да с зеленым песком. И даже если когда-то ты вспомнишь об этом, не
говори ничего, ничего...
   И ей удалось заставить мальчика забыть обо всем. У него  оставались  лишь
смутные воспоминания об испепеляющем огне и мучительных страданиях -  ночные
кошмары его детства. А потом Зайрем отбросил их, как змея отбрасывает старую
кожу. Но все же он помнил, что огонь оставил  на  нем  свой  знак,  дал  ему
больше, чем его красота, - нечто такое, о чем ему не положено знать. Ребенок
чувствовал, что он не такой, как остальные, но никогда не задавался вопросом
- почему, полагая, что ответа не существует. Зайрем жил в  стране,  где  все
были чужими для него. Он встречал тех,  кто  называл  себя  его  братьями  и
родственниками, но не видел ни одного, кто бы был похож на него или  говорил
на языке его души. Поэтому в  сердце  его  не  пробрались  ни  подлость,  ни
зависть. Он не ждал ничего от чужой страны.
   Среди сыновей короля росла зависть и неприязнь к Зайрему. Как-то раз сын,
тот, которого король наказал  (ему  теперь  было  пятнадцать),  собрался  на
охоту.
   - Пусть и этот юнец идет с нами, - сказал он, потрепав Зайрема по голове.
- Мы позаботимся о нем. Он слишком много крутится возле женщин и никогда еще
не видел львов.
   Мальчики отправились охотиться на львов - три королевских сына,  трое  их
друзей и Зайрем.
   На вершинах,  каменистых  холмов  в  лучах  полуденного  солнца  отдыхали
золотоглавые львы с телами цвета  пыли.  Их  было  четверо  -  три  самки  и
огромный самец с черной, словно опаленной дневной жарой, гривой.
   Этим львам уже был знаком запах человека, и, когда  ветер  донес  его  до
них, они поднялись с камней. Изогнутые ноздри их широко  раздувались,  глаза
сузились, а хвосты хлестали по бокам. Охотники приблизились к  ложбине,  где
над небольшой заводью склонилась смоковница. Они  знали,  что  львы,  где-то
неподалеку: это было место их обычной охоты.
   - Вы с собаками пойдете туда, - сказал трем своим приятелям, указывая  на
север, наказанный сын короля. Потом три сына короля задумались.
   - Жаль, что у нас нет годовалого козленка. Его крики привлекли бы  львов,
- сказал старший мальчик. Брови охотников сомкнулись на  переносице,  и  они
обругали себя за забывчивость. Но потом, похоже, в их головы закралась  злая
мысль.
   - А что, если мы возьмем юного Зайрема и оставим его,  как  приманку  для
львов? Он сочный и нежный, словно годовалый козленок, наш дорогой  Зайрем...
Ведь ты не будешь возражать, братец? А мы будем рядом с копьями наготове.
   Мальчик лишь пристально взглянул на братьев, но те  засмеялись  и  отвели
его на каменистую тропу.
   - Ты ведь не станешь возражать, если мы  привяжем  тебя  к  этому  камню,
милый Зайрем? - спросили они и, схватив  мальчика,  быстро  связали  его,  а
затем удалились на безопасное расстояние посмотреть, что будет.
   Вскоре  четыре  бледно-золотистые  тени  соскользнули   с   холма.   Львы
приближались, нахлестывая себя по бокам хвостами и злобно сверкая маленькими
раскаленными глазками.
   Зайрем наблюдал за львами. Он не боялся их, хотя один  только  вид  львов
вселял в людей ужас, и все, что мальчик слышал о них, отнюдь не улучшило  их
дурной славы.
   Огромный самец прыгнул первым. Он изогнулся словно натянутая тетива  лука
или выпущенная стрела, и  страшные  когти  вцепились  в  мальчика.  Раздался
странный звук, словно кто-то разорвал огромный лист бумаги.
   Но вот лев оглушительно зарычал  и  отпрыгнул  в  сторону.  Его  движения
неожиданно утратили стремительность и упругость, зверь застыл  в  изумлении,
словно мраморное изваяние. Больше он не пытался нападать. Но львицы  сделали
несколько стремительных прыжков... В конце концов и они  тоже  отступили  от
Зайрема, кроме одной, обнюхивавшей и облизывавшей мальчика.  Огромная  кошка
жадно лизала Зайрема, желая сожрать его, ощущая  вкус  того,  что  не  могла
съесть.
