згляда, как это  с  ним  уже  бывало,  и
теперь ему предстояла долгая  борьба  с  самим  собой,  чтобы  не  поддаться
искушению и не стать углом тривиального любовного треугольника.
   - Я за вами поухаживаю, - повернулась к нему Валерия. -  Вы  случайно  не
вегетарианец?
   - Уже нет, - качнул головой Антон, намечая улыбку. - В  колонии  пришлось
питаться тем, что дают, знаете ли.
   Валерия посмотрела ему в глаза, но вместо  брезгливости  или  отвращения,
каковое она должна была испытывать  после  его  слов,  в  них  явно  читался
интерес и  понимание,  и  Антону  вдруг  стало  легко  на  душе,  будто  его
успокаивающе погладили по голове.
   - Расскажете?
   - Вообще-то не стоит. Зона - это странное и  жуткое  место,  где  ценится
только сила и стойкость, все остальные человеческие качества там вырождаются
и не работают.
   - А как вы туда попали? - Валерия положила ему в тарелку салата,  грибов,
бутерброд с икрой.
   Он хотел ответить, но не успел: начались  тосты  в  честь  именинницы,  и
компания стала пить, есть и веселиться, избавив Антона на какое-то время  от
необходимости копаться в своем прошлом.
   Тосты шли косяком, гости хвалили  хозяйку,  ничуть  не  кривя  душой,  на
взгляд Антона, и длилось это действо долго, пока тамада - какой-то громадный
(в поперечнике) старик, оказавшийся свекром Валерии, не  начал  повторяться.
Общий разговор и смех разбились на несколько  отдельных  ручейков,  общество
стало шумнее и развязнее. К Антону подсел тот самый свекор,  которого  звали
Апанасом Геннадиевичем, и углубился в воспоминания - как они  справляли  дни
рождения сорок лет назад.
   - Да, мы, русские, пьем много, - сказал он рыкающим басом, - но мы в этом
не  виноваты.  Как  бы  ни  утверждали  кое-какие  деятели,  что  это   наша
национальная особенность - не  верьте,  молодой  человек!  Все  это  брехня,
рассчитанная на невежество и глупость. Лерка правильно судачит: виной  всему
финны...
   - Угро-финны, Апанас Геннадиевич, - отвлеклась Валерия  на  мгновение  от
беседы с Иль„й. - Народ русский - не есть чисто славянский, это и славяне, и
тюрко-степняки, и прибалты, а также мордва, мари, удмурты и так далее. Но из
них лишь угро-финские народы не имели иммунитета против алкоголя. Поэтому  и
наш алкогольный  "менталитет"  лишь  историческое  угро-финское  наследство,
передавшее русскому народу четверть финских "пьяных" генов.
   - Как ни говори, - махнул рукой свекор Валерии, - все одно выходит:  нету
над нами проклятия! Ты со мной согласен, молодой человек?
   Антон был согласен. Где-то он читал подобные выводы, и они  были  ему  по
душе, хотя людей, терявших от водки человеческий облик, он встречал часто  и
все равно терпел с трудом.
   - Говорят, за рубежом сейчас в моде водка  черного  цвета,  -  подошел  к
беседующим еще один пожилой мужчина,  отец  Валерии,  сухощавый,  с  орлиным
профилем, с шапкой красивых седых волос. - Не пробовали?
   Антон отрицательно мотнул головой, а Апанас Геннадиевич  с  презрительной
усмешкой махнул могучей ручищей:
   - Лучше русской медовухи напитка в мире нет! А черную водку я пробовал  -
самогон, да еще плохого качества. По рецепту ее изобретателя она состоит  из
каких-то натуральных ингредиентов, а по вкусу -  самогон.  И  звучит,  между
прочим, очень красноречиво: "блевод".
   - Ну, это ты загнул, Геннадиевич.
   - Истинный крест! Сам по телевизору передачу видел.
   - Так ты еще и телевизор смотришь? Не ожидал я от тебя.  Если  уж  что  и
стоит смотреть  по  телевидению,  так  это  лишь  спектакли  Госдумы  и  шоу
политиков - обсмеяться можно. А я  вот  перестал  таращиться  на  экран.  От
рекламы у меня поднимается давление и хочется самому кого-нибудь убить.
   - Ты прав, - признался несколько смущенный Апанас Геннадиевич.  -  Смотрю
американские фильмы и тоска берет: одни подонки у  них  там,  убийцы,  воры,
насильники,  зажравшиеся  дегенераты,  полицейские-идиоты  и  на  весь  этот
конгломерат лишь пара нормальных парней. На всю Америку! И думаю: может, это
хорошо, что у нас в Расее так плохо? Может, кто-то там на самом верху просто
не дает нашему народу зажраться так же, деградировать, как американцы? Да  и
европейцы тоже.
