сь. - Я хотел немного размяться. Так ты
все-таки решил рискнуть?
   -  Съезжу,  проведу  рекогносцировку  местности,  поговорю   с   местными
жителями, благо ехать недалеко, и через пару дней вернусь.
   - Что говорить, если тебя будут спрашивать?
   - Что я взял небольшой отпуск и поехал на родину, отдыхать.
   - Тогда ни пуха тебе!
   - К черту!
   Они пожали друг другу руки и разошлись по машинам. Крупногабаритный Тымко
ездил  на  джипе  "Шевроле",  напоминающем   танк,   Илья   же   предпочитал
оригинальные формы и год назад  купил  себе  новенькую  "Альфа-Ромео"  серии
"Нувола". Он уже включил мотор, когда к машине подошел Серафим.
   - Забыл тебе сказать: Антон освободился.
   - Когда? - обрадовался Илья.
   - Пару дней назад. Звонил мне вчера вечером,  хочет  приехать  в  Москву,
поискать работу.
   - Это славно. Что ты ему сказал?
   - Что я скажу? - отвернулся Серафим.  -  Кто  сейчас  возьмет  на  работу
бывшего зека? Даже если он профи боя...
   - Ты так и сказал?
   - Не так, но примерно...
   Илья выжал сцепление и выехал со стоянки, оставив  Тымко  размышлять  над
своими словами.
   Через полчаса он был дома, не заметив, что за  ним  следует  в  отдалении
черный "Форд-Саетта" с погашенными фарами.
   Ильмень-озеро
   В Парфино  Илья  приехал  еще  засветло,  преодолев  четыреста  с  лишним
километров от Москвы за семь часов. В принципе он мог бы добраться и раньше,
но не спешил, любуясь пейзажами и архитектурой попадавшихся на пути  древних
русских городов и городочков: Клина, Твери, Торжка, Вышнего Волочка, Валдая.
   Чтобы не делать изрядный крюк через Новгород, Илья от Валдая поехал через
Демянск и не пожалел об этом, хотя дороги здешние были  старыми,  разбитыми,
узкими и пролегали в основном по болотистой местности.  Зато  несколько  раз
попадались удивительной красоты церквушки и колоколенки, а за  поворотом  на
Залучье недалеко от дороги стояла старинная крепостца с уцелевшими зубцами и
маковкой центральной колокольни. Илья полчаса  бродил  вокруг  этих  древних
развалин,   сожалея,   что   нет   времени   на    исследование    постройки
предположительно семнадцатого или восемнадцатого веков, и решил  при  случае
вернуться сюда с отрядом и аппаратурой, побродить по  окрестным  деревням  и
послушать местные легенды.
   Парфино-город располагался на правом берегу Ловати, дом  же  родственника
Ильи по маминой линии Федора Ломова стоял на левом,  в  деревне  Парфино,  и
Илье пришлось пересекать реку по старому  автодорожному  мосту,  на  котором
велись ремонтные работы. Поплутав по улицам деревни, Илья, наконец,  отыскал
дом Ломовых  и  вылез  из  машины,  с  интересом  оглядывая  соседние  избы,
утопающие  в  зелени  садов,  улицу,  поросшую  травой,  играющих  в   траве
ребятишек. Дом Ломова отличался от остальных. По сути, это  был  двухэтажный
деревянный особняк с четырьмя спальнями, каминным залом, столовой, холлом  и
гаражом.  Кроме  того,  на  территории  хозяйства  стояла   баня,   за   ней
располагалась теплица, а за теплицей огород в восемнадцать соток  и  скотный
двор, где обитали гуси, куры, лошадь и корова Красуля,  дающая  до  тридцати
литров молока в день.
   До тысяча девятьсот  девяносто  второго  года  Федор  Ломов  был  простым
работягой  на  местном  рыбзаводе.  Потом   страну,   накренив,   повели   к
капитализму, государственные предприятия Парфино, в том  числе  и  рыбзавод,
прекратили существование, и Ломову пришлось переквалифицироваться:  он  стал
торговым человеком.
   Сначала  поставлял  валдайскую  клюкву  и  бруснику  в   новгородские   и
московские рестораны, возил одежду из Польши, перегонял и продавал иномарки,
пока правительство не задрало таможенные пошлины до уровня  удавки  на  шее,
так что честный автобизнес стал невыгоден,  и,  наконец,  занялся  подсобным
хозяйством, на заработанные деньги, построив дом  и  купив  машину  -  новую
"Волгу" одиннадцатой модели.
