з  стеблей,  той  самой,  которую
сплела Кассафех.
   Восемь избранниц в ужасе отшатнулись.  Они  вытаращили  глаза  и,  хрипло
завизжав, бросились бежать. Несчастные  создания,  они  не  заслужили  такой
горькой участи, не заслужили они и такого позора.
   Всю оставшуюся жизнь они будут искренне думать, что их опозорили.
   Симму и Кассафех отправились к разрушенному храму, молчаливые, бледные  и
опьяненные величием происходящих событий.
   Под их ногами хрустели обломки полуистлевших костей и гремели куски жести
- былая роскошь золотого  храма.  Трещины  испещрили  пол,  оконные  решетки
раскололись.
   Кассафех и Симму, дрожа, вглядывались в яму маленького грязного колодца.
   - Он больше не воняет, - заметила Кассафех.  -  Новое  вино  облагородило
старое.
   - Серая свинцовая вода, - задумчиво произнес Симму. - Я всегда думал, что
она должна быть золотой.
   - Ну, черпай же скорее, прошу тебя! Симму опустил  в  колодец  фляжку  на
веревке. Они стояли неподвижно, словно зачарованные, с благоговейным страхом
вытаскивая фляжку, и, как только она оказалась на поверхности, оба впились в
нее неподвижным взглядом.
   Вода и правда оказалась свинцовой, густой и мрачной.
   - Совсем маленькая фляжка, - выдохнула Кассафех, -  а  колодец,  кажется,
опустел. Неужели это вся вода?
   - Достаточно одной капли, - отозвался Симму.  -  Всего  одна  капля  -  и
человек будет жить вечно, с презрением прогнав Смерть с порога.
   - Одна капля?!
   - Только одна.
   - Тогда выпей и стань бессмертным, Симму!
   - Будь моей сестрой, - попросил он. - Будь мне женой и выпей прежде меня.
   - Я? Я не могу пить прежде тебя! Это твой подвиг.
   - Я выпью, - сказал он, - но не сейчас.
   - И я - не сейчас.
   Они медлили на пороге вечной жизни, словно кто-то шептал им в ухо: "Жизнь
- это только жизнь. Должна быть еще и радость".
   Немного погодя, так и не сделав рокового  глотка,  Симму  заткнул  фляжку
пробкой и привязал ее к поясу.
   - Ну, пойдем, -  сказал  он.  Кассафех  опустила  глаза,  ставшие  теперь
темно-зелеными, как листья мирта, и сказала:
   - Я должна остаться, здесь мой дом, моя семья...
   - ..которую ты не любишь. Люби меня. Будь со мной. Я возьму тебя в жены.
   - Сегодня ты так говоришь, а завтра, возможно, все изменится.
   И все же она, улыбнувшись, отправилась вместе с Симму.