   Издалека невозможно было понять, что происходит,  и  потрясенным  братьям
показалось, что львица  отдает  дань  почтения  Зайрему.  Они  задрожали  от
страха. Львы не только не убили мальчика, хоть и должны  были  это  сделать;
они поклонялись ему!
   Три  брата  спрятались  среди  камней,  подавленные  и  испуганные.   Они
смотрели, как львы, закончив свой ритуал, поднялись по склону  холма.  Когда
звери скрылись из глаз, братья бросились к Зайрему, схватили его и  швырнули
на лошадь, которая в ужасе захрипела. Глаза несчастного  животного  налились
кровью - ведь мальчик пропитался запахом львов. Братья поскакали  обратно  в
стан, к шатру своего отца.
   День угасал, и  в  лучах  умирающего  солнца  лагерь  кочевников  казался
залитым кровью. В красном свете заката братья рыскали по  лагерю  в  поисках
короля, а найдя его, швырнули мальчика к его ногам.
   - В горах Зайрем покинул нас, а когда мы последовали за ним, то  увидели,
что четыре льва облизывают его и ластятся к нему, - закричали они. -  А  все
потому, что демоны водят с ним дружбу. Несомненно, ему покровительствует сам
Владыка Ночи. Так всегда говорили наши мудрые старики.
   Суеверный  страх  короля  заставил  его  поверить  злым  словам.   Однако
правитель чувствовал, что не должен доверять завистливому мальчишке.
   - А что ты скажешь на это? - воскликнул король, обращаясь  к  Зайрему.  -
Почему львы не причинили тебе вреда?
   - Я и сам не знаю почему, - ответил мальчик. Слова  эти  король  расценил
как дерзкое высокомерие. Он поднял руку и хотел ударить сына  по  лицу.  Но,
ударив, почувствовал, что руку его обожгло, словно  огнем.  Этого  оказалось
достаточно.
   Король пришел в ярость. Он созвал на совет военачальников,  советников  и
старцев, чей почтенный возраст давал им право присутствовать на  совете  Все
они расположились вокруг королевского шатра, а сам король сел  в  кресло  из
черного дерева, стоящее на красно-желтом ковре, и они стали  обсуждать,  что
делать с Зайремом. Три королевских сына вышли и поведали историю со  львами,
заставив  своих  приятелей  подтвердить  их  слова,  будто  они  тоже   были
свидетелями, хотя на самом деле  они  ничего  не  видели.  И  тогда  старики
счистили ржавчину с ножей своей потаенной злобы и снова заговорили о  темных
волосах, несчастьях и князе демонов...
   Мать Зайрема на совет не позвали. Она была лишь женщиной,  о  ней  просто
забыли. Они не дали слова и Зайрему, оставив его стоять на краю ковра.  Один
из присутствующих швырнул в  мальчика  ком  земли,  но  тот  упал  далеко  в
стороне, даже не задев несчастного. Другой бросил камень и тоже не попал.  В
конце концов сам король, рассвирепев, поднял копье и метнул его в  сына,  но
копье разлетелось на сотни кусков, не причинив мальчику вреда. Все вздохнули
с облегчением и удовлетворением Один Зайрем смотрел на обломки копья, и ужас
застыл в его глазах.

Глава 3

   В самом сердце пустыни в оазисе жили  святые  люди.  Их  жилищем  служили
развалины крепости.  Под  одной  с  ними  крышей  обитали  ястребы,  совы  и
ящерицы...
   Король посадил Зайрема на спину вороной лошади и крепко  привязал  его  к
седлу. По обе  стороны  седла  он  развесил  колокольчики  и  амулеты,  дабы
оградить себя от злого духа, который вселился в мальчика. В сумерках  король
и его свита отправились к развалинам, гоня черную лошадь перед собой.
   Привязанный к лошади, Зайрем впал в мрачное отчаяние. Он не произносил ни
слова. Теперь его окружали не просто чужаки и враги, теперь он сам себе стал
врагом. Все считали его демоном, и, должно быть, так оно  и  было.  Мальчика
испугало не то, что в него бросали копье, а то, что оно не могло ранить его.
Зайрем так и не вспомнил огненный колодец.  В  пять  лет  весь  мир  кажется
чудесным и таинственным, боль забылась, а огонь  стал  для  него  еще  одним
чудом.
   Сейчас, в окружении подданных своего отца, видя холодную ненависть  в  их
глазах, Зайрем испытывал к ним симпатию. В какой-то миг он  представил  себя
на их месте, словно невзначай взглянув в зеркало, и неожиданно увидел себя в
облике зверя.
