олго ничего нет,
- ...жи!" Справа - трехэтажный облупленный
красный дом с высоким крыльцом. Синяя вывеска и
синие ящики на стене. "Почта". Что же такое "почта"?
Это было почему-то связано с бумагой и сладковатым
вкусом. И Новым годом.
   Саня с трудом дотащилась до высокого крыльца.
"Министерство связи РФ. Краснокаменский почтамт.
Почтовое отделение 063"...
   Краснокаменск. Она опять огляделась. Почему-то
постоянно тянуло оглядываться. Оглянешься - и на
несколько секунд избавляешься от какого-то
внутреннего зуда. Потом он нарастает опять. Город
Краснокаменск... Она проговорила это про себя раз
десять. Но ничего не произошло.
   Саня медленно вошла во двор. У подъезда
сгрудились машины. Дальше был газон и решетчатый
зеленый забор. Вдоль забора редко, но очень
внушительно росли толстые высокие тополя. Под
тополями, вся усыпанная смолистыми чешуйками
сброшенных почек, стояла еще одна скамейка -
совершенно целая. Саня пропала бы без этих скамеек...
   Она небрежно смахнула почки и села, вытянув
ногу. Машка живет вон там, в соседнем подъезде. Где
замок на входной двери и несколько кнопок звонков.
Надо подойти и нажать вон ту кнопку, белую в черном
кружке. Она видела все очень отчетливо и
ненатурально близко.
   Надо подойти и нажать. Спустятся и спросят:
"Кто там?" И тогда сказать: "Это я, Саша... Саша..."
   Саша - а дальше?
   Пусто. Она судорожно обшарила всю свою такую
маленькую память. Пусто.
   Хотя... документы?
   В кармане куртки лежал бумажник, обвязанный
грязной ленточкой. Она раскрыла его - но там были
только три медных ключа на толстом колечке с
выгравированными знаками и несколько засаленных и
обтрепанных игральных карт. И еще - маленькая, в
указательный палец длиной, дудочка из коричневатого
дерева.
   Смешно...
   Тем не менее она почему-то знала, что ничего
важнее этого в мире не существует. По крайней мере,
для нее.
   Еще в бумажнике нашлись три пятитысячные
бумажки. Вот для этого в памяти место нашлось, с
каким-то неудовольствием подумала она, что на эти
деньги можно один раз поесть - сытно, хотя и не очень
вкусно.
   А еще во внутреннем кармане она нащупала
рукоятку револьвера...
   Что-то сработало внутри. Даже не в голове, а в
плече или в локте. Рука отдернулась от находки и
быстро скользнула в боковой карман, как в нору. Рука
что-то знала.
   И это знание - зеленого цвета облако - поползло
от плеча было вверх, но вдруг бросилось в ноги и
заставило встать, встать немедленно - и смываться
отсюда подальше. Здесь было, оказывается, самое
опасное место...
   Она уже заходила за угол, когда позади хлопнула
подпружиненная дверь, всхлипнула отключаемая
сигнализация машины (откуда она это помнит?..
неважно...) и чей-то очень знакомый голос произнес,
заканчивая начатую еще на лестнице фразу:
   - ...и сразу назад. Вряд ли это она, но - убедиться
никогда не лишне. Отзвони мне, понял?
   - Да понял, чего тут. Только все равно какой-то
херней занимаемся, Стас, ей-Богу...
   - Ладно, не ной. На обратном пути к Дубу заедь,
пива "Миллер" возьми пару упаковок...
   Хлопнула дверца, мягко заработал мотор. Саня,
ковыляя, обогнула дом чуть раньше, чем тронулась с
места машина и водитель мог бы заметить ее. Но
сейчас он выедет из двора - и она окажется перед ним,
как заяц в нетоптаном поле...
   Торопясь успеть, Саня взобралась по лестнице -
семь ступенек! - вверх и успела закрыть за собой
дверь. Сквозь зарешеченное окошечко она увидела
машину: серую, хищную, низкую, быструю.
   Похожую на махогона.
   Она отступила в глубь помещения и налетела на
какую-то толстую старуху. Старуха сильно пихнула ее
и выругалась.
   - Простите... - прошептала Саня.
   - Чего "простите"! Чего "простите"! Понаехало
вас, тварей...
   - Ты как заругалась-то, Викторовна? - укорила
ее другая, в вязаной шапочке и очках. - Не стыдно
тебе?
   - Мне еще стыдно, скажешь тоже! Вон - шастают
по подъездам да по чердакам! Звонют тут: беженцы,
мол, на кусочек хлеба - а сами глазами зырк да зырк...
