дом с ним.
     - Это дело твоих рук, колдун! Ты должен был укрыть нас! Что у тебя за
магия, если целая деревня успела упаковаться и улизнуть? Погоди, вот когда
мой брат узнает об этом, он вырвет тебе сердце и скормит собакам!
     Громкая брань Джаабена была отчетливо слышна Нориссе,  но  вот  тихий
ответ человека в черном плаще расслышать было невозможно.  Его  результат,
однако, был налицо: Джаабен отпрянул назад, как  от  пощечины,  его  глаза
лучились ненавистью. Затем он обратил свой гнев на людей и на кайфара.  Он
туго натянул поводья, и животное сначала попятилось,  потом  поднялось  на
дыбы. Когда храпящий кайфар опустился передними ногами на  землю,  Джаабен
сильно пришпорил его и погнал внутри кольца солдат, не  переставая  пинать
ни в чем не повинное животное. Не совершив полного круга, он снова натянул
поводья и резко остановился, чуть не сбив с ног одного из солдат.  Наконец
он  оставил  взмыленное  животное  в  покое,  и  над  притихшей   площадью
воцарилась тишина, нарушаемая только шипением  и  потрескиванием  факелов.
Наконец Джаабен набрал в грудь побольше воздуха и заорал:
     - Сжечь! Сжечь все! Сравнять с землей!!!
     Около  дюжины  факелов  взлетели  в  воздух,  описывая  в  светлеющих
сумерках красивые оранжевые дуги, яркие цветы огня распустились на крышах,
покрытых сухой прошлогодней травой. В ответ темноту  пронизал  целый  град
стрел.  Смертоносные  и  стремительные,  они  застигли  солдат   врасплох,
вонзаясь остриями в незащищенные шеи и  щели  между  пластинами  доспехов.
Многие упали, если не мертвые, то серьезно раненые.
     Среди этих стрел, залпом выпущенных лучниками Драэля, была  и  стрела
Нориссы. Она целилась в горло Джаабена, но в последний  момент  он  слегка
повернулся, и стрела отскочила от его нагрудной пластины.
     После первого залпа бойцы сошлись в рукопашную,  и  Норисса  потеряла
Джаабена в сутолоке боя. Несмотря на численное  превосходство  противника,
воины деревни нанесли солдатам Джаабена значительный урон. Не  отягощенные
тяжелыми доспехами, они проворно подбегали к врагу,  наносили  удар  между
бронепластинами и так же проворно отскакивали. Норисса продолжала стрелять
из лука. Две стрелы подряд нашли свои жертвы, поразив двух солдат,  третья
вонзилась в брюхо злосчастному кайфару. Боср выкрикивал  короткие  команды
где-то в лесу, а Бремет казался разъяренным демоном разрушения.  Казалось,
что повстанцы разбили врага еще до того, как началась настоящая битва.
     Но  жители  Драэля  вдруг  стали  останавливаться  и  оглядываться  в
недоумении, обнаруживая, что наносят удары в пустое пространство. Или даже
в кого-то из своих. Норисса тоже  была  сбита  с  толку.  Только  что  она
целилась в крадущуюся тень солдата, и вдруг он исчез.  Она  повернулась  к
другому - и его также не стало, а его издевательский смех донесся с другой
стороны. Тогда Норисса прислонилась  к  дереву  и  напрягла  слух.  Помимо
криков и  звона  мечей  она  услышала  в  воздухе  еле  уловимое  сердитое
жужжание. Снова магия.
     - Колдовство! - воскликнула Норисса, стараясь, чтобы все услышали  ее
голос и поняли,  в  чем  дело.  -  Мы  заколдованы!  -  Знание  продолжало
прокалывать ее мозг тупыми иголками.
     Взгляд ее упал на Медвина, который быстрыми шагами направлялся  туда,
где битва кипела яростнее всего. Он был один  и  без  оружия,  направляясь
туда, где восседал на спине кайфара неподвижный и внешне безучастный Адепт
с бледным лицом. Сражающиеся расступались перед ним, давая ему  дорогу,  и
снова сходились у него за спиной. Вокруг  Медвина  образовалась  такая  же
пустота, которая окружала его противника в черном.
     Выкрикивая его имя, Норисса бросилась вслед за Медвином.  Не  обращая
внимания на руки, которые пытались удержать ее, не слушая  голос,  который
звал ее вернуться назад, она отшвырнула лук и колчан, выхватила свой нож с
длинным  и  острым  лезвием.  Однако  проникнуть  в  самую  гущу  сражения
оказалось не так просто.
