ребенка, которого положили в  склеп
вместе с ней.
   Ребенок кричал - он видел Смерть.
   Шелл все вспомнил. В глазах его  потемнело.  Воспоминания  наполнили  его
душу ужасом. Полуослепший, выбежал он из дома  и  ринулся  в  ночь,  пытаясь
затеряться в бесконечности. Он забыл обо всем, кроме Смерти. Шелл летел мимо
деревни, вверх по склону холма, словно зверь, спасающийся от огня.

Глава 7

   Среди оливковых деревьев блестела темная поверхность  пруда,  на  которой
колыхались осыпавшиеся бело-зеленые цветы. Зайрема,  как  и  многих  других,
рожденных в пустыне, привлекал блеск воды, поэтому он подошел к пруду и  сел
на берегу. Глядя на плавающие цветы,  юноша  вспоминал  старые  развалины  и
святых людей, вспоминал заводь, возле которой сидел, борясь с  самим  собой,
стараясь забыть или, наоборот, вспомнить, пытаясь освободиться от оков  Тьмы
и Света. Еще он думал о женщине, о Владыке Ночи, который перестал  быть  для
него реальностью, превратившись в символ Тьмы, спрятавшейся внутри него.
   Внезапно на противоположном берегу под деревьями мелькнула чья-то фигура.
Чуть позже она  бесшумно  появилась  совсем  рядом  -  и  это  было  вдвойне
поразительно, потому что Зайрем знал, кто это, хотя  и  не  находил  в  этом
человеке ни одной знакомой черты. Шелл остановился рядом  с  другом,  широко
раскрыв глаза и глядя на него невидящим взглядом. Зайрем  поднялся,  накидка
соскользнула с его плеч.
   - Что случилось?; - спросил  он.  Его  захлестнула  волна  той  тревожной
беспомощности, какую он испытал, общаясь с больными в деревнях. Шелл  всегда
был близок ему, но теперь стал еще ближе. - Что случилось, брат мой? - нежно
повторил Зайрем.
   - Смерть, - ответил Шелл. И это  слово,  произнесенное  вслух,  вдребезги
разбило что-то внутри него. Он закрыл лицо руками и зарыдал.
   Это совсем не было похоже на Шелла. Хоть его аура и  менялась  постоянно,
но всегда олицетворяла нечеловеческую сосредоточенность в себе,  и  казалось
невероятным, что он может рыдать, впадать в отчаяние.., что эта  аура  может
измениться.
   Зайрем обошел вокруг пруда.
   - В конце концов, может, это дело рук демонов, бродящих в ночи,  -  решил
он.
   Шелл поднял голову. Он плакал, как плачут эшвы, - всем  своим  существом.
Инстинктивно он чувствовал, что движется к свершению чего-то важного. И  он,
не вытирал слез, молчал.
   - Ты сказал - Смерть, - вновь заговорил Зайрем. - Чья смерть?
   - Везде Смерть, - прошептал Шелл. Он подошел к другу и положил голову ему
на плечо, уткнувшись в темные вьющиеся волосы, напоминавшие Шеллу  -  как  и
людям пустыни - волосы демона. Наконец присутствие Зайрема успокоило  Шелла.
Воспитанник эшв боялся отпустить друга, чувствуя,  что  Смерть  удаляется  в
водовороте белых крыльев. Потом Шелл обвил руками  Зайрема.  Соприкосновение
их тел, таких похожих между собой, не вызывало ощущения близости.
   Зайрем не обнял  друга.  Они  редко  касались  друг  друга.  Обычно  Шелл
использовал  ласки,  свойственные  эшвам,  -  прикосновения   взглядом   или
дыханием. Для Зайрема же  ощущение  прикосновения  плоти  к  плоти  означало
только угрозу, и ничего больше. Только тел  больных  касался  он  с  большей
готовностью - они не соблазняли, так как не были способны  на  это.  С  ними
Зайрем чувствовал себя в безопасности... И тут Зайрем  подумал  о  блуднице.
