уверенней  в  себе.
Эта новая независимость, которую он разглядел в ней, испугала его.
     Он ужаснулся, когда она, излечив Медвина, судорожно  забилась  в  его
руках. Но новое чувство, которое поселилось в нем, было  горечью  грядущей
потери.
     "Но как я могу потерять то,  что  никогда  мне  не  принадлежало?"  -
спросил себя Байдевин, глядя, как  Норисса  накручивает  на  палец  кончик
своей длинной косы.
     Смущенно вздохнув, он спросил:
     - Можешь ты говорить об этом? О  том,  что  произошло  тогда?  Медвин
кое-что объяснил, но... - его голос упал до шепота, - мы говорили довольно
давно.
     Норисса  некоторое  время  всматривалась  в  лесную  чащу,  а   потом
рассказала гному сначала о нападении на берегу реки, потом - о  схватке  в
домике Кхелри. Байдевин пережил вместе с ней сначала  ее  ужас  и  близкую
гибель, а затем триумф победы. Перемена, происшедшая  в  ней,  становилась
ему все более понятной.
     Когда рассказ был закончен,  они  некоторое  время  просто  сидели  и
молчали. Прошло немало времени, прежде  чем  Байдевин  осознал,  что  рука
Нориссы каким-то образом оказалась в его руке и мирно покоится там. Он тут
же выпустил ее руку и,  вскочив  с  бревна,  принялся  вышагивать  взад  и
вперед, разгоняя застоявшуюся в  ногах  кровь.  Длинные  и  острые  стрелы
солнечных лучей подсказали ему, что уже довольно много времени прошло.
     - Нам надо возвращаться. Медвин, наверное, уже ждет.
     Норисса тоже поднялась, и они неторопливо пошли  в  сторону  деревни.
Байдевин искал способ, как бы заговорить о возвращении  в  Дромунд,  когда
Норисса заговорила сама:
     - Ты знаешь, что Боср и  Медвин  говорили  об  отпрыске  королевского
рода, которого Медвин и  Сэлет  укрыли  в  безопасном  месте?  -  Байдевин
кивнул. - Я все время  ожидала,  что  меня  подвергнут  испытанию  и  либо
объявят самозванкой, либо признают королевой, но никто  пока  об  этом  не
заговаривал. -  Она  заколебалась:  -  Мне  кажется,  Медвин  их  немножко
заколдовал. Они обсуждают это между собой, но никогда не  заговаривают  со
мной об этом. Медвин считает, что это даже лучше, так как у нас - у тебя и
у меня - есть время научиться. Но я все еще Норисса - пустой титул, просто
леди.
     Байдевин был удивлен отношением к нему Медвина, но тут  же  припомнил
их разговор в лесу. Это воспоминание заставило его некоторое время  шагать
молча, но промолчать он не мог.
     - Может быть, он и прав. Теперь мы можем  возвращаться  в  Дромунд  и
соединиться с войсками дяди. Мы поднимем всю страну, и в следующий раз  ты
вступишь на землю Сайдры во главе мощной армии.  Тогда  никто  не  посмеет
усомниться в том, что ты настоящая королева.
     Ему долго пришлось ждать ответа Нориссы, и он даже начал надеяться на
то, что она, быть может, согласится, но первые же ее слова подтвердили его
мрачные опасения.
     - Я не могу покинуть Сайдру, не могу оставить ее,  пока  еще  столько
остается не сделанным, - она подняла руку, умоляя  его  не  говорить  пока
ничего. - Пожалуйста, Байдевин, выслушай меня. Мне было  ведено  следовать
за своим сном, а я бежала от него. Чудовище последовало  за  моим  сном  и
нашло меня. Я пыталась не обращать внимание на этот  зов  довольно  долгое
время, чтобы помочь тебе, и теперь мы оба оказались втянутыми в эту войну.
     Норисса замолчала, но  решительное  выражение  ее  лица  заставило  и
Байдевина хранить молчание.
     - Я здесь еще очень мало времени, но мое сердце подсказывает мне, что
я отыскала свой родной дом, и здесь я прикоснулась к таким  могущественным
силам, которые я и вообразить себе не могла. Здесь моя судьба.  Кто  может
предсказать, что еще ожидает меня, если я снова стану избегать ее?
