ней.
     Йама  обливался потом; даже  матрас  стал влажным.  Ах, если  бы он мог
встать,  он бы утолил жажду этой  прекрасной чистой водой  из лесного пруда.
Тельмон бы ему помог.
     Но Тельмон умер.
     Днем  в  комнату ненадолго  заглядывал  луч  света и  вскоре застенчиво
ускользал.  А  по  ночам  в глубоком оконном  проеме шарил ветер,  и свеча в
стеклянном абажуре трепетала  и начинала коптить. Лихорадка кончилась ночью.
Йама  тихонько лежал,  слушая  завывания ветра, но  голова была  ясной, и он
пролежал долгие часы, размышляя над тем, что произошло, и стараясь составить
целостную картину.
     Горящая  фейерверком башня доктора  Дисмаса. Странная клетка и пылающий
корабль. Юный лев, герой войны  Энобарбус. И такие же шрамы, как  у старика.
Призрачный корабль, бегство, снова пожар. Кажется, что огонь пронизывал все.
Он  вспомнил  доброту  рыбаря  Кафиса,  блуждания  среди  гробниц  Умолкшего
Квартала, смерть  Луда...  Он  бежал от  чего-то  ужасного, но что случилось
потом, он совсем не помнил.
     --  Тебя  сюда  принесли, --  рассказала  ему  старуха,  когда  кормила
завтраком, -- я думаю, откуда-то с реки ниже Эолиса. Дорога неблизкая.
     У нее была  гладкая,  почти прозрачная кожа. Она принадлежала к той  же
расе, что и Дирив, но была гораздо старше родителей девушки.
     Йама спросил:
     -- Как вы узнали?
     Старик улыбнулся за плечом  у женщины. На нем, как всегда, были  очки с
зеркальными линзами.
     --  Твои  брюки  и рубашка  были в свежем речном  песке. Но, думаю,  ты
бродил и по Городу Мертвых.
     Йама поинтересовался, почему он так считает.
     -- Нож, дорогой, --  объяснила женщина. Старик потянул себя за бороду и
заметил:
     -- Многие носят старинное оружие, оно намного мощнее, чем современное.
     Йама кивнул, вспомнив пистолет доктора Дисмаса.
     -- Но твой нож подернут патиной ржавчины,  а это заставляет думать, что
он  многие годы лежал в  темном сухом месте. Разумеется, можно предположить,
что  ты  носил  его,  не  потрудившись  очистить,  но,  думаю,  ты не  такой
легкомысленный человек. Я  думаю, ты  нашел его совсем  недавно  и просто не
успел почистить.  Ты  подплыл  к  берегу и  пошел  через  Город Мертвых и  в
какой-то старой гробнице нашел этот нож.
     -- Он относится  к Эпохе Мятежа,  насколько я могу  судить, -- заметила
женщина. -- Это очень опасное оружие.
     Старик с любовью произнес:
     -- Ей можно верить, она забыла больше, чем я когда-либо знал. Ты должен
научиться с ним обращаться, иначе он тебя убьет.
     -- Молчи, -- резко вмешалась женщина. -- Мы не должны ничего изменять.
     -- Вероятно, мы и не можем ничего изменить, -- отозвался старик.
     -- Тогда  я была  бы  машиной,  -- сказала женщина,  -- а  это  меня не
прельщает.
     -- Тогда бы ты по крайней мере  ни о чем не  переживала. Но все равно я
буду осторожен. В  последнее время мой  разум  становится рассеян,  моя жена
тебе не раз еще об этом напомнит.
     Они  были женаты  очень давно.  Оба  носили одинаковые льняные  рубашки
поверх шерстяных брюк, у обоих были одни и те же жесты, как  будто любовь --
это нечто вроде  игры в подражание,  в которой  смешивается  все лучшее, что
есть  у обоих  участников. Они называли друг друга Озрик и  Беатрис, но Йама
подозревал,  что  это  не  настоящие  имена.  У  обоих  в  манере  поведения
чувствовалась лукавая осторожность, как если бы они что-то скрывали, но Йаме
чудилось, что Озрику хотелось рассказать ему больше, чем полагалось. Беатрис
к мужу была строга, но Йаму окутывала  любящим  взглядом,  и пока он лежал в
лихорадке, она  целыми  часами сидела у его постели,  стирая пот полотенцем,
смоченным  нардовым  маслом, поила  его  настоями меда и трав,  баюкала, как
собственное  дитя.  Озрика  сгорбили  годы,  а  его  высокая  стройная  жена
сохранила грацию молодой танцовщицы.