Тело Шелла показалось ему телом женщины, и стрелы то ли холода, то  ли  жара
пронзили все его существо.
   - Хватит, - сказал он, отодвинувшись от Шелла. -  Что  я,  дерево,  чтобы
вешаться на меня? Ты мне скажешь, кто так напугал тебя?
   Шелл заморгал. Взор его стал осмысленным, и даже более того.
   - Я скажу тебе.., позже, - ответил он и, повернувшись, медленно отошел от
Зайрема. - Жди меня, - донесся его голос, и Шелл растворился в ночных тенях.
Зайрем остался ждать, готовый пробыть на этом месте целую вечность.
   Шелл бежал по лесу. Он подпрыгивал и спотыкался. Смерть и страх отступили
на второй план.
   Теперь душу Шелла наполнило упоительное безумие жизни и знания. Он  знал,
что достиг  наивысшей  точки  магии  и  готов  совершить  чудо.  Теперь  ему
оставалось только сломя голову мчаться вперед. И он  несся  среди  оливковых
деревьев, не разбирая дороги, а воспоминания об эшвах просыпались в нем.
   Но вот Шелл прильнул к дереву. Весна  была  в  этом  дереве  и  в  сердце
прижавшегося к нему существа. Кора намокла от слез, ибо все это  время  боль
терзала сердце Шелла - боль перемен, но вместе с тем предвкушение неведомого
ранее наслаждения. Наконец призрачная фигура выскользнула из-за дерева.
   Луна уже закатилась, только звезды еще мерцали в розовеющем небе.
   Волосы цвета абрикоса, кошачьи глаза Шелла - они  остались  прежними.  Но
многое изменилось: исчезла юношеская бородка, превратившись в золотой пушок,
лицо стало гладким и нежным. Прозрачные руки скользнули по серебристой коже.
Изменилось все тело - оно больше не было мужским. Живот Шелла стал плоским и
втянутым, точеная талия  плавно  устремилась  вверх,  расцветая  прелестными
бутонами небольших высоких грудей. Тело девушки и лицо красавицы.
   Девушка  наклонилась  и  подняла  желтое  монашеское   одеяние,   которое
сбросила, еще будучи мужчиной, а потом завернулась в него, словно белый язык
пламени в отсветы костра.
   Наступила весна, и Симму все вспомнила.

***

   Медленно тянулись часы. Зайрем задремал на  берегу  пруда.  Подул  легкий
ветерок, осыпая юношу светло-зелеными цветами. Сын пустыни привык  спать  на
открытом воздухе. Среди шатров кочевников  или  гуляя  с  Шеллом  ему  редко
приходилось спать иначе. И конечно, он давно уже  привык  к  легкой  походке
Шелла, ведь его друг  уходил  и  возвращался  ночью,  словно  хищный  зверь.
Поэтому Зайрем и не проснулся, когда пришла Симму.
   Зайрема разбудило прикосновение прохладных губ.
   Мгновенно остатки сна слетели с него. Юноша приподнялся на локте и замер.
Обнаженная девушка лежала рядом, опираясь на локоть, и смотрела  на  него  -
девушка, сотканная из шелка, летних трав и гладкой слоновой кости. Но  глаза
ее и волосы принадлежали другому. Зайрем испугался. Он был очень возбужден -
красавица зажгла в нем страсть еще до того,  как  он  проснулся.  Его  плоть
жаждала незнакомки, но разум ее отвергал.  Девушка  легко  и  почти  невинно
дотронулась до груди Зайрема, но от этого прикосновения он вздрогнул, словно
его пронзила молния.
