слова не говоря, Фелея остановилась в самой середине строя
солдат и прочла заклинание, вызвав появление широкой алого цвета  паутины,
несколько напоминающей ту, которая  обвивалась  вокруг  Нориссы  перед  ее
исчезновением.
     Пэшет ощутил толчок, который отозвался в его спине еще более  сильной
болью. Затем ему показалось, как будто его раскручивают, привязав к  концу
длинной веревки. В  следующее  мгновение  он  обнаружил  себя  стоящим  на
вершине обезглавленной горы. Повсюду на равнине  копошились  его  солдаты.
Среди них корчился в пыли Тайлек - ссохшаяся, хнычущая  кукла.  Вдали,  на
крутой стороне глубокого ущелья, одинокая  фигура  карабкалась  по  склону
высокой горы. Еще семеро  человек,  поддерживаемые  в  воздухе  непонятной
силой, пересекли ущелье без всякого моста.
     Пэшет услышал вопли своих солдат. Кто-то молился, большинство  сыпали
проклятьями, но все они смотрели в небо. Пэшет, преодолевая  боль,  поднял
голову.
     На холме, сложенном из расколотых гранитных плит  и  валунов,  стояла
неподвижная Фелея. Ее  точное  подобие  парило  высоко  в  небе  на  спине
устрашающей крылатой твари  ярко-красного  цвета.  Пэшет  некоторое  время
наблюдал, как тварь напрасно пыталась пробить невидимую стену, которая  не
давала ей перелететь на другую сторону ущелья.
     Пэшета толкнули, и он  обратил  внимание  на  то,  что  его  солдаты,
объятые ужасом, столпились вокруг него. Их невежество разозлило его, и  он
чуть было в ярости не набросился на них. Его солдаты как будто ждали,  что
он начнет их успокаивать!
     Однако эта мысль так глубоко проникла в него, что Пэшет поборол  гнев
и оставил в сторону все эмоции.  Конечно  же,  они  обратились  к  нему  в
трудный час - он был их командиром. Оставаясь глухим  к  любым  ощущениям,
Пэшет принялся отдавать приказы.



                                    32

     После  яркого  солнца,  отраженного  и  усиленного  снежной  белизной
снаружи, Байдевин на ощупь пробирался по темному каменному тоннелю.  Когда
подоспел Медвин,  ему  стало  гораздо  проще,  так  как  посох  волшебника
продолжал светиться в темноте,  и  это  позволило  гному  избежать  многих
трудных участков. Остальные же, не  обладая  волшебным  даром,  не  видели
ничего дальше собственного носа, и в темноте время от времени  раздавались
звонкие удары стали о камень и сдавленные проклятья. Шарканье башмаков  по
песку и гравию, устилающему путь, действовало на нервы  Байдевину,  и  его
воображение то и дело рисовало ему полчища чудовищ, подстерегающих  их  во
мраке тоннеля, или всевозможные несчастья,  которые  поджидают  Нориссу  в
конце пути.
     - Там свет! - внезапно прошептал Норвик.
     Байдевин в панике обернулся к Медвину и его  светящемуся  посоху,  но
заметил, что Норвик, несколько опередивший остальных, указывает вперед, не
глядя на волшебника позади. Сам же Байдевин, стараясь держаться поближе  к
Медвину и свету, который испускал волшебный посох,  не  рассмотрел  слабое
сияние в конце коридора.
     Осторожно они пошли по узкому коридору. Коридор  слегка  изогнулся  и
внезапно вывел их в длинную, просторную пещеру.
     Без факелов, вообще без какого-либо  огня,  рассеянный  свет,  сияние
которого они заметили, лился прямо с потолка пещеры. В самой  ее  середине
стояли Норисса и Кей с Иллой. За ними, глубже в  тело  горы,  пещера  была
темна. Дальняя ее стена состояла словно из дыма и тумана. Байдевин обратил
внимание на то, что в то время, как в коридоре гулял промозглый  сквозняк,
в пещере, куда он вошел, оказалось удивительно тепло.
     - Норисса! - Байдевин подбежал к тому месту, где Норисса стояла перед
кучкой камней. Его страх улегся только после того, как она  улыбнулась  и,
назвав его по имени, повернулась, чтобы приветствовать остальных.
     - Байдевин! Медвин! Идите сюда,  посмотрите,  что  оставила  мне  моя
мать!
     Невысокий гранитный столб  стоял  внутри  треугольного  пространства,
образованного двумя черными каменными плитами,  соприкасающимися  концами.
