тебя в Из, потому что это мой долг. Но я  ничем тебе не
обязан, особенно не обязан отвечать на твои вопросы.
     Позже, когда префект давно заснул,  завернувшись в  свое  одеяло,  Йама
тихонько встал и отошел  от прогоревшего костра, который превратился в белый
пепел вокруг  кучки все еще тлеющих углей. Дорога тянулась между каменистыми
пригорками  и  группами  сосен.  Ее  мощеная  гладь  слабо  мерцала  в свете
Галактики. Йама пристроил за спиной ранец и пошел. Он хотел попасть в Из, но
твердо  намеревался  избежать  участи  ученика клерка, а после  сегодняшнего
унижения, когда  ему так явно дали понять, что не ставят его  ни во что,  он
больше был не в состоянии сносить общество префекта ни единого дня.
     Он отошел еще совсем немного, когда услышал впереди сухое покашливание.
Йама положил руку на рукоять ножа. Но не стал вынимать  его из ножен,  чтобы
не выдать себя его  светом. Осторожно двинувшись вперед, он  чувствовал, как
от  напряжения у  него зашумело  в ушах и  натянулась кожа. Он широко открыл
глаза и вдруг  услышал, как позади него о покрытие дороги  стукнулся камень.
Позади!  Он  обернулся, и еще один камень  раскололся  у самых  ног. Осколок
поранил ему голень, и в башмак побежала горячая кровь. Он покрепче ухватился
за нож и выкрикнул в темноту:
     -- Кто здесь? Покажись!
     Тишина. Из-за спины Йамы появился префект Корин, твердой рукой взял его
за запястье и сказал в самое ухо:
     -- Тебе еще многому надо учиться, мальчик.
     -- Ловко! --  Йама ощутил странное  спокойствие,  как  будто  все время
именно этого и ждал.
     Через секунду префект Корин отпустил Йаму и сказал:
     -- Тебе  повезло,  что  это был я, а не  кто другой. --  Йама прежде не
видел улыбки на лице  префекта  Корина, но теперь в  голубом свете Галактики
ему показалось,  что  губы его  сжались  в  подобие того, что можно  считать
зарождающейся улыбкой. --  Я обещал присмотреть за тобой, и  я это сделаю. И
больше никаких игр. Договорились?
     -- Договорились.
     -- Отлично. Тебе надо еще поспать. Нам предстоит долгий путь.
     На следующее утро Йама и префект Корин встретили группу паломников. Они
довольно  быстро оставили  их  позади, но  паломники к вечеру  их нагнали  и
расположились лагерем  неподалеку. Их было  больше двух десятков, мужчины  и
женщины  в пыльных оранжевых мантиях с гладко выбритыми головами, на которых
извивались  нарисованные  спирали  --  символ  Ока  Хранителей.  Вся  группа
принадлежала к одной расе: худые, с узкими лицами под широким выпуклым лбом,
грубая кожа усыпана черными и  коричневыми пятнами. Как и префект Корин, они
несли с собой  только посохи, скатки  одеял  и  маленькие, висевшие на поясе
кошельки.  Усевшись  вокруг костра,  они пели высокими чистыми  голосами,  и
мелодичные звуки далеко разносились среди сухих  утесов  и пустых гробниц на
склонах холмов.
     Йама и  префект Корин развели костер под ветвями фиговых деревьев прямо
у дороги.  Под деревьями оказался маленький ключ -- фонтанчик  чистой  воды,
бьющий из открытой пасти бородатой морды, высеченной в камне и имеющей очень
отдаленное сходство с человеческим  лицом. Вода падала в неглубокий бассейн,
выложенный  плоскими камешками.  Дорога отвернула от  Великой  Реки и теперь
взбиралась  по пологому  склону  невысокого  взгорья,  поросшего креозотовым
кустарником и кипами  остролистых  карликовых пальм.  Впереди  был  перевал.
Священник, возглавлявший паломников, подошел к  префекту  Корину  поболтать.
Его группа  была из  маленького городка в тысяче  лиг  вниз по течению.  Они
путешествуют уже полгода,  сначала на торговом корабле, а теперь вот пешком,
так как на корабль напали речные бандиты и он стал на ремонт. Паломники были
архивистами, идущими  во Дворец Человеческой Памяти,  чтобы внести в  архивы
истории  жизни  людей, умерших в  их городе за последние десять лет, а также
чтобы получить наставления от предсказателей.