   Жена Федора  Елена  Кондратьевна  работала  в  школе,  учительствовала  в
начальных классах, а детей у них было трое: двое парней и  девочка.  Старший
сын, двадцатилетний Никита - учился в Новгороде в военном училище и жил  там
же,  в  общежитии,  изредка  навещая  родителей.  Шестнадцатилетняя  Леночка
мечтала поступить в Московский  университет  на  исторический  факультет,  а
двенадцатилетний Данила, серьезный молодой человек, занимался  рисованием  и
учился  восточным   единоборствам   под   руководством   школьного   учителя
физкультуры.
   Все это Илья узнал, сидя за столом на веранде  дома,  где  его  потчевали
ужином. Дядька Федор был на  целых  десять  лет  старше  Ильи,  но  выглядел
гораздо  моложе:  могучий,  широкоплечий,  с  руками-лопатами,  бородатый  и
усатый,  с  густой  шевелюрой  без  единого  седого  волоска.  Подстать  ему
выглядела и жена - крупнотелая, но не  толстая,  с  тонкой  талией,  большой
грудью и полными бедрами. У нее были роскошные льняные волосы,  которые  она
заплетала в косу и укладывала короной на голове,  и  очень  милое  спокойное
красивое лицо, с бровями вразлет и полными  губами,  в  котором  сказывалась
исконно русская порода. Она была на два года моложе мужа, однако, как и  он,
выглядела тридцатилетней. Глядя, как они переглядываются, понимая друг друга
с полуслова, Илья невольно позавидовал дядьке и впервые в  жизни  с  грустью
подумал, что жизнь проходит, а он до сих пор не женат.
   - Сам-то я спортом никогда не занимался, - гудел в бороду хозяин, любовно
погладив соломенную голову Данилы, - а он вот решил стать мастером  воинских
искусств.  Я  знаю,  ты  там,  в  столице,  бойцовскую  школу  открыл,  тоже
занимаешься какой-то борьбой, не возьмешь мальца, когда подрастет?
   - Отчего же не взять? - улыбнулся Илья. - Закончит среднюю школу и  пусть
приезжает. Хотя учиться надо не только воинским искусствам, но  и  искусству
жить в современном мире, и другим практическим вещам. Ты  уже  наметил,  чем
будешь заниматься в жизни?
   - В художественное  училище  пойду,  -  сказал  Данила  солидно,  допивая
брусничный компот: - Художником буду. Я побегу, пап? Ребята ждут.
   - Стемнеет - сразу домой.
   - Хорошо. - Данила убежал.
   - Я тоже пойду, - поднялась  Елена  Кондратьевна,  -  хозяйство  большое,
хлопот  требует.  А  вы  посидите,  мужчины,  когда  еще  минутка  спокойная
выдастся.
   Мужчины посмотрели ей вслед, переглянулись. Федор поднял рюмку, до  краев
наполненную водкой; пил он много, но никогда не  пьянел.  Илья  же  поднимал
рюмку только за компанию,  но  вообще  не  пил,  только  пригубливал,  помня
поговорку отца: "Чай пи„м - ор„л летаем, водка пи„м - дрова лежим".
   - Чтоб мы жили-поживали,  да  добра  наживали,  -  произнес  тост  Федор,
опрокидывая рюмку в рот.
   Закусили грибочками и огурчиком.
   - Пасеку хочу купить, - сказал Ломов, вытирая усы. - Со  следующего  лета
займусь продажей меда. Если, конечно, к  тому  времени  нас  не  раскулачат.
Каждый год родное государство придумывает что-нибудь новенькое, чтобы  жизнь
медом не казалась. То новые налоги - скоро за воздух и воду будет брать,  то
новые комиссии по учету и контролю.
   - Бог даст, не раскулачат, - успокоил Федора Илья, хотя сам далеко не был
уверен в прогнозе. - А соседи как относятся к твоим успехам? Не завидуют?
   - Соседи у меня хорошие, с понятием. Справа живет Шурик Теркин, участок у
него поболе моего в полтора раза, а слева дед  Евстигней.  Очень  любопытный
дедок, скажу я тебе. Люди его волхвом кличут за целительство,  тыщи  больных
от хвори избавил. Лет ему уже за сто будет, а с  виду  -  ну,  может,  шесть
десятков и дашь. У него не глаза, а рентген, право слово! Мой  шурин  Васька
попал к нему два года назад - ни руки, ни ноги  не  двигались,  в  больницах
врачи не знали, что  с  ним  делать,  какой  диагноз  ставить.  А  Евстигней
посмотрел своим "рентгеном", прописал снадобье из только ему известных трав,
поделал массаж с неделю, и теперь Васька не просто  ходит  -  летает,  можно
сказать, на работу устроился. Что смотришь вприщур? Аль не веришь?