На вершине столбика стояла чаша из  полупрозрачного  черно-синего  стекла,
наполненная водой. В  воде  плавал  небольшой  белый  камень,  похожий  на
градину, который светился своим собственным  светом  и  освещал  несколько
рун, написанных на краях чаши. Байдевин разобрал  знаки  времени,  огня  и
смерти. Остальные надписи напоминали собой бессмысленную головоломку; лишь
только Байдевин попытался расшифровать надпись, руны словно задвигались  и
еще сильнее переплелись между собой. Может быть, Медвин и сумел бы  в  них
разобраться, но Байдевин так этого и не  узнал,  потому  что  волшебник  с
удивлением глядел на свой посох.
     Посох  всегда  светился  довольно  ярко,  но  теперь   он   часто   и
ослепительно вспыхивал, и в такт этим вспышкам ярче замерцал белый  камень
в чаше.  Норисса  смотрела  на  этот  камень,  как  зачарованная,  Боср  и
остальные нерешительно переступали с ноги на ногу. Никто из них не обращал
внимания на Медвина.
     Между тем старый маг печально  переводил  взгляд  с  одного  огня  на
другой.
     - Все сильней и сильней я удивляюсь могуществу, которым обладала  моя
госпожа! - он отступил  от  алтаря,  и  свечение  посоха  и  белого  камня
померкло.
     Кей вздохнул и посмотрел на Нориссу:
     - Это очень красивый алтарь, но какому богу он служит, госпожа?
     - Богу, который не принадлежит к этому миру, - ответила она.
     Взгляд Байдевина задержался на сотканной из дыма стене. Она  все  это
время оставалась на месте, не растекаясь по комнате, не изменив ни  формы,
ни размеров. По поверхности ее пробегали легкие волны возмущений,  но  они
быстро гасли. Байдевин зашел за алтарь.
     Его первое ощущение  было  таким,  словно  на  него  повеяло  ледяным
холодом, обжигающим холодом, который высасывал из  тела  все  силы.  Затем
пришла боль. Норисса, выкрикивая слова  предупреждения,  схватила  его  за
руку и потащила назад. Выплеснувшийся из алтаря неожиданно горячий  воздух
обжег его кожу.
     Норисса, строго глядя на своих спутников, обратилась к ним  с  такими
словами:
     - Никто из вас не должен прикасаться к алтарю или заходить  за  него.
Все, что нам потребуется, находится там, - и она  показала  на  проходы  в
стенах пещеры по левую и по правую руку от себя.
     Только после того, как каждый из членов их отряда кивком  подтвердил,
что понял ее слова, Норисса расслабилась.
     - Мы все голодны и нуждаемся  в  отдыхе,  -  улыбнулась  она.  -  Так
давайте же воспользуемся тем, что для нас приготовлено, - она  повернулась
и, слегка пригнувшись, перешла из пещеры в комнату, находящуюся за  спиной
справа.
     Байдевин  почувствовал,  как  чья-то  рука  легла  ему  на  плечо,  и
остановился. Норвик наклонился к нему и тихо прошептал:
     - Скажи Босру, что я вернулся  ко  входу.  Мне  кажется,  что  кто-то
должен покараулить вход в пещеру.
     Байдевин кивнул и поторопился догнать остальных. Ему показалось,  что
в соседней комнате, куда он попал,  было  не  так  тепло,  как  в  главной
пещере, но эта комната была залита таким же  мягким  светом.  И  она  была
забита продуктами.
     Вдоль каменных стен были сложены большие пакеты заготовленного  мяса.
Мешки с зерном и мукой чередовались с большими головами сыра, сложенными у
дальней стены. С потолка свисали целые гирлянды  сушеных  фруктов.  Тонкая
струйка воды выбивалась из-под выпуклости в стене неподалеку  от  входа  и
исчезала в трещине в полу. Еще одна дверь вела в соседнюю комнату.
     Боср пощупал зерно, попробовал сушеные фрукты.
     - Зерно чистое, и фрукты не подгнили, - удивленно объявил он.
     Его длинный нож взрезал головку  сыра.  Терпкий  аромат  белого  сыра
распространился  в  воздухе,  и  Байдевин  почувствовал,   как   рот   его
наполняется слюной.
     Боср протянул Нориссе толстый  ломоть  сыра,  Норисса  разломила  его
пополам и отдала детям.
     - Хватит на всех, Боср, как вам кажется?
     - Если угодно, госпожа. - Боср поклонился.
