олнено то, за  что  он заплатил деньги. И он  должен был
увидеть  исход своего наемника. Священники переглянулись, и тот, что говорил
прежде, произнес:
     -- Я  Антрос, а это мой брат Балкус. Мы --  смотрители этого храма. Тут
есть  место,  где  можно   промыть  раны  вашего  друга  и  обработать  ваши
собственные. Идите за мной.
     Сила почти вернулась  в правую руку  Йамы,  теперь он чувствовал только
покалывание, как будто там копошилась целая стая муравьев.
     Йама  взял  Пандараса на руки и пошел за старым  жрецом. Кожа  мальчика
горела,  а  сердце колотилось часто  и  слабо,  но  Йама  понятия  на  имел,
правильно это или нет.
     За колонной с левой стороны атриума имелся небольшой грот, врезанный во
внешнюю  стену  храма.  Прямо   в   середине   мозаичного  узора  поднимался
пластиковый фонтанчик, откуда  вода  сбегала  в плоскую  каменную чашу. Йама
помог Пандарасу встать  на  колени  и  промыл  неглубокую рану  на  виске  и
слипшиеся  от крови  волосы.  Прозрачная  холодная  вода  помутнела,  однако
кровотечение уже прекратилось, а края раны были чистыми.
     --  Голова у  тебя поболит,  -- успокоил  Пандараса Йама, -- но  больше
ничего страшного. Думаю, он стукнул тебя пистолетом или ребром ладони, но не
мечом. Тебе надо было остаться со мной, Пандарас.
     Пандарас все еще не мог говорить, но он схватил Йаму  за руку и неловко
ее пожал.
     Старый священник, Антрос, настоял, чтобы промыть порезы  на спине Йамы.
Работая, он рассказывал:
     --  Мы  слышали  два  пистолетных  выстрела.   Вам  повезло,   что   он
промахнулся,  но, видно,  промахнулся  чуть-чуть, вас  ранило  осколками  от
стены.
     -- К счастью, он целился не в меня, -- объяснил Йама.
     Атрос сказал:
     --  Когда-то  это  было прекрасное  место.  Колонны  покрыты золотом  и
ляпис-лазурью.  Со  всей  реки к  нам  собирались  паломники и странствующие
монахи. Конечно,  это  было задолго до  меня, но  я помню, как в оракуле еще
являлись аватары Хранителей.
     -- Аватара -- это женщина в белом?
     -- То была не женщина и не мужчина, и  без возраста, -- улыбнулся своим
воспоминаниям старик. --  Мне так тоскливо без его раскатистого смеха. В нем
была какая-то яростная радость. И все же он был существом мягким. Но  теперь
он ушел. Они все ушли. Конечно, паломники все еще  молятся у алтаря, но люди
так отдалились от милосердия, что уже  не получают ответов  на свои вопросы,
хотя Хранители слышат каждую молитву. Большинство молит то, что-в-глубине, о
проклятии своим врагам, но и таких совсем немного.
     -- Наверное, люди страшатся этого места?
     -- Именно так. Но время от времени у нас бывают проблемы с поклонниками
разных культов. Их привлекает как раз то, что других отпугивает. Мы с братом
приходим сюда каждый вечер зажигать лампы, а в другое время храм пуст,  даже
люди  нашей  расы  приходят  нечасто.  У нас,  конечно,  бывает  престольный
праздник, тогда атриум  украшают  пальмовыми листьями  и  гирляндами  плюща,
торжественная процессия освящает каждый уголок, умиротворяет вещь-в-глубине.
Но  вообще-то  люди стараются держаться  подальше.  Вы  здесь чужаки. Может,
паломники.  Мне очень жаль, что  на  вас и  вашего друга  напали.  Грабитель
наверняка следил за вами и решил воспользоваться случаем.
     Йама спросил  Антроса  про  вещь-в-глубине, та ли  это машина,  которая
упала во время последней битвы в конце Эпохи Мятежа?
     --  Конечно.  И  не  думайте,  что  она разрушилась. Скорее она  живьем
замурована в скале,  расплавившейся  при ее падении. Иногда она шевелится. В
последние времена особенно неспокойна. Тихо! Слышите?
     Йама кивнул. Он-то подумал, что тонкий звенящий звук -- это шум крови в
голове от пережитого волнения краткой схватки.
     --  Это  уже  второй  раз за последние  дни,  -- прошептал  Антрос.  --
Большинство мужчин нашей расы --  солдаты, и охранять колодец и  заключенную
там  вещь  -- в числе  наших  обязанностей.  Но сейчас многие  отправились в
низовье на войну, и многих уже убили.
