икак. Я помню многое, что не касается меня. А
саму себя и... рядом - не помню.
   - Да-да. Обычно такие феномены вызываются
органическими изменениями, скажем, возрастными.
Вот мне, допустим, можно не помнить вчерашний день,
зато детство я помню замечательно...
   Книга казалась идиотской. Люди так себя не
ведут. И так не говорят. Но почему-то при чтении ее у
Сани возникало тревожно-приподнятое состояние, и
казалось, что пахнет снегом. Свежим снегом....
   Уже все гости разошлись, когда в палату
стремительно ворвалась невысокая девушка.
   - Санька! - закричала девушка, бросаясь к крова-
ти. Саня отложила книгу... - Не узнаешь? - Девушка с
некоторым испугом остановилась. - А я тебе... это...
плюшек купила...
   - Я... почти помню, - сказала Саня мучительно. -
Мне бы разрезать вот тут... - Она потерла левую
бровь.
   - Валя, - сказала девушка. - Чижик. Ну? Вспом-
нила?
   - Валя... Чижик... - Саня поднялась с кровати. -
Мы с тобой... подожди... учились...
   - И?!. - вопросительно-торжествующе
пригласила к воспоминаниям Валя. - Что еще?
   - Жили вместе... - Саня не то догадалась, не то и
на самом деле вспомнила.
   - Точно! А мне говорят - память, мол, потеряла!
Имя, говорит, долго не могла вспомнить - а помнит
только, что общага сгорела. А вы тогда как пропали -
теперь только про то и разговоры. Ну, мне Марь
Семенна и говорит: махни, посмотри, что за Алексеева
Александра такая... Так ты что, не помнишь совсем-
совсем ничего? И меня, значит...
   - Почти ничего. Все... как будто не в фокусе... или
как будто в книжке страницы выдернуты...
   Саня взглянула вниз, будто там могла быть какая-
то иллюстрация состояния ее памяти, и вдруг увидела,
что гостья ее каким-то чудом балансирует на самом
краю перекладины. Одна нога ее уже соскользнула,
вторая - готова была соскользнуть...
   - Осторожно, - сказала Саня тихо, чтобы не
напугать. - Дай руку. Теперь встань сюда. Сюда-
сюда... Вот. Ну, все.
   Чижик вдруг руку отдернула.
   - Ты что?
   Саня пожала плечами:
   - Плохое место.
   Она вдруг поняла, что на них смотрят. Лежащие
женщины приподнялись и смотрели очень
настороженно.
   - Слушай, - сказала одна, - а ты почем знаешь?
   - Что?
   - Ну... что плохое.
   - Вижу... чувствую... А оно действительно?..
   - Там третьего дня Дарья Теплакова померла. На
поправку уже шла, а тут - хлоп на пол, и все - не
дышит... А ты к нам только вчера попала, знать не
можешь...
   - Да я и правда не знала. Валя, а...
   - Пойдем в коридор. - Чижик как-то подобралась
и напряглась.
   Это было разумно. Но все же и в коридоре Саня
дважды обводила Валю вокруг незримо зияющих дыр.
   - Понимаешь, я вроде бы в уме. Но вычеркнуты
все имена и почти все события, которые со мной
происходили. Вот тебя в лицо узнала... и вообще -
просачивается что-то... Но все равно это - ничего. Вот
помню: ездили в деревню... в какую, зачем?.. потом
возвращались поездом, потом на машине... пожар не
помню, но откуда-то знаю, что все, что у меня было, -
сгорело. Потом... какой-то ужас, помню чувство ужаса,
но не знаю, из-за чего. И все: очнулась на скамейке в
сквере, вся грязная, оборванная... и узнала, что прошло
два с лишним месяца. И что теперь делать? Даже из
больницы выпишут - куда пойти?
   - Ой, за это не переживай, мы тебя устроим! И в
училище восстановят - ну, на второй год оставят, по-
думаешь, компот. Паспорт мы. твой вытащили, успели,
и вещи какие-то... ну, это у Сороки, она все в гнездо,
все в гнездо. Слушай, а с кем ты ездила - не помнишь?
   - Нет. Помню, что кто-то был...
   - С братом ты ездила, он у нас военруком работал.
Алексеем его звали. Ты, может, поэтому так и назва-
лась, а?
   - Не знаю. Я вдруг чего-то испугалась... надо было
сказать имя, и я сказала - первое попавшееся. Постой,
Валя. А кто тебе позвонил?