   - Это ты, конечно, преувеличиваешь, Геннадиевич, - похлопал его по  плечу
отец Валерии. - Но кое в чем, наверное, прав. Лично я не  люблю  телевидение
по другой причине. Уж слишком явно оно ведет наступление на наши души, прямо
настоящее  зомбирование,  как  сейчас  модно   говорить.   Мораль   усиленно
переворачивается с ног на  голову,  уродство  выдается  за  эталон  красоты,
глупость за сверхмудрость, этика извращается, истина скрывается,  безобразие
становится признанным и законным.
   - Например?
   - Да примеров хоть пруд пруди. Ты вот как считаешь, голубая любовь -  это
нормальное явление или нет?
   -  Ну,  как  тебе  сказать,  -  поскреб  макушку  Апанас  Геннадиевич.  -
Извращение, на мой взгляд. Но ведь мужики в этом не виноваты?
   - Может быть, и не виноваты, хотя нормальными  мужиками  их  назвать  уже
трудно, но ведь голубые полезли на телеэкран из всех  щелей!  И  это  теперь
усиленно выдается за норму, буквально превозносится,  пропагандируется!  Это
как понимать?
   - Да не бери ты это так близко к сердцу, Никита Кириллович, все проходит,
пройдет и мода на голубой экран. Человечество в целом не  дурная  структура,
поймет, что от голубой любви дети не рождаются.
   Собравшиеся вокруг разговорившихся глав двух породнившихся семейств гости
засмеялись, раздались шутки, восклицания, кто-то начал рассказывать анекдот,
и Антон тихонько ретировался  в  более  тихий  уголок  гостиной,  где  сидел
Серафим Тымко, две девушки и уже знакомый молодой человек с заметной лысиной
на макушке. Здесь  разговор  шел  о  войне.  Серафим  делился  своим  опытом
спецназовца, прошедшего огни и воды в  Приднестровье,  Абхазии  и  Карабахе.
Слушатели у него были благодарные,  они  охали,  ахали,  закрывали  глаза  и
цеплялись друг за друга, так что Антон  вполне  понимал  красноречие  Тымко,
неравнодушного к слабому полу.
   - И вот пошел он ночью во двор, по крупному делу,  так  сказать.  Туалет,
сами понимаете, какой там может быть. Ну, Петруха выбрал место  за  саманной
хатой, сел, задумался. Вдруг чует - кто-то вроде  как  воздух  нюхает.  Петя
голову поднял и видит - рожа из-под стрехи свешивается, синюшная  такая,  со
светящимися белками. Нюхнула пару раз, плюнула на  Петруху  и  исчезла.  Тот
натурально об...ся, побелел, вскочил в избу, как заорет:  тревога!  Ну,  мы,
понятное дело, повыскакивали все с оружием, подумали - духи атакуют.  А  тут
такое дело...
   Девицы захихикали, засмеялся и сам Тымко, подмигнул Антону.
   - А вот еще случай был, в Карабахе. Двое наших же контрактников  сбежали,
оказались потом бывшими зеками, и стали караваны армянские грабить...
   Это был камешек в огород Антона, и он, правильно  оценив  жест  Серафима,
пересел к телевизору, где его минуту спустя нашла Валерия.
   - Как вам у нас? Не скучаете?
   - Нормально, - чуть смущенно улыбнулся Антон. - Много чего  поучительного
можно услышать. Давно я так не расслаблялся.
   - Правда? - обрадовалась именинница. - А то я за вас переживаю почему-то.
Вы хоть ели что-нибудь?
   - Спасибо, все очень вкусно и здорово. Не думал, что встречу вас здесь.
   - Ну, это не повод для радости, мне кажется.
   - Почему же? - запротестовал Антон.  -  Повод  для  радости  должен  быть
простым и чистым, как природа, и сейчас как раз такой случай.
   - Спасибо. - Валерия задумчиво посмотрела на спокойное лицо Громова. - Вы
еще в вагоне показались мне неординарным человеком.
   - Конечно, ведь я бывший зек.
   - Нет, я не о том. Вы глубже, чем обычный зек, и мне хочется вас  понять.
Не расскажете, как вы попали в лагерь?
   Антон подумал  и  неожиданно  для  себя  самого  рассказал  Валерии  свою
историю. Ее реакция его потрясла.
   - Бедный... - тихо проговорила она,  погладив  пальцами  его  локоть;  он
сидел, сцепив ладони  на  колене.  -  Нет  в  этом  мире  справедливости  и,
наверное, не будет. А как отнеслась к вашему заключению жена?
