Тем  не  менее  она  была
уверена, что не может никого из них знать. В этот миг  Боср  заговорил,  и
Норисса обратила свое внимание на него.
     - Я приветствую наших братьев и соседей из Крина и Татха. Мы от всего
сердца благодарим за вашу мужественную помощь в битве и скорбим  вместе  с
теми, чьих очагов коснулась смерть, - его взгляд на секунду остановился на
Нориссе, и за этим взглядом проскользнула какая-то невысказанная мысль.  -
В прошлом мы просили бы у высших сил облегчить  страдания  раненых,  но  в
этот раз, похоже, наши молитвы были услышаны  прежде,  чем  мы  произнесли
хоть слово, - его цепкий взгляд снова  остановился  на  Нориссе.  -  И  мы
собрались здесь, чтобы выяснить, как это произошло.
     Байдевин вскочил со своего места.
     - Вам кажется, что леди Норисса знает, какова воля богов? Как это...
     Боср коротким взмахом руки приказал ему замолчать.
     - Я уверен, что леди может нам  многое  рассказать.  В  этот  раз  мы
собираемся выслушать ответы из ее собственных уст.
     Байдевин  открыл  было  рот,  чтобы  что-то  возразить,  но   Норисса
наклонилась вперед и заставила его снова сесть рядом с собой.
     - Пусть  так  и  будет,  -  прошептала  она.  -  Настало  время  быть
откровенной до конца.
     Байдевин уселся на бревно. Боср  подозвал  к  себе  мужчину,  который
стоял позади старейшин. Это был тот  самый  незнакомец,  которого  Норисса
впервые  заметила  в  лесу,  на  поляне,  перед  самым  нападением  солдат
Джаабена. Он был не из Драэля, но Норисса почему-то довольно  ясно  видела
его лицо на фоне темной стены  деревенской  хижины,  в  гудении  множества
голосов.  Она  потрясла  головой,  чтобы  отогнать  видение,  когда   Боср
заговорил с ним, указывая на Нориссу:
     - Крелсер из Татха, знаешь ли ты эту леди?
     Человек кивнул:
     - Да. Прошлой ночью некая женщина появилась в нашей деревне, призывая
нас к оружию. Она уговорила нас поспешить  на  помощь  жителям  Драэля,  а
потом исчезла, как туман на ветру, - он ткнул пальцем в сторону Нориссы. -
Вот эта женщина!
     В толпе раздались утвердительные возгласы, многие  незнакомцы  кивали
головами.
     Затем были вызваны мужчина и женщина из Крина. Они  рассказали  точно
такую же историю, и оба опознали в  Нориссе  привидение,  явившееся  в  их
деревню.
     Сообщение вызвало в толпе настоящий шквал восторга, даже члены Совета
с воодушевлением начали перешептываться между  собой.  Все  были  довольны
результатами исследования - все, кроме Босра.
     Боср стоял по-прежнему холодно-отчужденный, не внимая ничьим голосам,
и, когда он внезапно шагнул к Нориссе, она ощутила  настоящий  страх.  Она
была смущена тем, что она услышала, сбита с толку, озадачена.  Теперь  она
узнавала лица незнакомцев - это они привиделись ей в темноте, и это у  них
она просила помощи. А она-то думала, что это просто сон, что эти люди были
просто действующими лицами ее сна, а крик о помощи -  привычным  спутником
ночных кошмаров. Однако все они утверждали, что все, что привиделось ей во
сне, происходило на самом деле, и они  были  благодарны  ей  за  ту  роль,
которую она сыграла в отражении ночной атаки врага. И гнев  Босра  казался
поэтому совершенно неожиданным и беспричинным, еще  одной  нитью,  которая
запуталась между углами того сумбура, который царил у нее в голове.
     Боср молча стоял, рассматривая ее сверху вниз. Шум постепенно стих, и
толпа притаилась, почувствовав его недовольство.
     - Кто ты такая?! - его слова прозвучали резко, скорее как вызов, а не
как вопрос, требующий ответа. - Ты, кто появилась среди нас, выдавая  себя
за человека, которого преследуют наши враги и который обрушил само зло  на
наши головы? - он широко развел руками, охватив одновременно и пепелище, и
бездомных жителей поселка.
     Норисса  сидела,  храня  неподвижность,  не  уверенная,  как  следует
отвечать. Она хорошо представляла себе, что творится в голове у каждого из
них. Ее присутствие считается чем-то значительным, но почему так рассержен
Боср? Все остальные восприняли ее без каких-либо вопросов. Почему он  один
противится ее приходу?