   - Не мне. Мне куда звонить, без пейджера прозя-
баю... мы же сейчас, кто бесхозные, в классах и спим, и
занимаемся... А в училище позвонил врач из травм-
пункта, сказал, что вот, мол, вроде бы ваша погорели-
ца... в больницу отправили. Сразу про вас с Алексеем и
вспомнили. Шуму-то - ой, много было-после того, как
вы пропали. А главное - в общаге же на чердаке сгорел
кто-то, кости там нашли... В общем, весело мы без тебя
жили, хохотунчики хоть по пальмам развешивай. Ну,
ты вообще-то... что-нибудь вспоминаешь, когда я
говорю?
   - Да... Только это не складывается пока. Не
стыкуется.
   - Ой-ма... Ну, ладно. Я тебе сейчас все
методически выкладывать буду, а ты слушай и
наматывай...
   Вторжение началось утром девятого апреля, а уже
к вечеру двенадцатого можно было сказать, что
высадка десанта прошла успешно. И севернее, и южнее
порта Ирин возникли плацдармы, с которых началось
продвижение легкой пехоты в глубь территории и
навстречу друг другу; порт оказался взят в клещи.
Если он падет - а это представлялось весьма
вероятным, - то уже ничто не помешает прямо у
глубоководных причалов разгружаться тяжелым
баргам и левиатонам, доставляющим передвижные
башни и метательные машины - средства боя, без
которых конкордийцы воевать не любили.
   Только маленький отряд гвардии Паригория под
командованием внучатого племянника Вандо, акрита
Артемона Протасия, - меньше тысячи мечей -
противостоял сейчас десанту. Остальные силы северян
вынужденно были растянуты вдоль побережья,
отражая все новые и новые попытки высадки. Флот,
видимый с откосов и тем более с маяков как темный
остров, смещался то к северу, то к югу, прощупывая
легкими судами наличие и доблесть береговых
патрулей.
   Силентий собрался в родовом поместье Рогдая
Анемподиста под названием Лучина, большом
мрачноватом доме, выстроенном ступенчато на крутом
склоне горы. Из окон дома виден был залив, а дальше,
в зеленоватой туманной дымке, - Фелитополь,
древняя столица, город, забытый всеми и всеми
заброшенный...
   Рогдай стоял на высоком крыльце, встречая
прибывающих.
   Кесаревич Войдан оказался первым - верхом на
коне в сопровождении девяти стражников. На нем был
легкий кожаный панцирь с решетчатыми заплетками
на груди и плечах; светлые волосы свободно
раскинулись. Рогдай отметил про себя, что за
последний месяц кесаревич заметно возмужал - будто
стал старше сразу на десять лет.
   - Привет тебе, стратиг. - Он спрыгнул с коня.
   - Привет и тебе, Войдан. Ладно ли доехал?
   - Могло быть хуже. Двое ранены у меня, распоря-
дись, чтоб в стражницкую лекаря прислали.
   Рогдай жестом подозвал домоправителя, шепнул
на ухо приказ; домоправитель, подобрав полы, рысью
бросился исполнять. Наметанным глазом Рогдай
определил раненых: вот этот, слишком бледный, и вон
тот, опустивший плечо. Не дай Бог показать им, что ты
разглядел их немочь... Войдан махнул рукой старшине
конвоя: свободны. Им уже отворили стражницкие
ворота. Въезжая туда, раненный в плечо оглянулся -
будто бы в тревоге.
   Конвой Вендимианов был не в пример пышнее:
большую крепкую карету сопровождали четыре
десятка всадников. Впереди ехали знаменосцы, позади
тоже. Терентий, несмотря на свои семьдесят лет,
выпрыгнул из кареты молодо и упруго. Рогдай успел
заметить там, в мягких недрах, две хитроватые девичьи
мордашки.
   - Привет тебе, стратиг. Далекое место ты выбрал
для встречи...
   - Привет и тебе, Терентий. Не я выбрал - место
выбрало. Все ли ладно было в пути?
   - Дороги разбиты. А так - все ладно.
   - Поднимайся в комнаты, тебе покажут. Отдыхай
пока.
   Вандо Паригория пришлось ждать еще около часа.
Хотя в его конвое тоже была карета, сам Вандо, невзи-
рая на свою дородность, ехал верхом, с мечом у бедра и
в кольчуге. Когда он приблизился, Рогдай увидел, что
левая его нога повыше колена обмотана черным
бинтом.
   - Привет тебе, стратиг.
   - Привет и тебе, Вандо. Путь, вижу, был непрост?
   - Непрост, стратиг. Третий раз на конкордийских
разъездчиков уже сегодняшним утром напоролись...
