Реку. Над далеким горизонтом противоположной стороны реки поднимался
туманный свет  Десницы  Воина. Уже  минула полночь. Город заволокла тьма, но
среди  зарослей  сосен,  эвкалипта,  древовидного   папоротника  там  и  сям
виднелись  костры  стоянок Бешеного Племени, и отовсюду  неслись  голоса,  в
песне возносясь к высокому небу.
     Йама сел на сухую траву и стал  слушать ночную музыку Бешеного Племени.
Его  не  оставляло  воспоминание о  черной шипастой машине,  оно  отдавалось
звоном в ушах и бликами слепящего света в глазах. Но кроме этого эха в своей
душе, он также  ощущал  колышущееся беспокойство  миллионов  машин, подобное
дрожанию гигантской сети.  Черная  машина  растревожила  их, и  волны  этого
возмущения все еще расходились кругами, передавались от одной группы машин к
другой.
     Тревога бежала вдоль доков,  к огромному монолиту  Дворца  Человеческой
Памяти, летела  к основанию гигантских башен, поднималась к самым вершинам и
уходила в атмосферу.
     Йама все еще не понимал, как он сумел призвать на помощь черную машину.
Конечно, она спасла  ему жизнь,  но  он  боялся, что в следующий  раз  может
вызвать  ее  случайно, боялся он  и того, что  выдал  себя  машинам, которые
служат магистраторам  или префекту Корину, а тот,  без сомнения,  продолжает
искать Йаму. Падение черной машины  было самым ужасным и самым постыдным его
приключением. Страх  парализовал Йаму, когда он увидел  эту машину, и сейчас
еще  он чувствовал, что она каким-то таинственным образом  его отметила, ибо
ничтожно  малая доля его души рвалась к ней, рвалась к тому  знанию, которое
она могла  дать. Она ведь и сейчас  может  за ним следить, может появиться в
любую минуту, и он не знает, что сделает, если она и правда возникнет.
     Торговец (Йама все  еще не мог думать  о  нем как о паразитирующем узле
нервных волокон,  погребенном в чудовищно жирном теле)  сказал  ему, что  он
принадлежит  к расе  Строителей, первой расе города Иза. Пилот  космического
корабля сообщил  нечто  похожее,  и  картина, которую показали  ему  Озрик и
Беатрис, заставила  предположить то же самое. Его народ жил в Слиянии, творя
этот мир  под руководством Хранителей,  он вымер или вознесся так давно, что
большинство людей о нем забыло. Но все же сам Йама -- здесь и по-прежнему не
знает зачем. Не знает он и пределов своих возможностей.
     Торговец намекал, что  ему известно кое-что о  необычайных способностях
Йамы, но он мог и лгать  в собственных целях, а кроме того,  торговец мертв.
Может  быть, другой  звездный матрос что-нибудь знает,  Иакимо ведь говорил,
что  они очень долго живут; а может быть, как  Йама  рассчитывал еще дома, в
Изе  сохранились  какие-нибудь архивные  записи,  они все  прояснят  или  по
крайней мере помогут ему найти свой народ. Он все  еще не знал, как очутился
в  этом мире, почему его нашли в плывущей по  реке  лодке  на  груди мертвой
женщины,  которая могла быть его  матерью, или няней, или кем-то еще, но  он
был  твердо уверен,  что родился  для  служения  Хранителям.  После того как
Хранители ушли за горизонт Ока, они все равно могли наблюдать за сотворенным
ими  миром,  ведь ничто  не движется быстрее,  чем свет, но  они больше не в
состоянии на  этот мир  воздействовать. Но, может быть, мощь  их предвидения
так велика,  что они заранее, пока еще  не покинули Вселенную,  спланировали
его рождение в период, который торговец назвал концом света.
     Может быть, многие, подобные  Йаме, уже шагают по  дорогам Слияния, как
это было в самом начале мира. Но с какой целью? Все свое детство  он тешился
игрою в разоблачение тайны, искал знак,  намек, но ничего  не находил. Может
быть, и  не стоит ничего больше  искать?  Сама  нить его  жизни  и есть этот
долгожданный знак? Если бы только понять его!
     В  одно  он не мог поверить, в то, что  он -- слуга  черной машины. Это
было бы хуже всего.
     Йама сидел  на  подушке  из сухих  листьев, во тьме звенели сверчки. Он
стал перебирать страницы своих Пуран. Книга уже хорошо просохла, но на одном
уголке обложки  осталось  невыводимое пятнышко  от крови  торговца. Страницы
слабо  светились,  в этом свечении буквы  казались объемными  и  отбрасывали
тень. Йама нашел суру, которую декламировал Иакимо, и прочел  ее с начала до
конца.