     Она почувствовала на своих  плечах  чьи-то  дружеские  руки,  горячее
тело, готовое защитить, прижалось к ее спине, и голос Сорин  зазвучал  над
самой ее головой:
     - Она -  Нандил  Шэй,  -  сказала  она  просто,  и  по  рядам  женщин
прокатился согласный ропот. - Она  вернула  нашей  земле  жизнь.  Ты  сам,
старейшина, охотился на жирных ярья и ел сладкие свежие  коренья.  Ты  сам
видел, как она вылечила наших умирающих мужей и братьев, - это было только
сегодня. Почему ты не хочешь увидеть в ней  ту,  кем  она  на  самом  деле
является, новую Нандил Шэй, предвестницу жизни?
     - Потому что я не могу понять, что же я вижу. - Пламя костра освещало
Босра сзади, и он стоял перед Нориссой  словно  изваянный  из  мрака,  над
головой его дрожало оранжевое сияние.  -  Кто  это  дитя,  которое  играет
заклятиями невероятной силы? Кто она, если ее лицо - я понял это недавно -
напоминает мне  лицо  моей  умершей  королевы?  Это  дитя  путешествует  в
компании  волшебника,  одно  имя  которого  побуждает  исполненные  надежд
воспоминания, но я-то знаю, что не могу помнить этого. Чья это магия?!
     - Эта магия - моя, - спокойный  и  глубокий  голос  Медвина  заглушил
треск факелов и поленьев в костре. - Это обыкновенная предосторожность.
     Все, и даже Сорин, были поражены.
     - Ты считаешь, что ее нужно было защитить? От кого?
     - От ваших надежд и ожиданий, - ответил Медвин.  -  От  обязательств,
которые потребовали бы от  нее  слишком  многого  и  чересчур  быстро.  Не
сомневаюсь, что вы с радостью приняли бы ее и короновали в  тот  же  день,
как вам стала бы известна ее личность...
     Сорин кивнула, и Медвин продолжил:
     -  И  вы  сочли  бы  одно  только  ее   присутствие   за   исполнение
предсказанного и ожидали бы немедленного падения нынешней госпожи.
     - Именно поэтому мы и ждали ее прихода, - вскользь заметил Боср.
     Медвин покачал головой:
     - У нее еще нет ни силы, ни знаний для схватки с  таким  противником.
Мое заклинание преследовало  цель  выиграть  время,  чтобы  она  выучилась
пользоваться своим Талантом.
     По мере того как Медвин говорил, губы Босра  вытягивались  в  тонкую,
ироническую улыбку, и Норисса внезапно поняла причину его гнева.
     "Да, Боср, теперь я разглядела твои страхи. Ты понял, что  избавитель
наконец появился, но у него нет ни  сил,  ни  власти.  Спаситель  оказался
наполовину ребенком,  наполовину  -  молоденькой  девушкой,  которую  надо
защищать и лелеять,  пока  твои  воины  будут  умирать  за  нее".  Норисса
подавила горькую усмешку. Она подумала, что он, быть может, не так уж и не
прав своем гневе, и попыталась пересчитать те немногие чары, которыми  она
в достаточной степени  овладела.  Ни  одно  из  этих  заклинаний  не  было
достаточно могущественным, чтобы с его помощью одолеть опытного мага.
     Норисса вздернула подбородок, на губах ее возникла  сдержанная,  едва
заметная улыбка. Она дерзко посмотрела Босру прямо  в  глаза.  Эта  улыбка
говорила: "Да, я понимаю, но ничего не могу сделать".  Проглотив  в  горле
горький комок, Норисса встала и вышла к огню. Повернувшись  к  слушателям,
она заговорила достаточно громко, чтобы было слышно всем и каждому:
     - Боср совершенно прав, задавая вопросы касательно того, чего  он  не
понимает. Я признаю, что я скрыла от вас многое, но сейчас я расскажу вам,
кто я такая и что я совершила.
     Отсвет костра блеснул на седых  волосах  Босра,  когда  он  кивнул  и
отступил в сторону:
     - Говори.
