ом, поискал глазами Анжелику. - Где  наш
врач?
   - Зачем она тебе? Или тоже хочешь получить укол в задницу от столбняка?
   - В лес пошла, - добавил Гнедич, также разрисованный пятнами йода,  -  по
надобности.
   - Ах ты, мать честная!  -  Илья  двинулся  было  к  лесу,  но  опомнился,
медленно вернулся к костру, протянул к нему руки и закрыл глаза, наслаждаясь
_входящим_ в  ладони  теплом.  Прием  этот  назывался  аарти  и  служил  для
повышения энергетики организма человека. Действовал он  безотказно  в  любых
условиях, и  Илья  еще  помнил,  как  он  удивился,  когда  узнал,  что  для
срабатывания аарти достаточно даже пламени свечи.
   - Она сейчас придет, чего  волноваться,  -  сказал  Серафим,  озадаченный
поведением начальника экспедиции. -  Позвать?  Могу  и  сходить,  если  тебе
невтерпеж.
   - Не надо. - Илья подержал ладони над костром  еще  немного  и  налил  из
котелка себе в кружку ароматного чаю. Все молча смотрели, как он это делает:
не торопясь, основательно, сосредоточенно.
   - Ты уже никуда не спешишь? - не выдержал Серафим.
   Гнедич тоже смотрел на Илью внимательно, с  беспокойством  в  глазах,  но
молчал. Только Владислава понимала своего друга и смотрела на него иначе,  с
заботливой нежностью и верой.
   - Завал начнем разбирать завтра, - проговорил наконец Илья. - Возможно, у
нас появятся помощники.
   - Кого ты имеешь в виду?
   - Часов в семь мы с Владиславой попробуем поискать помощников в  деревне,
- не ответил на вопрос Тымко Илья, - а вы  начнете  работать  в  подземелье.
Вернемся - присоединимся к вам.
   -  Дед  не  подсказал,  где  надо  искать  Валерию?  -   с   любопытством
поинтересовался Юрий Дмитриевич.
   - Подсказал.
   - Давай не темни, говори, - рассердился Тымко. - Не тяни кота за хвост.
   Илья допил чай, чувствуя, как по телу разливается волна приятного  тепла,
глянул на ждущих ответа товарищей.
   - Она в храме.
   Ответом ему было изумленное молчание, затем фонтан красноречия  Серафима,
смысл которого сводился к сакраментальному вопросу: откуда ты знаешь?
   - Правда, что это тебе сказал дедушка? - тихо спросила  Владислава.  Илья
кивнул.
   - Тогда  Валерия  Никитична  действительно  находится  в  храме.  Дедушка
никогда не говорит того, чего не знает.
   - Дед-всевед, - фыркнул Серафим. - Как он может знать то, свидетелем чего
не был? Но допустим, что он прав. Где стоит этот хренов храм? Где вы  будете
его искать? А Грома кто выручать будет - Пушкин? Может, он уже тоже сидит  в
храме?
   Илья промолчал, не желая раньше  времени  раскрывать  тайну  исчезновения
Антона. Сам того не ведая, Серафим угадал ситуацию,  но  Анжелика  этого  не
должна была знать. Ее следовало  держать  в  неведении  относительно  планов
Пашина до последнего момента, чтобы она не смогла предупредить тех, на  кого
работала.
   Илья вздохнул. Было противно и тягостно думать  о  том,  что  придется  и
дальше вести себя с Анжеликой так, будто ничего не  случилось.  Не  помогало
даже понимание всей подоплеки происшедшего: Анжелика, по сути, была ни в чем
не виновата, ее нашли и запрограммировали слуги  Морока  вопреки  желанию  и
воле.
   - Ложитесь спать, - сказал Илья непререкаемым  тоном.  -  Я  подежурю  до
утра.
   - В три часа ночи я тебя сменю, - заявил Гнедич, направляясь к  палаткам,
и в этот момент  Илья  почувствовал  "электрическое"  шевеление  амулета  на
груди, глянул на Владиславу и по ее беспокойному взгляду понял, что к лагерю
приближаются чужие люди.
   "Лодки!" - осенила его догадка. Илья поманил  Юрия  Дмитриевича  пальцем,
сказал вполголоса, ворочая угли костра веткой:
   - Возьмите карабин, инфраочки, звуковой сканер и лесом  обойдите  поляну.
Выйдите к берегу и ждите.