     Сначала   мир  явился  как  золотой   зародыш  звука.  Когда  Хранители
обратились  к сотворению мира, в чистом пространстве мысли стала вибрировать
бесконечно долгая гласная, она заключала в себе  все описание мира и сама  в
себе отражалась.  Из  встречных  всплесков игры вибраций зародилась  материя
мира. В самом начале это была  сфера. Воздух и воды ее заполняли, и капелька
тверди.
     И сотворили  Хранители  человека  и  положили  знак  свой  на его лоб и
сотворили  женщину  и положили  на  лоб  ей  такой  же знак. Из белой  глины
срединной земли сотворили они эту расу и благословили ее размножение. И стал
сей  народ  служить  Хранителям. И  мириады  их  лепили  сей  мир  по  слову
Хранителей.
     Йама продолжал  читать,  хотя  следующая сура была  просто подробнейшим
описанием размеров  и  устройства  мира; он знал, что  там нет упоминания  о
Строителях и их судьбе.  Это  место  было  в конце Пуран.  Мир  со  всем его
содержимым -- это  просто мелкая деталь на исходе истории Галактики,  он был
создан  Хранителями  в  последний  момент перед  тем, как  они ушли в Око  и
навсегда покинули Вселенную.
     В Пуранах ничего не было сказано о десяти  тысячах расах Слияния; иначе
никогда не началась бы бесконечная дискуссия между священниками и философами
о причине сотворения мира.
     Раздался голос Таморы:
     -- Читаем? В книгах нет ничего, чему нельзя научиться в реальной жизни,
только  всякая  фантастическая  дребедень о  монстрах,  чудовищах  и  другой
чепухе. Ты загубишь свой мозг и глаза, если будешь столько читать.
     -- Что ж, сегодня я видел настоящего монстра.
     -- И он мертв,  этот  засранец. А  мы сунули кусок от него в бренди как
доказательство. Так ему и надо! Йама не стал рассказывать Таморе и Пандарасу
о  зловещей  черной машине. Тамора хвасталась,  что  один из ее  пистолетных
выстрелов  пробил потолок  и  вызвал  спасшее  их наводнение.  Йама не  стал
поправлять эту ошибку. Его слегка мучила совесть из-за обмана, и он негромко
сказал:
     -- Я думаю, торговец  был разновидностью монстра.  Он хотел убежать  от
своей  истинной  сути.  Он  позволил  маленькой  жадной  частичке своей души
управлять всей его жизнью.  Он весь состоял из  аппетита.  Если  бы  мог, он
проглотил бы весь мир.
     -- Ты  хочешь стать солдатом. Вот тебе  мой совет: не  думай о том, что
предстоит сделать, и не вспоминай, когда все закончено.
     -- И ты можешь так легко все забыть?
     --  Конечно, нет.  Но я  пытаюсь.  Нас поймали, меня и твоего крысенка,
бросили  в  клетки,  но,  думаю,  тебе-то было  еще  хуже.  Торговец пытался
подчинить тебя своей воле. Слова людей его типа -- это шипы, и они все еще в
твоей плоти. Но они выйдут, и ты забудешь.
     Йама улыбнулся и произнес:
     -- Может, это было бы не так уж и плохо -- править всем миром.
     Тамора  села с ним  рядом. Она  казалась  лишь  тенью  в окружающей  их
темноте.
     --  Ты бы разрушил гражданские службы  и правил сам? Ну, и  как бы  это
изменило мир к лучшему?
     Йама  ощущал исходящий от  нее жар. От  нее резко  пахло смесью запахов
свежей крови, пота и мускуса. Йама ответил:
     --  Нет,  конечно.  Но  торговец  рассказал  мне кое-что  о  моей расе.
Возможно, я один во всем мире. Моя жизнь может быть просто ошибкой  в  хаосе
конца света. А может быть чем-то еще. Чем-то, имеющим предназначение.
     --  Толстый  мерзавец лгал. Как еще мог он заставить тебя сотрудничать?
Только убедив, что ты один во всем свете и он о тебе все знает.
     --  Я не  уверен, что он лгал. Я считаю, что он говорил по крайней мере
часть правды.
