могу жить где угодно,  или по
крайней  мере на любых  не испорченных файлах.  Серверы уже  очень старые, и
многое  портится.  Атомы мигрируют, космические  лучи и  нейтрино повреждают
решетку... Но я в любом случае предпочитаю сады. Что-то они задевают в  моей
памяти.  Мой  оригинал  когда-то  правил  многими  мирами,  и  на  некоторых
наверняка  были сады. Возможно, в незапамятные времена  она владела как  раз
таким  садом.  Но  я  так  много  забыла,  да  и  с самого  начала  не  была
завершенной. Здесь есть  павлины. Ты знаешь павлинов? Нет, полагаю, что нет.
Возможно, где-нибудь в Слиянии живут похожие на  павлинов местные  существа,
но я не уверена, у меня под рукой нет файлов. Если мы долго проговорим, один
из них может показаться на глаза,  когда будет идти мимо. Это такие птицы. У
самцов огромные хвосты веером, а на них глазки.
     Йаму  вдруг  заполнило  видение  ярко-синей  птицы  с  длинной  шеей  и
колышущейся аркой хвоста,  обрамляющей  маленькую  головку.  Оттуда смотрели
концентрические круги огромных глаз. Йама отвернулся, заслонив руками глаза,
но видение все еще застилало ему взор.
     --  Подожди,  -- сказала женщина.  В  ее голосе  как  будто  прозвучало
сомнение. -- Я не хотела... Трудно регулировать мощность...
     Сноп  горящих  глаз  исчез, в  голове осталось  только  кроваво-красное
марево. Йама осторожно повернулся опять к алтарю.
     -- Он  не настоящий, --  произнесла женщина.  Она  подошла к внутренней
поверхности  диска,  прижала к  нему  ладони и  приблизила лицо к неощутимой
грани  оракула,  будто  всматриваясь  в темноту из  освещенной комнаты. Кожа
ладоней оказалась у нее красной.
     --  Пеонин,  --  объяснила  она,  --  всегда  важно  помнить,  что  это
ненастоящее. Но разве все остальное не является тоже иллюзией? Все мы просто
волны, и даже волны -- это полуреальные нити, сворачивающиеся сами в себя.
     Казалось,  она  говорит  сама  с  собой,  но  тут она улыбнулась  Йаме.
Впрочем,  нет,  ее  взгляд  смотрел  куда-то левее  его макушки.  Охваченный
внезапным подозрением, Йама спросил:
     -- Прости меня, госпожа, ты из аватар? Я еще ни одного не видел.
     -- Я  вовсе не являюсь частицей бога, Йамаманама. Мой оригинал когда-то
правил