   Гнедич достаточно времени проработал в службе безопасности, чтобы оценить
обстановку правильно, поэтому вопросы задавать не стал и  отреагировал,  как
надо. Широко зевнул, потянулся и побрел к палаткам, громко проговорив:
   - Разбудите меня, когда придет  время  дежурить.  Тымко,  не  поняв,  что
происходит, хотел было, как всегда, бурно прояснить ситуацию,  но  Илья  его
опередил:
   - Молчи! Возьми второй карабин и  сделай  вид,  что  ищешь  Анжелику.  На
поляну не выходи, следи за лесом и жди сигнала.
   Серафим понимающе оскалился,  до  него  дошло,  что  начинается  какая-то
боевая игра. Он несколько раз позвал Анжелику, потом взял карабин под  мышку
и направился к лесу, ворча под нос угрозы в адрес неосторожных врачей.  Илья
проводил его взглядом, вылил из ведра остатки воды и подал Владиславе.
   - Иди к лодкам, не торопись. Набери воды  и  возвращайся.  От  костра  не
отходи, что бы ни происходило. Поняла?
   Девушка  кивнула,  сжимая  кулачки  и  отвечая  на  взгляд  Ильи  храбрым
взглядом. Он не удержался и поцеловал ее в губы, с дрожью  в  душе  понимая,
как она ему дорога. Владислава улыбнулась, взяла ведро и, напевая что-то под
нос, зашагала к берегу озера. Илья дождался, пока она скроется за кустами на
спуске к отмели, пересек поляну следом за Серафимом, но далеко углубляться в
лес не стал, вошел в состояние боевой _пустоты_ и неслышимой тенью  метнулся
в обход поляны, к берегу озера, чтобы подойти к лодкам с другой стороны.
   Он  успел  застать  Владиславу,  прекрасно  игравшую   роль   беззаботной
девчонки, посланной за водой, на берегу, прячась  за  кустарником,  бесшумно
приблизился к песчаной косе, на которой лежали лодки, и замер,  обращаясь  в
слух. Надо  было  снять  моторы,  пришла  здравая  мысль,  потом  все  мысли
отступили, и Пашин стал частью тишины,  частью  природы,  ощущая  каждый  ее
вздох, каждое живое шевеление, каждый звук.
   Владислава ушла, сгибаясь под тяжестью ведра с водой, уселась у костра на
стопку хвороста и притихла. В лесу ворочался Серафим, изредка подавая голос,
но вскоре замолчал. Гнедича нигде не было видно и слышно,  однако  Илья  был
уверен, что подполковник уже вышел на исходную  позицию  и  теперь  сидит  в
засаде на берегу и ждет,  вооруженный  электронной  техникой.  И  вот  через
несколько минут Илья услышал на озере тихий, на грани слышимости, плеск. Еще
через минуту стало ясно, что  плывут  четверо,  выставив  над  водой  только
головы.
   Они не сразу вышли из воды на берег, долго высматривая  лодки,  тростник,
заросли ольхи слева от лодок, где должен  был  находиться  Гнедич,  пока  не
получили сигнал: из леса за поляной ухнул филин, затем там  началась  возня,
затрещал валежник, что-то с шумом рухнуло на землю, раздался сдавленный крик
и  выстрел.  Илья  понял,  что  не  зря  послал  Серафима  искать  Анжелику,
инструктор был опытным бойцом и толк в засадах знал. Те, кто  хотел  напасть
на лагерь со  стороны  леса  и  отвлечь  защитников  экспедиции  от  берега,
нарвались на Тымко и получили отпор.
   Пловцы тем временем начали приближаться к лодкам, вооруженные  суковатыми
дубинками, и Пашин с удивлением обнаружил,  что  плыли  они  одетыми.  Цвета
одежды, естественно, увидеть было невозможно, однако не оставалось сомнений,
что на пловцах надеты плотные рубахи, штаны, сапоги и фуфайки.
   Они подкрались к лодкам, прислушиваясь к шуму в лагере: к  звукам  борьбы
добавилось звериное рычание и вой, чьи-то крики, плачущий женский  голос,  -
подняли свои дубинки, и в то же мгновение из-за кустов в тридцати  шагах  от
лодок раздался выстрел из помпового  ружья.  Юрий  Дмитриевич  разобрался  в
ситуации и открыл огонь в самый нужный момент.
   Выстрел произвел эффект разорвавшейся бомбы.
   Четверка террористов буквально подпрыгнула от неожиданности, один из  них
вскрикнул, хватаясь за плечо, и в это  время  на  оставшихся  налетел  Илья,
благодаря состоянию транса прекрасно видевший в темноте.
   Первым делом он сбил с ног самого  здорового  из  пловцов,  способного  в
одиночку утащить лодку.
   Отобрал у  него  сук  и  обработал  им  второго  пришельца,  коренастого,
заросшего волосом до бровей, так что тот взвыл от боли и на карачках побежал
к воде. Третий боевик оказался расторопней всех.