     Кольцо пылающих хижин окружало площадь стеной дыма и жара,  столь  же
непреодолимой, как если бы  она  была  сложена  из  камня.  Каждый  глоток
воздуха обжигал легкие и давался с большим трудом. Утренний ветерок бросал
клубы дыма прямо в ее лицо, и она не могла  отличить  врагов  от  своих  в
круговерти мелькающих фигур.  Норисса  отступила  и,  низко  наклонившись,
ринулась вперед в самую схватку. Дым слегка отнесло в сторону, и  из  него
вырвалась огромная фигура солдата  в  доспехах.  На  его  обнаженном  мече
влажно блестело что-то темное.
     Норисса  прыгнула  в  сторону,  пытаясь  воспользоваться   мгновенным
удивлением противника, но солдат оказался  проворнее.  Преградив  ей  путь
лезвием меча, он шагнул вперед и крепко прижал Нориссу  к  себе  свободной
рукой. Норисса попыталась освободиться, но солдат лишь сильнее прижимал ее
к своей кирасе, а ножны меча врезались в ребра с такой силой,  что  больно
стало дышать. Слегка приподняв  Нориссу,  чтобы  лишить  ее  точки  опоры,
солдат поволок ее за собой, победоносно выкрикивая:
     - Вот она! Победа!
     Норисса все еще держала в руке охотничий нож,  но  теперь  его  длина
обратилась против нее самой. Стиснутая  в  захвате  руки  противника,  она
могла наносить лишь короткие колющие удары,  которые  не  причиняли  врагу
вреда, скользя по спинной пластине.
     Солдат продолжал тащить ее  за  собой.  Ее  рука  в  кольчуге  больно
впивалась в спину, а кистью руки он сжимал ее левую руку чуть выше  локтя.
Превозмогая боль,  Норисса  попыталась  пошевелить  своей  рукой,  которую
удерживал противник. Это ей удалось. Тогда, зажмурив глаза от едкого дыма,
она полуобняла солдата за талию  и  нащупала  рукоять  короткого  кинжала.
Схватив его за рукоять, Норисса, не тратя  времени  на  неуместную  сейчас
радость, выдернула кинжал из ножен и провела лезвием  вверх,  пока  острие
его не соскользнуло с широкого кожаного пояса в узкую щель между поясом  и
нижним краем кирасы.
     Затем она сильно нажала на рукоятку.
     Победный крик солдата перешел в удивленное хрюканье, и они оба упали.
У самой земли воздух был не таким горячим и не таким дымным. Норисса жадно
дышала, откатившись от мертвого  солдата,  стараясь  не  смотреть  на  его
удивленное  лицо  и  остекленевшие  глаза.  Норисса  лежала   скорчившись,
притворяясь убитой, и боролась с искушением полежать так еще немного,  так
как дышать стало гораздо легче. Топот множества ног,  человеческих  и  ног
кайфаров, заставил ее вскочить, пока ее не затоптали.
     В борьбе она  потеряла  свой  нож,  а  теперь  выронила  и  кинжал  и
оказалась безоружной в самой середине толпы вражеских солдат. Дома поселка
горели очень спорой дружно, от многих из них остались  лишь  кучи  золы  и
тлеющих углей, от которых поднимались в небо  серого  плотного  дыма.  Дым
этот гораздо больше мешал всадникам,  чем  пешим  воинам,  к  тому  же  ее
короткий плен приблизил ее к Медвину, но теперь у Нориссы не было никакого
оружия. Да и Медвин  все  еще  был  недосягаемым,  так  как  путь  к  нему
преграждало кольцо яростно сражающихся солдат и повстанцев.
     Внезапно Норисса ясно увидела обоих - Медвина и его  противника.  Это
зрелище захватило ее, и она стояла неподвижно, всматриваясь  в  неожиданно
возникший разрыв в клубах дыма.  Верховный  Адепт  поднял  руку  в  черной
перчатке  и  выхватил  из  воздуха  целый   клубок   извивающихся   языков
красно-зеленого пламени. Клубок этот быстро раскалился  добела,  и  черный
маг обрушил его прямо на Медвина.
     Норисса вскрикнула и бросилась вперед. Она не видела  приближающегося
всадника, пока кайфар не загородил ей путь живой мохнатой стеной.  Могучая
рука обхватила ее за талию и, подняв высоко в воздух, с  размаху  опустила
ее на переднюю луку седла. В ушах загремел знакомый голос:
     - Прекрасная встреча, дорогая Норен! Добро пожаловать  снова  в  нашу
лихую компанию!