     Некоторое время все сосредоточенно жевали. Пока  Боср  чистил  лезвие
ножа, Байдевин  тщательно  обернул  свежий  срез  сырной  головки  вощеной
бумагой. Потом он обвязал сыр грубой  тканью  и  поспешил  за  остальными,
которых Норисса повела в следующую комнату.
     Из этой комнаты они попали в следующую, а потом - еще в одну и еще...
Комнат оказалось всего восемь,  и  каждая  была  освещена  мягким  светом,
лившимся  прямо  с  потолка.  Каждая  комната   была   забита   всяческими
необходимыми  вещами.  Тут  были  одеяла,  была   мужская   одежда,   были
инструменты для ремонта оружия, был склад дров и запасы трута и лучины для
растопки. В последней комнате Бремет вытащил из кучи одежды меховую куртку
и  набросил  ее  на  плечи  Нориссы.  Байдевин  заметил,  как  их   пальцы
встретились и на краткий миг задержались, касаясь друг друга, пока Норисса
плотнее запахивала куртку. Затем она повела их обратно в  главную  пещеру.
Байдевин шел последним, яростно топча ногами пыль на полу комнат.
     Не задерживаясь в главной  пещере,  Норисса  прошла  через  проход  в
противоположной стене. Короткий коридор, заворачивающий направо, привел их
в маленькую прихожую.
     Вдоль одной стены стояла единственная  кровать,  оставляя  достаточно
места, чтобы пройти туда, где за тяжелой занавеской  скрывалась  последняя
комната.
     В этой комнате стояла такая же кровать, как в прихожей. Напротив  нее
был установлен легкий складной столик. В изножье кровати  стояла  на  полу
кожаная дорожная сумка. На широкой каменной полке стоял деревянный  ларец,
и были разложены различные предметы, необходимые  женщинам  для  ухода  за
своей внешностью.
     Норисса задумчиво прикоснулась к серебряному гребню, погладила крышку
ларца и прошептала:
     - Это была комната моей матери.
     Не сказав друг другу ни слова, мужчины вместе вышли из комнаты.
     Они устроили лагерь возле входа в главную  пещеру.  Восемь  маленьких
комнат с припасами дали им все необходимое доя того, чтобы  устроиться  со
всеми удобствами. Норвику тоже отнесли  теплую  одежду,  еду  и  оружие  и
оставили его сторожить вход в пещеру на склоне горы.
     Вскоре в горшке забулькал сытный суп из риса  и  сушеного  мяса.  Кей
удивил всех, сумев испечь на углях три золотистые лепешки.
     После того как они поели,  Байдевин  отозвал  Медвина  в  сторонку  и
рассказал ему о том, что произошло  в  те  несколько  мгновений,  пока  он
оставался с той стороны алтаря. Когда гном  и  маг  проходили  мимо  этого
места, посох Медвина снова ярко вспыхнул, а потом снова померк и  спокойно
замерцал.
     Медвин несколько раз  вздохнул.  Его  удивление  и  любопытство  были
очевидны.
     - Это место - настоящая загадка для  меня,  -  он  кивнул  в  сторону
комнаты, где оставалась Норисса. - И она тоже - тайна. Сила,  которую  она
демонстрирует, не принадлежит ей - в этом я уверен.
     - Возможно, это наследие ее матери, разбуженное  ее  присутствием,  -
предположил Байдевин. Взглянув на посох, он быстро отвел глаза,  борясь  с
желанием выхватить магический жезл из рук наставника.
     - В твоих словах есть доля истины, -  кивнул  Медвин.  -  Теперь,  по
крайней мере, понятно, что  задумала  Бреанна,  когда  покинула  Актальзею
незадолго до своей гибели. Но здесь есть еще что-то -  еще  кто-то,  -  он
повернулся и посмотрел на алтарь. - Это попахивает могуществом богов.  Эта
штука способна повергнуть в прах наш мир и вызвать из  небытия  бессчетное
количество новых. Кто скажет, как она сюда попала?
     - Амулет Нориссы? Компаньон? - прошептал Байдевин. - Ведь из-за  этой
вещицы и началась эта ужасная  война.  Норисса  уже  упоминала  о  великой
магии, которая всегда с ней, но которую нельзя трогать.
     Медвин нахмурился:
     - Она ничего не говорила мне об этом.
     Байдевин посмотрел сначала на алтарь, потом  на  коридор,  ведущий  в
комнату Нориссы.
     - Что же это могло быть, если в этом заключена такая сила?