   Он выстрелил из своей дубинки (жезла Силы - по словам деда  Евстигнея)  в
направлении Гнедича, тут же метнул молнию в Илью  (разряд  прошил  воздух  в
сантиметре от шеи Пашина) и попытался отразить атаку Ильи в  стиле  морского
спецназа, двумя руками крест-накрест и головой в лицо, причем в левой руке у
него оказался  нож;  вероятно,  он  тоже  владел  длинноволновым  диапазоном
зрения, так как махал руками не просто  перед  собой,  а  вполне  прицельно.
Однако Илья не стал демонстрировать противнику знание приемов кунг-фу, дзюцу
или русбоя, он просто врезал своей дубинкой, очень удобно лежавшей  в  руке,
по колену мужика, затем по руке с ножом и по уху, так  что  тот  кувыркнулся
через голову и скатился в воду.
   И схватка в ночи закончилась. Пловцы дружно попрыгали в  озеро,  нырнули,
замахали руками, переплывая заливчик, скрылись в камышах по ту его  сторону.
Илья взвесил в руке дубинку, направил ее острый конец на тростниковую стену,
сказал, прищурив глаз и делая усилие, как при нажатии на курок:
   - Кх!
   С острия сука с шипением и свистом слетела длинная зелено-голубая  искра,
ширкнула по тростнику, прожигая в нем дыру, и  погасла.  Илья  выронил  сук,
оторопело посмотрел на свою руку, сведенную словно от  электрического  тока,
почувствовал волну холода и с дрожью в желудке понял, что  неизвестно  каким
образом заставил чужой жезл Силы разрядиться.
   - Мама родная! - сказал он вслух.
   Послышался шорох тростника, шаги, у лодок появился возбужденный Гнедич  с
очками прибора ночного  видения  на  голове  и  с  футляром  подслушивающего
устройства в одной руке. В другой  он  нес  какой-то  бесформенный  предмет,
оказавшийся карабином, вернее, тем, что от него осталось.
   - Смотри, что они сделали с помпушкой! Молния прямо в ствол ударила!
   Илья  потрогал  ледяной  на  ощупь  металлический  волдырь,   в   который
превратилось дуло помпового ружья,  покореженное  цевье,  оплывший  магазин,
треснувший приклад, и бросил остатки карабина на песок.
   - Повезло тебе, Юрий Дмитриевич. Попади молния чуть выше...
   В лесу за поляной раздался выстрел, и они, не сговариваясь, бросились  на
помощь Серафиму. Однако помощи никакой не потребовалось. С  этой  стороны  к
лагерю подкрадывались всего двое ночных гостей, и  Тымко  справился  с  ними
вполне в своем стиле, сломав руку  одному,  а  второго  подстрелив,  как  он
уверял, исключительно в целях воспитания, в мягкую часть тела.
   Взъерошенные, разгоряченные новой схваткой, опьяненные  победой,  мужчины
собрались у костра и только теперь расслабились, понимая при этом, что отдых
им после столь  славных  ратных  успехов  абсолютно  не  гарантирован.  Илья
подошел к Владиславе, они обнялись и застыли так на короткое время. Серафим,
бурча и клокоча, сходил на берег к лодкам, снял моторы и принес к  палаткам.
Гнедич просто сел у костра с отрешенным видом и уставился на  тлеющие  угли,
вдруг ощутив навалившуюся усталость.
   А спустя  несколько  минут  в  лагерь  вернулась  тихая  и  виноватая,  с
опущенной головой, Анжелика, не смеющая поднять взгляд от  земли.  Торопливо
попросив прощения, сказав, что она  испугалась  и  пережидала  шум,  сидя  в
кустах, подруга Валерии ушла в палатку. Поверил ей только Серафим.
   Заложники страсти
   Темнота и тишина... Неподвижность...
   Ни холодно, ни жарко, вообще  никаких  ощущений,  и  мысли  текут  вялые,
бледные, рахитичные, не мысли, а призрачные тени...
   Где я?..
   Что со мной?..
   В ответ все та же застывшая тишина и мрак, и глыбистая твердость со  всех
сторон, будто он замурован в каменном склепе глубоко под землей.
   Но вот где-то скрипнула дверь - именно такой звук коснулся  слуха,  потом
послышался тихий детский плач и вслед за ним успокаивающий женский голос...
   "Мама, - подумал он безучастно, - меня успокаивает..."
   Звук разбившейся об пол чашки, чей-то всхлип... Тишины больше  нет,  хотя
он понимает, что все эти звуки живут лишь  в  его  памяти,  а  не  доносятся
сквозь накинутое на голову толстое покрывало мрака.