     Норисса в панике забилась, пытаясь вырваться, но  Джаабен  прижал  ее
еще сильнее, пожирая ее глазами и победоносно ухмыляясь.
     - Знай мы, кто забрел в наш замок на огонек, мы приготовили  бы  тебе
еще более радушную встречу. Смазливые мальчики нам тоже по душе,  но  твоя
настоящая внешность доставит нам просто  бездну  удовольствий!  -  Норисса
почувствовала на своей шее его горячие влажные губы, а жадные грубые  руки
скользнули под плащ.
     Ярость и стыд вспыхнули в ней. А  под  ними  начал  вскипать  другой,
более опасный жар, который грозил буквально расплавить ее изнутри. Норисса
отправила часть своего разума навстречу этому обжигающему жару, в то время
как она сама повернула голову к Джаабену и выкрикнула ему в лицо:
     - Отпусти меня, грязное отродье, или я уничтожу тебя  на  этом  самом
месте!
     В ответ Джаабен расхохотался и громко крикнул своим солдатам:
     - Отходим! Все отходим! Она у нас в руках!!!
     Норисса отдалась на волю своей ярости, и  время  спуталось,  замедлив
свой бег. Амулет раскаленным  кусочком  металла  впивался  в  горло.  Тело
наполнялось энергией, и ее невидимые иглы стали покалывать  кожу  изнутри.
Вот сейчас... Норисса была всемогуща, и ничто не могло ее остановить!
     В тот самый миг, когда ее ненависть готова  была  излиться,  брызнуть
наружу, она почувствовала, как что-то отрывает от нее Джаабена. Его  руки,
все еще цепляющиеся за нее, чуть не сбросили  ее  со  спины  кайфара,  она
вцепилась в гриву и увидела, как он, ошеломленный, непонимающий,  валится,
разинув рот, на взрытую сражением землю.  Испуганный  кайфар  попятился  в
противоположную сторону, и Норисса осторожно соскочила с  него.  Внизу  ее
подхватили чьи-то сильные руки.
     Норисса резко повернулась навстречу тому, кто напал на нее снова,  но
встретилась с  желтыми  глазами  Бремета,  и  тут  силы  оставили  ее.  На
мгновение она покачнулась и прижалась к его пахнущей горьким дымом одежде.
Бремет обнял ее, и мир вокруг стал блекнуть, оставляя их двоих в вечности.
     Норисса не знала, сколько времени  прошло.  Из  оцепенения  ее  вывел
глухой удар, всколыхнувший землю, и где-то рядом  вспыхнуло  ослепительное
бело-голубое сияние. Воздух стал совсем прозрачным и сильно разреженным, и
Норисса  почувствовала  головокружение.  Позади   нее   раздался   высокий
протяжный вой,  он  становился  все  громче  и  резко  оборвался.  Солдаты
бросились врассыпную. Жители деревни с победными воплями преследовали  их.
Норисса посмотрела в глаза Бремету и замерла, завороженная пылающей в  них
жаждой битвы. Он словно горел желанием преследовать отступающего врага. Но
тут Бремет опустил глаза на нее, и кровожадное выражение в них погасло. Он
глубоко вздохнул, так что его грудь поднялась и прижалась к  ее  груди,  а
огромные руки ласково прикоснулись к плечам.
     Норисса могла оставаться в  его  объятиях  целую  вечность,  согревая
обещающим взглядом его глаза, но он сам выпустил ее  и  отступил  на  шаг,
подбирая с земли свой топор. Когда он выпрямился, его  голос  и  выражение
лица были просто вежливо обеспокоенными, и не более.
     - Вы не ранены, госпожа?
     Норисса часто заморгала, стараясь найти какое-то объяснение  внезапно
возникшей между ними отстраненности, одновременно размышляя над ответом на
его вопрос. Она мысленно осмотрела себя и обнаружила, что нет ни сломанных
ребер, ни ран и  что  кровь,  пятнающая  ее  тунику,  ей  не  принадлежит.
Конечно, завтра утром она станет чувствовать себя избитой и выдохшейся, но
сейчас она чувствовала себя вполне сносно.
     - Нет, не ранена.
     Едва  она  успела  произнести  эти  слова,   как   к   ним   подбежал
запыхавшийся, распаленный битвой Байдевин.  Зажатый  в  руке  длинный  нож
сверкал в первых лучах поднимающегося над  лесом  солнца.  Байдевин  сыпал
проклятиями.
     - Он был у меня в руках! Я чуть было  не  достал  его,  но  проклятый
головорез - хлоп! - и исчез. Джаабен Невидимый! Ха!