Ну, я-то сразу поняла, каки они таки беженцы. А
деньги-то наши пенсионные им все и уходют, тут мне в
собесе добры люди объяснили, как есть...
   Саня, внезапно ослабев, прислонилась к стене.
Она только что, полминуты назад, чудом избежала
чего-то, что могло быть пострашнее смерти. Осознание
этого еще не пришло полностью, но уже начало
проникать в поры воображения.
   - Эй, девка, ты чего так побелела? - спросила ста-
руха в шапочке. - Правда беженка, что ли?
   Саня покачала головой. В глазах странно
двоилось.
   - Да наркоманка она, по глазам видно, - сказала
толстая Викторовна. - Пошли, пошли, Клавд„я, добрая
ты уж больно...
   И старуха в шапочке дала себя увести. Очередь в
кассу смотрела на Саню неодобрительно.
   - Так, - сказала женщина за окошком и встала. -
Вам чего, гражданочка?
   - Она ж больная, - сказал кто-то в очереди. -
Видно же. Позаражает всех.
   - Я... заблудилась... - с трудом преодолевая
дрожь, сказала Саня. - У меня... нога болит. Очень
болит.
   - А, так ей травпукт нужен! - будто бы
обрадовался кто-то. Они все, кто стоял в очереди,
вдруг слились для нее в одно существо. Не то чтобы
злое, не то чтобы доброе... - Травпукт, голубушка, в
соседнем дворе. Выйдешь сейчас, повернешь направо,
там гаражи будут, пройдешь - и увидишь ворота, а на
воротах написано...
   За воротами стояла машина без колес - просто на
каких-то чурбачках. Возле машины сидели двое в
белых халатах и курили: белесый парень с редкими
волосами и молодая горбоносая женщина в высоком
крахмальном колпаке.
   - О! - сказала она. - Клиент созрел. Проходи,
красавица, раздевайся...
   В темном тесном коридорчике пахло сильно и как-
то полузнакомо. Перед дверью с надписью: "В уличной
обуви не входить!" стояли две пары очень старых
тапочек. Саня, с трудом дотянувшись до шнурков -
колено совсем не гнулось - сняла свои ботинки и
вошла в кабинет. Там сидела еще одна женщина,
пожилая.
   - Вон там раздевайся, - показала она за ширму.
Там стояла рогатая металлическая вешалка.
   Саня сняла куртку. Посмотрела на себя. На ней
натянут был черный свитер - весь в дырах, будто
опаленный. Она сняла и свитер. Под свитером
оказалась бесформенная полотняная рубашка, не
слишком свежая, но и не так сокрушительно
пострадавшая.
   Вошли те, что курили. Парень уселся за стол, жен-
щина в колпаке отошла к окну.
   - Слушаю, - сказал парень.
   - Нога болит.
   - А что именно?
   - Колено.
   - Травма была?
   - Не помню.
   - Как так? Пьяная была?
   Не знаю. Я вообще мало что помню. Вот как
здорово. Как хоть звать-то, можешь сказать?
   - Александра.
   - Ну, хоть что-то... Ладно: фамилия-имя-отчество.
   - Фамилию не помню.
   Парень отложил ручку, которой собирался писать.
   - Как это?
   Саня пожала плечами.
   - А документы есть?
   - Нет. Были бы - сама бы посмотрела...
   - Так. А живешь где?
   - Не знаю. Я в себя на скамейке пришла.
   - Постой. Что же ты раньше-то делала? Саня
нахмурилась.
   - Кажется, училась. Смутно что-то такое...
пробивается.
   - Та-ак. Имя, значит, Александра... лет сколько?
   - Девятна... А какое сегодня число?
   - Нормально. Шестнадцатое апреля. Год не
нужен?
   - Апре... апреля?
   - Шестнадцатое апреля девяносто седьмого года.
Тысяча девятьсот.
   - Да-да... Так... я помню - был февраль...
суббота... кажется, восьмое. Да, восьмое. Мы поехали в
деревню, потом обратно, была пурга... приехали - и
тут сказали, что сгорело общежитие...
   - Пал Сергеич, - сказала вдруг пожилая, - точно:
   восьмого февраля пожар был в педучилище. У
моей соседки там дочка учится.
   - Вот, что-то выясняется, - сказал Пал Сергеич.
- Значит, учащаяся педучилища Александра... не
вспомнила?
   Саня медленно покачала головой.
   - И что же было потом?
   - А потом мы пошли... куда-то ночевать... ну да,
негде же... и все. Больше не помню. Очнулась на ска-
мейке. Нога болит.
