о и попали, - сказал Алексей на-
пряженно.
   Он специально выбрал то направление, о котором
ничего не знал. И сейчас испытывал некоторые сомне-
ния - не ошибся ли в выборе? Посмотрел на аистов и
решил было, что нет, не ошибся.
   Но потом увидел, как одна из птиц с усилием
отняла от земли, подбросила и поглотила широко
распахнувшимся клювом будто бы черную лягушку.
Только это была не лягушка...
   Он оглянулся - не видит ли Саня. Но Саня еще не
оправилась от той немыслимой вспышки, ударившей
ее сразу по всем органам чувств.
   Алексей приоткрыл окно. Пахло талым снегом,
мокрой землей, новой травой... Сладкий запах смерти
мог и померещиться.
   - Подожди в машине, - сказал он и вышел. Выка-
рабкался. Салон "хонды" был, мягко говоря, тесноват.
   Под ногами хлюпало. Дерн, покрывавший камни
склона, пропитался водой, как губка. Между
травинками просовывались короткие стебли и
начинающие раскрываться бутоны незнакомых
розовых с белыми прожилками цветов.
   Где-то неподалеку лежал труп. Похоже, не один.
   Две темные длиннокрылые птицы ходили кругами
на большой высоте.
   Он оглянулся. За то время, пока он на нее не
смотрел, машина изменилась. Если напрячь память, то
можно вспомнить, как она выглядела раньше. Но это
праздное любопытство...
   Праздного любопытства Алексей не одобрял.
   Но из него же, из праздного, - осмотрел себя.
Мельком.
   Охотничий костюм, очень новый, ясно, что не ис-
пользовавшийся никогда по прямому назначению.
Была здесь такая столичная мода...
   Он поймал себя на словечке "была". Странно.
   Карты, как правило, не лгут.
   Трупы, которые подарены птицам...
   Он огляделся. Не менее сотни птиц, стараясь нена-
роком не выдать свою радость, замедленно бродили по
обширному склону.
   Да, ребята, подумал Алексей. Мы, кажется, попали
в самое яблочко...
   Покрышку разнесло в клочья, спицы повылетели,
и даже обод колеса помялся. Хорошо, что при покупке
машины Алексей, подчиняясь своему
натренированному чутью, докупил еще одну запаску.
Не выпуская Саню из салона, он приподнял кузов
домкратом и сменил разбитое колесо новым. Руки
знали последовательность операций...
   Ему подумалось вдруг, что в обладании картами и
ключами есть не только своя прелесть, но и нечто не-
честное по отношению к обитателям Кузни. Ведь
вздумай он поселиться здесь - ему не будет
конкурентов ни в одном роде деятельности. Разве что в
художествах... Ибо Алексей отнюдь не обольщался
своими способностями и прекрасно понимал, что
умение точно передать то, что видят (или видели
когда-то) глаза, еще не есть творчество, а всего лишь
род ремесла. Создание копий.
   Санечка, обретя наконец вновь способность
видеть, изумленно осматривалась.
   - Весна... - прошептала она. - Господи, я думала,
эта зима никогда не кончится!..
   - Что-то вроде весны, - согласился Алексей,
отпуская тормоз. Машина медленно покатилась вниз.
Он включил первую передачу на холодный двигатель.
И все равно к тому моменту, когда надвинулся лес,
скорость была чересчур высока. Вдавливая тормоз до
самого пола и со страшной скоростью выкручивая
руль, он сумел все же избежать столкновения с
деревьями и даже найти что-то вроде утоптанной
тропы...
   В лесу большими серыми шапками все еще лежал
местами снег. Под колесами хлюпало.
   Когда заработал мотор, хлюпанья не стало
слышно.
   Дорога, ведущая сквозь лес, была мощена серо-
зелеными не слишком ровными тесаными каменными
плитами. В широких промежутках между плитами
росла трава - свежая между пучками сухой. Видно
было, что здесь давно никто не ездил.
   Саня держала в руках ключи и карты, врученные
ей Алексеем. Несколько раз она судорожно вздохнула.
Алексей знал, что ей сейчас очень нелегко, но через это
когда-то все равно следовало пройти.
   Он ехал медленно, вглядываясь вперед и в
стороны, в промежутки между деревьями. Деревья
были вроде как самые обычные, но притом и
незнакомые: с ровной и гладкой, как сероватая бумага,
корой. Листья еще не проклюнулись, но на верхних
ветвях в изобилии висели сережки, издали похожие на
шишечки хмеля. Буквально на каждом дереве
мостилась "ведьмина метла", и были такие, на которых
этих растительных паразитов насчитывалось штук
шесть-восемь.