   -  Почему  не  верю?  Верю,  -  кивнул  Илья,  вспоминая  письмо  бабушки
Савостиной,  в  котором  она  упоминала  деда  Евстигнея.  -   Действительно
интересный у тебя сосед. Познакомишь?
   - О чем разговор? Прямо сейчас и пойдем, дед рано спать не ложится.
   - Нет, не сегодня, - вздохнул Илья, - устал я маленько, не хочу выглядеть
перед твоим целителем сонной тетерей.
   - Хорошо, завтра к нему пойдем, - легко согласился Федор. - Сам  увидишь,
что это за человек. Знаешь, сколько он поднял на ноги, можно сказать, собрал
по  косточкам  безнадежно  покалеченных  спортсменов,  парашютистов,   жертв
автокатастроф? Человек двести на моей памяти!  Любого  с  недугами  насквозь
_видит_. И вообще много чего знает, с духами общается, много историй помнит,
тебе с ним будет о чем поговорить.
   - Ну, а с другими сельчанами ты как живешь? - прервал Илья хвалебную  оду
деду Евстигнею.
   -Да никак, - потускнел Федор. - Кругом одни пролетарии да люмпены. Многие
из них остались не у дел и жутко бедствуют, а искать работу не хотят,  да  и
не найдешь ее такую, чтобы платили копейку вовремя. Вот они и озлобились  на
весь мир. Еще немного, глядишь, и пойдут жечь, грабить, крушить  и  громить.
Причем, заметь, не господина Березовского или всяких там  господ  Потаниных,
Гусинских, Лисовских пойдут громить, а меня и таких, как я,  потому  что  мы
ближе и бежать нам некуда.
   Илья с любопытством вгляделся в глаза Ломова, но злости или раздражения в
них не увидел, только легкое огорчение и  грусть.  С  ненавистью  к  богатым
Федор в своем пролетарском районе Парфино  сталкивался  едва  ли  не  каждый
день, однако не озлобился в ответ и не  закрыл  наглухо  окна  и  двери,  не
отгородился от остальных высоким забором.
   - Давеча иду по улице, -  продолжал  рассказывать  он  с  усмешкой,  -  а
женщина у водоразборной колонки, приезжая, у Кольки Буденного  живет,  вдруг
ни с  того  ни  с  сего  мне  в  спину:  "У-у,  миллионер  гребаный,  буржуй
недорезанный, придет  время,  всех  постреляем!"  Или  вот  плотник  у  меня
работал, нормальный мужик  вроде,  заплатил  я  ему,  как  положено,  обедом
накормил, а он так спокойненько заявляет: "Наша власть придет,  мы  в  твоем
доме детсад устроим, у тебя места много..." Ну, как  после  этого  с  людьми
разговаривать? Нешто я украл у кого, с бандитами связался, клад нашел? Своим
горбом все заработал и построил! Поработай, как я, и у тебя все  будет.  Так
нет, принцип один - отнять и разделить!
   - Что ж ты будешь делать, если снова революция грянет?
   - А уеду куда-нибудь, к чертовой матери, - махнул рукой Федор. - Земли  в
России много, найду себе местечко, а огород при любом режиме  прокормит,  не
ленись только. Руки-ноги целы, здоровье есть, не пропадем.
   - И что, даже не попытаешься дом свой защитить?
   - Бессмысленное это занятие, - отмахнулся Федор.  -  В  семнадцатом  году
никому не помогла защита, кто пытался отстоять свою свободу  и  достоинство.
Сейчас ситуация не лучше, не поймешь, чего  ждать  от  родного  государства.
Телевизор смотришь? Помнишь, как Кириенко три года назад объявил НЭП?  Новую
экономическую политику, значит? Потом Черномырдин еще  более  новую,  теперь
вот еще один вундеркинд объявился. А что изменилось? Богатые как жирели, так
и жиреют, бедные же и вовсе обнищали. Может, и взаправду  революция  поможет
тем, кто хочет работать честно, установит  справедливые  законы?  Ты  вот  в
столице обретаешься, поближе к власти, что там слышно про нынешний  конфликт
Думы и правительства?
   Илья улыбнулся.
   - Не занимаюсь я политикой, дядь Федь, но знаю, что  ситуация  далека  от
совершенства.  Ты  прав,  богатые  продолжают  богатеть,  делить  Россию  на
кусочки, а бедные срывают злость друг на друге. Выхода же пока не видно.
   - Да-а, дела-а... - Федор помолчал, шибко почесал затылок, махнул  рукой.
- Ладно, давай о другом, что это мы, в самом деле, нешто  других  тем  нету.