***

   Сад  был  разрушен,  а  стена  перестала  быть  опасной  и  даже  кое-где
рассыпалась, а чудовища на горных склонах потеряли всякую охоту убивать кого
бы то ни было, а  тем  более  того,  кто  навел  на  них  чары  эшв  и  кого
сопровождала святая дева Вешума. Но дозорные  все  же  оставались  на  своих
постах. Воины, хоть и испугались падения вековых традиций, собирались тем не
менее взять в плен бежавших из сада.
   Увидев через разбитую стену восемь обезумевших дев, визжащих и  мечущихся
по долине, воины не осмелились прийти к ним  на  помощь,  ибо  помнили,  что
никто, кроме девственниц, не имеет права войти в сад. Наконец здравый  смысл
победил, и воины,  пробравшись  через  развалины  стены,  попытались  спасти
несчастных.  Неизвестно,  кто  был  больше  напуган  -  восемь  бывших   дев
нашествием мужчин или мужчины  -  близостью  священных  хранительниц.  После
долгих споров, всеобщей неловкости и замешательства святые девы наконец  все
рассказали.
   Но их история сильно отличалась от того, что случилось на самом деле.
   Демон пробрался в долину, осквернил их всех и, главное,  святыню  Бога  и
похитил что-то сокровенное из божественного колодца.
   Оправившись от удара, набожные воины решили, что это был вовсе не  демон,
потому  что  девы  видели  его  при  свете   дня.   Значит,   это   какой-то
могущественный злой волшебник. Честь требовала  найти  и  наказать  его,  не
убоявшись колдовских чар. Бог защитит свою армию. Да  и  армия  в  состоянии
защититься сама, если Бог случайно окажется занят чем-нибудь  более  важным.
Решив отомстить, всадники ринулись в долину,  последним  насилием  рассеивая
остатки пасторальных иллюзий Лилас. Все равно сад уже разрушен. А по  мнению
воинов, их Бог требовал голову негодяя и его фаллос, насаженные на пики.
   Даже чудовища, забравшиеся в сад и  теперь  с  интересом  изучавшие  его,
разбегались при виде разъяренных воинов. Всадники проскакали мимо водопадов,
мимо гипсового дворца... Охваченные жаждой крови,  они  неслись  по  зеленым
лугам, которые еще недавно были райскими лужайками.
   Симму и Кассафех медленно шли по саду,  не  подозревая  о  погоне,  когда
вдруг услышали конский топот. Кассафех решила, что они  погибли  -  странная
мысль, ведь на поясе Симму висела фляжка с водой бессмертия. Но ее  спутник,
не дав деве опомниться, потянул ее за руку к дереву.  Взобравшись  на  самый
верх, они укрылись среди листвы.
   Внизу еще долго раздавался конский топот, поднимались тучи пыли, отовсюду
слышались клятвы  подвергнуть  надругавшегося  над  святыней  колдуна  самым
ужасным пыткам. Воины Вешума могли не опасаться магии Симму: их было слишком
много.
   Симму не предложил Кассафех уйти, чтобы присоединить к  остальным  восьми
избранницам свою историю об изнасиловании беззащитной девы. Кассафех тоже об
этом не заговорила. Словно две змеи, они обвили ветви дерева и  друг  друга,
неприязнь ко всему остальному миру еще больше сблизила их.
   Одинокий всадник подскакал к дереву, остановился  и,  прищурившись,  стал
вглядываться в листву.
   В следующее мгновение Симму, оторвавшись от Кассафех, прыгнул на  него  и
стащил его с седла. А когда Симму поднялся, воин остался лежать на земле.
   Симму положил руку на шею испуганной лошади  Она  тут  же  успокоилась  и
застыла, словно статуя.
   Но уже через минуту Симму и Кассафех скакали верхом на этой самой лошади,
подгоняемой чарами эшв.
   Они направились не к Вешуму - это было бы  глупо.  Вместо  этого  беглецы
повернули  в  пустыню,  окружавшую  долину.  В  ту  безжалостную,  безводную
пустыню, которую так старательно избегали Люди Реки.
   - Ехать туда - верная смерть, - сказала Кассафех. - По крайней мере,  так
говорят.
   - Со Смертью мы покончили, - ответил  Симму.  Лошадь  перепрыгнула  через
стену сада. Вскоре беглецы скрылись в дюнах.