     Байдевин молчал до тех пор, пока они не оказались на опушке леса и не
увидели между деревьев дома  поселка.  Тогда  он  заговорил,  стараясь  не
выдать своих чувств ни словом, ни интонацией:
     - Люди Босра докладывают, что Тайлек  все  еще  находится  в  Сайдре,
стало быть, мой дом свободен. Моя армия сосредоточивается  у  Стаггетского
замка. Это наши союзники из Таррагона. Мне следует  вернуться  в  Дромунд.
Может быть, мне еще удастся уговорить их выступить на твоей стороне.
     Норисса опустилась перед ним на колени, печаль тронула  тонкие  черты
ее лица. Она крепко сжала его руки в своих и сказала тихо:
     - Раз ты должен - иди, Байдевин. Наш с тобой семидневный  срок  давно
истек, и я больше не должна ехать с тобой. Но ты - мой самый лучший  друг,
и, будь это в моих силах, я бы сделала так, чтобы  никогда  не  оставаться
одной, без тебя.
     Затем  Норисса  поднялась  с  колен  и   ушла,   торопясь   навстречу
седовласому магу, направляющемуся в их сторону. Байдевин смотрел ей  вслед
и думал о том, что он, похоже, никогда больше не увидит Дромунд снова.



                                    15

     Остаток дня, как ни старался Байдевин что-нибудь  вспомнить,  вставал
перед его мысленным взором расплывчатыми  образами  лиц  и  нагромождением
слов. Ему смутно  помнилось,  что  некоторое  время  он  вместе  с  Босром
выслушивал донесения вестовых и лазутчиков, но смысл сказанного доходил до
него размытым и смазанным то ощущением бурной радости, то тихого отчаяния.
     Воспоминание об утренней прогулке неотвязно преследовало его. Снова и
снова он переживал заново прикосновение рук Нориссы и ту глубокую  печаль,
которая охватывала ее, когда он сказал, что уходит.
     До этого он твердо намеревался  вернуться  в  Дромунд  к  удобному  и
бессмысленному существованию под крылом дяди. Наверняка  у  него  достанет
решимости оставить вопросы волшебства и наследования трона тем,  для  кого
они были действительно важны. Он надеялся, что расстояние сможет притупить
то властное ощущение гнева, которое постоянно присутствовало  на  окраинах
его мысли.
     Но он прождал слишком долго.
     Норисса не хотела, чтобы он уезжал. Она сказала об этом сама. Было  и
предсказание Медвина, который считал, что его сила и совет  могут  однажды
ей понадобиться. Это казалось ему маловероятным. Норисса уже отвергла  его
совет вернуться в безопасный Дромунд. Что касается силы, то в  битве  даже
юный Ятрай мог бы защитить ее надежней, чем он.
     Конечно, он всегда может развлечь ее. Нориссе может понадобиться шут,
который бы пел и плясал, а также умел загадывать загадки;  Пэшет  требовал
от него этого  довольно  часто.  Но  он  сразу  же  представил  себе,  как
отнесется Норисса к его подобному поведению, не говоря уже о том, что  его
собственная гордость не позволила бы ему пойти на это.
     Что же он мог предложить ей?
     День прошел. Байдевину удалось кое-как  ответить  на  вопросы  Босра,
которые он едва помнил. Невидящими глазами он разглядывал старые  карты  и
вполуха прислушивался к планам, которые обсуждались вокруг него.  В  конце
концов он под каким-то предлогом ушел в лес и остался там до тех пор, пока
темнота не заставила его вернуться обратно.
     Он не помнил, сколько времени он стоял, глядя на дверь своего  домика
и на дом Кхелри, собирая все свое мужество перед встречей с  Нориссой.  Он
был уверен, что она рассердится на  него  за  утреннюю  ложь  -  наверняка
Медвин раскрыл его обман.  Может  ли  она  рассердиться  настолько,  чтобы
пожалеть о своем признании в дружеских чувствах?
     Темнота внезапно стала не такой густой - это Медвин с  посохом  вышел
на  деревенскую  площадь  вместе  с  Нориссой.  На  некоторое  время   они
задержались там, чтобы побеседовать с Бреметом и  Ятраем.  Бремет  в  знак
приветствия кивнул,  Ятрай  поклонился,  затем  подошел  к  Нориссе  почти
вплотную и что-то зашептал ей на ухо.  Норисса  рассмеялась,  и  ее  смех,
громкий и приветливый, разбудил в груди Байдевина что-то вроде зависти. Он
стоял, глядя на всю четверку, освещенную  серебристым  сиянием  волшебного
посоха, и ответ внезапно пришел к нему сам.  Магия  -  вот  что  он  может
предложить Нориссе!