Рассказал бы, как сам живешь, чем  занимаешься,  женат  ли.  Надолго  к  нам
приехал?
   -  Дня  на  три-четыре.  Отыскать  мне  кое-что  надо  на  Ильмень-озере.
Поможешь, Федор Петрович?
   - Что ты меня по имени-отчеству величаешь? Федькой зови, по-простому, чай
не намного меня моложе. Что именно ты хочешь отыскать?
   - Слыхал что-нибудь о Боге Мороке? Говорят,  существует  легенда  о  нем,
давно сложена, тысячи лет  назад.  Кстати,  может,  твой  дед  Евстигней  ее
знает?
   - Дед, возможно, и знает, я не слышал. Что за легенда?
   - Потом расскажу, в другой раз, история долгая. А отыскать мне надо  один
необычный камень с изображением бесова лика, который по легенде лежит где-то
на дне озера Ильмень, неподалеку от мыса  Стрекавин  Нос.  Не  бывал  в  тех
местах?
   - Нет. Спроси у Васьки, он рыбак заядлый, может, и заплывал к  Носу.  Так
что за камень, говоришь?
   - Он так и называется - Лик Беса. Его надо найти и уничтожить.
   - Лик Беса? - Федор  хмыкнул,  запуская  пятерню  в  густую  шевелюру.  -
Странное название. Никогда ни от кого  не  слыхивал,  хотя  живу  здесь  уже
шестой десяток лет. Впрочем, легендами и  сказками  я  никогда  особо  и  не
интересовался, баловством считал. Дед Евстигней же  в  этом  деле,  пожалуй,
специалист - что твой академик.  Поговори  с  ним,  он  должен  был  слышать
легенду и о твоем боге Морочнике.
   - Мороке. Другое имя - Чернобог.
   - Хрен редьки не слаще. А  с  камнем  помогу,  ежели,  конечно,  ты  этим
всерьез собираешься заняться. Только  вот  завтра-послезавтра  мне  недосуг,
уговорились с шурином в Новгород поехать по делам. Подождешь?
   Илья подумал.
   - А лодка у тебя есть?
   - У меня только карбас старый,  четырехвесельной,  а  у  Васьки  моторка,
думаю, не откажет одолжить.
   - Тогда я один пока смотаюсь к этому самому  Стрекавину  Носу,  разведаю,
посмотрю, что за местность. Потом уже вместе пойдем, когда вернешься.
   - Договорились. - Федор встал из-за  стола.  -  Пойдем,  покажу  спальню.
Совсем ты осоловел, гляжу. Хочешь посмотреть, что Данила малюет?
   Илья подавил зевок и кивнул.
   Они поднялись на второй этаж, где располагались все четыре спальни  дома,
и вошли в комнату Данилы, превращенную им в художественную галерею. Рисунки,
выполненные карандашом, гуашью,  акварелью,  висели  на  стенах,  стояли  на
подоконнике в рамках и лежали на столе, и первый же из них - портрет отца  -
заставил Илью забыть о том, что это всего-навсего рисунок  двенадцатилетнего
мальчишки.
   Федор был изображен, как живой, с косой в руке на фоне луга, и готов  был
сойти с картины прямо в комнату.
   Хороши были и пейзажи, выполненные в стиле Константина Васильева:  каждый
из них был наполнен неким мистическим светом, прозрачной таинственной силой,
заставляющей вновь и вновь всматриваться в пейзаж в поисках  его  загадочной
притягательности.
   - Ну, как? - поинтересовался Федор, улыбнувшись в  бороду.  Илья  был  не
первый, кто реагировал на рисунки сына подобным образом.
   - Фантастика! -  очнулся  завороженный  Илья.  -  Твой  парень  настоящий
художник! Ему действительно надо поступать в художественную школу.  Если  не
возражаешь, я возьму с собой несколько рисунков, покажу кое-кому в Москве.
   - Буду только признателен. Федор проводил гостя в  его  спальню,  показал
туалет, душевую, остановился на пороге.
   - Завтра баня будет, с утра топить начну. Может, еще что надо?
   - Спасибо, - покачал головой Илья, чувствуя непреодолимое желание  спать.
- Я человек неизбалованный, а у тебя как на курорте. - Илья  снова  вспомнил
письмо-просьбу Савостиной. - Федя, ты случайно не знаешь  бабушку  Савостину
Марию Емельяновну? В Парфино где-то живет.
   - Лично знаком не был, но знал, где  живет,  -  пожал  плечами  Федор.  -
Умерла она, два дня назад похоронили.
   - Что?! - Сон слетел с Ильи, как от порыва ветра. - Умерла?! Почему, как?