***

   Их никто не преследовал. А если и преследовали, то лишь в  самом  начале.
Пустыня, древний враг, гнала  Людей  Реки  прочь,  и  их  Бог  вынужден  был
обойтись  без  жертвоприношения.  Симму  и  Кассафех  отправились  в  долгое
путешествие на зачарованной лошади.
   У пустыни было свое лицо. С наступлением дня пески заливал  ослепительный
белый свет. Плоское небо цвета меди купалось в этом  сиянии.  В  раскаленном
дрожащем воздухе едва можно было разглядеть  очертания  дюн,  как  бывает  в
тумане или глубоко под водой. Время от времени  из  этого  марева  выплывала
скала, похожая на огромную рыбину с шипом на  спине.  Вдалеке  все  казалось
тонким и хрупким,  приобретавшим  голубоватый  оттенок,  не  имеющий  ничего
общего с синевой неба над плодородными землями.
   Жар пустыни изматывал. Со всех сторон раздавался высокий свистящий  звук.
Но в пустыне не существовало никаких других звуков,  кроме  воя  обжигающего
ветра, поднимавшего облака пыли над дюнами.
   "Мои пески - это обратившиеся в пыль кости  людей,  погибших  здесь;  мои
скалы - это остатки гор, которые я уничтожила" - таков был закон пустыни.
   В этой пустыне не росла трава и не били источники. Любая зелень была  для
пустыни кровоточащей раной, и пустыня залечивала  свои  раны  сухим  палящим
зноем. А то, что не поддавалось уничтожению, она просто засыпала песком.
   К ночи песок остывал. И пустыня  поражала  своей  безжизненной  красотой.
Пренебрегая законами природы, она утверждала, что ужасное  тоже  может  быть
прекрасным.
   Симму и Кассафех вступили в эти  владения,  и  вскоре  былая  бодрость  и
решительность покинули их сердца. Пустыня уничтожала подобные чувства.
   Беглецы не взяли с собой ничего из того, что  могло  бы  понадобиться  их
телам и душам. Подвиг был совершен, а что  из  этого  получится,  оставалось
пока неясным и неопределенным.
   Симму и его спутница знали, что не вернутся ни  в  Вешум,  ни  к  берегам
реки, ведь владения Вешума протянулись  до  самого  моря.  Что  же  касается
пустыни, то даже караваны купцов  старались  обойти  ее  стороной,  и  никто
никогда не составлял ее карты.
   - Тысяча миль, говорят. И никакой  воды,  -  уныло  заметила  Кассафех  в
предчувствии скорой гибели.
   Но другого пути все равно не было.  Беглецы  ехали  вперед.  Лошадь  едва
плелась, опустив голову, ее копыта увязали в песке. Вскоре на  лошади  ехала
только Кассафех, Симму спешился и шел рядом.  Они  двигались  на  восток,  и
солнце медленно опускалось у них за спиной.
   Беглецам отчаянно хотелось пить.  Пустыня  окрасилась  в  цвет  жажды,  и
голосом жажды шептал ветер. О воде молили не только их губы, но  и  тела,  и
души. Они воображали себе чаши, полные воды, пруды, и фонтаны, и даже унылую
реку Вешума. Но ни один из них не посмел заговорить об этом.
   Потом лошадь упала на колени и, хрипя, испустила  дух.  Они  оставили  ее
лежать в пустыне, которая скоро укроет останки и, обратив их в пыль, добавит
к своим дюнам. Кассафех плакала, но слезы ее тут же высыхали.
   Неподалеку высокая, как дерево, скала, отбрасывала на песок  синюю  тень.
Симму и Кассафех добрались до нее, сели  на  камень  и  уставились  друг  на
друга.
   - У нас есть вода, - сказал Симму. - Вот. -  Он  снял  с  пояса  глиняную
фляжку и поставил ее на землю между собой и Кассафех.
   Они долго  сидели  молча  и  неподвижно.  Глаза  Кассафех,  выцветшие  до
прозрачно-серого цвета, снова потемнели и стали почти пурпурными.
   - А сможет ли напиток  бессмертия  утолить  нашу  жажду?  Накормить  нас?
Защитить от ярости солнца и от холода ночи?
   - Как бы то ни было, мы здесь не умрем.
   И  Симму  одним  движением  схватил  фляжку,  выдернул  пробку  и  сделал
маленький глоток.
   Сделав это, он застыл, будто прикованный к скале. Его  губы  побелели,  а
глаза широко открылись. Кассафех,  с  таким  же  бледным  лицом  и  безумным
взглядом, чуть привстала, словно готовясь в любой момент броситься прочь  от
него.
   После долгого молчания Симму произнес:
   - Кассафех, не оставляй меня одного.
   Неожиданно решившись, Кассафех откинула волосы со лба,  взяла  фляжку  из
рук возлюбленного и тоже сделала маленький глоток.
   Теперь  они  оба  напряженно  разглядывали  друг  в  друга   в   ожидании
какого-либо знака.
   Они  не  двигались  час  или  чуть  больше.  И  постепенно  поняли,  что,
по-прежнему испытывая жажду и голод, уже не чувствуют слабости и смерть  уже
не грозит им. Немного погодя они одновременно  поднялись  и  вышли  из  тени
скалы. Еще заходящее солнце коснулось их своими обжигающими лучами, но Симму
и Кассафех неожиданно почувствовали себя заново рожденными. Теперь они могли
противостоять смертоносным ударам. Они оба по-прежнему страдали от  жажды  и
голода, от боли и ожогов - но их нельзя было убить. Все опасности мира стали
для них листьями папоротника, хлеставшими их тела, пока они проходили  мимо.
И теперь Симму и Кассафех навсегда  вышли  из  леса,  покрытые  шрамами,  но
живые.