   - Тяжко на берегу, Вандо?
   - Не то слово, стратиг...
   - Тебя отведут в комнаты. Отдохни пока. Лекаря
страже не требуется?
   - Нет. Раненых я на возу обратно отправил...
Вандо опирался на меч, не в силах скрыть рану, но
обычай не велел замечать это.
   Солнце перевалило за полдень, когда все
собрались в полутемной зале за тяжелым
двухсотлетним дубовым столом с резной столешницей.
   - Не могу сказать, что рад видеть вас всех здесь, -
сказал Рогдай. - Потому что причина, побудившая нас
собраться, хуже нашей давней вражды. Хотя и
родилась из нее же. Нас начали жрать, и я не вижу
пути, как избежать гибели Мелиоры. Все. Прошу
высказываться.
   Первым встал потаинник Конрад Астион,
ближайший помощник Юно Януара.
   - Я самый младший здесь, - сказал он. - Скажу
вам следующее: мы за месяц потеряли всех шпионов,
работавших на материке. Всех до единого. Последнее
послание, пришедшее к нам, гласит: где-то в самых
высших сферах Конкордии зреет недовольство
слишком тесным союзом со Степью... если эти
отношения, конечно, можно считать союзом. Равно как
и сама Степь не так уж едина в своих устремлениях на
наши острова. Но, к сожалению, важнейший документ,
который вез к нам наш самый ценный шпион, оказался
утерянным. Мы ждали подробнейшего слепка с
отношений между Авенезером Четвертым и его
окружением и внутри самого окружения, а получили
лишь холодный ком воска... Шпион, уже пожилой
человек, попал в темную полосу на острове Еликонида,
на миг потерял опору в мире - и покончил с собой. Без
него же разбудить воск невозможно... - Он помолчал
несколько секунд. - Поэтому при оценке очень
сложной обстановки на материке мы вынуждены
полагаться лишь на слова перебежчиков. Лишь на
слова. Их трудно подтвердить или опровергнуть. Так
вот, из этих слов следует, что вторжение в Мелиору
ведется стараниями Турвона, старшего брата
Авенезера Четвертого. Сам ли он попал под влияние
Полибия, или же Полибий находится у него в руках -
сказать пока невозможно.
   Рогдай, кажется, хотел что-то сказать, издал
неопределенный звук, но заставил себя промолчать.
   - Теперь я просто передаю слова Якуна, ничего от
себя не добавляя. Якун сказал так: за время,
прошедшее после возвращения Полибия ко двору,
мощь его возросла неимоверно, и питается она из
запретных источников - но и расходуется на что-то
совершенно непонятое, не написанное ни в одной из
известных книг. Возможно, он творит что-то подобное
Кузне... На дела же военные отвлекается слабо. То
есть, конечно, чародейскими умениями он
воодушевляет воинов. Не исключено, что чародейство
используется и при их подготовке. Иногда он сам
навещает верфи и крепит корабли. Самое масштабное
из видимых его деяний таково: тремя башнями,
поставленными на берегах пролива, он сдерживает
шторма. Мы знаем расположение этих башен. Одна из
них - на полуострове Дол... Якун считает, что простое
разрушение даже одной башни сломает защиту от
штормов. Далее: Якун и его помощники предрекают
попытку этакого общего чародейского воздействия на
Мелиору, как бы распространение на нее темных полос
- и для угнетения наших душевных сил, и для
возбуждения новой вспышки враждебности. Якун
знает, как с этим бороться, но ему нужны две сотни
человек... которые сами согласятся на это.
   - На что? - спросил Войдан, не поднимая головы.
   - На то, чтобы собирать на себя... вбирать в себя
всю темноту, все несчастья... всю враждебность. Это
будет неимоверно трудно.
   - Ясно, - сказал Войдан.
   - И, наконец, последнее. Обученные Полибием
степняки ведут разведку наших войск, используя птиц
и животных. Якун предлагает собрать несколько тысяч
детей двенадцати-четырнадцати лет, чтобы научить их
распознавать очарованных птиц и зверей. Обучение
этому взрослого лучника займет не один день, дети же
понимают все моментально. Такие помощники будут
очень ценны.
   - Это все? - спросил Рогдай.
   - Да, стратиг.
   - Немало, хотя от Якуна я ожидал большего. Та
весть - якобы о возвращении Авенезера Третьего, -
стало что-нибудь известно?