     --  Я  встречал  одного  из  ваших,  --  сказал  Йама. Ему не надо было
спрашивать, когда машина начала  беспокоиться, он ощутил, как кровь стынет в
жилах. Он  взмолился о помощи в доме торговца,  и отозвавшаяся черная машина
была не единственной, которая услышала зов. Какие еще силы мог он необратимо
разбудить?
     В  атриуме  кто-то  начал кричать,  заметалось  эхо.  Второй  священник
перепугался, но Йама его успокоил:
     -- Не бойся, владыка. Я знаю этот голос.

     Тамора вернулась в  трактир  и  потрясла немного раскрашенную  шлюху --
хозяйку, чтобы узнать, куда делись Йама и Пандарас. Она рассказала:
     -- Тут я поняла, что здесь за игры, и сразу явилась сюда.
     --  Это  Горго, --  объяснил  Йама,  связывая  махры своей изорванной и
испачканной кровью рубашки. -- У меня просто талант наживать врагов.
     -- Надеюсь, ты выколол ему глаза, прежде чем убить, -- мрачно  буркнула
Тамора.
     -- Я  его  не  видел.  Но сначала  кто-то  выстрелил в меня  арбалетной
стрелой, и я вспомнил:  ты говорила, что Горго убил кого-то из арбалета.  Он
промахнулся,  а  потом  послал другого,  чтобы  меня убить.  К счастью,  мне
помогли и я испугал убийцу.
     --  Я  ему  глаза вырву,  -- кровожадно  вскрикнула  Тамора,  --  если,
конечно, еще увижу. И глаза, и яйца! Он позорит Бешеное Племя.
     -- Должно быть, он очень ревнив, раз хочет из-за тебя убить.
     Тамора рассмеялась и сказала:
     -- Эх,  Йама!  Наконец-то ты проявляешь человеческие чувства, пусть они
просто льстят твоему тщеславию. Дело в том, что я должна Горго деньги. Он не
из  бойцов,  предпочитает сделки.  Он находит работу и забирает  себе  часть
гонорара за хлопоты. И к тому  же он ссужает  в долг. Я заняла у него, чтобы
купить доспехи и  меч  после того, как меня в прошлом году ранили  на войне.
Тогда я потеряла всю свою амуницию. Я  работала по заказам,  чтобы выплатить
долг  и проценты,  на  руки  получала  только на жизнь, а остальное  забирал
Горго.
     -- Значит, работа, которую мы выполнили вместе...
     -- Да, да, --  нетерпеливо перебила она, -- ее нашел Горго. Он на самом
деле не  рассчитывал, что  у меня получится, однако рассвирепел, когда я ему
сообщила, что мы убили торговца, но не смогли получить плату.
     -- Потому ты решила мне помочь?
     -- Не совсем так, Йама. У нас нет сейчас времени.
     -- Мне нужно знать.
     Йама  теперь   понял,   зачем  Тамора  взялась  за  такое   рискованное
предприятие, но все еще не разобрался, зачем Горго хотел его уничтожить.
     Тамора на мгновение призадумалась, а затем произнесла со смесью обиды и
вызова:
     -- Думаю,  это  справедливо. За работу на звездного матроса неплохо  бы
заплатили, но у тебя поехала крыша  и ты схватил тот обруч. Я все еще должна
Горго,  а  собиралась работать на тебя  --  вот  как  он  это понял.  Я  ему
говорила, чтобы он подождал, я все верну,  но  он  жадный. Семь  шкур  готов
содрать.
     Йама кивнул:
     -- Он решил меня убить и забрать мои деньги.
     -- Он сказал, что ограбит тебя, не убьет. Сказал, что это  справедливо,
ведь он из-за тебя  потерял плату за убийство торговца. Клянусь, я не знала,
что он хотел тебя убить.
     --  Я  тебе верю, --  сказал  Йама. -- И знаю, что  Горго подыскал тебе
кого-то другого в  напарники  для  дела во  Дворце  Человеческой Памяти.  Он
хотел, чтобы я убрался с дороги.
     -- Да, человек с красноватой кожей и шрамами на груди. Я сказала Горго,
что буду работать только с тобой  и никем другим, но он  просто ответил, что
напарник будет  ждать  меня  у  ворот  Дворца. Я пошла туда,  но  никого  не
встретила, тогда я вернулась в трактир и узнала, что ты здесь.
     --  Ну, тот тип, которого ты ждала, тоже был  здесь. Он и  пытался меня
убить.