     Священник был крупным мужчиной с гладкой  кожей. Звали его Белариус. Он
с готовностью улыбался и имел привычку  вытирать куском  ткани пот со своего
голого черепа  и жирных складок кожи на шее. Его гладкая хромово-желтая кожа
блестела, как масло. Он  предложил префекту Корину сигарету  и не  обиделся,
когда его подношение было  отвергнуто, вместо этого  он  сразу  заговорил об
опасностях пешего  путешествия. Он  слышал,  что, кроме обычных бандитов,  в
глубь территории забираются банды дезертиров.
     -- Вблизи линии фронта -- возможно, -- ответил префект Корин, -- но так
далеко вверх по  реке -- нет. -- Он затянулся трубкой и оценивающе посмотрел
на священника. -- Вы вооружены?
     Белариус улыбнулся широкой лягушачьей улыбкой, и Йама подумал, что  ему
в рот вместится целый ломоть арбуза. Священник сказал:
     -- Мы паломники, а не солдаты.
     -- Но  у всех есть ножи, чтобы готовить еду, мачете, чтобы рубить сучья
для костров. Я это имею в виду.
     -- Ну конечно.
     Такой большой группе не о чем беспокоиться. Опасности  подвергаются те,
кто путешествует вдвоем или втроем.
     Белариус  почесал  череп,  улыбнулся  еще  шире  и  спросил  с   жадным
интересом:
     -- Вы не видели ничего подозрительного?
     --  Нет, очень спокойное путешествие, если  не  считать  болтовни этого
мальчишки.
     Йаму задела шутка префекта Корина, но он промолчал. Белариус  все курил
свою сигарету, издававшую удивительно сильный запах гвоздики. Потом он начал
сбивчивый  рассказ о том, что случилось  с кораблем, на котором  он надеялся
доставить группу прямо до Иза, как ночью корабль окружили бандиты на десятке
маленьких скифов.  Нападение удалось  отразить,  потому что капитан приказал
разлить по воде смолу и поджечь ее.
     --  На нашем корабле все, кто мог, сели на весла и  выплыли из пламени,
-- рассказывал Белариус, -- но бандиты погибли.
     Префект Корин слушал, но не вставил ни единого замечания.
     Белариус продолжал:
     --  Бандиты  выпустили  очередь.  Выстрелы повредили  мачту,  такелаж и
корпус  как  раз на ватерлинии. Вода проникала  в трюм через пробоины, и  мы
зашли в ближайший порт.  Мои подопечные  не захотели  ждать конца  ремонта и
решили отправиться пешком. Корабль возьмет нас в Изе, когда  мы закончим там
свои дела. На прошлой неделе за нами тащился вампир, но других неприятностей
не было. Ну и времена настали: на земле безопасней, чем на Великой Реке.
     Когда Белариус ушел, наполнив бурдюк водой из источника, Йама заметил:
     -- Вам он не понравился.
     Префект Корин подумал и сдержанно сказал:
     -- Мне  не нравится  завуалированное оскорбление в адрес Департамента и
его компетентности. Если  Великая Река  перестала  быть  безопасной,  то это
из-за  войны, и тем, кто по ней путешествует, следует принимать должные меры
предосторожности и передвигаться с конвоем.  Но дело  не  только в этом. Наш
замечательный  проповедник   не   потрудился   нанять   телохранителей   для
путешествия по  дороге, что было  бы  разумно,  а еще более разумно было  бы
подождать, пока на корабле закончится ремонт, а не идти пешком. Полагаю, что
он сообщил нам только часть истории. Либо у него  нет  средств, чтобы нанять
эскорт или заплатить  за  ремонт  корабля,  либо  он  просто  решил рискнуть
жизнями своих подопечных и,  сэкономив, побольше  заработать. К  тому  же он
выбрал безрассудного  компаньона, что говорит  не в пользу его благоразумия.
Если  корабль  сумел уйти  от пламени,  значит, он мог  уйти и  от бандитов.
Бегство нередко бывает предпочтительнее драки.
     -- Но менее почетно.
     -- Никакого почета  в ненужной драке  нет. Подобным  трюком капитан мог
сжечь не только бандитов, но и свой корабль.
     -- Мы присоединимся к этим людям?
     -- Их пение разбудит  всех  бандитов  на сто  лиг, -- проворчал префект
Корин, --  а если  бандиты здесь  действительно водятся,  то большая  группа
привлечет их скорее, чем маленькая.