     Он попытался  опровергнуть  эту  мысль  и  ту  радость,  которую  она
внезапно подарила ему. Он мало общался с  магами,  не  считая  толкователя
снов, с которым советовался его дядя. Но эту  мысль  не  так  просто  было
отбросить.
     Маленький уголок его мозга все еще сопротивлялся, но что еще  мог  он
предложить ей? Не военный совет - для этого у  него  были  Боср  и  другие
члены совета деревни.  Свою  армию  -  состоящую  из  наемников  и  потому
надежную только наполовину? Но разве  не  было  в  ее  распоряжении  целой
страны, готовой сражаться до конца по призыву своей настоящей королевы?
     Но ему удалось увидеть сияние волшебного посоха, он почувствовал  его
силу. Этого не показал Нориссе даже ее могущественный амулет.  И  если  ей
предстоит сражение с колдуном или колдуньей, то не лучше ли будет, если  в
этой битве ее будут поддерживать не один, а два волшебника?
     Байдевин провел рукой  по  стволу  ближайшего  дерева.  Прикосновение
напомнило ему о том, как он в первый раз взял в руки посох Медвина.  После
битвы с солдатами на поляне он хотел только спрятать  от  чужих  глаз  его
серебристое сияние, завернув в накидку  одного  из  убитых.  Но  когда  он
коснулся гладкого, чуть шишковатого дерева, его  рука  ощутила  теплоту  и
шевеление... чего? Признания? Приветствия? Эта резная палка оставила в нем
ощущение, словно он прикоснулся к Знанию. Оно  ответило  ему  так,  словно
было живым и открытым для него.
     Гном чувствовал, как серебристое сияние притягивает  его.  Ему  стало
любопытно,  что  получится,  если  он  позовет  его.  Посох  был  желанным
предметом, и Байдевин подумал, что если он пожелает его достаточно сильно,
то возможно...
     Медвин  вдруг  встрепенулся  и  схватился  за  посох  обеими  руками.
Байдевин ощутил его резкое  сопротивление  и  остался  беспомощно  стоять,
борясь с волной гнева, которая окатила его в следующее  мгновение.  Медвин
уставился прямо на него с такой уверенностью, что Байдевин понял - никакая
тьма не сможет надежно укрыть его.
     Заметив волнение Медвина, Ятрай и Бремет схватились за мечи и  готовы
были поднять тревогу, но Медвин что-то тихо сказал им. Оружие вернулось  в
ножны и двое  мужчин  удалились,  широко  шагая  по  деревенской  площади.
Некоторое время Медвин продолжал  смотреть  на  то  место,  где  во  мраке
прятался гном, потом он отвернулся, и они  с  Нориссой  медленно  пошли  к
дому. Маг качал головой, успокаивая встревоженную девушку.
     Байдевин поежился. Страх, благоговейный трепет, недоумение  обуревали
его. Он чуть было не вырвал у мага его посох!  При  мысли  об  этом  испуг
затопил все вокруг, и Байдевин попытался представить себе все  последствия
своего опрометчивого поступка. Никакой волшебник, будь  он  самым  добрым,
никогда не потерпит, чтобы у него попытались отнять самый  ценный  из  его
инструментов. На минуту Байдевин  представил  себе,  как  Бремет  и  Ятрай
подкрадываются к нему в темноте,  чтобы  броситься  на  него,  схватить  и
доставить пред очи разъяренного мага.  "Беги!"  -  шепнул  ему  внутренний
голос.
     Но он остался.
     И никто не бросился на него  из  темноты.  И  никакое  колдовство  не
свершилось, чтобы наказать его за дерзость.
     Еще долго Байдевин стоял во тьме за  деревьями,  размышляя.  Он  чуть
было не похитил волшебную силу Медвина. Может быть, маг отнял у  него  эту
способность, чтобы подобное никогда не смогло повториться? Байдевин поднял
голову и уставился в ночное небо.  Звезды  в  созвездии  Волшебного  Пояса
мерцали ярче, чем все остальные, и гном  подумал,  что,  может  быть,  это
Медвин бросает ему вызов.  Маг,  несомненно,  знал  о  его  недоверии,  но
теперь, думал Байдевин, мы оба знаем, что и во мне есть  частица  Таланта.
Но я вовсе не так глуп,  чтобы  выйти  против  тебя  с  одной  лишь  голой
способностью к чудесам и без всякой подготовки. Я тоже выучусь  магическим
секретам. И кто научит меня лучше, чем ты сам, старый волшебник?