     Прошло несколько дней, и вот муж и жена сидят  на  каменном выступе под
узким окном маленькой комнаты и смотрят, как Йама ест из миски вареный маис.
Сегодня впервые с тех пор,  как он пришел в сознание, он  ест  твердую пищу.
Они  рассказывают, что оба  они  сотрудники  Департамента  Кураторов  Города
Мертвых  -- управления общественных услуг,  распущенного  несколько столетий
назад.  -- Но мои  предки остались на службе, дорогой, -- объяснила Беатрис.
--  Они верили,  что  мертвые заслуживают  лучшей  участи,  чем  забвение, и
боролись  с  уничтожением Департамента. Там была целая война.  Конечно,  нас
теперь  мало.  Большинство  считает,  что  мы  давно  исчезли,  если  вообще
что-нибудь  слышали  о нашей службе, но мы  все  еще сохраняем  некоторые из
наиболее важных кварталов города.
     --  Можно сказать, что  я заслуженный  сотрудник Департамента благодаря
родственным связям, -- пошутил Озрик. -- Вот твой нож. Я его почистил. Озрик
положил  в ногах кровати длинный  изогнутый нож.  Йама  взглянул  на него  и
почувствовал,  что боится  его,  несмотря на  то что  нож  спас  ему  жизнь.
Казалось, Озрик положил у его ног живую змею. Он произнес:
     -- Я нашел его в  скальной гробнице  у реки.  --  Должно быть, он  туда
попал еще откуда-то,  -- сказал Озрик и в задумчивости дотронулся до кончика
носа. На пальце не хватало одной фаланги. Он продолжал:
     --  Я очистил белым уксусом налет от многих  веков хранения.  Ты должен
раз в десять дней или около того протирать нож тряпкой с минеральным маслом,
а  вот  точить его  не  требуется,  и в  случае чего починится он тоже  сам,
конечно, в разумных пределах.  В  нем  вмурована копия  личности предыдущего
владельца, но я убрал это привидение. Тебе следует тренироваться с ним,  как
можно чаще брать в руки, хотя бы раз в день, тогда он будет тебя знать.
     -- Озрик...
     -- Он должен знать, дорогая,  --  возразил жене  Озрик. -- От этого  не
будет вреда.  Чаще  тренируйся с ним,  Йама. Чем  больше  ты  будешь  с  ним
работать, тем лучше он будет тебя знать. И чаще оставляй  его на солнце  или
там, где  есть перепад температуры; полезно помещать кончик ножа в огонь. Он
слишком долго лежал в темноте, потому ты пострадал,  когда взял его.  Думаю,
он  принадлежал  офицеру  -- кавалеристу, умершему  много  веков  назад.  Их
изготовляли для воюющих в дождливых лесах в двух тысячах лиг вниз по реке.
     Йама тупо заметил:
     -- Но война началась только сорок лет назад.
     -- То была другая война, дорогой, -- мягко объяснила Беатрис.
     Йама вспомнил, какое сверхъестественное сияние испускал нож, когда  он,
разглядывая, поднял  его  к лицу.  Но  когда Лоб поднял нож, случилось нечто
ужасное. Разным людям нож показывал свои разные аспекты.
     Выяснилось, что Йаму  унесли от реки очень далеко, глубоко в  предгорья
Краевых  Гор.  До  сей  поры  Йама  не  представлял себе  истинных  размеров
некрополя.
     -- Мертвых больше, чем  живых, --  объяснил Озрик, -- а этот  город был
для жителей Иза местом захоронения  со времен создания  Слияния. По  крайней
мере до нашего века, века разложения.
     Из  разговора Йама заключил, что кураторов осталось  совсем мало, и все
они  --  люди старые. В этом месте прошлое было  сильнее настоящего. В былые
времена  Департамент  Кураторов  Города  Мертвых  отвечал  за  подготовку  и
похороны  умерших, которых там называли  клиентами,  а также за  поддержание
порядка  и уход  за  могилами,  надгробиями,  памятниками,  изображениями на
каменных  пластинах  и  фантомами  мертвых.  Это  было священной  и  трудной
задачей.  К  примеру, Йама  узнал, что существовало четыре способа упокоения
останков  клиентов: погребение,  включая захоронение или помещение  в склеп;
кремация  огнем или кислотой; выставление  тела  либо в гробу, поднятом  над
землей, либо посредством расчленения; а четвертый -- в воде.