14
БАНДИТЫ

     Весь следующий  день  Йама  и  префект  Корин двигались впереди  группы
паломников, но  ни разу не оторвались настолько,  чтобы поднятое паломниками
облако пыли скрылось из  глаз.  Этой  ночью  паломники  снова  расположились
неподалеку,  и  Белариус  пришел  поболтать с префектом  Корином  о событиях
прошедшего дня. За разговором он успел  выкурить две благоухающие  гвоздикой
сигареты. В тишине ночи песни паломников звучали чисто и очень громко.
     Когда префект Корин разбудил  спящего  крепким сном Йаму,  было уже  за
полночь, а от костра осталась только куча теплого пепла. Они остановились на
ночевку  у  большой  квадратной гробницы,  сплошь  увитой  колючими побегами
шиповника, на вершине утеса, обращенного к Великой Реке. Префект опирался на
посох.  За его  спиной белели  цветы, словно призраки  собственной сути.  Их
густой аромат наполнял воздух.
     --  Рядом  что-то  не так, --  спокойным  голосом сказал префект Корин,
глаза его сверкнули отраженным светом Галактики. -- Бери нож и иди за мной.
     Йама прошептал:
     -- Что случилось?
     -- Может, и ничего, посмотрим.  Они пересекли дорогу и по широкой  дуге
обогнули  лагерь  паломников,  которые  на  этот  раз   устроились  в   роще
эвкалиптов.  Над  ними поднимались невысокие  скалы.  Отверстия  врезанных в
скалу склепов кривыми рядами смотрели  на путников, будто пустые глазницы --
здесь  можно  спрятать  целую  армию.  Йама  ничего не слышал,  кроме шороха
листьев эвкалиптов, да еще где-то далеко ухала отправившаяся  на охоту сова.
В лагере послышалось сонное  мычание кого-то из паломников. Подул ветерок, и
сквозь  лекарственный дух эвкалипта  Йама  уловил слабый, но явно враждебный
запах.
     Префект Корин  указал посохом  на лагерь  и  пошел вперед, кроша ногами
сухие  листья.  Вдруг Йама заметил между деревьями какую-то тень: непонятное
существо  ростом с  человека,  но  на  четырех  конечностях  удирало косыми,
дергающимися прыжками. Он выхватил нож и бросился в погоню, но префект Корин
успел  его  перехватить  и  втолкнул  вместе  с  собой  на  выступ скалы  за
деревьями. Посох  он держал над головой.  Постояв  так с минуту, он спрыгнул
вниз.
     -- Ушел, -- сказал он. -- Ну что ж. В одном наш священник прав. За нами
тащится вампир.
     Йама спрятал нож в ножны. Руки его дрожали. Он задыхался, кровь стучала
в висках.  Он вспомнил случай, когда они с Тельмоном  охотились на антилопу,
вооруженные лишь каменными топорами, как люди горных племен. Йама прошептал:
     -- Я его видел.
     -- Я скажу им, чтобы они  закапывали мусор, а запасы пищи вешали повыше
на ветки.
     -- Вампиры умеют летать, -- произнес Йама, потом добавил: --  Простите,
мне не следовало кидаться в погоню.
     -- Однако это было смело. Может, мы его отпугнули.

     На следующий день Йама и префект Корин добрались до горного прохода. Он
был  лишь  немного  шире  самой дороги,  врубаясь в  громадный завал  острых
гранитных  глыб, внезапно возникших в конце пологого склона, по которому они
пробирались  все утро. У  дороги, в  самом начале прохода стояла пирамида из
плоских камней,  сложенных вокруг  стелы с выгравированными  на ней именами.
Префект Корин рассказал, что это памятник битвы в Эпоху Мятежа, когда воины,
чьи  имена  вырезаны  на  стеле,  удерживали  проход  от  превосходящих  сил
противника.  Все защитники погибли,  но  они сдерживали наступление, пока из
Иза не подошло подкрепление и не отбросило нападавшую армию. Через дорогу от
мемориала  стояла монолитная  красная скала величиной с  дом, до середины ее
расщепляла отвесная трещина. Префект Корин присел в тени нависающего камня и
сказал, что они дождутся паломников и только потом двинутся через проход.
     -- Вместе безопасней,  --  хитро заметил Йама, ожидая  вызвать ответную
реакцию.
