ся к нему:
     -- Я требую  оплаты только по необходимости. Ты сам  это хорошо знаешь.
Если бы я не искал  вам работу, вы все погрязли бы в  нищете. Вы все  -- мои
должники.
     Тут вмешалась старая предводительница:
     -- Нечего говорить об  этом. Ведь  мы  --  Бешеное Племя, и наша  честь
известна не меньше, чем сила и ярость.
     -- Некоторым приходится напоминать о чести, -- ввернул Горго.
     Одна из женщин выкрикнула:
     -- Мы сражаемся, а ты получаешь доход.
     -- Тогда не просите меня найти вам работу, -- с обидой сказал Горго. --
Ищите  сами. Я  никого не заставляю, это  все знают,  но  ко мне  обращается
столько  народу,  что  я  едва успеваю поспать  и перекусить. Но тихо! У нас
гость.  Не будем  о нем  забывать.  Тамора рассказывала  о нем такие чудеса,
пусть теперь сам что-нибудь скажет.
     Тогда Йама стал говорить:
     -- Я  расскажу вам одну историю, хотя, боюсь, она может  показаться вам
скучной. О том, как один туземец спас мне жизнь.
     Горго пробормотал, что это не очень-то похоже на правду.
     --  Лучше  расскажи что-нибудь  про  свою расу, -- перебил  он, -- и не
говори, пожалуйста,  что такой  замечательный герой,  если, конечно,  верить
словам нашей  сестры, так стыдится  своего народа, что вынужден рассказывать
небылицы о недочеловеках, на которых даже нет благословения Хранителей.
     Йама улыбнулся. По крайней мере на это он мог ответить.
     -- Хотелось бы узнать такие истории, но меня вырастили как сироту.
     -- А может, твой  народ просто  тебя стыдится? -- спросил Горго, но  он
был единственным, кто засмеялся этой шутке.
     --  Расскажи свою историю, --  вмешалась Тамора, --  не  позволяй Горго
тебя перебивать. Он просто завидует, у него-то нет ни одной истории.
     Когда Йама начал  говорить, он понял, что выпил больше,  чем собирался,
но отступить  уже не  мог.  Он  рассказал,  как его  похитили и привезли  на
пинассу, как  он сумел  убежать,  промолчав, правда, о  призрачном  корабле.
Потом описал, как попал на остров смоковницы вдали от берега.
     -- Я обнаружил там одного из туземных рыбарей, который  попал в капкан,
расставленный человеком  из  города, где  эдилом  служит мой отец.  Люди  из
города когда-то охотились на рыбарей,  но мой отец  это запретил. Несчастный
рыбарь застрял в паутине из толстой липкой  нити, которой  пользуются, чтобы
ловить летучих мышей, носящихся  над поверхностью воды в поисках рыбы.  Я не
мог освободить его, сам не оказавшись в капкане. Тогда я  сделал собственную
ловушку и стал ждать.  Когда охотник явился за добычей, как паук за попавшей
в  паутину  мухой,  он  сам  стал  добычей.  Я забрал у  него  растворитель,
убирающий  клей в  ловушке, и  мы  с рыбарем оставили  глупого  охотника  на
милость   тем  мелким  кровожадным  хищникам,  которые  намного  превосходят
количеством свои жертвы, -- комарам и мошке. В свою очередь, рыбарь накормил
меня и доставил на берег Великой Реки. Вот так мы и спасли друг друга.
     -- Сказочка, -- протянул Горго, снова встречаясь с Йамой взглядом.
     -- Я многое пропустил, это правда, но если рассказывать все по порядку,
то и ночи не хватит. Но  добавлю еще одну вещь. Если бы не доброта рыбаря, я
не сидел бы сейчас здесь, потому я и сделал  для себя вывод: никогда  нельзя
пренебрежительно относиться к человеку, как бы ничтожно он ни выглядел.
     Горго тут же вмешался:
     -- Он хочет, чтобы мы восхищались его размышлениями.  А я скажу, что он
просто дурак. Любой разумный человек  сожрал бы рыбаря, забрал  его  ялик  и
благополучно смылся бы с полным животом.
     --  Я  просто  рассказал,  что  произошло,  --  спокойно  сказал  Йама,
встретившись глазами с желтым взглядом  своего оппонента. -- Все,  что  тебе
видится в моих словах, ты  сам  в них вложил.  Если бы ты попробовал украсть
добычу  охотника, то  попал бы в паутину и тебя бы зарезали и съели вместе с
рыбарем.