   - Ладно, давай ногу посмотрим, - сказал Пал Сер-
геич. - Марина, помоги ей.
   - Пошли, - протянула руку женщина в колпаке.
Медсестра, сообразила Саня. Что-то начинало в
память возвращаться...
   Она положила Саню на кушетку за ширмой и
помогла стянуть джинсы. Колено, оказывается, было
обмотано серой тряпкой. Медсестра разрезала эту
тряпку и отняла ее от тела. Саня вскрикнула.
Медсестра высвистела какую-то мучительно знакомую
музыкальную фразу.
   - Пал Сергеич! Тут в стационар надо...
   Саня приподнялась и посмотрела.
   Колено было багрово-черным. Кожа местами
полопалась, и в разрывах выступала серая плоть. Сразу
же потянуло мерзким запахом...
   Врач наклонился к колену и долго его изучал, чуть
поворачивая то вправо, то влево.
   - И ты еще как-то ходила... - проговорил он. - Н-
да...
   - Что, сильно плохо?
   - Весьма. Что же это за крокодил тебя покусал?
Явно не собачьи зубы...
   - Уж там - не собачьи, - возразила из-за спины
его медсестра. - Сейчас таких держат - из окошка
смотреть страшно, не то что мимо идти.
   - Возможно, возможно... - протянул врач. - Сама
не помнишь? И вообще - ничего не вспомнила? Саня
покачала головой:
   - Только - день рождения. Четвертого апреля.
Значит, двадцать мне лет.
   - Поздравляю, - сказал Пал Сергеич. - Давай-ка,
Маринка, мы ее тут немножко обиходим, потом в гной-
ную хирургию сдадим. Потому как укус неизвестного
животного карается прививками от чего? От
бешенства...
   - В больницу? - вдруг забеспокоилась Саня. -
Я... Мне нельзя в больницу.
   - Это еще почему?
   - Не знаю... Что-то мелькнуло...
   - Дуришь ты нас, красавица, - сказал врач. - Ну
да ладно: не наше это дело. Дури на здоровье. А в
больницу не могу тебя не направить, ибо нога тебе еще
пригодится. Там тебя заодно и на предмет ку-ку
посмотрят... - Он пошевелил пальцами у  виска, и
Саня его поняла.
   - Я не дурю, - сказала она.
   - Ну-ну...
   Он взял что-то с поднесенного медсестрой
маленького столика и стал что-то делать с Саниным
коленом, и это было так больно и так страшно, что
Сане пришлось откинуть голову и зажмуриться.
   Но и при зажмуренных глазах она продолжала
что-то видеть.
   Серые стены уходили ввысь. Над ними
открывалось небо - безумное, страшное небо.
Колдовское небо без звезд... Саня тут же распахнула
веки. Низкий потолок в трещинах...
   Но теперь и сквозь этот потолок она продолжала
видеть высокие серые стены какого-то дьявольского
лабиринта - того, что люди тщатся от себя же и
скрыть, загромождая все вокруг деревом и камнем,
воздухом, облаками и светом. Конечно, эти серые
стены были теперь почти незаметны, лишь
угадывались, словно бы проступая сквозь ближние
предметы в облике теней и трещин - но Саня знала,
что в любой момент может увидеть их, стоит лишь
поднять глаза к небу.
   И - может быть, по очертаниям того колдовского
неба, зажатого меж стен, - определить свой путь...
   Она подняла руку и коснулась левого глаза. Это
что-то должно было означать. Но глаз был как глаз -
круглый и плотный под веками. Потом она вспомнила.
В глазу когда-то было пятнышко. Золотое пятнышко.
Теперь его не стало.
   Хотя... Она еще раз посмотрела вверх. Серые
стены видны были как бы сквозь легкое - легчайшее
- золотое мерцание. Золотую паутинку. Пятнышко
просто расширилось, подумала Саня. Оно
расширилось, и я на все смотрю просто сквозь него...
   - Транспортировку заказывали? - просунулась в
Дверь маленькая мордочка, а следом за мордочкой и
все остальное, тоже маленькое. - Хорошо у вас, Паша,
тихо...
   Саня сосредоточенно смотрела на вошедшего... -
шую... Да, пожалуй, вошедшую. Она была как-то
связана с тем золотым пятнышком...
   - Привет тебе, золотко, - откликнулся Пал
Серге-ич. - А у вас что, завал?
   - Затишье, я бы так сказала. Ты только посмотри
на эту погоду. Все вздрогнули и напряглись. Что будет,
когда похолодает...