   Вопрос был с подковыркой, и Антон его оценил. Ответил с легкой усмешкой:
   - Если бы она у меня была, она бы поняла.
   - Антон всегда славился своей принципиальностью, -  вмешался  в  разговор
подошедший Тымко. - У него была одна подруга, да почему-то бросила,  ушла  к
одному полковнику.
   - Почему? - подняла брови Валерия.
   - Пусть сам расскажет.
   Валерия глянула на Антона, оставшегося  спокойным,  но  задавать  вопросы
больше не стала, внутренним чутьем понимая его состояние. Ехидно  бросила  в
сторону Тымко:
   - У тебя, Симочка, богатый опыт по части свадеб и разводов, поделился бы,
как тебе удается вешать лапшу на уши бедным женщинам.
   - Никому я ничего не вешал, - отмахнулся Серафим.  -  Они  сами  на  меня
вешались, а когда наши взгляды начинали существенно  расходиться...  короче,
по-моему, у Киплинга есть такие строки:

   Что мужчине нужна подруга,
   Этого женщине не понять.
   Тех же, кто с этим согласен,
   Не принято в жены брать.

   Ну, или что-то в таком роде.
   Валерия захлопала в  ладоши,  девицы  засмеялись,  заржал  и  сам  знаток
Киплинга,  довольный  произведенным  эффектом.  Антон  ему   тоже   мысленно
поаплодировал, он не предполагал, что слонокожий Тымко  может  читать  вслух
стихи.
   - В дополнение к разговору о женах, - сказал Серафим. - Есть анекдот  про
новых русских. Один нанимает адвоката для  развода  с  женой  и  спрашивает:
"Сколько возьмешь за услуги?" Тот отвечает: "Три тысячи  долларов".  "Да  ты
че, с дуба рухнул?! Мне за штуку баксов ее пристрелить берутся!"
   В гостиной снова раздался взрыв хохота. Антон встретил взгляд Валерии,  в
котором можно было прочитать иронию и вопрос, относящийся,  скорее  всего  к
его реакции на речь Тымко, и слегка кивнул. Было приятно осознавать, что  их
точки зрения совпадают.
   - А вы не воевали в Карабахе, Антон? - спросила Валерия. - Или в Чечне?
   - Приходилось, - коротко проговорил Громов, не желая распространяться  на
эту тему.
   - Расскажите, пожалуйста. Антон отрицательно качнул головой.
   - Да нечего рассказывать, все происходило как-то буднично и просто. В нас
стреляли, мы стреляли...
   - Неужели так-таки ничего интересного не вспомните? -  добавила  одна  из
девиц, брюнетка с ярко накрашенными губами.
   - Я могу рассказать, - подошел к разговаривающим  Илья.  -  Антон  у  нас
красноречием не отличается, он только в деле  хорош.  А  я  с  ним  в  такие
переплеты попадал, что романы писать можно. Однако пугать  никого  не  буду,
лучше расскажу пару необычных эпизодов, участником которых был и  Гром.  Так
его с детства прозвали. Можете мне не верить, но все  происходило  на  самом
деле. Помнишь встречу в Учхоймартане?
   Антон кивнул. Забыть этот странный случай было невозможно.
   - Мы с  Антоном  тогда  охраняли  одного  деятеля  из  МИДа,  пытавшегося
договориться со старейшинами чеченских кланов,  -  продолжал  Илья,  -  хотя
переговоры в основном вел я, меня там многие знали, оружие до войны  дарили,
а один тейп даже старинный пулемет предлагал - "гочкис". В  общем,  поселили
нас на окраине Учхоймартана, мы устроились, а ночью вышли  вдвоем  побродить
вокруг дувала. И вот, не поверите: сам до сих пор думаю - не привиделось ли?
- тень на крыше зашевелилась. А крыши домов там плоские, без  скатов.  Я  за
автомат, а Антон меня  удерживает:  тише,  мол,  гляди.  Я  присмотрелся,  и
мурашки по коже - натуральный черт сидит, как его описывают в книгах: рожки,
глаза в полморды светящиеся, хвост,  ноги  как  у  козла.  Сидит,  за  трубу
держится, на нас смотрит, а мы на  него.  Тихо  так  кругом,  только  где-то
собаки лают. Я уже хотел рявкнуть: пшел вон! А черт вдруг сделал жест - мол,
уходите отсюда, и исчез. На что у нас с Антоном нервы железные, а  струхнули
мы порядочно.
   - И что потом было? - спросила заинтригованная Валерия.