   - Я - мечта, - сказала девушка нежным и чистым голосом, - твоя мечта. Кем
же я еще могу быть? Видишь, я и юноша по имени Шелл, и девушка. Я  пришла  к
тебе, как обычно делают женщины, но я не женщина. Так  возьми,  Зайрем,  то,
что твое по праву. Люди не  могут  распоряжаться  своими  мечтами.  Если  ты
сделаешь это, даже боги не смогут обвинить тебя - ни один человек  не  может
согрешить с мечтой, в этом нет зла.
   Сказав так, Симму легла на спину, прикрыв глаза, и не  произнесла  больше
ни слова, больше ни разу не коснулась тела Зайрема.
   Но юноша не мог отвести взгляда от ее тела. Его мучила жажда - и вот вода
готова была хлынуть в его ладони. Зеленый цветок пролетел над ними,  несомый
ветром, и опустился на грудь Симму. Юноша протянул руку, чтобы  убрать  его,
но неожиданно рука его легла на девичью грудь, придавив цветок Зайрем  видел
перед собой Шелла в облике девушки,  его  рука  чувствовала  биение  сердца,
нашептывающего имя друга, зовущего его. Теперь  Зайрем  знал,  что  это  его
мечта. И, забыв все советы и  предостережения,  он  припал  губами  к  губам
Симму. Тогда, обвив руками его шею, девушка увлекла его на ложе из трав...

Глава 8

   В отчаянии и страхе, Беяш, пошатываясь, вернулся по тропинке  к  деревне.
Но, оказавшись на окраине ее, он остановился, решив все хорошенько обдумать,
Часовня более не могла служить убежищем Беяшу,  совокупившемуся  с  нечистой
женщиной, а потом убившему ее. И  что  хуже  всего  -  всему  этому  нашелся
свидетель.
   Однако, рассудил монах, был всего лишь один свидетель - ненадежный  и  не
внушающий доверия Шелл.
   Так  легко  оказалось  убить  женщину!  У  него  это   получилось   почти
естественно. Он ударил блудницу, желая свершить правосудие и положить  конец
ее слабым угрозам. Беяш никогда раньше не думал,  что  способен  так  быстро
принять решение и без колебаний осуществить безжалостный поступок. Теперь он
раздумывал, как бы ему убить Шелла. В конце концов, Зайрема ведь не  было  с
ним, и, вероятно, его вообще не было поблизости. А Шелл сейчас  один  бродит
где-то в ночи. Да, это выход, и без  сомнения  боги  подсказали  его  Беяшу.
Найти и убить Шелла - этого  хрупкого  слабого  мальчишку,  эту  надоедливую
язву. А потом спрятать  труп.  Завтра,  когда  узнают,  что  Шелл  исчез,  а
блудница мертва, все поймут, что Шелл согрешил с этой сукой, а потом убил ее
и сбежал.
   Беяш вернулся к дому блудницы, тщетно пытаясь отыскать хоть  какой-нибудь
след Шелла. Вдруг на влажной земле позади колодца он наткнулся на  отпечаток
босой ноги. Шелл не мог вернуться в деревню, иначе ему  пришлось  бы  пройти
мимо Беяша. Значит, он бежал к холмам, в оливковые заросли.  Беяш  пошел  по
следу, стараясь ступать как можно тише.
   Мерцающее отражение звезд на поверхности пруда привлекло его внимание. Он
увидел больше, чем просто пруд. Он смотрел  издалека,  и  расстояние  многое
скрывало от него. Сменить же укрытие было невозможно. Беяш припал  к  земле,
понимая, что шпионит за Зайремом и Шеллом. Он предполагал, что  Шелл  теперь
один, но сейчас молодой монах уже не казался убийце  такой  легкой  добычей,
хотя по-прежнему казался очень уязвим. Всего несколько  секунд  понадобилось
Беяшу, чтобы придумать новый план, который понравился ему даже больше, -  он
казался более коварным.
   Беяш поспешил назад, в спящую  деревню,  к  повозке,  где  храпел  болван
писарь, согрешивший со своей сестрой.