   На полянках, прободая траву, тянулись вверх
высокие, выше колена человека, срамного вида грибы.
   - Алеша, - позвала Саня. - Смотри-ка - там... По
лесу вдали шел человек - в ту же сторону, что они
ехали. Его плохо было видно из-за стволов, сероватая
одежда сливалась с их сероватым фоном, и все же
удалось рассмотреть сгорбленный силуэт и темный
мешок за плечами.
   Несколько секунд Алексей колебался. Сам не зная
почему. Потом, сбросив скорость, но не
останавливаясь совсем, нажал грушу клаксона. Труба
запела: "Моя любовь, прекрасная, как утренний сон..."
Человек мгновенно повернулся и пошел к дороге.
   Когда он приблизился, стало ясно, что он еще не
стар, но уже сед и согбен.
   - Добрые господа направляются в Лиль? -
спросил он дребезжащим голоском.
   - Садитесь, почтенный, - откликнулась Саня. -
Сзади вещи - подвиньте их.
   - Сейчас редко кто решается подбирать бедных
путников, - сказал бедный путник, робко сдвигая
саквояж Алексея и занимая ровно четверть узкого, как
скамеечка, заднего сиденья; голос его был ненормально
ровный, невыразительный, вялый и серый, как его же
одежда. - Боятся блох. Но на мне блох нет. Я травник.
Мое имя Авда. Меня многие знают. Я практикую
черную колючку.
   - То-то я слышу, чем-то знакомым пахнет, -
сказал Алексей, трогаясь. - Но от нее же... - Он
помахал рукой у виска.
   - Да, если ее курить или жевать, - сказал Авда
все тем же серым голосом. - Я же делаю из нее мазь
для тела и присыпку для белья. Блохи никогда не
кусают того, кто использует эту мазь.
   - По-моему, нам нужна такая мазь, - сказала
Саня и посмотрела на Алексея.
   - Нужна, - согласился Алексей. - Всегда
ненавидел блох, а теперь в особенности.
   - Вы очень обяжете меня, добрые господа, если в
благодарность за оказанную мне услугу примете от
меня баночку этой прекрасной ароматной мази и
баночку присыпки... Позвольте полюбопытствовать,
откуда вы едете? Если я не ошибаюсь, по этой дороге
позади нас давно никто не живет.
   - Там дом, который мы хотим когда-нибудь
восстановить, - сказал Алексей. - Не навсегда же вот
это... Такое, - он обвел рукой вокруг себя.
   Авда медленно покачал головой:
   - Я тоже когда-то так думал. Но, боюсь, наши на-
дежды не всегда совпадают с божественными планами.
   Алексей покосился на него. Машина въехала
колесом в рытвину и подпрыгнула.
   - Скажите, добрые господа, - продолжал Авда,
видимо соскучившийся по собеседникам за время
блужданий по лесам, - судя по этим упакованным
вещам в экипаже, вы еще нигде не остановились? Или,
может быть, вы не собираетесь останавливаться?
   - У нас не было определенных намерений, -
сказал Алексей.
   - Почему я спрашиваю? Завтра утром
отправляется охраняемый конвой на юг. Вы же знаете,
разбойники доброго Грамена собирают деньги на
выкуп своего атамана...
   - Да, я слышал, - сказал Алексей неохотно. - Но,
мое мнение, мужики с граблями и грабители - это
отнюдь не одно и то же. Хотя сами они разницы могут
и не замечать.
   Авда тоненько засмеялся:
   - Вы знаете толк в шутке, добрый господин! И все
же скажу так: эти мужики с граблями, когда бросаются
толпой, - весьма опасны. Кроме того, они просто не
верят, что найдется кто-то, готовый убить их всего-
навсего за несколько монет, которые они хотят у него
изъять.
   - Значит, речь идет лишь о нескольких монетах...
Зачем же тогда вооруженный конвой?
   - Так распорядился бургомистр. Во всем должен
быть порядок.
   - Ясно. Ладно, добрый Авда, мы подумаем - и,
может быть, подождем до завтра. Скажи, пожалуйста, у
кого можно будет купить газолин?
