Норисса в самом деле отправила это чудовище устрашать и  сбивать  с  толку
наших врагов?
     Ятрай удивленно рассмеялся:
     - Я же уже сказал, что это была дурацкая мысль. Вы же не  собираетесь
всерьез заставить леди заниматься таким злым делом?
     Беспокойство в  словах  Ятрая  прозвучало  достаточно  громко,  чтобы
привлечь внимание выходивших из  домика  Теля  и  Кориса.  Они  собирались
отправиться в ночной дозор, но теперь повернули  в  их  сторону  и  встали
рядом с Ятраем. Норисса беспокойно заерзала на скамеечке, раздумывая,  как
бы половчее улизнуть от этой теплой компании.
     Тем временем Медвин, вопросительно нахмурив лоб, спросил:
     - Что же такое по-твоему этот злой, нехороший неу-лит?
     Ятрай  неловко  переступил  с  ноги  на  ногу  и  обменялся  быстрыми
взглядами с Телем и Корисом.
     - Это злая штука - темная душа, которую посылают разрушать и убивать.
     Медвин покачал головой:
     - Это не душа.  В  неу-лите  нет  никакой  жизни.  Просто  это  очень
сильная, темная магия,  изображение  существа,  которого  не  бывает.  Все
иллюзии Нориссы, которыми она развлекает детишек - что они такое,  как  не
темная магия?
     - Но темная магия - это плохо, - убежденно настаивал Ятрай, несколько
обеспокоившись. - Старики рассказывают, что именно так и была  убита  наша
Шэй - пока она спала, что-то высосало из нее дыхание жизни. И  вы  сможете
утверждать, что леди Норисса должна заниматься чем-то подобным?
     - Магия - это всего лишь инструмент, - ответил Медвин. - Если человек
избил своего соседа палкой, ты же не  станешь  утверждать,  что  дерево  -
плохое? Неу-лит отличается от обычной иллюзии только лишь  своей  целью  и
реалистичностью деталей. В зависимости от способностей заклинателя, темную
магию можно увидеть, услышать и даже потрогать.  Но  в  ней  всегда  будет
некое уязвимое место, так сказать, точка напряжения.  Стоит  отыскать  это
слабое место, и ты можешь победить самого могучего неу-лита.
     Норисса чуть было  не  застонала  -  так  подействовал  на  нее  этот
импровизированный урок. Она настолько  не  желала  слышать  что-либо  еще,
касающееся магии, что даже отвернулась  от  них  всех.  Слишком  часто  за
последнее время из-под рук ее выходили неполноценные заклинания и чары,  а
концентрация бывала нарушена  далеким  призывом.  Слишком  много  раз  она
просыпалась ночами,  мокрая  от  пота  и  дрожащая,  когда  очередной  зов
отдавался в голове ударами молота, в которые вплетался знакомый и  далекий
глас...   Норисса   повернулась    к    Байдевину,    который    продолжал
разглагольствовать.
     - Это неплохо. Неу-лит будет могучим средством обороны против  Фелеи.
Норисса должна начать изучать все это с завтрашнего дня.  Среди  всех  нас
иллюзии удаются ей лучше, чем кому-либо другому. Я думаю,  что  она  лучше
всего подходит для этого задания. И еще я думаю...
     Норисса издала какой-то сдавленный яростный хрип.
     - Прекрати свою болтовню, Байдевин! - прошипела  она,  и  все  головы
повернулись в ее сторону. - Ты слишком много думаешь. И ты  слишком  много
думаешь за меня.  Или  теперь,  когда  меня  объявили  королевой,  мне  не
дозволено иметь свое мнение? Тогда я, наверное,  сделала  большую  ошибку,
согласившись  занять  это  высокое   положение.   Я-то   надеялась,   что,
открывшись, получу  возможность  свободно  передвигаться  по  всему  краю,
помогая моему народу сделать то,  что  необходимо,  но  вместо  этого  все
решается за меня, а я сама стала еще большей пленницей, чем если  бы  меня
заковали в цепи.  Это  не  может  продолжаться  дольше!  Я  слишком  долго
откладывала мой арамил.
     Послышался удивленный дружный вздох, затем последовала долгая  пауза.
Медвин легко прикоснулся к ее руке:
     - Дитя мое, ты никогда  не  говорила  нам,  что  поклялась  совершить
паломничество.
     Норисса опустила голову и потянула  за  кончик  шнурка,  продетого  в
петлю на плече.