     -- Я не забыла, что тебе нужно. Я столько времени  ходила за кроликами,
потому  что   кое-кого  расспрашивала.  Слушай.  У  меня   есть  возможность
добраться, куда ты  хочешь. Я нашла  работу для пары наемников. Один  мелкий
Департамент ищет  экспертов, чтобы организовать  защиту на его территории во
Дворце  Человеческой  Памяти.   Между  Департаментами  много  конфликтов,  и
могущественные становятся еще  сильнее за счет более слабых.  Так оно всегда
бывает, но я не против постоять за слабого, если мне за это заплатят.
     -- Значит, не так уж они и слабы.
     -- Ха! Послушай.  Когда в наших  местах  у женщины появляется  приплод,
детей на  сутки оставляют на склоне  холма. Слабые умирают или их утаскивают
птицы и лисы.  Мы -- Бешеное  Племя, понял?  Мы сохраняем здоровье расы. Все
эти работяги, жулье, торговцы и прочая шушера  там  внизу, в городе, -- наша
добыча. Мы ими кормимся. Мы  им нужны, а не наоборот.  --  Тамора сплюнула в
сторону,  чувствовалось,  что она порядочно выпила. Потом она продолжила: --
Есть добыча,  а есть охотники. Ты должен решить, к кому относишься. Ты и сам
не знаешь, но сейчас время решать. Ты пойдешь со мной?
     -- План мне нравится.
     -- Где это ты научился ходить вокруг да около? Если да -- то да.
     -- Да,  да.  Я пойду. Если это  поможет попасть во  Дворец Человеческой
Памяти.
     -- Тогда  ты  должен  мне  заплатить, потому что я нашла работу, и я же
буду ее выполнять.
     -- Я и сам кое-что понимаю в военном деле. Тамора снова сплюнула.
     -- Послушай, это  опасная  работа.  На этот маленький Департамент точно
нападут,  а у них  даже  нет  службы безопасности,  иначе  не  стали бы  они
нанимать  кого-то со стороны. Они  обречены, но если все сделать  правильно,
убиты  будут только их рабы. Сами мы скорее  всего  спасемся или  в  крайнем
случае  потеряем свой  гонорар,  когда  придется платить  выкуп, но не стану
врать, нас все-таки могут убить, есть такой шанс. Ну что, ты не раздумал?
     -- Это способ проникнуть внутрь.
     -- Это точно. Этот  Департамент занимался предсказаниями, но сейчас  он
потерял  силу.  У  них  осталась  только  парочка провидцев,  но  все  равно
Департамент  занимает  во  Дворце  Человеческой  Памяти  еще  очень  высокое
положение, и более  могущественные Департаменты хотят  его  потеснить. Мы им
нужны,  чтобы научить рабов, как организовать оборону. Но у тебя будет время
поискать  то,  что  тебе  нужно.  А теперь  давай  договоримся о  плате.  Ты
оплачиваешь все расходы из своей половины денег за  убийство  торговца и  за
этот новый  заказ, а мне достанется моя доля за обе работы и еще половина от
того, что останется у тебя.
     -- Разве это справедливо?
     -- Ха! Идиот! Ты же должен торговаться, в этом весь смысл.
     -- Я заплачу, сколько скажешь. Если найдется то, что мне нужно,  деньги
мне будут не нужны.
     -- Если ты хочешь пойти в армию офицером, то тебе требуется уйма денег,
больше,  чем у тебя сейчас  есть. Тебе понадобится оружие, лошади, остальные
доспехи. А если  потребуется  информация, придется платить  осведомителям. Я
заберу четверть твоей доли, расходы пополам. Сама себя граблю. Поверь,  тебе
понадобятся все твои деньги.
     --  Ты  хороший товарищ, Тамора,  хотя,  конечно,  могла бы быть  более
терпимой. Ни одна раса не должна ставить себя выше других.
     --  Я  учту. И  еще одно. Мы  не скажем крысенку  об  этом плане. Давай
обойдемся без него.
     -- Ты что, боишься его, потому что он убил привратника?
     -- Если бы  я  боялась такого, как он, я никогда  больше не рискнула бы
плюнуть в канаву, вдруг попаду одному из них в  глаз? Пусть идет, если надо,
но  не стану притворяться,  что мне  это нравится, и платить  будешь  ему из
своего кармана, я здесь ни при чем.
     -- Он  похож на  меня,  Тамора. Он  хочет  уйти  от предназначенной ему
судьбы.