     -- Последний, как  я понимаю, единственный способ, используемый  в наше
время, --  сказал Озрик.  -- Он,  конечно,  имеет право на существование, но
ведь многие умирают  вдали  от Великой Реки, а кроме  того, поселения  часто
расположены так тесно, что трупы с верховьев реки отравляют воду в низовьях.
Сам подумай,  Йама,  значительная  часть Слияния  занята горами и пустынями.
Погребение в земле встречается очень редко, ведь места недостаточно даже для
сельского хозяйства. Мириады и мириады дней наши предки строили гробницы для
своих  усопших, сжигая их на  кострах или  растворяя в бассейнах с кислотой,
либо выставляя их тела нашим  крылатым братьям. Сооружение гробницы  требует
много  усилий  и  доступно  только богатым,  потому  что  плохо  построенные
гробницы  бедноты тут  же  становятся  добычей дикого  зверя.  Древесины для
костров  не хватает  так  же,  как  и обрабатываемой земли, а растворение  в
кислоте всегда считалось небезупречным с эстетической точки зрения. В данных
обстоятельствах  значительно естественней выставлять клиента нашим  крылатым
братьям. Когда придет мой  час, я желаю, чтоб  с моим телом поступили именно
так. Беатрис мне  обещала. Конечно, конец света настанет раньше, чем я умру,
но надеюсь, птицы все еще будут летать....
     -- Ты забыл о бальзамировании, -- резко бросила  Беатрис. --  Он всегда
забывает, -- сказала она Йаме. -- Он этого не одобряет.
     --  Нет, я  не  забыл, но  ведь  это  просто вариант  захоронения.  Без
гробницы  бальзамированное  тело -- просто добыча  диких зверей или экспонат
для любопытных.
     -- Иногда тело превращают  в камень,  -- сказала Беатрис. -- Обычно его
держат для этого в меловом растворе.
     -- Кроме того, существует  мумифицирование, высушивание  вакуумным  или
химическим воздействием, а также обработка  смолами или льдом, -- перечислял
Озрик,  загибая   пальцы.  --  Но  ты   же  понимаешь,  я  говорю  о   самых
распространенных, ну и наиболее упадочных, декадентских методах, имея в виду
способ, когда тело клиента подвергалось бальзамирующему воздействию, пока он
был еще жив  и надеялся  на физическое  воскрешение в грядущих веках. Вместо
этого  грабители  вскрывали  гробницу, забирали из  нее  все ценности;  тела
пожирали  дикие  животные  или же  их  использовали  как  горючее  либо  как
удобрение  для почвы.  Тот  бравый кавалерист,  который  когда-то действовал
твоим ножом в  сражении, молодой  Йама, по  всей вероятности,  был сожжен  в
печи, чтобы  расплавить  собой  металл,  содранный  с  его гробницы.  Вполне
возможно, что один  из грабителей прихватил нож, и тот напал на него. Вот он
и выронил нож  там, где ты  нашел его через столетия. Мы  живем  во  времена
обнищания. Я помню, что  ребенком играл  среди  гробниц и  дразнил фантомов,
которые тогда еще говорили от имени тех,  кто больше не чает  воскрешения. В
глупости заключен свой урок. Только Хранители смогли победить время. Тогда я
не чувствовал, что фантомы вынуждены ублажать мою глупость; молодые жестоки,
они еще ничего не понимают.
     Беатрис выпрямилась, подняла руку и стала декламировать:

     Пусть слава, что добычею слывет
     Живых, найдет покой на нашем пьедестале.
     Пусть подвиг нынешний оковы рвет
     Забвенья вечного и смертную опалу.

     Деяние пусть времени умерит жадность
     И скрасит мерзкой смерти неприглядность.

     Йама  подумал,  что  это  текст  Пуран,  но  Беатрис объяснила, что  он
значительно старше.
     --  Нас  слишком мало, чтобы помнить обо всем, оставленном мертвыми, --
сказала она, -- но мы делаем, что можем, и мы очень долгоживущая раса.
     В  обязанности  кураторов   входило  значительно  больше,   чем  просто
подготовка клиентов;  в  последние два дня  Йама  узнал кое-что об уходе  за
гробницами, сохранении утвари, с которой похоронены клиенты,  и  все  это  в
соответствии с обычаями  данной расы. Озрик  и  Беатрис кормили его овощными
бульонами,  отваренными кореньями, молодой сочной окрой, кукурузой и зеленым
горошком, поджаренным в легком масле. С каждым днем  он  чувствовал себя все
лучше и  начал ощущать беспокойное любопытство. Он не сломал ни одной кости,
но на  ребрах  у него  были  глубокие  ссадины, а  связки мышц  спины и  рук
порваны. На теле и ногах виднелись многочисленные полузажившие раны, а после
лихорадки он настолько  ослаб, что порой ему казалось, будто  у него высохла
вся кровь.