     Горго вскочил и выкрикнул:
     -- Думаю,  я кое-что смыслю в охоте,  и вижу, что не настолько ты умен,
как  стараешься  показать!  Ты -- на стороне добычи, так  что ты  совсем  не
охотник.
     Йама тоже поднялся. Он не хотел отвечать на оскорбления Горго, глядя на
него  снизу  вверх. Может  быть, он не  стал бы этого делать,  если бы выпил
меньше, но  теперь он ощутил укол уязвленной гордости, а кроме  того, он  не
думал, что Горго представляет угрозу. Он из тех, кто пользуется словами, как
другие пользуются оружием.
     Он был выше и тяжелее Йамы, к тому же  имел сильные  челюсти  и  острые
зубы,  но сержант Роден  научил Йаму, как  обратить такое  различие  в  свое
преимущество.
     --  Я описал то, что  произошло, ни больше ни меньше, -- повторил Йама.
-- Надеюсь, мне не нужно доказывать правдивость своих слов.
     Тамора схватила Йаму за руку и сказала:
     -- Не обращай внимания на Горго. Ему всегда хотелось переспать со мной,
а я отказывалась. Он злобный и ревнивый.
     Горго засмеялся:
     -- Думаю,  ты  неправильно меня поняла,  сестра. Я возражаю  не  против
твоих  слов, а против  его  обмана.  И  прежде чем меня оскорблять, вспомни,
сколько ты мне должна.
     --  Сядьте оба!  -- прикрикнула на них  предводительница. --  Йама  наш
гость, Горго. Ты всех нас позоришь! Сядь и пей. Мы все  вышли из себя, и чем
меньше будет последствий, тем лучше.
     -- Вы все  мне  должны! --  гнул  свое  Горго. -- Кто за одно,  кто  за
другое.   --  Он  в  бешенстве  обвел  взглядом  кружок  у  костра,  плюнул,
развернулся и исчез в ночи.
     Наступило  неловкое молчание. Йама опять сел и  извинился,  сказав, что
выпил лишнего и потерял голову.
     -- Нам часто  приходится  ставить Горго  на место,  -- сказала одна  из
женщин. -- Он злится, когда отвергают его ухаживания.
     --  В  нем больше тихой  злобы,  чем настоящей  ярости,  --  проговорил
кто-то, и все согласно закивали.
     --  Просто позорище, --  сказала Тамора. -- Хитрый, трусливый.  Никогда
сам не охотится, кормится нашей добычей.  Он застрелил человека из арбалета,
испугавшись с ним честно драться.
     --  Достаточно!  -- сердито крикнула старая предводительница. -- Нельзя
хаять людей у них за спиной!
     --  Я  и в лицо ему могу это сказать,  -- возразила Тамора, -- если  он
наберется когда-нибудь храбрости посмотреть мне в глаза.
     -- Не будем больше говорить об этом, -- вмешался Йама, -- а я обещаю не
говорить больше о себе.
     Потом снова были пьяные игры, песни, и наконец Йама взмолился, чтоб его
отпустили спать. Племя Таморы, казалось, совсем не испытывало потребности во
сне,  но  Йама был абсолютно  измотан приключениями и просто падал с ног  от
усталости.  При слабом  свете Десницы Воина  он  добрался до  своего костра,
несколько  раз упав  по  дороге,  но  не  чувствуя  никакой  боли.  Пандарас
свернулся  калачиком возле  теплых  углей. Йама улегся  чуть поодаль на краю
склона, нависающего над чашей спящего города. Он не помнил,  как  натянул на
себя одеяло и как заснул, но проснулся оттого,  что Тамора это одеяло с него
стягивала.  Ее  обнаженное  тело  поблескивало   при  свете  звезд.  Он   не
сопротивлялся, когда  она стала расстегивать его рубашку. Не сопротивлялся и
когда она накрыла его губы своими.

22
ОБЛАСТЬ РАЗУМА

     На следующее  утро Пандарас, не скрывая  насмешки,  смотрел, как Тамора
смазывала  царапины на  боках у Йамы  и  следы  укусов на его  плечах и шее.
Пандарас  зачесал  назад волосы  пятернею,  смочил  их  собственной  слюной,
отряхнул пыль с помятой куртки и заявил, что он готов в путь.
     --  Мы  можем позавтракать по дороге.  С нашими-то  деньгами нет смысла
жить, как дикари в низовьях.
     -- Ты крепко спал эту ночь, -- улыбнувшись, сказал Йама.
     -- Я не спал  вовсе. Если я не терял  сознание от страха, то все  время
прислушивался  к каждому шороху,  представляя, что  ко мне  как раз крадется
какой-нибудь   любитель  мяса.  Мой  народ  всегда  жил   в  городе,  мы  не
приспособлены к дикой жизни.