     Байдевин улыбнулся, глядя на мерцание звезд в Поясе. "Я принимаю твой
вызов, Медвин. И назавтра тебе придется учить двух учеников!"
     Байдевин поспешил в дом. Решение, которое он  принял,  придавало  ему
решимости, и он готов  был  мужественно  встретить  все,  что  бы  его  ни
ожидало, однако Норисса и вида не подала, что ей известно о  его  утренней
лжи. Напротив, она приветствовала его с видимым облегчением.
     - Наконец-то ты вернулся, Байдевин! Бремет сказал, что ты ушел от них
довольно рано и с тех пор тебя никто не видел, - она  вдруг  замолчала,  и
Байдевин заметил на ее лице тень утренней печали. -  Я  подумала,  что  ты
оставил нас без предупреждения я уехал.
     - Я решил остаться в  Сайдре.  -  Байдевин  наслаждался  ее  внезапно
вспыхнувшей радостью. - Я могу еще пригодиться Босру.
     Норисса счастливо закивала головой:
     - Конечно! И ему, и нам всем! Но проходи же внутрь и  садись.  Мы  не
ужинали, ждали тебя, все еще горячее.
     Байдевин занял свое место  за  столом  напротив  Медвина.  С  вызовом
посмотрев на мага, он приготовился ответить на его гневные  замечания,  но
на лице волшебника не  было  заметно  никакого  упрека,  только  в  глазах
плясали довольные искорки, да на губах играла обычная отеческая улыбка.
     Норисса хлопотала вокруг них, выставляя на  стол  тарелки  с  вареной
шаабой и сочными ломтями  мяса  ярья.  Байдевин  вдруг  обнаружил  у  себя
необычный аппетит. Уплетая за обе щеки, он с  интересом  выслушал  рассказ
Нориссы о том, как прошел ее сегодняшний день, с удовольствием  думая  про
себя, что теперь это не перестанет быть частью его жизни.


     Байдевин тихо лежал на кровати, прикрыв глаза и стараясь дышать ровно
и спокойно, прислушивался к тихим движениям Медвина. Даже сквозь опущенные
веки он увидел, как мимо него проплыл серебристый светящийся шар на  конце
волшебного посоха, а потом маг ушел, неслышно прикрыв за  собой  дверь.  В
доме снова стало темно.
     Байдевин  вскочил  и  торопливо  оделся.  Выскользнув  из  дома,   он
пригнулся возле входной двери, дрожа от утренней свежести.
     Медвин  ожидал  Нориссу  возле  дверей  домика  Кхелри,  и   Байдевин
старался, чтобы свет посоха не упал на него. Ему не хотелось, чтобы  из-за
неосторожности  его  планы  нарушились  в  самом  начале.  Вскоре  Норисса
присоединилась к Медвину, на плече ее висел  большой  кожаный  мешок.  Она
пошла вслед за магом, и  они  пересекли  площадь.  У  опушки  леса  Медвин
положил руку ей на  предплечье,  и  оба  исчезли,  и  только  свет  посоха
позволял Байдевину видеть, что они продолжают углубляться в лес.
     Байдевин подавил желание немедленно броситься вслед за ними. Он  знал
ту поляну, куда они теперь  направлялись,  и  пошел  туда  же  тем  путем,
который он обдумал предыдущей ночью. Дважды он сбивался с пути и  вынужден
был возвращаться по своим собственным  следам,  причем,  сердясь  на  себя
самого  из-за  потерянного  времени,  он  чуть  было  не  пропустил   свои
собственные вешки, которыми он отметил дорогу. Тем временем между  кронами
деревьев забрезжил рассвет и ориентироваться стало гораздо легче.
     Над вершинами деревьев уже был  виден  край  солнца,  когда  Байдевин
достиг укромной лесной  поляны.  Поляна  представляла  собой  неправильной
формы овал, густо поросший нежной молодой  травой,  окруженный  почти  что
сплошной стеной толстых древесных стволов и колючих кустарников.  С  одной
стороны вздымалось несколько остроконечных скал, их черные шпили были чуть
выше самых высоких деревьев. У подножья этих скал росло изломанное  ветром
дерево осфо, его узловатые крепкие корни змеились между торчащими из травы
обломками скал и проникали в самые узкие трещины в камне. Некоторые скалы,
некогда блестящие и гладкие, были раздроблены  и  кучами  щебня  и  камней
осыпались на поляну. Несколько ветвей осфо, словно горюя,  склонялись  над
каменной осыпью и наполняли воздух сладковатым запахом цветов.