   - У аптекаря, разумеется. Это прямо на площади,
только к аптекарю нужно будет заехать во двор.
   - Понятно. А если мы захотим переночевать, то
есть ли что-то кроме того грустного постоялого двора?
   - О да. Постоялый двор действительно грустный.
Лучше всего остановиться было бы в трактире
славного Акакия. Это почти там же, где аптекарь, по
переулочку от площади направо. У него, конечно,
шумно, тесновато, пахнет кухней - но зато... Только
поймите меня правильно... Никогда ничего не
случается.
   - Никогда ничего... - повторил Алексей
раздумчиво. - Это хорошо. Это нам подойдет,
сестренка...
   Лес гладких светло-серых деревьев (название им
было "папирозы", поскольку кору их действительно
использовали когда-то вместо бумаги; Алексей то ли
ненароком вытащил полузнакомое имя из какой-то
сверхглубокой и не вполне своей памяти -
внушенной, может быть, всеми этими местными
условиями, - то ли придумал сам, и теперь так оно и
будет здесь называться; впрочем, разницы между тем и
другим он не видел, - Велесова кузня...) закончился и
перешел в густой низкорослый сосняк, и тут же
показались окраинные строения бывшего города Лиль:
каменная караульная будка и красный шлагбаум...
   Саня с трудом сдвинула окошко со своей стороны:
   обильная пыль набилась в пазы, по которым
стекло скользило. На заставе сказали: бояться в городе
нечего... Впрочем, она и так ничего не боялась.
   Она чувствовала, что в ней сейчас - как, впрочем,
и всегда - существовало несколько Сань, но если
прежде они пребывали в состоянии смешанном,
коктейльном, то теперь, как никогда, расслоились.
Хорошенькая разумная девочка в белых носочках и с
бантиком тихо плакала; отважный чумазый сорванец,
способный пойти ночью на кладбище или перебраться
в загон к колхозному быку, ликовал, вздымая к небу
исцарапанный кулачок; скептического сложения леди
продолжала время от времени щипать себя за мочку
уха, уверенная, что рано или поздно проснется в
родном постылом общежитии; романтическая
барышня тихо млела, приоткрыв ротик и ничего не
замечая вокруг... Все они как-то умещались на одном
маленьком сиденье, обитом синим потертым плюшем.
И рядом с ними сидела сама Саня, наблюдая за ними с
отстраненным и несколько высокомерным интересом
- как рано повзрослевшая девушка наблюдает за
возней малышни... Она же, эта Саня, успевала следить
за тем, что проплывает за окошком, и отмечать в
памяти какие-то интересные моменты: скажем, что
дома, разъеденные в свое время зеленогнойкой,
побелены плохо: то ли не хватило извести, то ли уж
очень боялись люди... И что прошлогоднюю вепру,
которой заросли брошенные дома и переулки, никто не
выжигал и не опрыскивал купоросным маслом, а
значит, в городе должны водиться огневки, и хорошо,
что еще не сезон их лета. Скептическая леди, сидя
рядом, громко удивлялась, откуда Сане все это
известно, но Саня даже не смотрела в ее сторону -
какой же дурой нужно быть, чтобы не понимать
самоочевидных вещей...
   Жилой квартал выглядел разве что немного
почище нежилых, да дома бьыи выбелены как следует.
Саню всегда удивляло, что люди в таких вот
крошечных, оторванных от остального мира городках
находят себе занятия: ведь здесь не сельская колония,
не мануфактурный очаг и не большой торговый
перекресток. Однако люди в городке как-то жили и
явно не собирались уходить в другие, лучшие, места.
   Правда, выглядели они неважно, но как раз это
было очень понятно...
   Площадь была маленькой, тесной, с
многочисленными страховидными и какими-то
кривыми будочками, разбросанными в беспорядке, и
грубо сколоченными лесами у фасадов домов; мостки
лесов соединялись между собой, и площадь можно
было обойти по периметру, не спускаясь на землю.
Висели огромные аляповатые вывески: "Аптека",
"Братья и Сестры", "Гробы и Цветы", "Черничный
Пирог", "Порох", "Бургомистр и Шерифф", "Чистая
Вода"...
   - Вон там и живет аптекарь, но сейчас он скорее
всего обедает. - Добрый Авда, от которого пахло
травами, подался вперед. - Откроет в три. А здесь вам
направо... Вон в тот переулок.
   Алексей свернул, куда показала узкая рука с
пальцами, навсегда испачканными травяным соком.