     - О таких вещах как-то не принято  рассказывать  первому  встречному,
это дело глубоко личное. Когда я поклялась ответить на этот зов, у меня не
было никакой другой цели. Голос все время звал меня на восток, и в этом же
направлении находилась Фелея. Поэтому  я  осмелилась  объединить  эти  две
цели, коль скоро я вступила в борьбу за свои наследные права, хотя и то  и
другое может стоить мне жизни.  -  Норисса  выпрямилась  и  посмотрела  на
восток, в черноту, которую не мог рассеять слабый свет факелов. - Я больше
не могу сопротивляться этому зову. Мне приходится слишком  дорого  платить
за каждую минуту, на которую я  откладываю  свое  дальнейшее  путешествие.
Ничто, даже моя королевская клятва, не сможет удержать меня!
     - Будь осторожна со своими словами! - резко перебил ее Медвин.  -  От
них зависит слишком много жизней!
     - Я ничем не могу помочь... - прошептала Норисса. -  Прежде  всего  я
должна закончить свой арамил. Я с радостью приняла бы  любую  помощь,  но,
если мне будет в ней отказано, я буду умолять о  том,  чтобы  меня  просто
поняли. И если мне придется отречься от  своего  клана,  своего  домашнего
очага и от всех остальных клятв, я сделаю это!


     На востоке не было еще никаких признаков рассвета. Норисса  стояла  в
толпе вместе с остальными жителями деревни, в то  время  как  Байдевин  со
своим небольшим отрядом готовились отправиться в путь.
     Прошлой ночью, когда она пригрозила отречься от  всего,  если  ей  не
разрешат совершить паломничество, срочно был созван  Совет.  После  долгих
споров и препирательств было решено, что Нориссе разрешат  отправиться  на
восток, но только после того,  как  Байдевин  вернется  из  Дромунда  либо
вместе с армией дяди, либо с его официальным отказом. До тех  пор  Норисса
должна была укрыться в секретном месте.
     Сейчас же она стояла вместе  с  Байдевином,  пока  последние  тюки  с
провизией грузились на кайфаров. Затем  она  опустилась  перед  гномом  на
колени и коснулась его рук.
     - Тебя не будет долго? - спросила она тихо, заранее зная ответ.
     - Столько, сколько потребуется.
     - Почему ты должен уезжать? Еще есть время, можно  было  бы  поручить
Бремету отвезти письмо.  Твой  дядя  узнает  твою  руку  и  печать  твоего
перстня.
     - Ты же знаешь, почему я должен поехать сам. - Байдевин говорил таким
голосом, каким объясняют ребенку  что-то  серьезное.  -  Дядя  не  поверит
такому письму, не важно, с  печатью  оно  будет  или  нет.  Слишком  много
существует способов, при помощи которых можно подделать почерк и печать. -
Гном нахмурился. - К тому же я не могу  понять,  почему  он  не  отважился
пересечь реку, если только он не  боялся  потерять  слишком  много  воинов
из-за половодья. Но вот уже месяц, как вода спала, и мне  остается  только
гадать, какие еще беды могли задержать его. Вот почему я должен ехать  сам
и поговорить с ним лично.
     - Я - королева,  -  пробормотала  Норисса,  теряя  последние  остатки
присутствия духа. - Я могла бы приказать тебе остаться.
     - Тогда я бы остался. Но это ничего не решит.
     В этот момент Бремет  дал  сигнал,  что  все  готово  к  отправлению.
Байдевин замялся, в его лице появилась какая-то  мягкость,  с  которой  он
взглянул в лицо Нориссе. Затем он выпрямился и нахмурился.
     - Недостойно королевы вставать на колени перед подданными.
     - Значит, я - недостойная королева. - Норисса пожала  плечами,  потом
подалась вперед и обняла Байдевина. -  Будь  осторожен,  дорогой  друг,  -
прошептала она. - Меня одолевают дурные предчувствия.
     Поднявшись с колен, она отошла в сторону и встала рядом  с  Медвином.
Оба долго еще стояли  неподвижно,  пока  последний  кайфар  не  растаял  в
темноте.



                                    20

     Путь от поселка до Пограничной реки отряд проделал меньше, чем за два
дня. На этот раз у них не было  с  собой  раненых,  каким  был  в  прошлом
путешествии пострадавший от удара солдата Медвин, которые  задерживали  бы
продвижение группы, и они  показали  очень  неплохую  скорость.  Байдевин,
однако,  все  время  нервничал  и  переживал,  что  они  движутся  слишком
медленно.