     --  Значит, он такой же дурак,  как и ты, -- буркнула Тамора, передавая
Йаме  почти  пустую  бутылку  бренди. -- Выпей.  Потом ты будешь слушать мою
победную  песню. Твой крысенок боится сидеть с моими братьями и сестрами, но
ты, я знаю, не испугаешься.
     Хотя  Йама  старался не показать своих чувств, но его  пугали сидящие у
костра дикие гордые люди: десяток родственников Таморы, мускулистых мужчин и
женщин,   отмеченных   такой  же  татуировкой  на  плечах  --  перевернутыми
треугольниками.  Страшнее всех выглядела предводительница  -- сидевшая очень
прямо старуха с  белой гривой волос  и кружевом тонких шрамов на  обнаженном
торсе. Поблескивая  красными  огоньками  в глазах,  она изучающе смотрела на
Йаму  через  костер.  Тамора  пела.  Победная  песня  Таморы   диссонирующим
завыванием взлетала в темное небо  над пламенем костра,  извиваясь  и падая,
как змейки серебряных искр.  Когда все было кончено, она припала к бурдюку с
вином,  а  окружающие разом  заговорили, кивая и  показывая  клыки в быстрых
улыбках,  только  один громко пожаловался, что  в песне очень  мало  о самой
Таморе и слишком много об этом бледнолицем чужаке.
     -- Потому что это его приключение, -- объяснила Тамора.
     -- Тогда пусть сам и поет! -- проворчал критик.  Предводительница стала
расспрашивать Тамору о Йаме, сказав, что прежде таких не видела.
     -- Он с низовий, бабушка.
     -- Тогда понятно. Говорят,  там живет много странных племен, но  сама я
никогда не брала в голову съездить посмотреть собственными глазами, а теперь
я слишком стара, и все  это меня уже не волнует. Поговори со  мной, мальчик.
Расскажи, как появилась на свет твоя раса.
     -- Это  тайна даже для меня самого. Я  читал о своем народе в Пуранах и
однажды видел древнюю картину, а больше ничего не знаю.
     -- Действительно, странный народ, -- отозвалась  старуха.  -- У  каждой
расы есть своя  история, свои тайны, три своих названия. Хранители создавали
каждую  расу  по своему образу  и подобию, имея  на  это  каждый раз  особые
причины, и  легенды  их объясняют.  Ты не  найдешь  настоящей истории твоего
народа в книге,  которую таскаешь с  собой. Там  все про древние тайны, а не
про наш мир. -- Она  дернула за руку одну из женщин и выхватила у нее бурдюк
с вином. -- Они не  дают мне  выпить, --  объяснила она Йаме, -- боятся, что
потеряю свое достоинство, если напьюсь.
     -- Ты не опьянеешь, сколько бы  ни выпила, бабушка,  -- сказал  один из
мужчин, -- вот мы тебя и ограничиваем, чтоб не отравилась, добиваясь этого.
     Предводительница сплюнула в огонь.
     -- Конечно,  глотнешь  этой  дряни  и отравишься.  Неужели  никто не  в
состоянии  купить  порядочной  выпивки?  В былые времена такой  мерзостью мы
только заправляли лампы.
     У  Йамы  в руках  все  еще была бутылка, где  оставалось  на два пальца
прозрачной, пахнущей абрикосами жидкости.
     -- Возьми, бабушка. -- И он подал старой предводительнице бутылку.
     Старуха осушила ее до дна и с удовольствием облизнула губы.
     -- А знаешь, как пришла в мир наша раса? Я расскажу тебе, мальчик.
     Несколько  человек вокруг костра заворчали, но предводительница на  них
прикрикнула:
     --  Вам только  на пользу еще  разок  послушать!  Вы,  молодежь, знаете
историю хуже, чем следует, а потому слушайте:
     После сотворения мира  некоторые Хранители пустили на поверхность земли
животных и вдохнули в них разум. Например, есть народ, который произошел  от
койотов, чьих предков обучили хоронить  своих мертвых. Эта странная привычка
очень  изменила  койотов,  они  выучились  сидеть,  чтобы иметь  возможность
присесть у могилы и должным образом оплакать своих мертвых.
     Но  сидение  на  холодных камнях  истерло их  пушистые  хвосты, они  их
лишились, а через  множество  поколений встали на ноги, потому что сидеть на
камнях  голыми  задницами  стало  совсем  неприятно.  Когда  это  случилось,
передние  лапы  у  них  удлинились  и  стали  человеческими   руками,  потом
укоротились  морды, мало-помалу  превращаясь в  лица людей. Это  только одна
история, а их столько же, сколько рас, появившихся из разных видов животных,
которых научили быть людьми. Но у нашего народа другое происхождение.