     - Проклятье! - в голосе Медвина зазвучал сильнейший  гнев.  Последние
свои слова он произнес намного тише,  но  его  палец  очень  решительно  и
сурово угрожал Байдевину. - У моей госпожи Бреанны было  достаточно  силы,
чтобы повергнуть Фелею одним ударом, но она предпочла  умереть  сама,  чем
выпустить эту силу на свободу и погубить одного-единственного ребенка! - в
этом месте он погрозил Байдевину уже посохом. -  Я  знаю,  как  ты  любишь
магию и волшебство, Байдевин, но  запомни  -  эта  власть  развращает  без
пощады и милосердия. Вспомни о тех разрушениях, которые  причинила  Фелея,
стремясь завладеть этим Знаком. И смотри, чтобы  тебе  не  последовать  ее
примеру!
     Они долго и сердито смотрели  друг  на  друга.  Байдевин  смотрел  на
старого мага с вызовом, но именно он первым  отвел  взгляд  и  повернулся,
чтобы уйти. Медвин загородил ему дорогу посохом.
     - Не торопись получить  степень,  Байдевин,  -  голос  его  прозвучал
неожиданно мягко, ни тени недавнего гнева не было  в  нем,  -  наслаждайся
своим ученичеством. Бремя мастера обрушится на тебя очень скоро...
     Байдевин  не  мог  подобрать  достойного  ответа,  такого,  чтобы  не
прозвучал слишком  грубо,  а  потому  отошел  от  старого  волшебника,  не
проронив ни слова.



                                    33

     Отпив хороший глоток вина из третьего по счету кубка, Пэшет продолжал
наблюдать за тем, как готовится ко сну лагерь.
     Всего  несколько  человек  оставалось  на  виду.  Крылатое   чудовище
скрылось из вида много часов назад, но Пэшет хорошо понимал чувства  своих
людей: большинство предпочло опасности быть застигнутыми летучим  драконом
на открытом месте воображаемую безопасность под пологами палаток.
     Пэшет не испытывал подобного страха, но в мозгу его было почти так же
темно, как и у многих солдат. Перед глазами снова и снова вставала картина
гибели  Джаабена,  а  боль  в  руках  то  совершенно  стихала,  то   снова
пронизывала его острыми иглами. Сейчас боль успокоилась, и  вино  помогало
ему  с  удобством  коротать  время.  Только  одно  отравляло  его   пьяное
спокойствие...
     С самого момента  прибытия  на  место  Пэшет  постоянно  наблюдал  за
подвесной кроватью, которую неусыпно стерегли четверо адептов.  Когда  был
воздвигнут шатер Тайлека, адепты поместили своего господина внутрь, а один
из них остался на часах перед входом.
     Если бы не эти четверо... Пэшет вздохнул и потребовал  еще  вина.  Он
упустил свой шанс. Вскоре после того, как были установлены шатры  Фелеи  и
Тайлека, служанка Фелеи подошла к сторожившему вход адепту и заговорила  с
ним, и Тайлека тут же отнесли в шатер госпожи.  Пэшет  незаметно  вошел  в
палатку Фелеи вслед за ними и тихо встал у входа.
     Когда подвесную кровать опустили у ног Фелеи, Пэшет с трудом заставил
себя поверить в то, что эта штука на  кровати  может  быть  живой.  Тайлек
напоминал своим внешним видом один из множества  незахороненных  трупов  в
пещерах пустыни Дринлар: высохшая кожа, казалось, была натянута  прямо  на
кости  скелета,  сухожилия  напоминали  темные  тени,  оплетающие   кости,
натянувшаяся на черепе кожа  заставляла  его  постоянно  держать  открытым
беззубый рот. Плащ колдуна исчез, и он был укрыт тонкой шерстяной  тканью.
Мука, которая виднелась в его мутных глазах, была единственным при  знаком
того, что Тайлек еще жив.
     Фелея  при  виде  его  нахмурилась,  как  хмурится  мать,   отчитывая
непослушного сына. Его талисман лежал у нее на коленях, и золотая цепь его
была снова цела.
     - Ах, любимый, - проворковала она, - наглость и амбиции - это хорошее
подспорье против любого  противника,  за  исключением  твоей  королевы.  Я
уверена, что теперь ты это хорошо понял.
     Вместо ответа волна крупной дрожи пробежала по  всему  телу  Тайлека.
Фелея с неожиданной нежностью наклонилась над высохшим телом и  вложила  в
его  скрюченные  пальцы  медальон.  Узловатые  пальцы  мгновенно  сжались.