   Потом  в   этой   абсолютной   темноте   загорелся   огонек...   свеча...
приблизилась... стал виден абрис человеческого лица за ней... женщина  несла
свечу сквозь туман, и лицо ее расплывалось, будто видимое сквозь слезы...
   Зеркало! Огромное зеркало во всю стену, свеча  перед  ним,  а  в  глубине
зеркала череда застывших фигур, внимательно  разглядывающих  человека  перед
зеркалом. Вот череда дрогнула,  фигуры  стали  увеличиваться,  приближаться,
человеческие лица, мужские и женские, сначала молодые, потом  все  старше  и
старше, и вот уже не лица, а черепа смотрят из зеркала и улыбаются,  растут,
стремятся загипнотизировать, открывают безгубые рты...
   Антон напрягся, хотел закричать: нет! - и в тот же миг мощная серая  лапа
зверя ударила по зеркалу, разбивая его на кривые кинжаловидные  осколки.  На
мгновение перед Антоном мелькнула морда волка с умными горящими  глазами,  и
он очнулся.
   Он лежал абсолютно голый на огромной, как аэродром, роскошной кровати под
балдахином. Тело казалось пропитанной водой губкой,  и  чтобы  пошевелиться,
требовалось сделать титаническое усилие. Антон с трудом повернул голову и  с
внутренним трепетом  обнаружил,  что  кровать  с  балдахином  расположена  в
сказочно красивой,  сверкающей  драгоценными  камнями,  хрусталем,  золотом,
серебром и  фарфором  комнате,  озаренной  пламенем  четырехметровой  высоты
светилен в форме фаллоса.
   Светильни  распространяли  тонкие  ароматы  цветущего  луга,  к   которым
примешивался  незнакомый,  сладковатый,  дурманящий  и   будоражащий   запах
какой-то смолы. От него сами  собой  напрягались  мышцы  живота  и  хотелось
ощущать под руками упругие округлости женского тела.
   Антон попытался приподняться. Голова закружилась, свет в  глазах  померк,
но ему все же удалось  справиться  с  приступом  слабости,  сесть,  а  затем
сползти на пол и встать на  ноги.  В  голову  пришла  дикая  мысль,  что  он
находится в психлечебнице, что экспедиция на остров Войцы ему  пригрезилась,
а все предшествующие события существовали только в его воображении.
   Он сделал шаг, другой, раздвинул кисейные занавеси балдахина и  вышел  на
середину комнаты, разглядывая ее интерьер. Голова продолжала  кружиться,  но
все же он заметил, что  предметы  спальни  не  появляются  из  ничего  и  не
пропадают, стоят на месте незыблемо  и  твердо,  до  них  можно  дотронуться
рукой, ощутить их неподатливую твердость, гладкие холодные поверхности,  что
указывало на реальность происходящего.
   Антон осмотрел драпировки на темно-серых стенах без единого окна,  ковры,
огромное - во всю стену - зеркало в золотой окантовке в форме  переплет„нных
змеиных тел, низкий пузатый шкаф на резных  ножках  в  форме  звериных  лап,
такой же столик в углу с набором бокалов и рюмок, кресло, несколько пуфов  и
деревянный пюпитр с раскрытой книгой. Пол комнаты представлял собой сплошной
ковер, в котором ноги утопали по  щиколотку,  потолок  же  напоминал  черное
зеркало с узором серебристой паутины, завораживающей взор. Антон смотрел  бы
на него долго, если бы не раздавшийся за спиной насмешливый мужской голос:
   - Эй, мечтатель, очнись!
   Антон обернулся. На него из проема не замеченной им двери смотрели  двое:
суровая старуха в фиолетово-черном одеянии и клобуке, накинутом на голову, с
узкими,  синевато-бледными   губами,   крючковатым   носом   и   светящимися
прозрачными глазами, и крупный, похожий на борца, широкий в плечах и в талии
мужчина, чернобородый, с густой шевелюрой, одетый в черный костюм. Лишь  две
детали в  его  наряде  были  светлее  остальной  одежды:  поясок  на  талии,
обнимавший черную атласную рубаху  навыпуск,  и  мерцающий  желтыми  искрами
перстень на указательном пальце. И еще одну деталь отметило сознание  Антона
помимо его воли: на поясе чернобородого борца висели три чехла,  из  которых
выглядывали рукояти ножей.
   - Очухался, гостен„к? - тем же насмешливым тоном  проговорил  мужчина.  -
Сейчас тебя накормят, и все будет в ажуре. - Он повернул голову к старухе. -
Неплохой экземпляр. Хозяйка, даже у меня слюнки текут.