     --  Я собиралась  тебе  все рассказать, --  сказала  Тамора. -- Пока  я
ждала, я кое-что решила.  Послушай меня, мы заключим  соглашение, я буду его
соблюдать.
     К черту Горго. Когда мы выполним заказ, я его найду и убью.
     -- Значит, ты будешь работать на меня, а не на Горго?
     -- А я тебе что говорю! -- нетерпеливо выпалила Тамора. -- Но у нас нет
больше ни минуты на болтовню. Потом все обсудим. Ты валялся в постели, потом
как дурак торчал в этом мавзолее, а я тем  временем занималась делом. Мы уже
пропустили  одну  встречу,  надо  не  опоздать  на  вторую,  не то  контракт
аннулируют. Ты ездишь верхом?
     -- Немножко.
     -- Надеюсь, это означает,  что ты носишься быстрее ветра. -- Тут Тамора
наконец обратила внимание на Пандараса. -- А что случилось с крысенком?
     -- Удар по  голове. К счастью, убийца, которого  нанял Горго, имел хоть
какую-то совесть.
     --  Может, он выбил из него хоть  чуть-чуть самомнения, а на  свободное
место влезла капелька ума. Ты ведь наверняка его потащишь  с собой? Ладно. Я
пока его понесу. Что ты так на меня уставился? Все-таки хочешь разорвать наш
контракт?
     -- Я уже разбудил силы, которым лучше  бы не просыпаться.  Если я стану
продолжать, неизвестно, что еще может случиться...
     Тамора резко бросила:
     --  Ну и что теперь? Хватит ныть. Если ты не знаешь, кто  ты  и откуда,
значит, ты  не можешь знать,  кем  станешь со  временем. Пойдем со  мной или
оставайся. Я в любом случае берусь за эту работу, с тобой или без тебя.  Мне
там по крайней мере заплатят. А когда закончу дело, убью Горго.
     Она перекинула Пандараса через плечо и легкой походкой двинулась прочь,
будто мальчик вообще ничего не весил. Помедлив, Йама пошел за ней.
     Темнело.  В  домах  вокруг замшелых  булыжников  площади  горели  огни,
теплые,  манящие.  У  столба с  чадящим факелом были  привязаны две  лошади.
Тамора  и Йама  пристроили  Пандараса на холку лошади, а  потом Тамора легко
взлетела в седло позади него. Она наклонилась к Йаме:
     -- Мне пришлось  этой  раскрашенной  шлюхе  заплатить целое  состояние,
чтобы нанять этих лошадей. Не разевай рот. Мы, может, и так уже опоздали.
     Лошади были запряжены по-кавалерийски: легкие седла, высокие  стремена.
Йама как раз схватился за луку и вставил  ногу в стремя, готовясь вскочить в
седло, когда раздался  страшный грохот. Лошадь  рванулась, Йама  пытался  ее
удержать, и в этот  момент увидел  столб  света, вырвавшийся из отверстия  в
куполе Черного Храма.
     Свет был красным, как  горящий рубин, и, подобно  искрам в трубе, в нем
крутились  фиолетовые и багровые  полосы. Луч уносился  далеко в небо, залив
храм, площадь и все окрестности кровавым светом.
     Йама тотчас  понял, что  произошло, и знал,  что  должен  противостоять
силе, которую разбудил. Он испытывал перед нею дикий страх, но сознавал, что
если сейчас ее не одолеет, то всегда будет бояться.
     Он  бросил поводья  Таморе и  взбежал  по ступеням  храма. Он  влетел в
атриум, пол ревел,  вздымался. Йама упал, снова вскочил и кинулся к колодцу.
Оттуда  вырывался  столб  красного   света,  заливавший  храм  ослепительным
сиянием.
     Весь храм ходил ходуном. Камни скрипели и выли, сверху  градом сыпались
булыжники.  Несколько  колонн  с  обеих  сторон  треснуло  от  основания  до
капители. Одна валялась поперек дороги, круглые  каменные блоки рассыпались,
как  пригоршня  гигантских  монет.  Изысканная  мозаика  пола  раскрошилась,
вздыбившись  кое-где  волнами. От колодца тянулась длинная  трещина.  По обе
стороны  трещины стояли  два старых священника. Их силуэты резко  темнели на
фоне  печного жара столба. Балкус вынул свой меч и держал его над головой  в
позе отчаянного, безнадежного вызова. Антрос стоял на коленях, прижав ладони
к глазам, и непрерывно бормотал заклинания или молитвы.
     Он говорил на внутреннем диалекте  своей расы, но ритм глубоко  поразил
Йаму, он опустился на колени рядом со стариком и тоже стал молиться.