   - Вчера был тяжелый день. Ребятишки в
основном. А сегодня пока вот - тьфу-тьфу... Чаю
хочешь?
   - Нет, поеду. Кого везти?
   - Да вот, девушка в какую-то переделку попала.
Животнопокусанность, флегмона области правого
коленного сустава. Тотальная амнезия.
   - То есть что: черепномозговая?
   - Не похоже. Мозги ей, конечно, надо будет
глянуть на просвет, но это не самое срочное. Всего-то
делов: не помнит, что делала два последних месяца.
Больше никакой симптоматики. И не ширки. Ни
одного следа иголки.
   - Интересно... - Маленькая докторша смерила
Саню взглядом с ног до головы. - Может, дуру гонит?
   - Может, и дуру, - согласился Пал Сергеич. - Да
не наше это дело, золотко. Наше - направление дви-
жения правильно придать, - и он подал ей листок бу-
маги, на котором перед этим что-то написал.
   - Вот и я об этом... - Докторша прочла бумагу,
покачала головой. - И фамилию не помнишь, да?
   - Не помню, - виновато сказала Саня, - То есть,
наверное, помню... чувствую, что помню... а вот тут
что-то не пропускает... - Она тронула левую бровь.
   - Проводочек порвался, - согласилась докторша.
- Ну, а головой точно не билась?
   - Н-не знаю... вроде бы нет...
   - Или просто не помнишь, билась или нет?
   - Да. Просто не помню.
   - Перепиши, Паша. Поставь ей подозрение на че-
репномозговую травму. Потому что иначе повезу я ее в
гнойную, там меня с нею заворотят в психушку, а из
психушки так и так - в неотложку. Я три часа
проезжу, а у нас сейчас четыре машины. А с
подозрением на ЧМТ я ее сразу сдам в неотложку,
пусть там разбираются. Это не один час - ЧМТ
раскручивать. Положат под наблюдение. А с
остальным - гнойное отделение у них есть, психиатр у
них свой... так что все будет в порядке.
   - Хитрая ты, золотко.
   - Покатайся с мое. Сидишь в этом отстойнике,
жизни не знаешь.
   Саня слушала их в пол-уха. Память у нее - да,
была маленькая, но зато вс„, что в ней имелось,
использовала на тысячу процентов. Тот диалог,
услышанный ею во время бегства от Машкиного
подъезда...
   Конечно. Ищут ее. Ищут как? Звонок в больницу:
у вас нет девушки, которая не помнит своего имени?
Ах, есть. Сейчас мы за нею приедем...
   Чудо, что еще не позвонили сюда. Может быть, по-
тому, что совсем рядом, слишком рядом - в мертвой
зоне.
   - Я вспомнила, - сказала она. - Я фамилию
вспомнила.
   На нее посмотрели - очень одинаково.
   - А больше ничего? - спросила докторша.
   - Не знаю... мне нужно отвлечься, думать о
другом - тогда всплывает... - Это была почти правда.
- Алексеева... Александра... Павловна. Да. Это я.
   - Вот и славненько. Ну, поехали, Алексеева... Она
попыталась дойти до машины - и не смогла. Ее
   довела маленькая докторша, оказавшаяся
неожиданно сильной.
   - ...нет! Я вам уже говорила - не было таких. Вы
же звонили час назад. Нет, и за этот час никаких неиз-
вестных... да. Хорошо. Вот у меня ваш номер записан,
под стеклом - позвоню. Как только, так сразу. До сви-
дания.
   Девушка за окошком регистратуры подняла на
них глаза.
   - Чтоб я так память теряла... Что у вас?
   - Подозрение на ЧМТ, - сказала докторша. - И
флегмона правой ноги.
   - Алексеева Александра Павловна, - начала
списывать с бланка направления регистраторша, -
двадцать лет, не работает, БОМЖ... ну-ну. Спасу
совсем не стало от бичей. Добрым людям... Ведите в
пропускник.

   Глава вторая

   К ночи Сане стало заметно лучше. Во-первых, ей
помогли вымыться. Во-вторых, сделали несколько
уколов и прокапали какое-то лекарство из зеленой бу-
тылки. От этого лекарства Саню сначала бросило в
дрожь, стало тошнить - но очень скоро это прошло, а
уже через несколько часов она почувствовала, что
колено можно согнуть.
   В одиннадцать выключили свет. Женщины в
палате, до того молчавшие, принялись оживленно
болтать. Саня стала смотреть в потолок, стараясь не
рассматривать ничего. Над нею нависали стены
колодца... и она твердо знала, что видит это не в
первый раз.