     В конце концов они добрались  до  реки.  Байдевин  стоял  на  высоком
берегу вместе с Бреметом и Кальриком, созерцая ее быстрое  течение.  Грязь
весеннего половодья почти исчезла, и  сам  поток,  который  чуть  было  не
поглотил Байдевина, уменьшился чуть ли не в два раза, но скорость  течения
еще была велика. У  самой  воды  двенадцать  мужчин  сражались  с  тяжелой
деревянной баркой, пытаясь столкнуть ее на глубину. Когда  наконец  вокруг
носа судна заплескалась  волна,  Байдевин  передал  своим  людям  сверток,
который держал в руках.
     Повстанцы  развернули  ткань  и   прикрепили   ее   к   единственному
деревянному шесту в носовой  части  баржи.  Когда  бело-зеленое  полотнище
заплескалось  на  ветру,  Байдевин  ощутил  прилив  гордости.  В  середине
вымпела, как раз на границе белого и зеленого полей, мастерицы  из  Драэля
вышили желтую корону,  которая  покоилась  на  венке  из  листьев  и  ягод
квизеля. Квизель означал силу и верность. И ни один штандарт  Дромунда  не
мог  похвастаться  короной,  за  исключением,  естественно,   королевского
штандарта,  ибо  ни  один  лендлорд  Дромунда  не  состоял  в  родстве   с
королевским домом, хотя бы и  в  столь  отдаленном.  Байдевин  отсалютовал
своему фамильному гербу и вместе с Бреметом взошел на палубу барки. Следом
за ними погрузились еще пять человек, которые отправлялись  дальше,  барку
оттолкнули от берега. Течение быстро подхватило  неповоротливое  судно,  и
Байдевин крепко ухватился за ограждение,  в  то  время  как  его  товарищи
налегали на шесты, толкая  барку  к  противоположному  берегу.  На  берегу
солдаты Дромунда внимательно следили за движением  барки,  перемещаясь  по
песчаной прибрежной полосе верхом на кайфарах. Баржа была спущена на  воду
в доброй миле вверх по течению, так как Бремет подсчитал,  что  именно  на
это  расстояние  их   отнесет   течением,   прежде   чем   они   достигнут
противоположного берега. По его  расчетам,  они  должны  были  пристать  к
берегу Дромунда прямо напротив Стаггетского поместья, при  этом  выбранной
им дистанции должно было хватить, чтоб не  попасть  ненароком  в  водопад,
который находился в полумиле от Стаггетского замка вниз по  течению  реки.
Солдаты Стаггета, по всей видимости, не  одобряли  их  действий,  так  как
выстроились вдоль береговой линии и не спускали глаз с их группы, пока они
двигались к указанной Бреметом точке выше по течению.
     Байдевин поперхнулся брызгами воды, заставшими его врасплох. Он начал
подозревать, что Бремет просчитался. Уже показались бастионы  Стаггетского
замка, а баржа неслась по течению на самой середине реки.  Вода  оказалась
слишком глубокой, чтобы двигаться при помощи шестов, так что теперь судном
управлял  только  рулевой.  Байдевин  потряс  головой,  чтобы   вытряхнуть
попавшую  в  глаза  воду,  не  осмеливаясь  выпустить  из  рук  ненадежное
ограждение, пока барка то кренилась из стороны  в  сторону,  то  ныряла  в
волне потока. Он уже насквозь промок от брызг, к тому же ему стало  трудно
удерживать  равновесие  на  мокрых  досках   палубы.   Чтобы   не   видеть
стремительно несущейся воды, Байдевин закрыл глаза, но тошнота, которую он
ощущал, от этого еще больше усилилась и он снова открыл их.
     Бремет громко выкрикивал приказы, перекрывая  своим  могучим  голосом
шум реки. Его огромная фигура скорчилась у руля, и Байдевин поднял голову,
чтобы увидеть освещенные солнцем стены замка,  проносящегося  мимо.  Страх
стиснул  грудь  гнома,  когда  новый  звук  заставил  его  прислушиваться.
Откуда-то  издалека  доносился  глубокий  рокот  и  гром,  хотя  ничто  не
предвещало грозы. Байдевин посмотрел  вперед  по  течению  реки  и  увидел
вдалеке поднимающиеся вверх клубы пара  и  брызг,  над  которыми  вставала
радуга. Водопад подстерегал их за излучиной реки.