   Процессия добралась до развалин, когда  яркий  лунный  свет  разлился  по
небу. На вершинах башен в белых лохмотьях перьев  сидели  совы,  у  подножия
башен застыли отшельники, в грязных бурых лохмотьях.  Гордыня  -  это  грех,
говорили они и, показывая, что  гордыня  несвойственна  им,  носили  грязные
рубища и никогда не мылись. В разговорах с людьми они  объясняли:  "Мы  лишь
бедные дети, желающие обрести вечную жизнь. Нас ценят боги. Когда вы станете
пылью под ногами, мы восстанем во славе". Если кто-то предлагал  им  золото,
эти оборванцы сердились, отворачивались или смотрели  себе  под  ноги,  пока
золото не исчезало из рук предлагавшего. "Мы слишком просты, чтобы принимать
земные богатства, - говорили они надменно. - Да не  построй  себе  дворца  в
этом мире, - провозглашали они, копаясь в грязи среди  развалин.  -  Собирай
сокровища в стране богов". А хворая, они объявляли во всеуслышание:
   "Боги посылают нам испытания", как будто богам больше нечего было делать,
как  только  придумывать  различные  ухищрения,   чтобы   убедиться   в   их
добродетели.  Но  если  заболевал  кто-то  другой,  не  из  их  ордена,  они
торжествующе кричали;  "Вот  оно,  наказание  за  ваши  безмерные  слабости.
Раскаивайтесь же теперь!"
   Тем не менее отшельникам приписывали магические силы: говорили,  что  они
могут одолеть демонов или, по крайней мере,  тех,  кого  люди  принимали  за
демонов.
   Король приблизился к воротам крепости и обратился ко всем  святым  сразу,
поскольку между собой все они считались равными:
   - Вот мой сын. Он одержим дьяволом. Силы мрака не позволяют причинить ему
никакого вреда, заставляют даже львов поклоняться ему.
   Не сказав ни единого слова, бурые совы в  лохмотьях  поднялись  со  своих
мест и окружили Зайрема. Молча перерезали они  путы,  связывавшие  мальчика,
молча сняли его с лошади. Мальчик  молчал,  и  только  глаза  его  молили  о
помощи.
   - Он останется с нами на месяц, - сказал один из старцев.
   - Возвращайтесь, когда луна родится вновь, - объявил другой.
   Король мрачно кивнул  и  уехал  со  своими  воинами.  Мальчика  отвели  в
развалины.
   Сначала отшельники расспрашивали его, а когда Зайрем молчал или просто не
мог ответить, они жгли голубые курения, развязывающие язык любому  человеку.
Из того, что мальчик говорил под действием голубого дурмана, стало  понятно,
что  Зайрем  как-то  связан  с  огненным  колодцем.  Отшельники,  опьяненные
наркотическим зельем, толком  ничего  не  поняли,  но  посчитали,  что  чуют
демона. Поэтому они заперли Зайрема в тесной келье без окон и  оставили  его
там на семь дней без пищи, дав только глиняный кувшин с гнилой водой.  "Если
дьявол поселился в нем, то, лишив обитель  демона  привычных  благ,  мы  тем
самым заставим его выйти", - говорили святые. Но когда на восьмой  день  они
выпустили Зайрема, в его глазах было то же безумие, что и раньше.  Они  били
мальчика плетьми,  стараясь  сделать  вместилище  нечистой  силы  еще  более
неуютным,  но  плети  вспыхивали  и  рвались  в  руках.  Это  уж  точно  был
губительный знак дьявола.
   Когда все  попытки  отшельников  не  увенчались  успехом,  они  пошли  на
хитрость. Мальчику  разрешили  есть  вволю  и  позволили  ему  бродить,  где
вздумается, среди развалин и по всему оазису. Святые старцы  же  внимательно
наблюдали за ним и подмечали все, что Зайрем -  или  демон,  поселившийся  в
нем, - станет делать.
   Но мальчик уходил на зеленый берег заводи и садился там,  уставившись  на
воду невидящим взглядом. Он не делал ничего другого в  течение  четырнадцати
или пятнадцати дней. Когда его звали к столу,  он  покорно  шел;  когда  его
запирали на ночь в келье, он не протестовал.  Как  только  его  оставляли  в
покое, он уходил к заводи и усаживался на берегу. Трудно было найти  картину
более наивную и прекрасную.
   Вопреки своим верованиям, отшельники оказались глубоко тронуты увиденным.
Решение пришло само собой, как день расцветает во тьме, - нет никакого зла в
мальчике, который все время размышляет, даже в  самый  ясный  день.  Кстати,
таких дней, по поверьям, демоны избегали.