   Что-то вроде светлой буквы "Т" с короткой
ножкой скользнуло над верхом стен - скользнуло и
исчезло.
   Потом Саня повернула голову и посмотрела вниз.
Койки стояли на переплетениях какой-то
причудливой решетки, и люди простодушно ступали
по прутьям решетки, ничего об этом не зная. Внизу же
их ждала подкрашенная огнем чернота.
   Надо ли их предупреждать об опасности? Саня не
знала. Может быть, никакой опасности для них и не
существует вовсе - поскольку привычка с детства...
   Она прикрыла глаза ладонью. Это помогло.
   Что-то в ней темно и бешено вращалось, и
вращалось, и вращалось... от этого кружилась голова, и
обманным движением запрокидывались назад и
подушка, и кровать, и вся эта больница...
   Она уснула - будто в падении.
   Во сне к ней вернулась память, вернулись знания
о пережитом... она пробиралась куда-то по
буреломному лесу, держась за шерсть то ли огромной
обезьяны, то ли необычного медведя, доброго и
ласкового существа... но она знала, что он ведет ее не то
чтобы в опасное - но в достаточно неприятное место,
где она уже побывала однажды... с этим как-то было
связано плавание на большой лодке с гребцами, она
сидела, вцепившись в протянутую вдоль борта
веревку, и смотрела в волны, которые - зелено-серые
- пенились о борт и тут же отваливались, будто
насытившиеся медленные звери. Но в то неприятное
место надо было идти - и тогда, и сейчас...
   А еще там, в лесу, она знала свое имя.
   И тревожилась за кого-то.
   В шесть утра ее разбудили на уколы. В девять
поставили еще одну капельницу, а около полудня врач,
перевязывая ее, восхитился:
   - Ну, девушка, ты и даешь. Прости, некрасиво
звучит - но заживает, как на собаке.
   - Ничего, - сказала Саня. - Собак я люблю.
   - Все равно от бешенства придется колоться. Вак-
цину привезли, так что - готовь животик.
   - Не есть, что ли?
   - Наоборот. Набивай поплотнее - хоть кашей,
что ли... После перевязки пришел старичок-психиатр.
Он разговаривал с Саней долго и довольно
добродушно, но после этого разговора - кончившегося
как бы ничем - ей вдруг захотелось вымыться.
   - Какая чистюля, - сказала санитарка, к которой
Саня обратилась. - А чего ж вчера - ломтями грязь
соскребали? Перебьешься.
   Саня вдруг заплакала:
   - Будто я виновата... два месяца жизни украли,
память украли... где дом, где что... никто не верит...
Денег надо - так я дам. Оскорблять-то зачем?
   Плакать ей было так непривычно, что она от стыда
забилась в какую-то каморку, заставленную
бумажными мешками, грязными зелеными
кастрюлями и какими-то палками. Санитарка неловко
похлопала ее по плечу:
   - Да не обижайся ты. Тут народ-то, знаешь...
всякий. Отвыкаешь от нормальных-то. А что, правда,
говорят, тебя эти... на тарелке... умыкнули?
   - Кто?
   - Ну... с другой планета которые...  на летучих
тарелках...
   - Я не помню, - беспомощно сказала Саня.
   Санитарка помогла ей ополоснуться под душем,
замотав колено рыжей клеенкой. Предложенные
деньги - пятерку - правда, охотно взяла. Хотя и
спросила:
   не последние? Нет-нет, легко сказала Саня, не
последние...
   Должно было остаться еще две пятерки. Осталось
почему-то четыре.
   За обедом, как и велено было, она набила живот
безвкусной кашей. В буфете продавали бутерброды, и
она докупила три бутерброда и съела. Сытости не
наступило, просто потянуло в сон.
   Укол в живот был болезнен - однако ничего
такого особенного. Ну, больно. Бывало и побольнее.
   Колено почти прошло. Она ходила прихрамывая,
но и только. Даже спустилась на пятый этаж, где
торговал книжный киоск. Хотела выбрать что-нибудь
почитать. И почему-то купила дешевенькую, с
полуоторванной бумажной обложкой, книжку:
"Мертвые не спят".
   Она сама удивилась своему выбору.
   Почему-то был очень долгий вечер. К давно
лежащим теткам приходили гости, что-то приносили -
в основном еду. Саня уже поняла, что кормят в
больнице чересчур диетически. Ее пытались угостить,
но она почему-то отказалась. Лежала и читала.
   - Вы читать не разучились?
   - Нет.
   - Странно, правда? Сложные вещи вы помните, а
такую простую, как день вчерашний, - нет. Как вы это
объясняете?
   - Н