    Тэнит ЛИ
    ВЛАДЫКА СМЕРТИ
    ТОМ 2



Часть седьмая

ВРАГИ СМЕРТИ

Глава 1

   Сколько дней или месяцев брели через пустыню  Симму  и  Кассафех,  первые
бессмертные люди земли, неизвестно. Может, не так уж и  много,  а  возможно,
очень долго. Пустыня была  однообразна,  и  время,  казалось,  остановилось.
Никто, кроме бессмертных,  не  выжил  бы  здесь.  Тем  не  менее  у  пустыни
наверняка были  свои  секреты,  открывавшиеся  только  таким,  как  Симму  и
Кассафех. Без сомнения, пустыня удивилась, обнаружив, что  беглецы  все  еще
живы, хотя любой обычный человек, без сомнения, давно  погиб  бы.  Вероятно,
пустыня  подумала:  "Они  все  равно  погибнут  завтра".  Но  и  завтра,   и
послезавтра беглецы по-прежнему оставались живы  и,  похоже,  не  собирались
умирать.  В  конце  концов  пустыня  потеряла  всю  свою  самонадеянность  и
приоткрыла им свои тайны. Тут и там из земли торчали  скрытые  нагромождения
камней, утыканные шипами растения, чьи могучие корни вытягивали  из  глубины
земли и накапливали в стеблях  каплю-другую  живительной  влаги,  глубоко  в
пещере бежала среди камней струйка воды  меж валунов  спрятался  окаменевший
куст с высохшими сломанными ветвями и тремя живыми коричневыми побегами.
   Подкрепившись, Симму и Кассафех отправились дальше - несмотря ни на  что,
они были молоды той молодостью, которая не имеет ничего общего  с  возрастом
или незрелостью.
   Они оба похудели. Но не стали от этого  менее  прекрасными.  Иначе  и  не
могло быть. Они шли молча, отчасти из-за того, что пустыня не располагала  к
разговорам  да и Кассафех не была болтлива. Три года она почти ни с  кем  не
разговаривала. Кроме того, все, что она хотела,  она  всегда  могла  сказать
красноречивым жестом и выражением лица, не говоря уж об  изменяющемся  цвете
глаз. Кассафех, не отрываясь, смотрела на Симму, смотрела так,  как  женщина
смотрит на любимого мужчину, бесконечно  очарованная  им  и  своей  любовью.
Кассафех влюбилась в него в тот момент, когда,  подняв  светильник,  увидела
лежащим в своей постели, но она до сих пор ничего не знала о Нем. Незнакомец
вошел к ней, очаровал ее и увел ее с  собой.  И  тем  же  незнакомцем  Симму
оставался до сих пор. Он ничего не рассказывал о своем  прошлом,  видимо  не
считая это важным. Не говорил Симму и о будущем, хотя  оно-то  уж  наверняка
будет значительным. Ну, а теперь он был героем, демоном, молодым леопардом и
ее возлюбленным. И Кассафех этого казалось вполне достаточно.  Что  касается
Симму, то он наконец вспомнил кое-что  из  своего  прошлого,  свою  звериную
сущность, безмолвную, повинующуюся инстинктам. Он, казалось, любил Кассафех,
хотя, вероятно, его чувство вовсе и не было  любовью.  Может,  он  любил  ее
из-за того, что находил в ней что-то  звериное,  в  первую  очередь  красоту
зверя. Однажды он ушел в поисках еды, а вернувшись, увидел, что его спутница
уснула в полуденном пекле. Половину ее загорелого тела жгло солнце, половину
скрывала тень той скалы, под которой он ее оставил. Кассафех раскинулась  во
сне, ее волосы походили на застывший свет,  струившийся  с  прекрасного,  не
человеческого лица, и Симму видел в ней газель, рысь,  змею.  Она  была  для
него скорее сестрой, чем женой. Но Симму всегда страстно  желал  ее.  И  это
приносило неповторимое наслаждение во  время  путешествия  через  пустыню  -
отдушина, среди бесконечных поисков пищи и цели пути.
   То, что они были всегда вместе, связало их  за  время  пути  неразрывными
узами. Лишь это и фляга, висевшая на поясе Симму.
   Наконец, месяц или год спустя, они перевалили через гряду высоких  дюн  и
увидели, что местность внизу изменилась. Конечно, нельзя  сказать,  что  там
все цвело и зеленело, но впереди лежала менее выжженная земля, не  опутанная
призрачными сетями ослепительного солнечного сияния.
   Спустившись на равнину, путники столкнулись с зарослями колючих растений.
Кое-где возвышались даже чахлые засохшие деревца.
   На следующий  день  путники  нашли  старую  заброшенную  дорогу,  местами
занесенную песком. На закате Симму и Кассафех обычно делали привал.  И  хотя
юноша по ночам обычно бродил неподалеку от спящей девушки,  в  этот  раз  он
уступил просьбе Кассафех. Ночь - самое подходящее время для  любви.  Вечером
расположившись на ночлег у одинокой скалы, путешественники увидели маленькую
змейку, которая танцевала под музыку солнца и пустыни, а  может,  ее  просто
дразнил невидимый песчаный дух. Симму привычным движением  подозвал  змею  к
себе, и та обвилась вокруг его руки, тихо шипя.
   После этого он взглянул  на  Кассафех  и  в  ослепительно-голубых  глазах
прочел явную просьбу: "Научи этому и меня". И Симму начал учить ее. Кассафех
оказалась способной ученицей. Она легко усваивала сверхъестественные  знания
и прилежно применяла их на практике. Вскоре девушка достигла больших успехов
и уступала в этом искусстве только самому Симму.
   Когда на землю спускались холодные ночи, травы  на  равнине  сверкали  от
инея, Симму и Кассафех прижимались  ближе  друг  к  другу,  чтобы  сохранить
тепло. Однако теперь по ночам было не так холодно, как в пустыне, к тому  же
путники в любой момент могли развести костер из сухих стеблей травы и ветвей
мертвых деревьев.
   Однажды Кассафех сидела у костра и пристально смотрела  на  пламя.  Вдруг
она громко сказала:
   - Я вижу большой город, твой город.
   - Был город. Его больше нет.
   - Ты будешь королем! - заявила Кассафех, не понимая, впрочем, собственной
настойчивости. Близость цивилизованных земель  разбудила  в  ней  купеческую
дочь, ведь она только отчасти была духом.
   Симму непонимающе взглянул на свою спутницу, но ее красота  погасила  его
легкое раздражение. Кассафех казалась  ему  лишь  невинной  дочерью  стихий.
Небо, огонь  и  кошка.  Когда-то  героя  покорила  хитрость  девушки  (он  с
восхищением вспоминал о светильнике под ложем), но еще более  очаровало  его
случившееся потом.
   Однако порой бывает достаточно лишь слова. Или двух. Город. Король.