     И Норисса рассказала им о  своем  детстве,  проведенном  в  горах,  о
смерти родителей и непреодолимой силе, которая звала ее. Она  поведала  им
об амулете, об  Эдель  и  чудовищах  Тайлека.  Об  иллюзиях,  которые  мог
создавать амулет, она упомянула тогда, когда  рассказывала  о  бегстве  из
Виграмского замка и своей первой  встрече  с  Байдевином  и  Медвином.  Ее
повесть затянулась надолго, и кто-то  принес  и  положил  в  костер  новые
дрова. Матери укачивали на руках детей, а по рядам слушателей передавались
из рук в руки куски холодного мяса и хлеба. Укрывшись  пледами  и  шалями,
повстанцы усаживались на землю, и никто не  ушел,  пока  не  услышал  всей
истории.
     Когда рассказ был окончен, Норисса повернулась к старейшинам.
     - Я думаю, что я и есть тот  самый  наследник  престола,  возвращения
которого вы так ждали, но я никогда  не  искала  этих  почестей  и  готова
передать их любому, кого вы назовете. Если же вы решите, что это мой долг,
то я поклянусь всей своей силою защищать этот край.  Если  вы  не  примете
меня, - она посмотрела на Босра, - я стану считать себя свободной и вправе
продолжать свое собственное паломничество.
     В один голос собравшиеся объявили ее королевой. В темноте то тут,  то
там раздавались клятвы  верности  и  любви.  Медвин  с  гордой  улыбкой  и
Байдевин с самодовольной ухмылкой встали Позади нее.
     Норисса купалась в  волнах  их  радости  и  счастья,  и  даже  острая
необходимость откликнуться на зов  и  пойти  ему  навстречу  отступила  на
короткое время.



                                    19

     Разгром  отряда  Джаабена  называли  теперь  "Битвой  Героев".  Новая
королева принесла Сайдре новую уверенность. Колдовство больше не повторяло
своих атак, и по всей стране  дозорные  отряды  армии  Фелеи  предпочитали
отсиживаться в замках и  фортах.  Путешественники  спокойно  передвигались
между поселками, а горны Кузнецов пылали денно и нощно. Оружейники  ковали
новое оружие и приводили в порядок старое, в открытую нарушая  многолетний
запрет на производство оружия. Немногие усталые души лелеяли надежду,  что
с царствованием Фелеи покончено, но глубоко внутри даже они понимали,  что
это не так. Ничто  не  могло  быть  решено  окончательно,  пока  подлинная
наследница престола не была коронована в Актальзее, а власть и  могущество
госпожи не были  сломлены.  Медвин  неустанно  предостерегал  всех  против
благодушия, говоря, что мирная передышка есть ни что иное,  как  временное
отступление  темных  сил,  которые  готовятся   нанести   свой   последний
сокрушительный удар.
     И все же многое переменилось. Мрачная тень над страной исчезла, и все
цвета засияли под солнцем  в  своем  первозданном  великолепии,  ничем  не
омрачаемые. Жизнь снова стала яркой и привлекательной, стоящей того, чтобы
за нее сражаться.
     Люди из Крина и Татха остались в Драэле на  половину  лунного  цикла,
чтобы помочь заново отстроить сожженный поселок. К тому времени, когда они
вернулись к своим очагам, дома были построены заново.
     Вытоптанные солдатскими  кайфарами  поля  были  заново  перепаханы  и
засеяны. Вскоре семена проросли, и нива зазеленела  нежно-зеленым  ковром.
Стада ярья собирались в лесах, чтобы выйти к водопою утром или вечером,  и
шумно пили у реки. Стаи  ярко-желтых  и  черных  дессонов  усаживались  на
ветвях  деревьев  на  берегу  реки  и  громко  выражали  свое   возмущение
появлением их многочисленных стад,  нетерпеливо  дожидаясь  того  момента,
когда им можно будет слететь вниз и полакомиться жучками, которых вывернут
из жирной земли острые копыта ярья. Повсюду на земле кипела жизнь, и  люди
не могли не откликнуться тем же.
     Норисса перестала сердиться на  Байдевина  за  "украденную"  магию  и
обнаружила  в  его  обществе  новую  приятную  сторону,  пока  они  вместе
постигали нелегкую науку под строгим попечительством старого волшебника. В
негласном  соревновании  каждый  стремился  "переколдовать"  другого,  оба
обнаружили, что их главные умения почти не пересекаются между собой.  Так,
пока Норисса заучивала заклинания и формулы, Байдевин  весьма  преуспел  в
предметной магии, прежде всего - в алхимии. Даже Медвин  был  удивлен  его
быстрым продвижением.  Норисса  же  обнаружила  в  себе  талант  подлинной
"сестры земли" и без труда научилась открывать и закрывать те  каналы,  по
которым в толще земли перемещались  потоки  энергии,  не  теряя  при  этом
самоконтроля.