   Высокое черное крыльцо со столбами,
украшенными грубой глубокой резьбой, выходило
едва ли не на середину переулка. Мальчик в красной
рубашке стоял у столба. Увидев машину, он бросился
открывать ворота. Скрежет петель был слышен даже
сквозь звук мотора.
   Во дворе, прикованный цепью к столбу, уже стоял
экипаж, видавший виды "Парс" с огромным
полотняным тентом.
   - Прошу вас, добрые господа... - Авда быстро и
ловко развязал свой мешок, вынул темную склянку и
пакетик из плотной серой бумаги - той самой, из коры
папироз. - Обязательно применяйте это, особенно
если решите почему-либо задержаться здесь.
   - Спасибо, добрый Авда, - коротко поклонился
Алексей. - Но я не думаю, что мы задержимся.
   - Когда человек предполагает, боги смеются, - за-
метил Авда, вежливо кланяясь в ответ. - Я живу над
аптекарем, на чердаке. Может быть, вы захотите меня
увидеть...
   И он ушел быстрым - шелестящим, почему-то по-
думала Саня, глядя ему вслед с неясной легкой оторо-
пью, - шагом, свернул в тень и пропал. Алексей гремел
привязной цепью, пеняя мальчишке за ржу и грязь
замка, а Саня все никак не могла разобраться в своих
чувствах. Проснулась еще одна особа, самая
неприятная. Огляделась и сказала: все ясно. Ты
наконец сошла с ума. У тебя ведь уже было так, ты же
помнишь?
   Саня помнила. Да, так уже было. Ну... почти так.
   ...Она как раз заканчивала седьмой класс, когда в
школе в Салтыковке случился пожар. Его быстро
потушили, но какое-то время занятия там проводить
было нельзя. Тогда младшие классы распустили на
каникулы, а седьмой и восьмой стали возить на
машине в приисковый поселок, расположенный
километрах в шести. То есть шесть было напрямик, а
по дороге - все пятнадцать. И всегда живший в ней
чертобесик как-то заставил ее поспорить с
одноклассником Петькой по прозвищу Таракан, что
она на велосипеде доедет быстрее, чем они на машине.
   Пари было на поцелуй.
   С места тронулись одновременно. Машина
запылила по грейдеру, а Саня свернула на тропу и
мимо кладбища понеслась вдоль ручья по дороге,
ведущей на поля. От нее будет поворот в лес, крутой
подъем на гребень водораздела - придется тащить
велик на руках, иначе не подняться, - но дальше
лесная тропа пойдет только под уклон, и за просекой
ЛЭП прииск будет уже виден. Она ни разу не ездила
по этой дороге, но ходила много раз...
   Видимо, она ошиблась поворотом. Или случилось
что-то еще.
   Подъем оказался не так крут, как представлялось.
Конечно, на велосипеде не въехать, но вести его за
руль можно легко и быстро, почти бегом. И Саня
выбежала на гребень...
   Лес оборвался. Перед нею расстилался луг,
сплошь заросший бледно-желтыми цветами,
похожими на лесные лилии, но покрупнее и не по два-
три цветка на стебле, а по десятку - как
колокольчики... Небо, только что чистое, оказалось
затянуто плотной дымкой. Сильный запах меда
наполнял воздух. Потом прорезались звуки: низкое
гудение, как возле ульев. Цветки начали шевелиться,
из них выползали большие, гораздо больше шмелей,
серые пчелы - и замирали, будто бы прислушиваясь...
   Это было настолько ошеломляюще, что время
остановилось.
   Потом все взорвалось в стремительном
множественном движении. Пчелы будто выстрелили
самими собою - с такой скоростью и яростью они
накинулись на велосипед. Саня вскрикнула и
выпустила его из рук, и он, даже не успев упасть,
превратился в серый шевелящийся ком. А Саню
схватили сзади поперек туловища, оторвали от земли и
куда-то понесли, потащили - со страшной скоростью,
над землею, цепляясь ею за какие-то кусты и ветви.
Оборвался ремень старой почтальонской сумки, с
которой Саня ходила в школу, терпя насмешки
глупых: сумка была из настоящей кожи. И вот впервые
за ее жизнь в ней что-то не выдержало... И почему-то
именно это вдруг заставило Саню громко орать,
брыкаться и бить по чему попало руками и ногами.
   Наконец безумный бег прекратился. Ее грубо
поставили, почти бросили...