   - Нет, стратиг. Возможно, что-то об этом и нес тот
погибший шпион... Пойми, стратиг: материк сейчас
будто в дыму. Мы не в состоянии узнать почти ничего,
что происходит там.
   - Ясно. Что на юге, Терентий?
   - Разве я младше Вандо, что должен говорить
перед ним? - проскрипел генарх Вендимианов.
   - Прости, Терентий. Нарушение обычая я беру на
себя. Ты можешь говорить без ущерба для своей чести.
Прошу тебя.
   - Благодарю, стратиг, и признаю твое право брать
на себя грех отступления от обычаев предков. Я привез
хорошую весть. Стотысячник Аркадий Филомен, воен-
ный правитель южной провинции Мра, прислал
тайных послов. Он не рискует выступить прямо
против императора и Степи, но готов отпустить нам на
помощь всю свою личную гвардию: шесть тысяч
всадников и двадцать две тысячи пехотинцев. Также
он может отрядить несколько десятков своих судов с
преданными ему капитанами действовать под
пиратским флагом.
   - Филомен, - сказал Рогдай и посмотрел на
Астиона; потаинник осторожно кивнул. - О
Филомене я слышал, что он не любит степняков. Не
тот ли это Филомен, который два года выдерживал их
осаду в крепости Преслава?
   - Тот, стратиг.
   - Тогда сейчас ему должно быть за восемьдесят
лет?
   - Нет, стратиг. Ему шестьдесят десять, а выглядит
он на сорок девять. Младшему его сыну четыре года.
При осаде Преславы погибла вся его семья: мать, жена
и четверо детей. Император оставил его под рукой на
случай возможных трений со Степью, отдав ему
нищую провинцию...
   - Спасибо, акрит. Как хорошо иметь рядом
человека, который все знает... - И, повернувшись к
Терентию, спросил: - Но ведь он наверняка что-то
хочет взамен?
   - Да, и немало. Свободный доступ в Кузню с
правом вывоза белого камня - по пять подвод в день
все то время, пока его войска не будут возвращены
обратно на материк.
   - Одна кузница - это три-четыре подводы, -
сказал Рогдай задумчиво. - Интересно, что он
задумал? Поставить тысячу кузниц?
   - Трудно сказать. - Терентий положил руки на
стол ладонями вниз знаком "это не мое дело". - Дела
людей материка меня волнуют мало - до тех пор, пока
они не начинают приходить в гости без спросу и бить
посуду. Мне тоже кажется странной такая плата, но
подвоха я не вижу. Собственно, это все, что я мог
сказать.
   - Понятно. Твое слово, кесаревич.
   Он отозвался не сразу. Поднял голову, взглядом
медленно обежал всех собравшихся. О том, что по
старшинству ему говорить еще рано, не обмолвился:
принял очередность, указанную стратигом, молча. Что-
то в его взгляде возникло не слишком обычное...
   - Это второе вторжение только на нашей памяти
и одно из бессчетных, бывших когда-то, - сказал он. -
И мы относимся к этому как к старой, опасной, но все
же известной болезни. Мы знаем, что от нее умирают,
но если правильно лечить, то вылечить можно. Это
ошибка. Это совсем другая болезнь...
   Он замолчал и посмотрел на свои сжатые кулаки.
Все терпеливо ждали.
   - Те войны велись государями, - продолжил он.
- Эта - затеяна чародеями. Те велись за земли и
власть, эта - непонятно для чего. Боюсь, что сама
война будет чем-то вроде исполинского заклинания в
неведомом обряде. Я не нахожу другого объяснения
начинающимся событиям.
   Рогдай повернулся к потаиннику:
   - Что думает уважаемый Якун по этому поводу?
   - Якун не исключает такого. Но считает, что наш
образ действий не должен зависеть от того, кто
вдохновил войну: Полибий или Турвон. Он сказал, что
это кажется важным лишь на первый взгляд.
   - Он - один из тех, кто ведет эту войну, - сказал
Войдан. - Не может же он свидетельствовать против
себя самого.
   - Это лишь твои предположения, кесаревич... -
осторожно сказал Рогдай.
   - Нет. Мне было видение, и не единожды, а триж-
ды. Приходила матушка... впрочем, это неважно.
Скажу так: мы уже не можем обойтись без чародеев, и
мы вынуждены слепо доверять чародеям, не имея ни
малейшей возможности проверить их утверждения и
действия. Так кто мы после этого, как не рабы?
   - Резон в твоих словах я вижу, кесаревич, но что
нам делать с этим резоном, не пойму совершенно, -
медленно сказал Рогдай. - Знаешь ли это ты сам?