     Йама взял свою рубашку. Она была в песке, принесенном водою,  рухнувшей
с потолка в  доме торговца, к тому же измята, потому что ночью они с Таморой
использовали ее вместо подушки.
     Он сказал:
     -- Мне  надо  постирать одежду, иначе я произведу дурное впечатление на
наших новых работодателей.
     Пандарас вскинул глаза:
     --  Значит,  надо спешить, мы получим  вознаграждение, пойдем к  новому
хозяину во  Дворец Человеческой  Памяти, найдем твою семью  -- и  все это до
захода солнца.  Мы  были  бы уже  на  месте,  господин, если  бы ты  не спал
допоздна.
     -- Не так быстро, -- рассмеялся от такой поспешности Йама.
     --  Я скоро состарюсь,  и тебе  не будет от  меня  никакого  толку.  По
крайней мере позволь постирать твою одежду. Это займет всего минуту, в конце
концов, я твой оруженосец.
     Тамора почесала покрасневшую кожу у края повязки на талии.
     --  Ха!  Тоже  мне, оруженосец! --  ехидно  сказала  она.  -- В волосах
солома, на морде грязь. Пошли, Йама, здесь есть место, где можно помыться.
     Пандарас выхватил финку,  встал в боевую  позицию и улыбнулся Йаме, ища
одобрения. Он от природы любил накал страстей,  драму.  Для него весь мир --
это сцена, а он -- актер в главной роли.
     -- Я буду охранять твой ранец, господин, но не оставляй меня надолго. Я
могу отбиться от парочки-тройки  этих кровожадных  дикарей, но не  от целого
племени, -- сказал он.
     По известняковому склону спускался каскад естественных прудов,  вода из
горячих  источников на  вершине,  переливаясь  из одного бассейна в  другой,
уровнем ниже доходила до самого подножия. Каждый последующий пруд был слегка
прохладней  предыдущего. Йама  сел рядом  с  Таморой в мелкую часть пруда, с
самой горячей  водой, которую он только мог вынести, и стал оттирать рубашку
и брюки  белым  песком. Он разложил  их  на  прогретых солнцем камнях, чтобы
высохли,  и только тогда позволил Таморе помыть ему спину. Маленькие рыбки с
серебряными и черными полосками сновали  в  горячей  воде  между его ногами,
пощипывая попавшие  между пальцев травинки.  В верхнем бассейне  тоже кто-то
купался. Под ярко-синим небом слышался смех и веселые возгласы.
     Тамора объяснила, что вода течет с  Краевых Гор. -- В  городе все, кому
это по карману,  пользуются горной  водой, только нищие  и  беженцы пьют  из
реки.
     --  Значит, они  самые  чистые  люди  в  Изе, ведь  воды  Великой  Реки
священны.
     -- Ха,  святость не очищает  воду от всей дряни, которая туда попадает.
Большинство и купается-то  в ней только раз  в  году, в престольный праздник
своей расы.
     А в остальных случаях все, кто может,  этого  избегают. Поэтому  воду в
город приходится доставлять. Неподалеку как раз протекает подземная река, по
которой   течет  горная  вода.  Именно  из-за  нее  наши   охотничьи  угодья
расположены в этих местах. В  земле есть провалы, к ним на  водопой приходят
животные,  там хорошая охота,  и там  у нас спрятаны машины,  которые  греют
воду.
     -- Какое чудесное место, -- воскликнул Йама. -- Посмотри, ястреб!
     Тамора приподняла бечевку  на шее у  Йамы  и стала ощупывать висящую на
ней монетку.
     -- Что это? Амулет?
     -- Один человек дал мне ее еще в Эолисе.
     -- Их можно найти где угодно, стоит  только немножко копнуть, в детстве
мы  с  ними играли,  но эта не такая истертая, как обычно.  Кто тебе ее дал?
Наверное, возлюбленная?
     Дирив.  Он  изменил  ей  уже  второй раз.  Хотя он  не  знал, увидит ли
когда-нибудь Дирив снова, и к  тому  же вчера он  был пьян,  ему вдруг стало
нестерпимо стыдно за то, что он позволил Таморе собой овладеть.
     Дыхание Таморы коснулось его щеки. К нему  примешивался аромат мяты, по
дороге  она  сорвала листок и сунула себе  за  щеку. Она  прочертила пальцем
линию его челюсти:
     -- Здесь начинают пробиваться волоски.