   - Мы растолкали своего вельможного босса, уговорили его перейти в  другую
хату, а на рассвете в  тот  дом,  где  нас  поселили  первоначально,  кто-то
выстрелил из гранатомета.
   Слушатели  ахнули,  удивленные  рассказом.  Лишь  Тымко  отнесся  к  нему
скептически.
   - Что-то не слышал я о том, чтобы черти предупреждали людей о нападении.
   - То, наверное, наш, русский черт был, - засмеялся  подполковник  Гнедич,
подходя и обнимая жену за плечи. - Интересные истории вы рассказываете, Илья
Константинович. Вам бы на эстраде выступать или рассказы писать.
   - Когда-нибудь напишу мемуары, если доживу до этого времени.
   - Еще, еще, - раздались голоса.
   - Ты обещал две истории, - напомнила Валерия,  высвобождаясь  из  объятий
мужа и кидая на Антона косой взгляд.
   Тому на миг стало тоскливо: показалось, что он здесь совершенно лишний, -
и Антон осторожно спрятался за спины сгрудившихся вокруг Ильи гостей дома.
   - А еще мы с Громом видели домового, - засмеялся Илья. - Но было это  уже
в России, под Рязанью. Попали мы как-то, путешествуя на лодках  по  краю,  в
деревню Чернава, нашли старушку, которая нас приютила в своей избушке...
   - Бабу Ягу, что ли? - проворчал Серафим.
   - Вроде того. Расположились на ночлег в комнатушке, зажгли свечу - поздно
уже было, за полночь, начали консервы вскрывать  и  тушенку  есть,  и  вдруг
чувствуем взгляд. Оглянулись и обомлели:
   сидит в уголочке гном не гном, гриб не гриб, пенек не пенек,  в  общем  -
что-то странное, просвечивающее, как туманный кустик в  форме  карикатурного
человечка, но живое, и смотрит на нас. Да так укоризненно смотрит: мол, сами
едите, а мне ничего не даете? Ну, мы переглянулись,  положили  на  тарелочку
хлебца, сыра, картошки вареной, что бабка нам  сготовила,  и  так  с  ним  и
поужинали.
   - И он с вами ел? -  наивно  спросило  одно  из  юных  созданий,  которую
наиболее рьяно обхаживал Тымко.
   - Ну что вы, нет, конечно, - снова засмеялся Илья. - Домовой  нам  только
показался и исчез, он не любит, когда люди рядом, а  тут,  видать,  оголодал
маленько, вот и вылез. Помнится, мы тогда бабуле половину  своего  походного
НЗ оставили, пенсия-то у нее была крохотная.
   Разговор перекинулся в русло бытовых проблем и отношений, потом свернул к
моде, поговорили об искусстве, об отечественном  кино,  в  кризисе  которого
наметился некий перелом - народ, наконец, опять пошел  в  кинотеатры,  гости
разбились на группы, и Антон остался в одиночестве. Но не  надолго,  к  нему
вскоре снова подошла Валерия, не забывающая о своей роли радушной хозяйки.
   - О чем задумались, Антон? Все-таки скучаете?
   - Нет, что вы, - не  совсем  искренне  ответил  Антон.  -  У  вас  хорошо
думается.
   -О чем?
   - Обо всем понемногу. О человечестве, о нашем обществе, о своем  месте  в
этом обществе.
   - Да вы философ, я гляжу, Антон... э-э...
   - Андреевич. Можно просто Антон.
   - Давайте выпьем на брудершафт и перейдем на "ты", не возражаете? А  меня
называйте просто Лерой.
   - Идет.
   Они выпили по глотку вина,  поцеловались,  что  подействовало  на  Антона
подобно удару грома, аж в ушах зазвенело.
   - Так что ты там говорил о своем месте в обществе?
   Антон с трудом пришел в себя, ощущая, как горят губы, украдкой огляделся,
но на них никто не смотрел, и он успокоился.
   - Честно говоря, я его еще не нашел. После заключения  это  будет  трудно
сделать. Я особенно не увлекался анализом нынешней российской реальности, но
отечество, судя по всему, изменилось. Не знаю только, в худшую или в  лучшую
сторону. Ваш отец в чем-то прав: может быть, действительно России, всем нам,
живущим здесь, повезло, что у нас все так плохо?
   - Нет, не повезло, - серьезно ответила Валерия. - Россию хотят раздробить
на части, исказить ее историю, изменить  ее  будущее,  уничтожить,  наконец,
превратив в  "рай  потребления"  наподобие  американского.  Общество,  целью
которого является материальный  прогресс,  улучшение  качества  материальной
жизни без духовного ее развития, обречено на деградацию и вымирание. Что  мы
и наблюдаем в Европе и Америке.