     Самые глубокие раны Беатрис прочистила; она объяснила, что в них попала
каменная пыль и могут остаться шрамы. Как только позволили  силы, Йама начал
делать упражнения, которым его обучил сержант Роден.  Он упражнялся с ножом,
преодолев инстинктивное отвращение. Как советовал Озрик, он занимался  с ним
каждый день, а в остальное время оставлял на подоконнике, где его непременно
найдет полуденное солнце.  Вначале  ему приходилось не меньше часа отдыхать,
выполнив  один комплекс  упражнений,  но  он  в больших количествах поглощал
простую пищу кураторов и чувствовал, как силы к нему возвращаются, и наконец
он смог подняться по винтовой лестнице на вершину полого утеса.
     Он шел, часто  останавливаясь передохнуть, но все  же добрался до двери
маленькой хижины и оказался на воздухе  под высоким, нестерпимо синим небом,
после душной  комнаты, где  он пролежал  так  долго. Чистый холодный  воздух
ударил в голову, как вино.
     Хижина  помещалась  с  одной стороны  плато, венчающего вершину  утеса;
площадка  была  такой  ровной, что  казалось,  будто  кто-то  отсек  макушку
гигантским мечом. Вполне вероятно, что так и было в действительности, ибо во
времена строительства Слияния, задолго до  того, как Хранители покинули свои
десять  тысяч  рас, использовались  энергии  такой мощности,  что можно было
двигать горы и формировать пейзажи огромных  районов с такой легкостью,  как
садовник устраивает цветочную клумбу.
     Площадка на вершине  утеса размером не превышала  Большой Зал  в  замке
эдила, невысокие  каменные  ограды  делили  ее  на крохотные поля.  Тут были
делянки кабачков, тыкв, батата, кукурузы, капусты и сахарного тростника. Меж
грядок  вились  узенькие тропинки,  а  сложная ирригационная  система  труб,
емкостей  и  канавок обеспечивала  постоянный  полив  вызревающего урожая. В
дальнем конце площадки  Беатрис и Озрик  кормили  голубей,  которые,  хлопая
крыльями, кружились вокруг каменной небеленой голубятни с башенкой наверху.
     Утес  стоял на самом краю  извилистого хребта,  а  под ним разверзалась
такая глубокая пропасть,  что дно ее тонуло  в сумрачной дымке. Вдоль хребта
виднелись  другие  скалы с  плоскими  вершинами, их склоны усеивали  окна  и
балконы. На широком уступе горы, вырезанном в белом скальном массиве крутого
склона,  уходящего  в  бездонную  пропасть,  виднелась  россыпь  гробниц  --
громадных   сооружений  со  слепыми  белеными   стенами  под  остроконечными
черепичными  крышами  среди  искусственно созданных газонов  и  рощ  высоких
деревьев.  На той  стороне  пропасти  громоздились  другие хребты, ступенями
поднимаясь к небу,  а  за самым отдаленным,  над туманными  голубыми и алыми
массами, плавали пики Краевых Гор, сияя в ослепительном свете солнца.
     Йама  осторожно  прошел  по извилистой  тропке  к миниатюрной, поросшей
травой  лужайке, где Озрик  и  Беатрис  рассыпали  зерно.  Встревоженные его
приближением голуби белым вихрем взмыли в воздух.
     Озрик поднял в приветствии руку и сказал:
     --  Это  долина  владык  первых  дней. Некоторые  утверждают,  что  тут
погребены Хранители, но если это и так, то точное место скрыто от нас.
     -- Содержать эти гробницы в порядке -- громадный труд. Зеркальные линзы
очков Озрика сверкнули сполохом света.
     -- Они сами себя поддерживают, -- сказал старик, -- там есть механизмы,
не  позволяющие людям подходить слишком  близко. Когда-то нашей обязанностью
было  не пускать туда посторонних для их же  собственного  блага, но  сейчас
здесь бывают лишь те, кто знает это место.
     -- Знают очень немногие, -- добавила Беатрис, -- а приходят еще меньше.
Она протянула  длинную  худую руку. Ей на  ладонь  тут же  сел  голубь,  она
поднесла его к груди и стала гладить по голове длинными костлявыми пальцами.