     Но больше всего ей нравилось разговаривать  "от  мозга  к  мозгу".  С
помощью неслышной речи можно было управлять более простыми  созданиями,  и
она часто подманивала к себе смешных зверьков и  пичужек,  чтобы  развлечь
детей. Именно этот способ общения еще крепче привязал  ее  к  Байдевину  и
Медвину. Глубина ее связи с Байдевином частенько заставала ее врасплох. Он
казался ей частью ее самой, с легкостью читая ее настроения и  приходя  на
помощь в решении какой-нибудь проблемы раньше, чем она успевала  осознать,
что звала его. И все время, не переставая, она сопротивлялась зовущему  ее
голосу.
     Тем временем прошел полный лунный месяц и даже больше. Даймла  худела
до тех пор, пока не растаяла в темноте, а потом снова стала прибывать,  но
в  конце  концов  неотступное  желание  продолжить  свой  путь   разрушило
непрочное спокойствие, установившееся в поселке.
     Может быть, в этом  отчасти  был  повинен  томительный  зной  долгого
летнего  дня.  Или  просто  Норисса  устала  быть  тщательно   оберегаемым
сокровищем, за которым ухаживал весь поселок.  Ей  не  разрешалось  больше
бродить по лесу, за исключением ежедневного похода вместе с Медвином к  их
укромной поляне, и наконец мелкие хозяйственные заботы, которые  заполнили
ее разум и занимали руки с утра до вечера, стали казаться чем-то не вполне
соответствующим ее положению.
     В тот вечер, когда  Норисса  вышла  из  терпения,  она,  как  обычно,
собрала вокруг себя малышню. Сидя на самом краю деревенской  площади,  она
рассказывала им историю и создавала иллюзии, которые ее  иллюстрировали  и
делали наглядной.
     В тот вечер детишки в восторге цеплялись друг за друга, наблюдая, как
непослушная дочь трактирщика в ужасе бежит от  омерзительного  филитарина.
Это было страшное чудовище, не  обладающее  никакой  конкретной  формой  и
состоявшее  из   постоянно   меняющихся,   полусформировавшихся   деталей.
Когтистые лапы и зубастые головы вырастали из него и снова исчезали до тех
пор, пока преследуемая им злополучная девица не поняла, что все это  -  ее
собственные страхи. Тогда она подошла к чудовищу вплотную  и,  справившись
со своими страхами, усмирила и ужасающего монстра.
     Дети,  которые  дрожали  и  вздыхали   вместе   с   девушкой,   шумно
приветствовали ее победу и, когда с филитарином  было  покончено,  тут  же
потребовали еще одну сказку.
     Однако Норисса, которая все это время сражалась со своим  собственным
чудовищем, которое тупой болью разламывало виски, отказалась.  Склонившись
к одному из мальчишек, чьи непокорные  волосы  постоянно  свисали  ему  на
глаза, она спросила:
     - Ну как, нашел сегодня сокровище? - заговорщическим шепотом спросила
она.
     Мальчишка расплылся в улыбке и кивнул,  протягивая  Нориссе  скорлупу
джерджелового  ореха.  Красная  скорлупа  была  набита  мхом,   глиной   и
небольшими камешками. Норисса внимательно осмотрела ее и подбросила высоко
вверх. На обратном пути к  земле  скорлупа  вдруг  разлетелась  множеством
искр, каждая из  них  превратилась  в  крошечную  человеческую  фигурку  с
крылышками. Фигурки разлетелись во всех направлениях над площадью, и  дети
с восторженным визгом помчались их ловить. Над поселком сгущались сумерки.
     К Нориссе приблизился Ятрай. Он  давненько  уже  подошел  к  детям  и
вместе с ними завороженно следил за развитием сюжета рассказанной истории.
Теперь же он обеспокоенно и заботливо всматривался в лицо Нориссы.
     - Вам не очень хорошо, леди? Вы выглядите усталой,  вот  и  детей  вы
отослали, рассказав им всего одну сказку.
     - Да, я в самом деле устала, и головная боль меня сильно беспокоит.
     - Может быть, мне стоит позвать старика? Может быть, нам  удалось  бы
как-то облегчить...