   - У нас начинается то же самое.
   - Не совсем, но власть в России сосредоточена в настоящее время  в  руках
региональной элиты, являющейся верхушкой уголовно-мафиозных структур, а  они
ориентированы на Запад и, конечно же, пытаются  превратить  народ  страны  в
быдло. Только это им вряд ли удастся сделать.
   Антон заглянул в сияющие  голубым  светом  глаза  собеседницы,  сказал  с
уважением:
   - Вы говорите...
   - Ты.
   - Ты говоришь, как заправский политик. Валерия засмеялась.
   - Я всего лишь историк, а это значит - политик вдвойне. Однако не будем о
грустном. Что ты собираешься делать дальше? Пробовал искать работу?
   - Пробовал, - нехотя признался он.
   - И что же?
   - Пока ничего. Человека с  такими  документами,  как  у  меня,  никто  не
рискнет взять на работу  без  рекомендаций,  а  их  у  меня  нет.  Вот  Илья
предложил пойти с ним в экспедицию, я согласился.
   - Правда? - обрадовалась она. -  Мне  он  тоже  предложил  участвовать  в
походе за камнем Лик Беса, хотя не уточнил, что это такое и с чем его  едят.
Сегодня, после того, как все разойдутся, он собирается сообщить подробности.
А вообще здорово все складывается. Не унывай,  после  экспедиции  найдем  мы
тебе работу, муж поможет. Он хоть и в  научном  отделе  работает,  но  знает
многих шишек и в других управлениях ФСБ.
   Словно услышав, что речь идет о нем, к  ним  подошел  Юрий  Дмитриевич  и
увлек жену танцевать. К Антону приблизился Серафим,  захмелевший,  довольный
жизнью и собой.
   - Коньки подбиваешь, мастер? Антон промолчал, размышляя о  том,  что  ему
будет трудно в отряде, если с ними пойдет Тымко.
   - Да, Лерка баба эффектная, - продолжал Серафим.  -  Только  зря  на  нее
заглядываться не надо, Юрка заметит - рога поотшибает. Мужик он крутой, хотя
и ученый.
   Антон снова не ответил, сосредоточенно потягивая через соломинку молочный
коктейль.
   - Оглох, мастер? - Тымко попытался выхватить у Антона  соломинку,  причем
очень быстро, его движение почти невозможно было заметить  со  стороны,  но,
как бы  ни  был  мгновенен  взмах  его  руки,  Антон  оказался  быстрее.  Он
уклонился, выхватил соломинку из стакана и вставил ее Серафиму  в  рот,  так
что тот отпрянул и выпучил глаза.
   - Ты что, охренел, Гром?!
   Вероятно, он мог бы и драку затеять, не  владея  собой  так,  как  владел
Антон, однако в этот  момент  к  ним  подошел  Илья  и  не  дал  разгореться
конфликту.
   - Что тут у вас происходит?
   - Твой дружок-зек фокусы показывает, - криво улыбнулся Серафим. - Не будь
мы в гостях, показал бы я ему фокус...
   Илья нахмурился, посмотрел на Антона, и тот с вздохом сказал:
   - Пойду я, пожалуй, командир, а то действительно по загривку получу ни за
что, ни про что. Да и скучно здесь становится.
   - Погоди, ты мне нужен. Через полчаса лишний народ разбежится по домам  и
мы соберем сход. Антон пересилил раздражение, подумал, кивнул.
   - Ладно, пойду на кухне посижу, заодно посуду помою.
   Он вышел из гостиной. Илья резко повернулся к ухмылявшемуся Тымко.
   - Какая муха тебя укусила?!
   - А пусть не выпендривается, - беззаботно отмахнулся Серафим. - Молчит  с
умным видом, будто не из колонии вернулся, а  из  Кремля,  и  Лерку  глазами
раздевает.
   - Дурак ты, Сима, и уши у тебя холодные. Я Антона знаю лучше, чем  ты,  и
верю ему, как себе. Заруби это на  носу.  Что  ты  против  него  вызверился?
Человек в беду попал не по своей вине, а  ты  пытаешься  представить  это  в
другом свете. Что тебе от него надо?
   - Обузой он будет в походе, зуб даю. Да и веры у меня к нему никакой, зек
он зек и есть. Глаза Ильи похолодели.
   - Ну, вот что, друг ситный, не тебе судить, обуза он  или  нет,  но  если
придется решать, то выбор между вами я сделаю не в твою пользу, понял?
   Серафим оторопело посмотрел  на  Пашина,  открыл  рот,  соб