     Оказалось, что это не молитва, а наставления стражам храма.
     Йама  повторил их уже три раза, когда черный занавес, отделявший правую
апсиду, вдруг раздвинулся. Оттуда, печатая шаг, вышли два... четыре...  пять
гигантских  солдат.  Красный  свет кровавыми бликами  играл на их прозрачных
доспехах.
     Два старика пали ниц, но Йама продолжал  смотреть как зачарованный. Эти
пятеро  солдат оказались единственными выжившими  в бесконечном сне стражами
храма.  Один волочил неподвижную  ногу, другой  был слеп, ему  помогали идти
остальные, но никто из  них не забыл долг. Они заняли боевую позицию в форме
пятиконечной  звезды  вокруг  колодца,  открыли  нагрудные  щитки,  вытащили
серебристые  трубки  длиной  с самого  Йаму. Он решил, что солдаты  разрядят
оружие  прямо  в  колодец,  но  вместо  этого  они прицелились  в  парапет и
окружающий его пол и разом выстрелили.
     Одна из трубок взорвалась и  снесла половину торса  своего хозяина,  из
остальных полетели ослепительные фиолетовые молнии, которые плавили камень и
он,  как вода, стал  стекать в колодец.  Свет и жара  обжигали кожу,  атриум
наполнился  горьким  запахом  горящего камня.  Пол снова вздыбился, по  нему
прокатилась волна, срывая мозаику  и облицовку. Йама и священники повалились
назад.
     И вот из расплавленного жерла колодца появилась вещь-в-глубине.
     Это была родная  сестра  той черной  машины, которую Йама непроизвольно
обрушил на виллу торговца, только эта была огромной. Она вырвалась из шахты,
черная,  сферическая, с живыми подвижными хоботками.  Машина  сплющилась  за
долгие годы своего заключения,  как испорченный апельсин, который  проседает
под собственной тяжестью.
     Гигантские стражи направляли свои молнии на машину,  но она их даже  не
заметила. Она висела в столбе красного света и смотрела прямо Йаме в душу.
     Ты звал меня. Я здесь. Теперь пойдем, служи мне.
     Боль пронзила голову  Йамы, как  раскаленный  прут. От черных и красных
молний  рябило  в  глазах.  Ослепший,  горящий  внутри и  снаружи, он  отдал
солдатам последний приказ.
     Они двинулись как один,  и Йама снова  прозрел. Четверо стражей повисли
на машине,  как утопающие на последнем обломке корабля. Они обрубали шипы на
машине каменными ребрами своих ладоней. Эти шипы позволяли машине повелевать
полем  тяготения.  Она  кружилась  и  дергалась,  словно  даман,  окруженный
волнами, но было поздно. Машина  рухнула в колодец как камень,  и храм снова
содрогнулся.   Раздался   долгий   ревущий   стон,  колонна  красного  света
колыхнулась и погасла.

27
ДВОРЕЦ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПАМЯТИ

     Йама и два жреца выбрались из дымящихся развалин храма. Когда они вышли
в  сумерки площади, обожженные,  кашляющие  и перемазанные сажей, там царило
поразительное ликование.  Люди, живущие  в домах  вокруг храма, выбежали  на
улицы,  словно чувствовали:  подступает конец света,  но вдруг осознали, что
они спасены. К священникам подбежали их соплеменники и куда-то увели. Тамора
направила  свою лошадь вверх  по  пологим  ступеням, в поводу  она вела коня
Йамы.
     Йама продирался сквозь толпу.
     -- Ее  больше  нет! -- закричал он  Таморе.  --  Я  разбудил  стражей и
уничтожил ее.
     --  Мы  опоздаем!  -- прокричала  в  ответ  Тамора.  --  Если  ты здесь
закончил, следуй за мной.
     Когда Йама оказался в седле, она уже неслась  через  площадь.  Он издал
клич и бросился ей вслед. Его конь не требовал понуканий. Йама стрелой летел
за  Таморой  по узеньким улочкам. Поток  теплого  вечернего  воздуха  саднил
обожженную  кожу,  но освежал  голову. Длинные  черные волосы, которые он не
стриг со времен Эолиса, струились на ветру.
     Раздались звуки колокола. Тамора оглянулась и завопила:
     -- Ворота! Через десять минут их закроют!
     Она  дала  шенкеля  лошади, та  прижала уши  и  удвоила скорость.  Йама
прошептал слова одобрения в  ухо своему коню,  тот приободрился и  кинулся в
погоню.  Через минуту  они выскочили  из узкого переулка  и двинулись сквозь
толпу,  скопившуюся у начала проспекта под голубыми огненными сферами высоко
в небе.