   Наконец  святые  пришли  к  мальчику  и  разложили  перед  ним  различные
предметы,  которые,  считалось,  отпугивали  силы  тьмы.  Зайрем  ничуть  не
испугался: он подержал в руках каждый из магических предметов и  положил  их
назад. Он оставался спокойным, а безумие и  мука  теперь  затаились  слишком
глубоко, чтобы простые люди могли их разглядеть. Когда с Зайремом  говорили,
он отвечал неторопливо и серьезно.
   - Дьявол изгнан, - сказали святые, - Теперь, сын короля, ты должен  верно
служить богам кочевников. Помни, мир безрассуден, тщеславен и грешен. Путь к
богам пролегает по крутым и скользким  ступеням,  его  преграждают  ловушки,
каменные завалы и острые клинки недругов.
   - Выходит, боги не желают, чтобы  человек  когда-нибудь  достиг  их,  раз
создают такие преграды на его пути? - тихо произнес Зайрем.
   - Люди сами воздвигают преграды, - ответили святые. - К тому же есть тот,
кто преследует смертных со сворой черных и красных псов, пожирающих  павших.
Бойся Владыки Ночи, Искусителя! Помни, он всегда рядом и один  раз  едва  не
заполучил тебя.
   После этих слов холодный тягучий страх заполнил сердце Зайрема.
   - Доверься небесам, - сказал  один  из  отшельников,  ласково  поглаживая
мальчика. Он  сам  старался  забыть  о  страстях,  которые  почти  заглушили
приступы благочестия, но, видимо, так до конца и не уничтожили.  -  Берегись
голоса плоти и его желаний. Держись подальше от женщин. Твоя  мать  навлекла
на тебя беду, связавшись с темными силами. Посвяти свое тело и душу богам, и
они уберегут тебя от тех, кто охотится в ночи.
   Когда король вернулся за  ответом,  святые  рассказали  ему  то,  что  им
удалось узнать. Они объявили, что мальчика  лучше  отдать  в  прислужники  в
какой-нибудь храм, чтобы он был в большей безопасности.
   - Но вы излечили моего сына от  неуязвимости,  которая  отличает  его  от
других?
   -  Нет,  -  сказали  святые.  -  Он  защищен  от  любого  оружия   и   от
насильственной смерти. Это нерушимое условие заклятия, которое мать наложила
на него. Пока он сам толком не понимает, каков он.  Если  он  будет  жить  в
смирении, то может никогда и не узнать этого и не почувствовать всей  власти
этого дара. Оставь мальчика с нами, и мы укажем ему верный путь.
   Но король забрал сына, повергнув тем самым  святых  в  уныние.  Пользуясь
своей королевской властью среди племен,  кочующих  по  пустыне,  он  отослал
Зайрема на север, в великий храм. Вместе  с  ним  он  послал  двух  лошадей,
навьюченных сундуками с жемчугом и золотом.
   - Если уж моему сыну суждено быть жрецом, он будет одним из лучших. Тогда
люди смогут узнать, что он мой сын, и я смогу  им  гордиться,  -  сказал  на
прощание король.

***

   Но мать Зайрема, свою жену, король отправил в изгнание  за  то,  что  она
наложила заклятие на сына. Одни  говорили,  что  ее  приютил  другой  народ,
другие - что она погибла и из  ее  костей  выросло  дерево  в  самом  сердце
безмолвных дюн.
   Однажды купец-караванщик расположился на отдых под сенью этого дерева. Он
надеялся найти здесь воду, но ее не оказалось.
   - Как же может дерево зеленеть в пустыне, ведь за три мили вокруг нет  ни
капли воды? - удивился купец.
   Он побледнел, когда дерево ответило ему;
   - Мои слезы поят меня.
   - Кто это сказал? - воскликнул купец. Оглянувшись, он посмотрел на  слуг,
стоящих поодаль... Только дерево могло заговорить с ним. - Это ты сказал?  -
обратился купец к дереву. - Если так, должно быть, ты эльф?
   Но, словно дуновение ветра, донесся до него едва различимый шепот:
   - Принеси мне весть о моем сыне.
   - Скажи мне его имя, - попросил купец. Но то ли дерево не помнило  имени,
то ли не пожелало назвать его.
   Рассказывали, что годы спустя какой-то  человек  вырыл  яму  под  корнями
дерева, желая добраться до живительной влаги,  питавшей  его.  После  долгих
трудов он нашел немного воды - но она оказалась соленая.