***

   Зайрем проснулся с чувством утешения и облегчения. Бледное солнце  нового
дня зеленоватым золотым цветом сверкало сквозь  листву  оливковых  деревьев.
Мир благоухал. Очнувшись, юноша вспомнил сон. Он сел, выпрямившись, с широко
раскрытыми глазами. Его вдруг переполнило отвращение. Но ведь это был просто
сон - многие невероятные детали его, казавшиеся  такими  реальными,  убедили
Зайрема в этом. Рядом никого не было. Утро казалось прекрасным  -  свежее  и
чистое. Юноша подумал, что если этой ночью он и нарушил бы свои  клятвы,  то
теперь узрел бы знак своего позора - в  безмолвном  пейзаже  или  в  затхлом
воздухе.
   Немного успокоившись, Зайрем направился к часовне.  Он  так  и  не  нашел
Шелла и надеялся, что не встретит его: ведь Шелл был главным персонажем  его
сна, и Зайрем не знал, сможет ли он теперь честно посмотреть другу в  глаза.
Стыд, который отшельники насадили в нем, дал всходы и расцвел буйным цветом.
   Молодой монах подошел к деревне и понял, что не ушел от своего позора.
   На улице, у ворот часовни, толпились молодые монахи и слуги, приехавшие с
ними. Их окружили жители деревни.  На  их  лицах  любопытство  смешалось  со
страхом и нетерпением,  словно  они  ждали  чего-то  необыкновенного.  Перед
толпой,  на  тропинке,  стоял  писарь,  у  которого  хранился  список   всех
подношений, дарованных  храму.  Писарь  заламывал  руки  и  тряс  в  воздухе
кулаками. В глазах его было отчаяние. Беяш, стоя неподалеку, разговаривал  с
братьями, но, увидев приближающегося Зайрема, замолчал. Лицо  Беяша,  как  и
лица сельчан, выражало нетерпение и испуг.
   Первым заговорил рыжеволосый монах. Он был  на  год  старше  остальных  и
поэтому считал, что несет ответственность за всех  остальных  ему  охотно  и
льстиво вторил Беяш.
   - Зайрем, - окликнул юношу рыжеволосый, - здесь творится что-то странное.
Из повозки с дарами украли одну вещицу.
   Зайрем остановился. Он застыл посреди улицы, с недоумением уставившись на
своих товарищей.
   - Всем хорошо известно, - продолжал старший брат, - что даже разбойники в
этих набожных землях почитают богов и  не  смеют  красть  у  храма.  Как  ты
думаешь, кто мог совершить это богохульство?
   Зайрем не проронил ни слова. Теперь он вдруг почувствовал камень на своей
шее, веревки, связывающие его руки, и запах львов ударил ему в ноздри.
   - Он не ответит, - сказал Беяш.
   - Тогда пусть говорит писарь, - провозгласил рыжий брат.
   Писарь уронил голову на грудь.
   - Не трясись, - подбодрил его Беяш. - Твой долг быть искренним и  духовно
преданным своей семье, отцу  и  благочестивой  сестре.  Скажи  им  все,  что
знаешь.
   - Я... - начал писарь. Потом он с мольбой оглядел окружающих, стараясь не
замечать Зайрема, закрыл глаза и выпалил:
   - Я проснулся и наблюдал за  входом  в  повозку,  на  которую  складывали
подношения. Человек схватки серебряную чашу - одно из подношений, и  убежал.
Я решил проследить за ним - но боялся выдать себя и поэтому не догнал.  Этот
человек - без  сомнения,  один  из  наших  братьев  -  вышел  из  деревни  и
направился на запад, по тропинке к старому колодцу. Там есть дом. Я  слышал,
в нем живет распутная женщина. Около дома его встретил  другой  мужчина  Эти
двое обнимались и целовали друг друга в губы  Целовались  они  долго.  Вдруг
свет из окна упал на них, и я увидел, что у  одного  волосы  желтые,  как  у
лисы, а у другого темные. Потом черноволосый постучал  в  окно  и  распутная
женщина, открыв дверь, впустила их.