     Там были просители, кающиеся грешники, паломники; и все мечтали попасть
во Дворец  Человеческой  Памяти. Число их умножили  впавшие  в панику  из-за
странных  огней  и земной дрожи. Тамора двигалась, держа  поводья в руках, и
когда  они с Йамой проезжали, толпа смыкалась за ними, как волны за  лодкой.
Колокольный звон сотрясал воздух и заглушал крики толпы.
     Когда  Тамора и Йама  добрались до конца проспекта,  перед ними  возник
пикет  из  сверкающих  яростным  светом  машин,  которые  цепочкой  висели в
воздухе, словно созвездия крохотных солнц. Дальше тоже были машины. Они, как
огненные искры, кружились в наползающих сумерках, заполнив голову Йамы своим
усыпляющим  гулом, как если бы  он  сунул  голову  в спящий пчелиный рой. За
сверкающей  линией пикета стояли  облаченные в мантии  магистраторы,  а  еще
дальше  проспект  выходил  на такую  огромную  площадь,  что  на  ней  легко
разместился бы  небольшой городок, вроде  Эолиса. На противоположной стороне
площади  тянулся в обе стороны скалистый монолит  с вырезанной  в нем  аркой
ворот. Высоко в воздухе висели летающие диски.  На  них разместился  десяток
солдат в серебряных латах -- охрана ворот.
     Черная   громада  Дворца  Человеческой  Памяти  нависала  над  округой,
застилая небо. Сотни огней  усеивали ее поверхность, а шпили Дворца терялись
в клубящихся облаках. Йама не мог  отвести глаз. Всего за  несколько дней он
добрался  из маленького замка эдила  в Эолисе до этой  величайшей  цитадели,
которую летописцы считают более древней, чем сам мир. Он узнал, что его раса
тоже старше, чем  мир, и что он умеет повелевать  машинами,  поддерживающими
существование этого мира. Он узнал, что еретики считают его огромной силой и
желают привлечь на свою сторону. Йама поклялся, что будет  с ними сражаться,
и он уже нанес поражение одному из их черных ангелов.
     Детство осталось позади.  Впереди лежал тернистый путь борьбы, там он и
должен  себя  проявить. Возможно,  он закончится смертью,  ведь на войне уже
погибло  столько  людей  и  еще  немало погибнет до окончательной победы над
еретиками. Йама  стоял, измученный и израненный, в обожженной рваной одежде,
но  чувствовал себя  живым и полным сил,  как никогда прежде.  Где-то в этой
великой цитадели, среди десяти тысяч ее библиотек, в лабиринте сотен храмов,
оракулов и Департаментов  должен скрываться секрет его происхождения. Он был
в этом твердо уверен. Женщина из оракула сообщила, что он явился из далекого
прошлого,  но ведь она была его врагом и все время лгала. Он докажет, что ее
слова -- ложь. Он  узнает  тайны, до которых добрался доктор Дисмас, узнает,
где  продолжают  жить  люди  его расы,  от  них  он научится владеть  своими
могучими способностями, чтобы бороться с еретиками.
     Тамора  поймала уздечку коня Йамы и прокричала,  что лучше им вернуться
сюда завтра:
     -- Ворота сейчас закроют.
     -- Нет! Надо идти! В этом моя судьба!
     Пандарас приподнял голову и произнес слабым голосом:
     -- Мой господин желает идти.
     Тамора ухмыльнулась, показав частокол острых белых зубов, и подняла над
головой  какой-то  предмет,  вспыхнувший  красным  огнем. Светящаяся цепочка
машин  расступилась. Люди  бросились  в образовавшийся  проход, магистраторы
двинулись вперед, размахивая плетками и оттесняя толпу. Задние все напирали,
передних сдерживали  магистраторы.  Вдруг  в  этой  давке  толстая  женщина,
которую  несли на носилках  четверо  блестящих  от масла,  почти  обнаженных
мужчин,  схватилась за  грудь.  Под  ее пухлой рукой расползалось  на  белом
платье красное  кровавое  пятно.  Она  покачнулась, носилки перевернулись, в
толпе возникло замешательство, волнами расползаясь вокруг.
     Йама  не мог понять, что произошло, но тут стоящий прямо у его стремени
человек  подался вперед, согнулся и упал под  ноги своих соседей. Йама успел
увидеть  стрелу,  торчащую  из  спины  мертвеца, потом над телом  сомкнулась
толпа.
     Тамора вынула меч и, размахивая им, ломилась сквозь плотные