     На мгновение он замолчал, чтобы перевести дух, и тут заметил  Бремета
и Нориссу. Некоторое время он переводил свой взгляд с  нее  на  Бремета  и
обратно. Потом он сказал спокойно:
     - Стало быть, ты ее нашел-таки? - Бремет не  успел  ответить  на  его
вопрос, Байдевин повернулся к  Нориссе,  и  сарказм,  прозвучавший  в  его
голосе, отбросил ее назад, как удар по лицу. - С тобой все в порядке,  моя
госпожа? Не ранена ли ты? - Норисса кивнула, и Байдевин в сердцах  швырнул
нож на землю. - Тогда объясни мне, ради всего  святого,  какая  муха  тебя
укусила, что ты сломя голову полезла в  драку  без  охраны  и  вообще  без
оружия? У тебя что,  в  голове  ветер  гуляет?  Или  ты  думаешь,  что  ты
бессмертна?!
     Норисса начала сердиться, но пока пыталась только оправдываться.
     -  Я  хотела  только  помочь  Медвину,  -  сказала  она,  и  тут   же
воспоминание  об  опасности,  которой  подверг  себя   старый   волшебник,
заставило ее вздрогнуть. Она оглянулась по  сторонам,  выискивая  знакомую
фигуру среди развалин деревни.
     - Где Медвин? С ним что-нибудь...
     - Ничего страшного, - ответил ей голос самого мага. - Только пришлось
слегка проучить одного зарвавшегося приготовишку.
     Медвин шел к ним, опираясь на посох и тщательно прокладывая себе путь
среди согнутых  ног  мертвых  солдат.  На  минуту  он  остановился,  чтобы
отдышаться и вытереть пот со лба,  его  лицо  выглядело  усталым.  Норисса
поспешила ему навстречу, протягивая руку. Мельком оглядевшись по  сторонам
в поисках вражеского волшебника, она  обнаружила  только  зияющую  дыру  в
земле в том месте, где тот стоял. Дыра слабо дымилась.
     - Что случилось с этим молодым магом? - спросила Норисса.
     Ей ответил Байдевин:
     - Если бы у тебя оставалась хоть капля мозгов, ты увидела бы, что  он
уничтожен. Неужели тебе не видно было, что маг невредимым двигался в самой
гуще боя? Или ты думала, что у него не хватит силы,  чтобы  одолеть  этого
выскочку?
     Норисса больше не могла сдерживаться, и ее гнев вырвался наружу.
     - Тихо! - прикрикнула она, стоя перед распалившимся гномом. - Как  ты
смеешь укорять меня? Я хотела только предложить ему свою помощь. В отличие
от тебя, Байдевин! Ты стал в последнее время слишком брюзгливым и  кислым.
Я вообще удивлена, что ты принял участие в  битве.  Тебе  больше  подходит
прятаться за чужие спины, пугать детишек и дерзить старикам!
     Медвин поспешно встал между ними и положил на плечо  Нориссы  твердую
руку:
     - Спокойней,  девочка,  спокойней!  Я  не  хочу,  чтобы  мои  ученики
сцепились между собой.
     Байдевин стремительно побледнел. Норисса в недоумении  уставилась  на
волшебника.
     - Но... но я твоя единственная ученица, - пробормотала она.
     Медвин покачал головой.
     - Это не так. Наверное, уже больше месяца... Байдевин делает  успехи,
и мне кажется, что ему пора слезть  с  дерева  и  непосредственно  принять
участие в наших уроках.
     - С дерева? - Норисса была в ярости.  -  Ты  хотел  сказать,  что  он
шпионил за нами? И он крал нашу магию?!
     - Он не взял ничего из того, что я ему не разрешал взять,  -  гном  и
старый маг обменялись мрачными взглядами, затем Медвин внезапно улыбнулся:
- Ты должна быть более любезной с юным  Байдевином,  Норисса,  потому  что
именно его магия вырвала тебя из рук Джаабена.
     Норисса ощутила, как гнев ее  остывает,  уступая  место  удивлению  и
любопытству. Она посмотрела на Байдевина. Воин, советник, оратор -  теперь
еще и волшебник? Существует ли в мире что-нибудь,  чего  бы  не  мог  этот
небольшой человечек? Следующие слова Медвина приковали к нему ее внимание:
     - Давай отложим пока этот вопрос,  потому  что  кое-кто  нуждается  в
нашей заботе.