     - Нет! У меня хватает лекарств и без  вашего  участия!  -  выкрикнула
Норисса, ощущая новый приступ головной боли. Все же она пожалела  о  своей
вспышке, увидев, как побледнело и вытянулось лицо Ятрая.  -  Прости  меня,
Ятрай, я не сержусь на тебя, просто  мне  нужно  отдохнуть.  Пожалуй,  мне
стоит лечь сегодня пораньше.
     Сказав это, Норисса  стиснула  зубы,  чтобы  удержать  внутри  слова,
которые ей хотелось выкрикнуть громко, на всю площадь: "Отдых!  Мне  нужен
отдых! Но я не  найду  этого  отдыха  ни  в  постели  и  нигде,  пока  мне
приходится сопротивляться силе,  зовущей  меня!"  В  самом  деле,  с  того
момента, как Норисса  согласилась  считаться  королевой  и  отложила  свой
дальнейший путь на восток, куда звал ее голос, его зов не переставая мучил
ее.
     Норисса разрешила Ятраю помочь  ей  подняться,  но  вдруг  с  досадой
прищелкнула языком и со вздохом опустилась на то место, где сидела.  Прямо
к ней через площадь шел Байдевин собственной персоной. Даже в  сгущающейся
темноте его приземистую,  коренастую  фигуру  невозможно  было  ни  с  кем
перепутать. Вторая фигура, чуть повыше, несомненно принадлежащая  Медвину,
следовала за гномом на небольшом отдалении. В последние три месяца Норисса
привыкла считать Байдевина своим лучшим другом. Его общество  помогало  ей
справиться с одиночеством, о котором Норисса даже не  подозревала  до  тех
пор, пока они не встретились, чтобы  разделить  опасности  дальнего  пути.
Однако время от времени наступали такие моменты, когда Нориссу  беспокоило
то обстоятельство, что образовавшаяся между ними тесная и  глубокая  связь
начинает покушаться  на  ее  самые  интимные  помыслы.  Норисса  надеялась
укрыться в кровати от множества вопросов, но теперь...
     - Что такое? Что с тобой случилось? - вопросы посыпались на  нее  как
град из тучи, хотя Байдевин еще не успел подойти и остановиться.
     Ятрай и Норисса пытались одновременно ответить ему,  но  из-за  этого
они и сами не понимали, что говорят, и смущенно  замолчали.  Ятрай  слегка
кивнул Нориссе, уступая ей право говорить.
     - Ничего страшного, Байдевин. Просто  я  очень  устала  и  хотела  бы
пораньше отправиться спать.
     Байдевин с подозрением посмотрел на Ятрая. Судя по его гримасе, он не
поверил ни единому ее слову.
     - Дети снова приходили к тебе? Ты не должна развлекать их, Норисса. У
тебя и без того достаточно дел. Иногда мне кажется, что этих детей  вокруг
тебя собирается больше, чем пыли у тебя на щиколотках...
     Норисса почувствовала, как кровь приливает к лицу и щекам.  Байдевин,
как обычно, почувствовал ее затруднения и поспешил на помощь. Однако с тех
пор,  как  он  стал  еще  одним  учеником  Медвина,  он  частенько   бывал
бесцеремонным и не слишком  деликатным.  Это  не  раз  ставило  Нориссу  в
затруднительное положение  и  раздражало  ее,  хотя  она  питала  к  этому
особенному человеку довольно сильное чувство привязанности. Но сегодня она
была не в силах  выносить  его  самодовольного  бахвальства.  Норисса  уже
открыла рот, чтобы прервать  дерзкие  речи  гнома,  когда  Ятрай  выступил
вперед и заговорил:
     - Это моя вина. Госпожа развлекала детей  историей  о  филитарине,  а
потом отослала их. Я видел, что леди  утомлена,  но  я  пристал  к  ней  с
просьбой рассказать немного об этом чудище. Дело в том, что раз она смогла
показать детям небольшое страшилище, то она смогла бы создать  и  большого
неу-лита, которого можно было бы направить в битву перед  нами,  чтобы  он
устрашал противника. Я согласен, что это было глупо,  и  потому,  советник
Байдевин, вы должны сердиться на меня, а не на нее.
     Отработанным длительной практикой движением запястья Медвин  заставил
одновременно зажечься множество факелов, укрепленных по периметру площади,
и в дрожащем оранжевом свете Норисса разглядела лицо Байдевина. Гном хмуро
рассматривал Ятрая, но в глазах его  вспыхнула  искра  заинтересованности.
Байдевин повернулся к Медвину.
     - Парень-то набрел на неплохую  идею!  Что  получилось  бы,  если  бы