   В гневе она обернулась - и подавилась криком.
   То, что тащило ее, не было человеком.
   Огромное существо, покрытое густой красноватой
шерстью, стояло на ногах и имело руки - правда,
очень большие и черные. Но голова его...
   Это отпечаталось в памяти навсегда.
   Увенчанная рогами, она была покороче бычьей.
Прилегающие к черепу уши были почти как у
человека, и в мочках болтались огромные и очень
сложные серьги. Узкий лоб был изборожден
глубокими морщинами. Поражали глаза:
миндалевидные, огромные, с чистым голубоватым
белком и светлой серо-зеленой радужкой. Но из пасти
торчали, не умещаясь, огромные желтоватые клыки...
   Существо приложило руку к груди и пророкотало:
   - Диветхохх...
   Саня не закричала. Она всхлипнула только и стала
оседать на землю.
   Последним, лишенным эмоций, бесстрастным
взглядом они видела существо, чуть наклонившееся
вперед, за ним - колонну из темного камня, стену,
увитую плющом, провал двери, окаймленный резной
аркой...
   Она пришла в себя от холода. Журчал ручей. Она
приподнялась. Болела спина, болело плечо. Кофта и
платье были истерзаны и больше ни на что не
годились. Зато рядом лежала ее сумка. Ремень просто
перетерся о пряжку.
   История наделала много шума. То есть не сама ис-
тория, конечно, а то, как ее истолковали. Из Озерска
приехали милиционеры и солдаты, взяли прочесом
лес. Санечку отвезли в районную больницу,
обследовали - в том числе и психиатры. Но она и им
- по какому-то внутреннему наущению -
рассказывала не все и не так, как было на самом деле, а:
ехала, вдруг стало черно в глазах, всякие картинки
замелькали... - ну, и так далее. Во все это легко было
поверить.
   А что велосипеда и следов не нашли - так что ж,
бывает, на то и воры...
   Петьку же пришлось целовать, ибо спор есть спор.
Это оказалось не так и противно, как можно было по-
думать поначалу.
   Разместились в приятной чистой комнатке с
двумя кроватями и медным умывальником в углу. В
наклонном потолке светилось окно с синеватым
стеклом и частой медной же решеткой переплета.
Льняные простыни на кроватях были чистые, хотя и
застиранные до полной прозрачности. Алексей жестом
попросил ее не двигаться, а сам стал прислушиваться.
Лицо у него при таких сеансах становилось восковым,
страшным, глаза - неподвижными, мертвыми. Вряд ли
он знал об этом...
   Саня старалась не дышать.
   - Ф-фф... - Кровь вернулась к щекам Алексея, он
поморгал, передернул плечами. - Ух, сестренка, и
жуткое же местечко... Кто-то грызет стены, да еще как
грызет! Даже не знаю... думал, и правда: переночевать и
двинуть с конвоем, а теперь - хоть без обеда. Хотя... да.
Нужен же еще и газолин. Так что пообедать придется
все равно.
   Саня чувствовала, что этот городок начинает
всасывать их в себя. Пока еще нежно, легким
дуновением...

   Глава седьмая

   Обед с терпким терновым вином был превосходен,
а вот визит к аптекарю оставил тягостное ощущение.
На обратном пути к трактиру Алексей покаялся, что
ослабил бдительность и не прослушал дом аптекаря
перед тем, как войти. Саня поняла почему: площадь
постепенно заполнялась людьми, стало шумно, и
Алексею пришлось бы пережить настоящие страдания,
решись он на такой шаг. Но вот теперь приходилось
гадать: то ли аптекарь всегда такой - то ли в доме его
кто-то скрывается, а он боится ненароком выдать его.
То ли, наконец, это у них самих от долгого пути
обострилась подозрительность...
   Был аптекарь толст, потен и неопрятен.
Покупателей он встретил за короткой стойкой,
частично разгораживающей небольшую комнатку на
две неравные части: поменьше для покупателей (троим
уже было бы тесно), побольше для него самого и для
белых шкафов, затянутых вместо стекла промасленной
бумагой. Запах в аптеке стоял странный, не совсем
аптечный, но определить его ни Алексей, ни Саня не
смогли. Присутствовали в этом букете - тут уж
несомненно - то ли ароматы нефти, то ли ароматы
гнили. Будто крыса сдохла под полом...
   Газолин он был готов продать, не слишком
деш