   - Успокойся, - пробормотал Беяш, похлопав писца по  плечу.  -  Я  доскажу
остальное. Этот бедняга прибежал ко мне и рассказал все, что видел. И хотя я
знаю этого человека как добродетельного и набожного, я усомнился в том,  что
услышал, - скажите, разве я не прав? В панике, не разбудив никого -  слишком
велико оказалось мое смятение, - я попросил писаря  проводить  меня  к  дому
грешницы. Приблизившись, мы оба - писарь и я - увидели двух юношей,  которые
вышли из дома и, смеясь, направились к холму  среди  оливковых  зарослей.  К
своему ужасу и горю, я узнал обоих. Мы пошли за ними -  писарь  и  я.  И  мы
увидели - сжальтесь над нами,  могущественные  боги!  -  что  эти  двое,  не
насытившись женщиной, возлегли друг с другом и свершили мерзостный акт.
   Сухой шелест прокатился среди односельчан.
   - Ты уверен в этом? - сурово осведомился рыжий монах, находчивый,  словно
какой-нибудь балаганщик.
   - Увы, - горестно вздохнул Беяш, пряча глаза.  -  Они  оба  вздымались  и
опадали, словно волна, набегающая на берег, пока не замерли в экстазе  и  не
упали без движения.
   - Их имена? - вскричал рыжий.
   - Зайрем и Шелл.
   Внимательные монахи и жители деревни заметили, что Зайрем, с безразличием
внимавший рассказу убийцы, вдруг побелел, как кость.
   - Что ты скажешь на это? - закричал рыжий монах.
   - Ничего, - ответил Зайрем. Но его  едва  различимые  юношеские  морщинки
вдруг стали глубже, лицо словно раскололось на куски.
   - Где твой приятель Шелл?
   Но Зайрем сказал все, что хотел, и замолчал.
   - Наверное, нам надо послать за блудницей  и  спросить  у  нее,  что  она
знает.
   Сразу же группа сельчан сорвалась с места. Добравшись до дома распутницы,
они стали колотить в дверь дома и, не  получив  ответа,  вошли  без  спроса.
Женщина была мертва. Несмотря на грубое отношение к ней, многие считали, что
она весьма привлекательна и даже полезна. Ее  смерть  совсем  не  обрадовала
сельчан. Они ничего плохого не видели в том, чтобы накопить денег,  а  потом
потратить  их  на  хорошенькую  блудницу  -  ведь  та  не   разрешала   даже
прикоснуться к ее груди, пока ей  не  принесут  три  куска  серебра.  А  эти
монахи, давшие обет безбрачия, украли  подношения  богам,  да  еще  и  убили
женщину. В сердцах мужчин вспыхнули гнев и ревность. Они поверили в то,  что
убийство совершили Зайрем и Шелл.
   А Зайрем молчал. Ни Шелл, ни серебряная чаща с  алмазами  не  объявились.
Теперь ни монахи, ни селяне не сомневались истинности рассказанного. И  даже
те, чьих детей вылечил молодой целитель,  подходили  и  плевали  в  него.  И
старуха сказала, что боль в спине снова вернулась, и прокляла Зайрема.

***

   А где же был Шелл?
   Симму, девушка, в  эту  ночь  ставшая  женщиной,  проснулась  за  час  до
рассвета. Она приподнялась и, любуясь по-детски  невинным  прекрасным  лицом
своего возлюбленного, нежно коснулась кончиком  языка  его  век,  длинных  и
темных, словно нарисованных, ресниц, скрывавшихся в  тени.  Чем  больше  она
смотрела, тем больше ее переполняли радость и восторг, теперь ей  уже  никто
не был нужен, чтобы разделить ее чувства. Она ушла в гущу деревьев, чтобы  в
одиночестве упиваться своей радостью.