Глава 4

   - Взгляните сюда, избранники богов! -  закричал  толстый  монах,  приведя
Зайрема во двор воспитанников. - Этого мальчика зовут Зайрем. Он сын короля,
но посвящен храму, как и вы. Отныне он ваш брат.
   Дети уставились на Зайрема. Впрочем, так  сделали  бы  дети  любой  расы,
любой  эпохи  и  любого  возраста.  Новый  мальчик,  худенький  и   смуглый,
внимательно разглядывал их. В его взгляде смешались любопытство и грусть.
   Толстый монах был уродлив. За его пребывание здесь в свое  время  неплохо
заплатили, как и сейчас за Зайрема. Он перевел взгляд со смуглого  мальчика,
стоящего рядом с ним, на другого послушника, напоминавшего  кусочек  солнца,
сверкающего во дворе, укрытом тенями. Этого очень беспокойного  и  странного
мальчика с огненно-желтыми волосами звали Шелл.
   Толстый жрец не любил его.
   В глазах Шелла горели яркие зеленые искорки, как у  рыси.  Он  был  очень
молчалив,  слова  редко  срывались  с  его  губ.  Чаще  слышался  его  смех,
предостерегающий возглас или просто мелодичный свист.  Когда  его  нашли  на
ступенях храма, он плакал. Те, кто оставили малыша возле храма,  не  научили
его говорить. Монахи  утверждали,  что  прошло  целых  полгода,  прежде  чем
ребенок соизволил наконец произнести первое слово. Даже  теперь,  научившись
бегло читать про себя, он  отказывался  читать  вслух.  Его  наказывали,  но
пользы это не приносило - ни читать, ни молиться вслух он не хотел  и  редко
произносил в ответ больше чем "да", "нет" или "может быть". В  то  же  время
все  существо  Шелла  звучало:  его  руки  и  ноги,  его  тело  пели  своими
движениями. Он бегал словно олень, ходил, танцуя, не по  годам  грациозно  и
изящно. Он подпрыгивал так высоко, что лишь  ему  одному  удавалось  срывать
сливы  с  дерева,  раскинувшегося  над  Нефритовым  Двором.  Остальные  дети
подбирали падалицу или трясли дерево. Даже во сне тело Шелла  разговаривало;
прищуренным рысьим глазом, дрожанием  губ  или  ноздрей,  подергиванием  рук
юноша напоминал зверя или неведомый музыкальный инструмент, играющий сам  по
себе. Была и еще одна странность.  Хотя  ворота  запирались  на  ночь,  Шелл
всегда мог выйти из храма. Неизвестно, как преодолевал он  высокие  отвесные
стены и зачем бродил по окрестным лесам. Казалось, ночь и луна призывают его
и никакие запоры не могут удержать. Даже  два  монаха,  неусыпно  охранявшие
спальни  воспитанников,  не  замечали,  как  Шелл  выходит   из   храма,   и
спохватывались, лишь найдя опустевшее ложе. Если  же  мальчик  оставался  на
ночь в стенах храма, то вовсе не из-за  того,  что  хотел  угодить  старшим,
просто этой ночью он не чувствовал зова странствий.
   Что искал он в ночи?
   Говорили, что Шелл, вырвавшись из стен храма, ложится на ветвь  дерева  и
свистит  и  соловьи  вторят  ему.  И  еще  рассказывали,  что  Шелл   бегает
наперегонки с лисами и учит их, как залезать в крестьянские  дворы.  Однажды
произошел такой случай:  черная  кобра  заползла  в  класс,  ужасно  испугав
воспитанников, но Шелл спокойно подошел и, издав тихий шипящий звук,  поднял
змею. Кобра легла ему на плечо и ласково потерлась головой о его лицо. Потом
мальчик унес змею и осторожно выпустил на лугу. Шелл боялся только одного  -
вида любого мертвого существа. Он не любил  смотреть  на  мертвых  ящериц  и
мышей, но никогда не показывал своего страха. И он ни разу не  присутствовал
при смерти мужчины или женщины...
   При виде Шелла монахи испытывали душевное беспокойство, тревогу  и  гнев.
Но они считали ниже своего достоинства признаться,  что  в  такое  состояние
ввергает их бездомный подкидыш.
   Для всех остальных детей храма Шелл легко мог стать и жертвой, и героем -
и тем, и другим. Прибавьте его изменчивость, явно  нечеловеческую  сущность,
которую очень хорошо чувствовали дети, но совершенно не понимали