   - Должно быть, от старости. А может, болела,  годков-то  ей  много  было.
Евстигней должен точно знать, он все тут знает, у него спросишь. Да что  это
ты так близко к сердцу принимаешь? Али она сродственница тебе, знакомая?
   - Не родственница... -  Илья  не  сразу  пришел  в  себя,  заставил  себя
успокоиться. - Письмо от нее мне пришло, потом расскажу.
   - А-а... ну, ладно,  располагайся,  пойду  Данилу  звать  домой  да  жене
пособлю по хозяйству. Захочешь есть или пить - смело иди на  кухню  и  бери,
чего хочешь.
   - Я спать буду, - пробормотал Илья. Федор  ушел,  пожелав  ему  спокойной
ночи, однако вопреки своему заявлению  уснул  Илья  не  скоро,  так  и  эдак
поворачивая факт смерти бабушки Савостиной, сопоставляя его с тем, что  было
известно о деятельности жрецов храма Морока. Было вполне вероятно, что Марию
Емельяновну убили, чтобы не допустить новой  утечки  информации.  Но  письмо
послать она все же успела...
   Уснул он только в два часа ночи, измяв подушку, и проспал без  сновидений
до самого утра. Лишь перед пробуждением ему приснился странный сон: поляна в
лесу с высокой травой, над которой стлался слоистый туман, и  череда  темных
фигур,  проходящих  через  поляну  по  пояс  в  траве,  с  лицами   зыбкими,
смазанными,  человеческими  и  звериными  одновременно.  Лицо  предпоследней
фигуры и вовсе напоминало волчью морду с горящими желтыми умными глазами,  а
последним в странной череде фигур шагал скелет в плаще с улыбающимся черепом
и провалами глазниц, в глубине которых угольками тлели злобные огоньки...
   * * *
   Наутро он встал  в  начале  десятого,  поразившись  тому,  как  организм,
натренированный вставать рано, спокойно  дал  себе  волю  выспаться  и  даже
понежиться в широкой, благоухающей чистым бельем постели. С другой  стороны,
это была реакция  на  естественную  деревенскую  тишину  -  с  доносившимися
издалека криками петухов, квохтаньем кур и мычанием коров, и Илья с каким-то
детским восторгом и абсолютно не детским  сожалением  подумал,  что  никакие
удобства города не заменят этой тишины, чистого воздуха и  доброго  молчания
природы - лесов, полей и  рек,  пронизывающего  деревенское  пространство  и
дающее людям, живущим на этой земле, силу и радость бытия.
   Хозяева, естественно, давно встали, занимаясь каждодневными хлопотами  по
хозяйству. Поднялись и дети: Лена  помогала  матери  убирать  скотный  двор,
кормить скотину, а Данила убежал на реку с приятелями. Илья, таким  образом,
оказался предоставленным самому себе.  Делать  ничего  не  хотелось,  но  он
заставил себя позаниматься медитацией и  упражнениями,  поднимающими  тонус,
умылся и сел на веранде завтракать, где ему уже был накрыт  стол.  И  в  это
время на веранде появился гость  -  седой  крепкий  старик  с  пронизывающим
взглядом  прозрачно-серых  глаз.  "Рентген",  вспомнил  Илья  слова  Федора,
понимая, что это и есть таинственный сосед Ломовых, дед Евстигней.
   - Здрав будь, молодец, -  басом  проговорил  гость,  оглядывая  замершего
Илью. - Узнал, что к Федьке родственник приехал, вот и решил  заглянуть.  Вы
уж не обижайтесь на старика за любопытство.
   - Какие могут быть обиды? - развел  руками  Илья,  кивнул  на  стулья.  -
Присаживайтесь, позавтракаем вместе.
   - Спасибо, мил человек, только я уже давно позавтракал, так  посижу,  да,
может, за компанию чайку с медом похлебаю.
   Дед присел напротив, все еще разглядывая Илью, и тому на мгновение  стало
неприятно: впечатление было такое, будто его разобрали по винтикам  и  вновь
собрали, прощупав  каждую  косточку,  каждую  клеточку,  прочитали  мысли  и
определили, кто  он  есть  и  что  может.  Словно  почувствовав  перемену  в
настроении Пашина, дед отвел взгляд.
   - Впервые в наших краях?
   - Первый раз, - кивнул Илья. - Все никак не мог вырваться, хотя  и  живу,
можно сказать, рядом.
   - Надолго к нам?
   - Поживу дня три, на озеро схожу, в  Новгороде  побываю.  Город  древний,
красивый, а я, к стыду своему, в нем еще не бывал, хотя  всю  Россию