     Целью Байдевина был один из самых  толстых  сучков  на  этом  дереве.
Веревка, которую он  предусмотрительно  привязал  к  нему  прошлой  ночью,
помогла ему быстро вскарабкаться в заранее подготовленное укрытие. Там  он
и  устроился,  надежно  спрятавшись  за  переплетениями  ветвей  и  дикого
винограда. Его убежище было надежным, но не слишком удобным, и он  подумал
о том, как было бы хорошо, если бы  он  мог  просто  попросить  разрешения
присоединиться к этим утренним занятиям, однако он был уверен в  том,  что
Медвин ему откажет.
     "Он  достаточно  умелый  волшебник,  чтобы  обучать  королеву  и   не
принимать во внимание какого-то  гнома,  который  путается  под  ногами  и
вообще нужен только затем, чтобы исполнять мелкие поручения".  Собственная
мысль заставила Байдевина почувствовать себя осмеянным.
     В это время Медвин и  Норисса  появились  на  поляне  внизу,  и  гном
задержал дыхание, боясь, что его обнаружат. В ярком свете утреннего солнца
тонкая черточка сияющего посоха не бросилась ему в глаза, и  он  пропустил
момент их появления. Но никто из них, озабоченный своими  заданиями,  даже
не поднял головы, и Байдевин снова задышал.
     Затем он увидел, как маг творит вокруг поляны укрывающее и отражающее
опасность заклятье. Байдевину вспомнилось, как  в  первый  раз,  когда  он
последовал за магом и Нориссой к этому месту,  самонадеянно  полагая,  что
нет ничего проще, как спрятаться в ближайшем кусте и подслушать  урок,  он
беспечно приблизился к огражденной заклятьями поляне. Только много времени
спустя, когда он наконец очнулся где-то в лесу, он догадался, что на  него
подействовало ограждающее заклятье.
     С мрачным любопытством он подумал о том, что получится, если  граница
действия заклятья пройдет как раз по его укрытию, например, по нижней  его
половине. Может быть, ему не причинит никакого вреда то, что граница этого
поля пересечет его тело. Например, дерево осфо  ни  капли  не  пострадало,
когда несколько его ветвей попадали в зону действия заклятий.  И  все  же,
рискуя быть обнаруженным, Байдевин отважился продвинуться вдоль ветки,  на
которой он засел, примерно на расстояние вытянутой руки от ствола.
     Прямо под  ним  Медвин  проверял  работу  Нориссы,  которая  как  раз
вытаскивала из мешка его содержимое. Ее руки с длинными и тонкими пальцами
двигались быстро и уверенно, и Байдевин припомнил, как только вчера  утром
он держал  эти  теплые  ладони  в  своих.  Потом  он  увидел,  как  Медвин
одобрительно улыбается Нориссе, показывая на ее работу, и  ощутил  приступ
гнева.
     Какое право имеет этот старик обращаться с Нориссой  так  по-отечески
покровительственно? В конце концов, она была его  королевой,  а  вовсе  не
ребенком. Она была женщиной, взрослой и разумной, и не нуждалась в советах
посторонних, как ей поступить и что предпринять.
     Байдевину удалось побороть гнев, и он понял подлинную  причину  этого
чувства. Его стремление оберегать Нориссу теперь превратилось в  ревность,
которая не могла простить Нориссе и самых невинных отношений с кем  бы  то
ни было. Его забота превратилась во что-то гораздо более глубокое, во  что
- он не хотел признаваться даже себе. Норисса что-то изменила внутри  него
самого, быть может, само его представление о себе. Ему больше не  казалась
заманчивой перспектива одинокого будущего в каком-нибудь мрачном и  темном
замке. Он тоже был взрослым и достаточно опытным, с мужской жаждой власти,
могущества и независимости. И теперь он оказался в таком положении,  когда
мог получить эту власть.
     Эта мысль одновременно и испугала его, и доставила  ему  наслаждение.
Он зажмурился и вдохнул полную грудь сладкого  дурманящего  аромата  осфо.
Мгновенно на память ему пришли длинные веревки перед домиком,  на  которых
Норисса и Сорин развешивали  собранные  цветы  осфо,  чтобы  засушить  их.
Сначала он нахмурился, так как нарастающая дружба  между  двумя  женщинами
означала, что у Нориссы останется  меньше  времени  для  него,