Упругая молодая кожа появилась на запястье, на предплечье  руки  и  быстро
распространялась все выше и  дальше,  высохшие  члены  округлились,  стали
упругими и сильными мышцы. Тайлек оживал так же быстро, как  съеживался  и
усыхал. Лишь только  превращение  было  закончено,  Тайлек  сел.  Один  из
адептов сделал шаг вперед и набросил на плечи своего господина его  черный
плащ, расшитый серебряными и ярко-алыми нитями.  Не  произнеся  ни  слова,
Тайлек  опустился  перед  Фелеей  на  колени  и  так  стоял,   сотрясаемый
подобострастным трепетом.
     В  улыбке   Фелеи   Пэшету   почудилось   удовлетворение,   вызванное
покорностью Тайлека. Затем взмахом руки она отпустила колдуна и всех,  кто
находился в ее шатре.
     И теперь, много часов спустя, Пэшет все продолжал смотреть  на  шатер
колдуна сквозь опрокинутый полог своей палатки. Ему приходилось  напрягать
зрение, чтобы сосредоточиться на черной фигуре адепта  перед  входом.  Ему
казалось, что фигура эта постепенно  тает  в  тусклой  красноватой  дымке.
Порывы ветра вздымали  с  земли  клубы  пыли  и  еще  сильнее  мешали  его
наблюдениям, скрывая шатер и все, что происходило вокруг него.
     Некоторое время спустя Пэшет заметил над  шатром  Фелеи  ярко-красную
точку. Туча росла, клубилась,  словно  вскипая  и  разбрасывая  сверкающие
искры, вставая ярким пятном на фоне темного неба. Пламя факелов и  костров
подпрыгивало, стараясь  дотянуться  до  этой  тучи.  Тонкий,  неистовый  и
пронзительный  вой  заставил  Пэшета  выбежать  из  палатки.  Вокруг  него
поспешно покидали свои палатки солдаты его армии,  в  их  выкриках  звучал
неприкрытый страх.
     Над палатками красная туча сгустилась и превратилась в огненный  шар.
Сверкнула малиновая молния, и над равниной прокатился  удар  грома.  Ветер
стих, и с неба закапали тяжелые и маслянистые капли дождя.
     Пэшет забился в свою палатку, слишком усталый, чтобы  делать  что-то.
Его сил хватило лишь на то, чтобы  терпеть  боль.  Обожженные  руки  снова
начали кровоточить.



                                    34

     Дождь продолжался всю ночь. Он падал  с  неба  темной  стеной,  очень
быстро уничтожая снежный покров, так что вскоре  почти  повсюду  обнажился
скалистый рельеф горного склона. Байдевин сомневался, что в  такую  погоду
даже Тайлек осмелится повести  свои  войска  через  узкий  мост,  но  Боср
настоял на том, чтобы наблюдение продолжалось и все они по  очереди  несли
вахту при входе в пещеру, стараясь, впрочем, не выходить под дождь  из-под
прикрытия каменного коридора. Все они были людьми, привычными  к  походной
жизни и ее трудностям, включая сюда и ночевки под дождем, но  этот  ливень
был не совсем обычным. Несмотря на сильный холодный ветер, вода,  льющаяся
с небес, казалась теплой. Большие теплые капли, попадая на кожу, оставляли
на ней маслянистую неприятную пленку, липкую и вызывающую раздражение.
     Отстояв на  часах  положенное  время,  Байдевин  прилег  и  попытался
заснуть. Он действительно задремал,  но  часто  просыпался  от  неприятных
сновидений, подробности которых он уже не помнил,  вздрагивая  при  звуках
далеких воображаемых голосов.  В  конце  концов  он  оставил  все  попытки
отдохнуть и, выбравшись из-под полога, заново разжег огонь в очаге.
     Ближе к утру  Илла  выбралась  из  своей  комнатки,  протирая  глаза.
Отложив в миску жаркое, она подобрала оставшийся хлеб. Байдевин сопроводил
ее до того  места,  где  коридор,  ведущий  к  комнатам  Иллы  и  Нориссы,
заворачивал. На его вопрос о Нориссе Илла вздохнула, и  на  ее  юном  лице
появилось немалое беспокойство.
     - Госпожа всю ночь не спала, все сидит читает записки матери. -  Илла
посмотрела на миску с едой. - Может быть, если она немного  поест,  так  и
отдохнуть сможет.
     Байдевин смотрел, как она скрылась за углом коридора,  и  вернулся  к
очагу. Когда  начали  просыпаться  остальные,  он  вышел  и  отправился  к
Норвику, который нес караул