     Двое Хранителей заспорили, как правильно создавать людей.  У Хранителей
нет полов, как  понимаем  их  мы, и  они  не женятся, но рассказывать  будет
легче,  если  мы  будем считать  их  мужем  и женой. Один  из них, Энки, был
Хранителем, отвечающим за все  воды мира, работа его  была тяжела, ибо в  то
время в мире только  и было, что  Великая Река, которая текла из ниоткуда  в
никуда. Он пожаловался на свою тяжкую  долю жене, Нинме, она была Хранителем
земли, и та  предложила сотворить кукол-марионеток, которые будут делать  за
них всю работу. Так они и поступили, воспользовавшись  небольшим количеством
песчаной взвеси в Великой Реке. Я вижу, что ты уже знаешь эту часть истории.
     --  Мне  кто-то сегодня  немножко  об этом рассказал.  И в Пуранах  это
написано.
     -- То,  что  я говорю тебе, -- правда, ведь  это передавали друг  другу
десять  тысяч поколений, и потому слова остались живыми, а не сплющенными на
пластике  или на сухой кашице  из древесины. Слушай дальше. Когда из  речной
грязи создали  эту расу, то Хранители устроили большой  праздник, потому что
им больше не нужно было работать  над сотворением мира. Пиво лилось рекой, и
Нинма совсем потеряла голову. Она позвала Энки и спросила:
     --  Хорошо или  дурно человеческое  тело? Я могла бы изменить  его, как
захочу. А ты можешь найти дело для каждого из моих созданий?
     Энки  принял  вызов, Нинма сотворила бесплодную  женщину, евнуха и  еще
несколько уродцев.  Но Энки нашел занятие для каждого. Бесплодную женщину он
сделал наложницей, евнуха  --  чиновником, и так далее. А  потом,  продолжая
забаву, он сам бросил Нинме вызов.
     Он  займется внешностью  различных рас,  а Нинма -- их  занятиями.  Она
согласилась, и Энки  сначала сотворил человека,  который  был уже  не  очень
похож на него, так перед глазами Нинмы появился первый на  свете старик. Она
предложила  ему  хлеб, но он был настолько слаб,  что  не мог даже протянуть
руку, а когда она сунула хлеб ему в рот,  он не сумел его прожевать, у  него
не было  зубов,  и потому Нинма  не смогла найти  этому несчастному никакого
дела.  Потом  Энки  слепил еще множество  уродов и чудовищ, и Нинма так и не
сумела найти им занятия.
     Парочка погрузилась в  пьяный  сон, а  когда проснулась, то услышала со
всех  сторон  стоны и вопли -- увечные  создания Энки расползались по  миру.
Остальные Хранители призвали  Энки и Нинму и потребовали у них объяснений, и
вот,  чтобы  избежать  наказания,  Нинма и  Энки  сотворили еще  одну  расу,
последнюю, и назначили ей охотиться на  больных,  хромых, старых и сохранять
здоровье других рас, уничтожая слабых.
     Так мой народ появился на свет. Говорят,  что у нас горячий и  жестокий
нрав,  потому  что Энки и Нинма ужасно страдали от  похмелья,  когда  лепили
наших  предков,  и  это передалось  нам,  как  знак  гончара, который ставит
отпечаток пальца на каждый горшок, который сходит с его круга.
     -- Я  слышал только начало этой истории,  --  признался Йама, -- и рад,
что знаю ее теперь до конца.
     --  А  теперь  ты расскажи  историю, --  громко сказал  один из мужчин,
именно он раньше жаловался на песню Таморы. На нем были черные кожаные брюки
и кожаная куртка, усеянная медными заклепками.
     -- Успокойся, Горго, -- сказала старуха. -- Этот парень наш гость.
     Горго посмотрел на  Йаму с другой  стороны  костра, и Йама встретил его
злобный, вызывающий взгляд. Оба не желали  отводить глаза,  но тут  в костре
треснула ветка, и горящие сучья полетели прямо на колени Горго, он выругался
и стал стряхивать искры. Остальные расхохотались.
     Горго помрачнел и сказал:
     --  Мы слышали эхо его похвальбы  в песне Таморы. Мне просто интересно,
хватит ли у него смелости раскрыть рот самому. Я думаю, что он из вежливости
должен что-нибудь рассказать.
     -- Ты-то всегда знаешь, кто и что должен, -- бросил один из мужчин.
     Горго повернул