     --  У меня  в  ранце есть стеклянное лезвие. Надо было его  захватить и
побриться, а может, я отращу бороду.
     -- С  тобой это  было  в первый раз, да?  Не  стесняйся, у каждого ведь
бывает первый раз.
     -- Нет, я имею в виду не в первый раз.
     Высокий, возбужденный голос Тельмона, когда он  открывал дверь борделя.
Теплая,   освещенная    гостиная   благоухает   ароматами   духов.   Женщины
поворачиваются  на звук, как распускающиеся экзотические орхидеи. Йама пошел
с Тельмоном, потому что его попросили, потому что ему было любопытно, потому
что Тельмон скоро уезжал на  войну. Потом  он стал подозревать, что Дирив об
этом  узнала,  но она если и не простила, то, во всяком случае, поняла.  Вот
почему он давал ей такие пылкие клятвы, когда покидал Эолис. И так легко  их
нарушил!  В  сердце возникла  пустота. Как мог он  надеяться стать  героем?!
Тамора прервала ход его мыслей.
     -- У тебя в первый раз было с  женщиной из Бешеного Племени. Это должно
выжечь память обо всех  других.  -- Она  куснула  его за плечо.  --  У  тебя
гладкая кожа и соленая.
     -- Я потею везде, кроме ладоней и ступней.
     -- Правда? Странно. Но  мне нравится этот вкус. Поэтому я и кусала тебя
ночью.
     -- На мне быстро все заживает.
     -- Йама, послушай, -- сказала Тамора.  -- Больше этого не  случится. Во
всяком случае, пока мы вместе работаем. Нет, подожди. Я не смогу помыть тебе
спину, если ты будешь  вертеться. Мы  вместе отпраздновали прошлую  ночь,  и
было хорошо. Но я не позволю,  чтобы это мешало мне  в работе. Если тебе это
не нравится, и  тебе  кажется, что тобой просто воспользовались,  поищи себе
другого напарника.  Их  здесь полно, а  на Речном Рынке  еще больше.  У тебя
достаточно денег, чтоб нанять лучших.
     -- Я был пьян не меньше тебя.
     -- Пьян, как же! Надеюсь, ты трахнул меня не потому, что был пьян?
     Йама покраснел.
     -- Я имею в виду, что потерял контроль над собой. Послушай, Тамора...
     -- Не начинай, пожалуйста, развозить слюни. Не хочу слышать  о том, что
дома ты оставил  возлюбленную, или  о  том,  как ты сожалеешь.  Она  там, ты
здесь. Мы -- боевые товарищи. Мы трахнулись. Конец первой части.
     -- Неужели в вашем племени все такие прямолинейные?
     -- Мы  говорим  как есть.  А по-другому это  просто  слабость.  Ты  мне
нравишься,  прошлая   ночь  доставила  мне  удовольствие.  Мы  счастливы,  у
некоторых рас желание возникает только раз в году, и к тому же нет опасности
зачать ребенка. Так всегда бывает, когда трахаются  люди моего племени, если
только женщина  уже не беременна. Я  к этому  еще не готова. Через несколько
лет я найду мужчину, с которым  стану жить семьей,  но  не сейчас.  По  этой
причине многие из нас предпочитают другие расы.
     Йама заинтересовался:
     -- Разве нельзя пользоваться контрацептивами?
     Тамора засмеялась:
     -- Ты не  видел  дубинки наших мужчин? На них  шипы! Попробуй надеть на
них резинку! Ха! Но некоторые женщины знают траву, они ее заваривают и пьют,
чтобы остановить месячные. Но чаще всего она не помогает.
     -- Женщины твоего племени сильнее мужчин.
     --  У большинства рас точно так же, даже если это не бросается в глаза.
Просто в этом  отношении мы ведем  себя более  честно. А теперь ты потри мне
спину, а потом найдем твоего крысенка. Если повезет, то он  сам убежит туда,
откуда пришел.
     Когда  они  возвращались,   спускаясь  с  холма  по  тропинке,  которая
извивалась  между полянами пустырника и зверобоя, Йама заметил,  что кто-то,
одетый в черное, наблюдает за ними, спрятавшись в тени на опушке дубравы. Он
решил,  что это может  быть Горго,  но кто бы там ни был, он скрылся раньше,
чем Йама успел показать его Таморе.