     Баржа влетела в поворот, и  Байдевин  почувствовал,  как  палуба  под
ногами накренилась. Бремет напрягся, стараясь  повернуть  руль,  и  что-то
крикнул. Все, кто находился на палубе, согласно кинулись к правому  борту.
Байдевин понял, в чем заключается план, но он не  сработал:  вместо  того,
чтобы под действием измененного центра тяжести  уйти  со  стержня  потока,
баржа чуть не перевернулась, и повстанцы ринулись обратно на  свои  места,
выравнивая судно. Барка обогнула излучину и вырвалась на  последний  перед
водопадом прямой отрезок пути.
     Громоподобный рев заполнил уши Байдевина, тучи водяной пыли поднялись
высоко в воздух. Байдевин ощутил,  как  дрожь  пронзала  все  его  тело  в
предчувствии близкой гибели. Водопад стремительно приближался, и  Байдевин
мысленно пожелал, чтобы у барки  выросли  крылья  и  она,  подобно  птице,
смогла бы улететь от грозящей опасности. Затем он выругал самого  себя  за
глупость.
     - Кретин! - крикнул он сам себе. - Не только птицы умеют летать!
     Продолжая  цепляться  за  перила,  он  начал  повторять  левитативное
заклятье. Сконцентрировав все  силы,  которые  он  только  сумел  вызвать,
Байдевин направил их на исполнение чар. Он вовсе не хотел поднять баржу  в
воздух;  вместо  этого  Байдевин  мысленно  отталкивался  от  стремительно
несущейся воды, заставляя судно двигаться к берегу. Люди на барже, увидев,
что берег приближается, радостно  закричали  и  погрузили  шесты  в  воду.
Байдевин снова оттолкнулся от воды. Двое из повстанцев  крикнули,  что  их
шесты достали до дна, и Байдевин едва расслышал их за ревом низвергающейся
в  пропасть  воды.  Палубу  уже  заволокло  влажным  шевелящимся  туманом.
Байдевин оттолкнулся в третий раз, надеясь, что он толкает баржу в  нужную
сторону.
     В следующий миг Байдевин  с  размаху  упал  на  колени,  когда  баржа
заскребла  днищем  по  мелководью  и  резко  замедлила  ход.   Затем   она
соскользнула с мели и  снова  прыгнула  вперед,  прежде  чем  врезалась  в
возникшие из тумана, скрытые водой валуны.  Байдевин  растянулся  во  весь
рост и скорее  почувствовал,  нежели  услышал,  как  разлетается  в  щепки
крепкое дерево под ним. Холодная волна окатила его, и Байдевин  обнаружил,
что быстро ползет под водой по каменистому дну в сторону,  противоположную
той, куда влекло его течение. Вскоре его лицо показалось  из  воды  и  он,
шатаясь, выбрался на берег.
     На берегу Байдевин рухнул возле кучи камней, с наслаждением  заполняя
легкие прохладным воздухом. Рядом с ним жадно хватал разинутым ртом воздух
еще один человек из его отряда. Со стороны реки появились  в  тумане  тени
остальных, и голос Бремета с беспокойством  выкликивал  всех  по  очереди,
пока  все  не  откликнулись.  Байдевин  с  облегчением  вздохнул.  Паника,
охватившая его, заставила его позабыть о его  собственных  способностях  и
чуть было не погубила всех. Кроме того, они потеряли  судно  и,  что  было
особенно важно, флаг. Байдевину оставалось только надеяться,  что  солдаты
Стаггета успели рассмотреть его  фамильный  герб.  Это  была  единственная
вещь, которая могла спасти их от немедленной расправы.
     Кальрик, лежащий рядом с  Байдевином,  внезапно  вскочил  на  ноги  и
потянул его за собой в туман. Меч его был наполовину вытащен из  ножен,  а
сам он зашипел на Байдевина:
     - Тс-с! Слышишь?
     Байдевин прислушался но  не  услышал  ничего,  кроме  рева  водопада,
обрушивающего огромное количество воды в узкую глотку ущелья  внизу.  Кода
же до его слуха  донеслось  позвякиванье  уздечки  и  скрип  металлических
башмаков на камнях, было уже поздно.
     Из тумана выступила длинная шеренга всадников с  обнаженными  мечами,
их выдрессированные для войны  кайфары  представляли  собой  непреодолимый
барьер из плоти и стали доспехов. Из-за строя всадников выступили  лучники
с натянутыми луками и прицелились. Голос одного из всадников приказал:
     - Брось оружие и вставай на колени!  Вы  -  пленники  Брэзела  Драта,
лорда Верховного Правителя Таррагонского.