Глава 2

   На рассвете по дороге через долину брел, пошатываясь, Йолсиппа,  бродяга.
Примерно час назад он случайно вышел на эту дорогу  и  теперь  шел  по  ней,
утопая в песке, в сторону бесплодной пустыни. Это был  человек  средних  лет
(хотя годы не  научили  его  ничему,  кроме  злодейств,  и,  что  еще  хуже,
злодейств бестолковых, не приносящих никакой выгоды), толстый и  вульгарный,
неудачник, жадный до жизни. В его левом ухе красовался поддельный рубин, а в
правой  ноздре  -  позолоченное  кольцо.  Его  одежда   представляла   собой
невообразимую  смесь  тряпок  и  заплат  всевозможных  цветов  и   оттенков,
украшенную стеклянными драгоценностями, порядком изодранную и грязную. Да  и
сам Йолсиппа был чрезвычайно грязен. С пояса его свисал ужасающего вида нож,
при помощи  которого  он  пытался  избавиться  от  многочисленных  недругов,
кредиторов и закона. Однако этот нож так  ни  разу  и  не  отведал  крови  -
единственно благодаря неповоротливости и слабому желудку  своего  владельца.
Вряд ли Йолсиппа кого-то жалел - разве что в самой  философской  и  туманной
форме: он рыдал на казнях  и  похлопывал  нищих  по  плечу,  старательно  не
замечая их чаши для подаяний, но в то же  время  ничего  не  стоило  его  до
смерти напугать. И  ведь  надо  же  было  такому  человеку  избрать  карьеру
карманника, срезающего кошельки, вора, а чаще всего - знахаря-шарлатана!  Не
далее чем два дня назад в десяти милях отсюда Йолсиппа объявил себя знахарем
в маленьком городке на краю пустыни. У него в запасе были склянки с  зеленой
мазью, чтобы удалить уродливые пятна на теле  склянки с красной мазью, чтобы
лечить язвы и  раны   амулеты  для  защиты  от  демонов   смолы  и  порошки,
возбуждающие любовную страсть  а также настойки, эту страсть  успокаивающие.
Кроме того, шарлатан  продавал  книжки  с  яркими  картинками,  описывающими
приключения героев, и  истории  эротического  содержания.  Народ  в  городке
оказался сговорчивым, и люди покупали товары Йолсиппы скорее из  интереса  к
чему-то новому, искренне веря в их полезность.  Торговля  шла  замечательно,
пока не случилось несчастье.
   Вообще   Йолсиппа   не   особенно   был    влюбчив,    но    существовало
одно-единственное  условие,  немедленно  и  неудержимо  повергающее  его   в
состояние любовного безумия, - косые глаза, причем не имело  значения,  кому
они принадлежали - мужчине или женщине. Ныне остается  лишь  догадываться  о
причинах этой странности. Возможно,  Йолсиппу  в  его  нежные  годы  нянчила
женщина  с  подобным  физическим  недостатком,   из-за   чего   впоследствии
напряжение его орудия стало ассоциироваться с косоглазием.
   Снова и