     Йама заметил:
     -- Меня перенесли на такое большое расстояние!
     Озрик кивнул. Его тощая борода развевалась на ветру.
     -- Департамент Кураторов Города Мертвых в былые времена владел городом,
который простирался от этих гор до самой  реки, а это день пути для всадника
при очень быстрой езде. Кто  бы  ни доставил тебя сюда,  у него должны  были
быть серьезные причины.
     Внезапно Беатрис  взмахнула рукой. Голубь взмыл вверх  и закружился над
лоскутным одеялом крохотных  полей. Она  с минуту  наблюдала за  ним,  потом
сказала:
     -- Думаю, пора показать Йаме, почему он тут оказался.
     -- Начать с того, что я бы хотел узнать, кто именно привез меня сюда.
     --  Пока  ты  не  знаешь, кто тебя  спас,  --  вмешался  Озрик,  --  не
существует и обязательств.
     Йама  кивнул,  вспомнив, что,  когда он спас Кафиса, рыбарь заявил, что
теперь его жизнь навсегда под охраной Йамы. Он высказал предположение:
     -- Может быть, я по крайней мере мог бы узнать обстоятельства.
     -- Кто-то взял одну из наших коз, -- стала рассказывать Беатрис. -- Это
случилось на лугу далеко внизу. Мы пошли ее искать, а нашли тебя. Пойдем, ты
сам посмотришь, почему тебя принесли сюда. Ты так высоко взобрался, а теперь
придется спускаться. Думаю, у тебя должно хватить сил.
     Спускаться по бесконечной спирали лестницы было легче, чем подниматься,
но Йама видел, что если бы не он, Озрик и Беатрис давно уже сбежали бы вниз,
хотя он их  намного  моложе.  Лестница  заканчивалась балконом, опоясывающим
утес на полпути от подножия к плоской вершине. Несколько арок с балкона вели
внутрь, и Озрик тотчас исчез за одной из них. Йама хотел было пойти  за ним,
но Беатрис взяла его за руку и повела к каменной скамье у низкого ограждения
балкона.  Солнце нагрело  древний  камень. Йама с благодарностью  ощутил это
тепло.
     --  Когда-то нас было сто  тысяч,  -- начала  Бетрис,  --  но теперь во
много-много  раз меньше.  Эта часть -- самая древняя  из того,  что  лежит в
пределах сферы наших  трудов, и она рухнет  последней.  В конце  концов она,
конечно, рухнет.
     Йама сказал:
     --  Ты  говоришь, как те, кто утверждает,  что война  в срединной точке
мира может оказаться началом конца всего сущего.
     Сержант  Роден  изучал  с  Йамой  и  Тельмоном  историю  самых  крупных
сражений,  рисуя  на  красном  глиняном  полу  гимнастического   зала  планы
расположения армий, пути их длинных марш-бросков.
     Беатрис сказала:
     -- Когда  идет война,  все верят, что  она  кончится победой и  положит
конец  любым конфликтам, но  в цепи событий  невозможно  определить, которое
будет последним.
     Йама удивленно произнес:
     --   Еретики  потерпят  поражение,  ведь  они  восстали   против  слова
Хранителей. Древние реставрировали для их множество старинных технологий, их
последователи теперь  используют это все  против  нас,  но ведь  Древние  --
создания меньшего масштаба,  чем  Хранители, потому что  они  --  отдаленные
предки Хранителей. Как может меньшая идея одолеть более великую?
     -- Я забыла,  что ты молод, --  улыбнулась Беатрис.  -- У тебя в сердце
есть еще  надежда. Но и у  Озрика есть надежда, а ведь он -- человек мудрый.
Он верит  не в то, что мир не придет к концу, это неизбежно, а  в  то, что к
концу хорошему. Воды Великой Реки скудеют день  ото  дня, и в  конце  концов
все, что хранит мой народ, исчезнет.
     --  Надо учесть, что вы  и ваш муж живете  для  прошлого, а я  --  ради
будущего.
     Беатрис опять улыбнулась:
     -- Да, но хотелось бы знать,  какого будущего? Озрик полагает,  что оно
может быть не  единственным. Что  касается нас, то  наш  долг  --  сохранить
прошлое, чтобы научить будущее. В  этом месте прошлое имеет наибольшую силу.
Здесь есть  чудесные средства, способные прекратить  войну в  мгновение ока,
если ими владеет одна из сторон, или же уничтожить Слияние, если обе стороны
возьмут  их  на  вооружен