     -- Как раз наоборот, но ты, очевидно,  этого не  понимаешь. --  Префект
Корин наблюдал, как Йама беспокойно топчется вокруг, и наконец произнес:
     -- Говорят, что на вершине скалы  есть  следы  по обе стороны  трещины.
Один  из эстетов прошедшего  века  там стоял, а потом  поднялся прямо  в Око
Хранителей. Сила его вознесения оказалась так велика, что расколола скалу  и
вплавила его следы в камень.
     -- Это правда?
     -- Разумеется, потребуется  весьма значительная  энергия, чтобы  кто-то
мог  получить ускорение,  достаточное  для  преодоления гравитационного поля
Слияния, большая,  чем надо, чтобы расплавить  камень. Но  с другой стороны,
если такая энергия будет приложена одномоментно к обычному телу, сила трения
воздуха превратит его в облачко пара. Я не виню тебя,  Йама, что ты этого не
понимаешь. Ты не получил должного образования.
     Йама  не  счел  нужным  отвечать  на  это  провокационное  замечание  и
продолжал  бесцельно бродить  по  иссушающей  жаре, сам не зная зачем. Иначе
пришлось бы сидеть рядом с  префектом Кориной. Маленькие ящерицы мелькали на
раскаленных  камнях  над его головой,  отчаянно трепыхая  крыльями,  повисла
красно-золотая колибри  и  тут  же  скрылась. Наконец в  беспорядке огромных
валунов ему  удалось обнаружить путь к плоской вершине монолита.  Разлом был
прямым   и  очень  узким,   его  глубина  сверкала  камнями,   похожими   на
расплавленное  стекло. Следы из легенды оказались в точности такими,  как их
описывал  префект   Корин:   просто   два  овальных  отверстия   размером  с
человеческую ступню по обе стороны трещины.
     Йама улегся на  разогретый солнцем песчаник и  стал смотреть  в  пустое
синее небо. Лениво шевелились мысли. Он начал читать свой томик Пуран, но не
нашел различий с давно заученным текстом и отложил книгу. Для чтения слишком
жарко  и свет слишком яркий;  он  уже рассмотрел  все  иллюстрации; на всех,
кроме картины создания  Ока Хранителей, такие же сцены утерянного  прошлого,
как  и на  мемориальных  досках гробниц, только в  отличие от них картинки в
книге не двигались.
     Йама  вяло размышлял, почему  вампиры  преследуют  паломников и  прежде
всего почему Хранители вообще создали вампиров. Ведь  если Хранители создали
мир и все в нем, как это написано в Пуранах, и вырастили десять тысяч рас из
животных десяти тысяч миров,  то чем тогда  являются  вампиры, стоящие между
животными и самыми примитивными из туземных рас?
     Согласно  аргументам устройства  Вселенной,  как Йаму и  Тельмона  учил
Закиль, вампиры существуют потому, что способствуют процессам разложения, но
ведь есть еще много других видов, питающихся падалью, а вампиры имеют особое
пристрастие к человеческой  плоти, и  если  бы могли, то похищали бы детей и
младенцев. Другие говорили, что вампиры не получили должного развития, и  их
природа вобрала в  себя худшие  свойства  людей  и  зверей,  что их  раса не
продвигалась вперед, как другие народы, и не  останавливалась, как различные
туземные расы, а  откатилась  назад,  утеряв все  дары Хранителей и сохранив
только  способность творить  зло. Обе теории  допускали  предположение,  что
сотворенный  Хранителями мир  не  является  совершенством, хотя  обе  они не
отрицали  возможность  совершенства. Находились  такие, кто  утверждал,  что
Хранители намеренно предпочли не создавать мир совершенным, ибо в таком мире
не   будет  перемен,   и  только  несовершенный  мир  допускает  возможность
существования зла, а следовательно,  и раскаяния. По своей природе Хранители
могут творить  только  добро, хотя  они  и не  в состоянии  творить зло, его
наличие является неизбежным следствием  факта творения, как свет отбрасывает
тени,  если  в  него  попадают  материальные  объекты. Им возражали, что при
сотворении Вселенной свет Хранителей был повсюду, где тогда могли быть тени?
Согласно этой  теории,  зло было следствием восстания  людей и  машин против
Хранителей, и только  если  вновь  обнаружатся земли потерянного континента,
существовавшего до Мятежа, зло будет уничтожено и люди получат искупительное
прощение.