     Только после этих слов Норисса  начала  осознавать,  что  вокруг  нее
действительно разыгралось настоящее  кровавое  сражение.  Когда  она  была
маленькой девочкой, она любила слушать воинственные  песни,  которые  пели
бродячие менестрели. С детским восторгом она  прислушивалась  к  рассказам
стариков, которые вспоминали битвы минувших лет. Со своим деревянным мечом
в руках она покоряла и обращала в  бегство  заросли  молодых  джерджеловых
побегов, а  ее  отвага  и  доблесть  повергала  ниц  целые  орды  дрожащих
сорняков. И вот теперь ее детские представления о походах  и  приключениях
стали реальностью, но она  не  обнаружила  ничего,  что  приносило  бы  ей
удовольствие. Взошло солнце, оно осветило поле  битвы,  окруженное  кучами
еще горячей, чуть дымящейся золы. Вместе с дымом поднимались к небу запахи
пота и свежепролитой крови. В легкой  рассветной  дымке  молчание  мертвых
заглушало стоны раненых. Каждое распростертое  на  земле  тело  напоминало
Нориссе о жизни, которая оборвалась ради нее. Эти жизни...  а  сколько  их
будет еще? Матери, дети, жены - кто ждет их, павших сегодня в битве?
     Чувство вины хлестнуло ее по лицу, словно осколки льда.  Сегодня  она
своими руками отняла человеческую жизнь. Она стала причиной еще  многих  и
многих смертей.  Это  превратило  ее  в  чен-серрит  -  приносящую  войну.
Посчитают ли ее достойной той цены, которую уже пришлось уплатить?
     Долг, вытекающий из ее высокого положения, давил на плечи, и  Нориссе
захотелось  бежать  куда  глаза  глядят,  но  она  понимала,  что  никакое
расстояние не будет настолько большим, чтобы  эта  боль  не  настигла  ее.
Лучше уж  двигаться  вперед  и  строить  новую  жизнь...  Норисса  глубоко
вздохнула. "Да будет так!" - пробормотала она, не задумываясь о  том,  что
прозвучало это просто как согласие с последними словами Медвина.
     - Принесите мне бинты и лечебный бальзам! - попросила она, нагнувшись
над ближайшим к ней раненым, не заботясь о том, враг или друг лежит  перед
ней на земле.



                                    17

     Утро Нориссы прошло в быстрой смене расплывчатых лиц раненых, которых
она перевязывала. Разные лица, разные раны, но боль на лицах  всегда  была
одинаковой. Однако думала она вовсе не о том, что делала в  той  или  иной
момент. Мысли ее блуждали в поисках... чего-то. Она  должна  была  сделать
что-то еще, но ей никак не удавалось точно выяснить,  что  же  это  такое.
Между тем руки ее действовали как бы совершенно самостоятельно, промывая и
перевязывая раны, и даже губы шептали какие-то слова утешения.
     Раненых разделили на две группы - своих  и  солдат.  Из  леса  пришли
женщины, чтобы заботиться о своих раненых. Возводились временные укрытия и
навесы, на бывшей деревенской площади засыпали наскоро сложенные из камней
очаги, возле которых женщины занялись приготовлением  пищи.  Туда  и  сюда
носились маленькими стайками дети,  которые  таскали  воду  из  ручья  или
подносили из леса дрова.
     Норисса довольно скоро поняла, что число раненых намного  превосходит
количество  жителей  деревни.  Многие  из  мужчин,  которых  ей  случилось
перевязывать, были ей совершенно не знакомы, точно так же как и многие  из
женщин, хлопочущие  рядом.  Норисса  едва  замечала  все  это,  беготня  и
суматоха слились  в  ушах  в  равномерный  неясный  гул,  и  единственными
звуками, которые отчетливо слышались сквозь  этот  гул,  были  исполненные
горя женские вопли, чьих домашних очагов коснулась смерть.
     Именно такие крики, раздавшиеся совсем рядом, привлекли ее внимание.
     Женщина преклонных лет, которой помогала совсем молоденькая девочка -
видимо, дочь, - лихорадочно и поспешно трудились над ранами распростертого
на тюфяке юноши. Юноша был очень молод, почти мальчик, и Норисса подумала,
что он едва ли был старше нее. Внезапно  женщина  прекратила  обрабатывать
раны юноши, тяжелым взглядом уставившись ему в лицо, приложив к его  груди
натруженную узловатую руку. Покачав головой, она вскоре сняла руку с груди
юноши и накрыла его лицо небольшим куском ткани.
     - Он умер с честью, - объяснила она  девушке.  -  Сегодня  ночью  его
примет супруг Даймлы...
     Но ее слова ничем не утешили девушку, которая с  рыданиями  бросилась
юноше на гру