   У Симму не осталось никаких  мыслей  -  ни  магических,  ни  женских,  ни
воспитанных  в  детстве  демонами  -  ни   единой   логической   мысли   или
представления об окружающем мире. Прежде Симму была юношей, молодым монахом.
Но это осталось в прошлом. Она освободилась от  этого.  Позже,  когда  Симму
полностью осознает случившееся, она вернется к Зайрему, и он пойдет  с  ней,
или она с ним, - туда, куда приятно идти вдвоем. Инстинктивно, вспомнив свое
прошлое, вспомнив,  что  воспитывали  ее  эшвы  -  вечные  скитальцы,  Симму
представила свою жизнь чередой бесконечных странствий...
   За оливковыми деревьями тропинка сбегала вниз по склону к  темному  лесу,
где росли более высокие деревья, где в траве мерцали  бледные  цветы.  Такие
места любили эшвы. Симму  встретила  восход  солнца,  лежа  в  черно-зеленой
листве на ветке дерева. Она взобралась туда с грациозностью  кошки.  Рассвет
напомнил ей детство, когда она  вот  так  же  лежала,  спрятанная  высоко  в
ветвях. Откинувшись на спину, она думала только  о  Зайреме.  Симму  еще  не
готова была вернуться к нему и предпочитала дразнить себя  его  отсутствием.
Так, замечтавшись, она и не заметила, как чары сна эшв, сберегавшие ребенка,
овладели ею. Она не хотела спать, но тем не менее уснула.  В  то  время  как
Зайрем проснулся и, пытаясь избавиться от дурных предчувствий, направился  к
деревне, прямо в западню, Симму лежала в  ветвях  дерева,  нежась  в  грезах
любви.
   Ее пробудили невнятные крики.
   Симму отреагировала на окружающий шум,  как  это  сделал  бы  зверь.  Она
замерла, безмолвная и неподвижная, став частью дерева, но  той  его  частью,
что наблюдает и слушает.
   Несколько нечесаных мужчин из деревни, ругаясь,  протопали  под  деревом.
Двое из них остановились прямо под ветвью, на которой лежала Симму.
   - Думаю, все бесполезно, - сказал  один.  -  Этот  негодяй  уже  скрылся.
Говорят, он очень странный. Не удивлюсь, если теперь на нас  падет  небесная
кара - голод или чума.
   - Попридержи-ка язык, - отозвался другой. - Хватит нам уже неприятностей.
В любом случае темноволосый убийца в надежных руках. Он уже на пути к  храму
- говорят, он очень кроток. Но позабавиться с блудницей, а потом убить ее...
Ее убили, чтобы она молчала. Пусть она и  была  грешницей,  зато  дело  свое
знала отлично. В какой еще деревне была такая продажная  девка?  Богатей  за
семь миль ехали, чтобы повеселиться с  ней.  А  что  теперь?  Двое  безумных
монахов свернули ей шею, желтоволосый смылся, а  на  другого,  черного,  как
демон, храм наложит епитимью - три дня в неделю он будет есть только пресный
хлеб или что-нибудь в этом роде.
   - Нет, нет, - прервал его первый с мрачным удовольствием. - За то, что он
совокупился со своим братом, его накажут плетьми. И еще я слышал,  как  один
из служителей храма сказал, что за убийство негодяя засекут до смерти.
   - Дали бы мне эту плеть, -  прогудел  второй.  И,  воспрянув  духом,  они
отправились дальше в лес в поисках Шелла.
   Неописуемая волна растерянности и злости захлестнула Симму. Целую  минуту
она не могла прийти в себя, будто не жила среди демонов и ничему  у  них  не
научилась. Все же ей удалось  быстро  взять  себя  в  руки,  заполнив  разум
паутиной образов. Почти сразу же хаос сменился желанием  действовать,  глаза
замерцали зеленым холодом, от которог