     * * *

     В городе все еще ощущалось беспокойство из-за того, что Йама вызвал эту
зловещую  черную  машину. Магистраторы и сопровождающие их целые толпы машин
патрулировали улицы. Йама, правда,  попросил машины, чтобы они  не  обращали
внимания  на  него  и  его  спутников,  но боялся,  что  какую-нибудь из них
пропустит и  заметит,  только когда будет поздно, или что из  толпы вынырнет
префект  Корин  и  направится прямо  к  нему. Он все  время вертел головой и
оборачивался, пока Тамора не велела ему прекратить, иначе их точно арестуют.
На  всех  перекрестках  прохаживались  группы  солдат.  Они  принадлежали  к
городской  милиции  и были вооружены фузеями и карабинами, а одеты в широкие
красные брюки  и пластиковые кирасы, гладкие и прозрачные, как лед. Жесткими
глазами  они  в упор рассматривали толпу, но никого не останавливали. Они не
смеют, объяснил Пандарас, и Йама спросил,  как такое  может  быть, ведь  они
действуют именем Хранителей.
     -- Нас намного больше, чем их, -- просто сказал Пандарас и сделал жест,
который Йама уже видел раньше: дотронулся кулаком до своей глотки.
     Было ясно, что мальчишка не боялся солдат, напротив, он как мог выражал
им  презрение,  и Йама  заметил,  что  многие,  проходя мимо группы  солдат,
повторяли  этот жест.  Некоторые  плевались  или  выкрикивали  ругательства,
чувствуя безнаказанность в анонимной толпе. Пандарас сказал:
     --  В  низовьях  идет  война,  и  солдат  в  городе  мало.  Они  должны
поддерживать порядок страхом. Вот за это их и ненавидят. Видишь того петуха?
     Йама  взглянул  вверх. На  металлическом  диске, плывущем в воздухе над
пыльными вершинами магнолий, по одну сторону широкого  гомонящего проспекта,
стоял офицер в золотых латах.
     -- Если ему придет в голову, он может одним выстрелом сровнять с землей
целый квартал, -- объяснил Пандарас, -- но он не станет, разве что не  будет
другого выхода, потому что  тогда начнутся  беспорядки и придется  жечь  еще
больше. Вот  если  бы  кто-нибудь украл  пистолет  и  попробовал  его против
магистраторов и солдат, тогда -- другое дело.
     --  Я думаю, это  излишне  суровое наказание,  -- вмешалась  Тамора. --
Энергопистолеты запрещены. К  несчастью. Мне  бы сейчас  такой  в руки, я  в
момент расчистила бы дорогу среди этого стада жвачных.
     --  Несколько лет  назад,  --  начал  Пандарас,  --  один  мой  дядя  с
материнской стороны попал в демонстрацию протеста против налогов. Это было в
нескольких  лигах выше его  реки.  Один торговец купил квартал города и снес
дома, чтобы устроить парк, а легаты  решили, что  все  купцы, живущие вокруг
этого  места, должны  платить  больше  налогов.  Парк сделал это место более
привлекательным,  ясно?  Легаты утверждали, что теперь туда будет  приходить
больше  людей,  потому что там  чище  воздух, они  будут  больше  тратить  в
окрестных  магазинах.  Торговцы  собрались  и   решили  объявить   налоговую
забастовку. Легаты  вызвали  магистраторов,  а те явились и  блокировали всю
площадь. Выпустили  свои машины, чтобы обозначить линию пикета, и  никто уже
не мог ни войти, ни выйти. Это  длилось сто дней,  говорят, что к концу люди
там  пожирали друг друга. Еда кончилась, а новую взять было негде. Некоторые
пробовали рыть туннель, но магистраторы послали машины и убили их.
     -- Почему они не прекратили забастовку? -- спросил Йама.
     --  Они прекратили. Через двадцать дней.  Они бы продержались и дольше,
но там  были  дети  и  люди, которые  живут совсем в другом месте, а  просто
случайно  там проходили, когда  началась блокада. Они представили  петицию о
сдаче, но магистраторы продолжали осаду  как наказание. Такие веши делаются,
чтобы мы и плюнуть боялись без разрешения.
     --  Иначе  нельзя, -- сказала Тамора, -- в  городе живет слишком  много
народу, и в основном дураки или жвачные животные. Ссора между соседями может
вылиться  в конфликт между  расами,  и тогда погибнут  тысячи. Вместо  этого
магистраторы убивают одного  или двух, если  надо, сотню.  Конфликт гаснет в
зародыше, не  успев разрастись. Они могут уничтожить  дюжину рас, и никто не
заметит.
     -- В нас сила Иза, -- вызывающе сказал Пандарас, но Йама промолчал.

     Они добрались к докам после  полудня. В тени катера их встретил все тот
же бритый коренастый охранник. Он посмотрел на  флакон с  бренди, в