     Путь от реки к замку был настоящим унижением. Байдевин  сразу  назвал
себя д'жену, командиру  отряда  таррагонских  солдат,  сообщив  свое  имя,
происхождение и воинское звание в армии его дяди, но капитан войска только
велел отвести их в замок.
     Конечно, всему поместью было  известно  об  их  переправе.  Множество
солдат выехало им навстречу, так что, когда они подошли к  воротам  замка,
кварт д'жена, насчитывающий двадцать пять  воинов,  превратился  в  добрую
сотню. Начинало темнеть, и в свете факелов Байдевин узнал  кокарды  других
кланов и гербы по меньшей мере двух лордов.  Многие  лица  тоже  были  ему
знакомы, но если солдаты и узнали его, то не подавали вида.
     В замке их немедленно доставили в зал Совета.  Этот  зал  бы  гораздо
больше, чем в Виграмском поместье, но и  здесь  столы  были  составлены  у
дальнего  конца  зала  в  форме  подковы.  Стоящий  поперек  длинный  стол
предназначался для лордов, два других стола, стоящие  под  углом  к  нему,
предназначались для офицеров. Дымные факелы освещали стены зала и в их  не
верном свете зрелище, представшее  глазам  Байдевина,  выглядело  довольно
мрачным.
     На стене над столом, за которым сидели лорды  Совета,  были  вывешены
гербы  присутствующих.  Как  и  ожидал  Байдевин,   здесь   присутствовали
штандарты  дяди  с  короной  и  венком,  черно-красный  стяг  Стаггета   с
окровавленным дакви посередине и сердце с мечом  на  бело-голубом  фоне  -
эмблема Брэзела Драта. Однако на выступе стены, выше этих флагов, Байдевин
с удивлением обнаружил чисто белое шелковое знамя с изображением рубиновой
палицы и свитка. Это был знак лорда Крета, хозяина  провинции  Идби  Ранз.
Лорд Крет, кроме того, был  еще  и  Верховным  советником  короля  и  чаще
заседал в королевском замке, чем в своем собственном поместье. То, что  он
оставил короля ради того, чтобы оказаться здесь, не успокаивало.
     Единственное, что заставило Байдевина укрепиться в  своих  ожиданиях,
было явление его кузена,  Норвика  Младшего,  который  не  занимал  своего
обычного места за столом офицеров, и как равный заседал за одним столом  с
остальными лордами. И  только  одна  причина  могла  послужить  поводом  к
подобному перемещению.
     Дядя мертв!
     Горе победило отчаяние, Байдевин любил  дядю  и  рассчитывал  на  его
доверие  и  сочувствие  в  своих  поисках  военной  поддержки,  в  которой
нуждались повстанцы. Он был уверен, что кузен примет его сторону,  но  его
беспокоили  молодость  и  неискушенность  Норвика  Младшего,  и   Байдевин
опасался,  что  его  голос  не  будет  обладать  достаточным   весом   при
голосовании.
     Позади него угрожали оружием солдаты; глядя на совет лордов, Байдевин
разглядел в их глазах какое-то странное  неприятие,  словно  они  не  были
друзьями и союзниками дяди. Один только Норвик  Младший  смотрел  на  него
приветливо, хотя продолжал хранить молчание и не протягивал руки.
     И  туг  Байдевин   почувствовал   Другого,   почувствовал   изучающее
прикосновение чужой магии. Она кружила вокруг него,  обволакивала,  искоса
посматривала, пробовала; ее прикосновения были столь  легки  и  мимолетны,
что Байдевин подумал о том, что, не пройди он  соответствующей  подготовки
под руководством Медвина, он ни за что бы не почувствовал этого. Тогда  он
попытался  закрыть  свой  разум  от  проникновения  чужака,  но  невидимый
волшебник оказался очень сильным и слишком хорошо владел  своим  ремеслом.
Байдевин был вынужден покориться и позволить исследовать себя.
     Когда действие магии внезапно прекратилось,  он  чуть  было  не  упал
вперед - так упорно он сопротивлялся давлению чужого  волшебства.  Кальрик
ударил его в плечо. Когда Байдевин  снова  взглянул  на  стол  лордов,  он
увидел старика, стоящего возле кресла лорда Крета.
     Старик был худ и невысокого роста, на  плечах  его  был  надет  серый
плащ, которые носят волшебн