   - Мне страшно выговорить то, что я должен ска-
зать. - И Войдан вдруг улыбнулся беспомощно и
отчаянно. - Мое мнение такое: немедленно сдаться.
Приказать славам и солдатам сложить оружие и
разойтись по домам. Крестьянам - сеять. Кузнецам -
ковать. Мы же сами, если надо, пойдем на эшафот, или
будем вести переговоры, или... просто жить, не
обращая внимания на завоевателей. Полный отказ от
сопротивления, полнейший... Если Полибию нужна
Кузня, или башня Ираклемона, или что-то еще - пусть
забирает и уносит или пользуется здесь...
   - Тебе снились дурные сны? - спросил Рогдай.
   - Да, - сказал Войдан и уронил голову. - Море
крови... вся вода стала кровью, даже источники... вы-
живет едва ли один из дюжины... Думаю, Полибию
просто нужно войско мертвых. Может быть, он решил
завоевать ад.
   Несколько секунд все сидели как пораженные
громом. Потом Терентий тихо засмеялся:
   - Так ведь чародей-то прав оказался!.. Выходит
как? Будем мы воевать или не будем - ждет нас всех
дорога прямехонько в самый ад! Так давайте
напоследок хотя бы удовольствие получим!.. А, Вандо?
Получим напоследок удовольствие?
   - Хорошая мысль, - отозвался Вандо. - Я все
сказал, - повернулся он к Рогдаю.
   - Постой, - сказал Рогдай. - Ты расскажи, что на
берегу делается.
   - Я знаю только то, что было там позавчера, -
сказал Вандо. - О падении порта еще не сообщали, но
оно неизбежно. Однако в порту у меня припасена одна
маленькая штучка... впрочем, не будем о секретах
вслух.
   - Хорошо... - Рогдай опер обе руки
растопыренными пальцами о стол: знак важного слова.
- Мир междоусобный мы провозгласили. Теперь
встает вопрос о верховном властителе. Кесаревич
Войдан добровольно отказывается от этого поста... да и
неловко было бы при живом кесаре. Поэтому есть два
пути: или упросить расстричься в мир кесаря-монаха,
или провозгласить диктатора. Обычай диктует
попробовать вначале сделать первое, а в случае отказа
наотрез - второе. У нас же нет времени, и я предлагаю
вначале сделать второе, а потом уже приступить к
первому.
   - Разумно, - кивнул Вандо. - Диктатором,
разумеется, будешь ты?
   - Я бы не хотел, - сказал Рогдай. - Больше
пользы я принесу в войсках. Я предлагаю Мечислава
Урбасиана.
   - Он знает, что ты будешь его предлагать? -
спросил Вандо, и одновременно с ним задал вопрос
Терентий:
   - Где он сейчас?
   - Он не знает, - Рогдай поклонился Вандо, - по-
тому что занят... - он перевел взгляд на Терентия, -
спасением государя нашего кесаря. Где он сейчас, я не
могу сказать, потому что сам того не знаю. Однако
приезда его я жду с часу на час.
   - Мечислав - достойный человек, - сказал
Войдан.
   - Может быть, - сказал Терентий. - И все же
военный диктатор должен быть солдатом, а не
стражником. А главное, Рогдай, тебя люди помнят хотя
бы по прошлой войне с Конкордией, а его... ну кто о
нем слышал? Разве что знать Столии...
   - Это так, - подтвердил Вандо. - Не сочти за
лесть.
   - Я думаю, - сказал Войдан, - что нет особой
разницы, кто станет диктатором. Мы все равно
погибнем. Соглашайся, дядя Рогдай...
   - Потаинник Януар передал мне свой голос, -
тихо сказал Конрад Астион. - Он велел мне выступать
за тебя, стратиг, даже если ты сам будешь против.
   - Плохо вы решили, - сказал Рогдай глухо. - Не-
правильно. Не того я хотел и ждал, нет, не того...
   - Не горюй, - неожиданно весело сказал Терен-
тий. - Ну, разобьют нас. В худшем случае. Так ведь
самое страшное, что может тогда с нами случиться, -
это смерть. А раз уж мы все равно когда-нибудь да
помрем, то вполне можно сказать: мы ничем не рис-
куем.
   - Ты, Терентий, известный блудослов, - сказал
Вандо. - Скажи лучше: заложниками будем
обмениваться?
   - Думаешь, стоит? - спросил Терентий.
   - За себя я ручаюсь и за семью тоже. Но есть
всякие... не очень близкие...
   - С них и спросим, как нужда п