     Были и те, кто считал, что зло находит свое применение в великом плане,
который никому не дано осознать, кроме самих Хранителей. Тот факт, что такой
план  может  существовать и  настоящее, прошлое и  будущее  в  нем абсолютно
детерминированы, является причиной  невозможности рассчитывать на какие-либо
чудеса.  Как говорит  Ананда, нет смысла молиться  о  вмешательстве, если  с
самого начала все определено. Если  бы  Хранители хотели чего-то, они бы это
уже  создали, не ожидая  молитв о  вмешательстве  и не нуждаясь в надзоре за
каждой душой. Все было предопределено  в единственном длинном слове, которое
произнесли Хранители, сотворяя мир.
     Разум Йамы восставал  против  подобного образа, как заживо похороненный
человек  должен  разрывать  на  себе  пеленающий его саван.  Если  все сущее
является  частью  предопределенного  плана,  зачем  тогда  людям  что-нибудь
делать, а самое главное, зачем молиться Хранителям? Разве что это тоже часть
первичного плана, и каждый в  мире с рождения до самой смерти дергается, как
заводная кукла, в непрерывной последовательности запрограммированных поз.
     Нельзя отрицать, что Хранители вдохнули в мир жизнь и движение, но Йама
не верил, что они оставили его в отвращении или отчаянии или из-за того, что
знали  каждую  мелочь в  его  судьбе.  Нет,  Йама  предпочитал  думать,  что
Хранители оставили этот мир, чтобы он рос и развивался по своим законам, как
любящие родители должны растить ребенка и привести его  к самостоятельности.
Тогда  расы,  взращенные  Хранителями  из  животных,  могут пойти  дальше  и
сравняться  со  своими создателями. А такого не произойдет,  если  Хранители
станут  вмешиваться в  судьбу,  ибо  как  человек не может  создать  другого
человека,  так  и  боги  не  могут создать других  богов.  По  этой  причине
необходимо, чтобы  индивидуум был в состоянии выбирать между добром  и злом,
он должен иметь возможность выбрать, как  доктор Дисмас, служить не добру, а
собственной ненасытной жадности. Если бы не было зла, ни одна раса не смогла
бы выделить  в себе  добро. Существование зла толкает одни расы  к падению и
гибели,  а  другие  к  преобразованию  своей  животной  природы собственными
усилиями.
     Йама задумался: неужели вампиры выбрали путь падения, упиваясь звериной
природой,  как доктор  Дисмас упивался своим противостоянием обществу людей?
Но, конечно, животные не выбирают свою природу. Ягуар не наслаждается болью,
он  просто хочет есть. Кошки  играют с мышами, но лишь  потому,  что  матери
таким  способом учили  их  охотиться. Только люди обладают  свободой и могут
сами  выбирать,  погрязнуть ли  в  низких  инстинктах  или  усилием воли  их
преодолеть.
     Неужели  люди так  мало  отличаются от вампиров,  кроме  того,  что они
борются с темной стороной своей натуры. А вампиры  плавают в ней с бездумной
невинностью, словно  рыба в  воде?  Может быть, молясь  Хранителям,  люди  в
действительности просто молятся своей  собственной, еще  нереализованной, но
более высокой природе, как путешественник  может  рассматривать непокоренные
вершины, на которые он должен взойти, чтобы достичь своей цели.
     Если  Хранители предоставили  мир его  собственной судьбе и  в нем  нет
чудес,  кроме  свободы воли, то откуда же  взялся призрачный корабль? Йама о
нем не молился. Во  всяком случае,  он не  знал, что молился о нем, и тем не
менее  корабль  возник как  раз  в  тот момент,  когда нужен был отвлекающий
маневр, чтобы его  бегство оказалось успешным. Может быть, за ним наблюдают?
А если и  так, то  с какой  целью? А  вдруг это просто  совпадение? Случайно
проснулась  какая-то древняя машина, а Йама сумел  улучить момент и сбежать.
Возможно, существует иной мир, где призрачный корабль появился слишком  рано
или  слишком  поздно,  и  Йама  отправился  с  доктором  Дисмасом  и  воином
Энобарбусом.  Еще  и сейчас  он  плыл  бы  с ними  на  пинассе, вольный  или
невольный соучастник всех их намерений, а впереди могла ждать смерть или же,
наоборот, судьба,  значительно  более  славная,  чем предстоящее  ему теперь
учен