   - Дурак! - низким голосом, не повышая тона, ответила  старуха,  продолжая
внимательно оценивать пленника.
   Под ее взглядом Антон подошел к кровати, сорвал одну занавеску и  обмотал
вокруг чресл.
   Чернобородый здоровяк засмеялся. Антон представил,  как  берет  на  прием
весельчака, бьет ногой в горло, и смех тотчас же захлебнулся. Мужик в черном
отшатнулся, прекратил смеяться, с изумлением схватился за горло.
   - Ч-черт!..
   Старуха усмехнулась.
   - Витязь зубки показал... нехороший мальчик... постереги его, я сейчас.
   Она исчезла.
   Бородач исподлобья оглядел  фигуру  Антона,  который  постепенно  набирал
силы, помассировал горло и криво улыбнулся.
   - Спасибо за предупреждение. Витязь. Буду  знать,  на  что  ты  способен.
Говорят, ты хороший боец, если выживешь - потанцуем в  спарринге,  проверим,
на что ты годишься. А сейчас тебя ожидает  ба-альшой  сюрприз!  -  Он  снова
выдавил кривоватую улыбку. - Советую подзаправиться, так как скоро  придется
потратить много энергии.
   В комнату неслышно вошла монашка в низко надвинутом платке, внесла поднос
с какими-то горшочками и пузатыми плошками, поставила на  столик  в  углу  и
шмыгнула обратно. А следом за ней в спальню вошла  голая,  если  не  считать
кисейной накидки, девушка поразительной красоты, держащая в руках  необычной
формы сосуд - бутылку темно-зеленого стекла с  двумя  горлышками.  Она  была
стройна и изящна, хотя ступала как-то странно,  скованно  и  тяжело,  и  при
каждом шаге высокая грудь с тугими сосками  прыгала  вверх-вниз,  широкие  и
крутые бедра вздрагивали, а прозрачные глаза  сияли  и  притягивали,  звали,
манили, обещая небывалое блаженство.
   - Иди,  сотник,  -  хрипловатым,  каким-то  шипящим  голосом  проговорила
незнакомка, приближаясь к Антону. Поднесла ко рту бутылку и хлебнула из двух
горлышек  по  очереди.  Глаза  ее  стали  огромными,  абсолютно  пустыми   и
прозрачными, затем стали расширяться зрачки, пока не заполнили собой чуть ли
не все глаза, и протаяла в них вдруг  такая  откровенная  звериная  страсть,
бешеное  вожделение,  что  Антон  невольно  отступил,  ощущая,  как  в  него
вливается чужая зовущая _сила_.
   - Осторожнее, Хозяйка, - низко поклонился бородач, пятясь к двери.  -  Он
кое-чем владеет в потенциале. На всякий случай я подожду в  коридоре.  -  Он
вышел.
   - Иди ко мне, Витязь, -  протянула  руки  к  Антону  красавица,  облизнув
ярко-алые губы; глаза ее помутнели, подернулись  легким  флером  безумия.  -
Никто не узнает о нашей  любви,  даже  если  ты  захочешь  уйти.  Но  ты  не
захочешь. - Она сделала два глотка, протянула  бутылку  Антону.  -  Выпей  и
почувствуешь, что такое райское наслаждение...
   Ее грудь уперлась в  грудь  Антона,  губы  призывно  полуоткрылись,  руки
сомкнулись на талии, прижимая бедра к бедрам. Волна желания ударила в голову
Антона, спазматически сократились мышцы  живота,  по  жилам  заструилась  не
кровь - жидкое пламя, но кто-то холодно-рассудительный  внутри  него  окунул
сердце в ледяную воду, создал в груди чуть ли не физически ощутимую  пустоту
и ударом презрения загнал в эту пустоту вожделение плоти.
   Голова стала ясной и  звонкой,  будто  он  вдохнул  нашатыря.  Колдовское
головокружение прекратилось, наваждение прошло, сознание преодолело  водопад
эмоций и обрело  способность  анализировать  положение.  Антон  разжал  руки
колдуньи,  развел  в  стороны   и   шагнул   назад.   Сказал,   окончательно
успокаиваясь:
   - Прием почти безотказный, но  работает  не  всегда.  Я  человек  идеи  и
никогда  не  играл  роль  героя-любовника.  -  Антон   подумал   и   добавил
хладнокровно: - Да и заразиться боюсь... Хозяйка.
   - Как ты смеешь?!  Ты...  отказываешься?!  -  Изумлению  девицы  не  было
границ. - Ты... смеешь...