ромова.  Разбирательство  длилось  около  двух
недель, после чего Антон и получил срок - пять лет "за  действия,  повлекшие
гибель членов спецгруппы "Рэкс" и солдат-строителей".
   Оказывается, сопротивляться в условиях, в какие попала  спецгруппа,  было
на самом высоком  уровне  признано  нецелесообразным,  а  то,  что  командир
боевиков Сулейман был убит, послужило  дополнительным  аргументом  в  пользу
осуждения Антона. Как говорится, умом тебя не понять, российское правосудие,
как не понять военное командование, по сути сдавшее своего работника в угоду
политике. Но давно известно: то, что может сделать один дурак, не  под  силу
исправить и десятку мудрецов, а жизнь  показывает,  что  там,  наверху,  где
всегда была тьма власти, дураков гораздо больше, чем мудрецов...
   Так говорил сам себе Антон в порядке успокоения, понимая, что  никто  ему
не поможет, когда его этапировали под Нефтеюганск,  так  он  утешал  себя  в
течение четырех лет отсидки  (его  выпустили  на  год  раньше  за  примерное
поведение) в колонии особого режима, работая на нефтедобыче. Он не  копил  в
душе обид, зла и ненависти к тем, кто осудил его практически ни  за  что  на
пять лет, но в душе дал клятву разобраться с этой историей до конца  -  кому
было  выгодно  представить  все  в  таком  свете,  что  виноватым   оказался
"стрелочник" -  инструктор  спецподготовки  разведчиков-диверсантов.  Вторым
пунктом его плана возвращения в большую жизнь была попытка найти свое  место
в новой России, раздираемой политиками и олигархами на удельные княжества...
   - Громов - на выход! - раздался голос дежурного по бараку. - С вещами!
   И Антон, ощущая спиной взгляды зеков, с которыми  прожил  четыре  года  в
одном бараке, слыша их приглушенные голоса - его уважали и желали  удачи,  -
вышел в мутное августовское утро начала века, не зная, что ждет его впереди.
   До станции Потудань он  добирался  пешком,  пьяный  от  свободы,  чистого
летнего воздуха, неистовой зелени по обе стороны дороги, цветочных  ароматов
и желания проснуться. Взял билет на электричку до Нефтеюганска и не заметил,
как доехал, занятый  больше  не  внутренним  созерцанием,  а  разглядыванием
пейзажей и лиц пассажиров  электрички,  вдруг  понимая,  что  соскучился  по
обыкновенным человеческим лицам, на которых можно было прочитать  не  только
усмешку, наглое превосходство или желание "оторваться" на том, кто послабей.
   В родной Ярославль он прибыл  в  ночь  на  девятое  августа,  усталый  от
впечатлений  и  переживаний,  жадно  прислушиваясь  к  разговорам  вокруг  и
формируя  мнение,  что  жизнь  в  России  пока  к  лучшему  не   изменилась.
По-прежнему простой народ терпел  задержки  зарплаты  и  пенсии,  хамство  и
произвол  чиновников,  всесилие  торговых  людей,  воровство  и   бандитизм.
По-прежнему мафиози делили Россию на зоны контроля, а продажные  политики  в
этом им способствовали. По-прежнему  милиция  боролась  с  бандитами,  почти
ничем от них не отличаясь. Но это как раз Антона не волновало. Он  надеялся,
что сможет избежать каких-либо конфликтов,  устроиться  на  работу  и  вновь
почувствовать себя человеком.
   Такое настроение сохранялось у него несколько дней, пока он  обживался  в
старой квартире родителей, за которой в течение уже многих лет со дня смерти
мамы приглядывала ее сестра тетка Валя в надежде на то, что  когда-нибудь  в
ней будет жить племянник. И вот надежды ее сбылись.
   По истечении недели оптимизм Антона  несколько  приувял,  он  понял,  что
действительность не столь радужна, как он себе ее рисовал, сидя  за  колючей
проволокой. Денег у него было немного, а работу найти не удавалось, несмотря
на давние связи и знакомства, даже в спортивно-прикладных секциях и  клубах,
не говоря уже о коммерческих структурах или спецорганах. Начальники  отделов
кадров данных  организаций,  увидев  "ксиву"  бывшего  заключенного,  только
разводили руками, не желая брать на себя ответственность за человека с таким
прошлым. Власть и чиновничья рать в Ярославле давно поменялись, и  никто  из
ныне действующих спортивных и военных  боссов  не  помнил  бывшего  чемпиона
города по самбо и кикбоксингу, а как тренер, инструктор спецшколы, Антон был
известен лишь ограниченному числу лиц, да и то в Москве.
   К концу недели он окончательно пришел к выводу, что в Ярославле работы не
найдет. Надо было ехать в Москву,  восстанавливать  связи  там  и,  если  не
получится, устраиваться на любую работу, может быть, даже никак не связанную
с его квалификацией и возможностями.
   Разыскав в записной книжке номера телефонов старых  друзей  и  приятелей,
Антон позвонил в Москву, но поговорить смог лишь с Серафимом Тымко, которого
знал еще по пятнадцатилетней давности периоду обучения в школе спецназа,  но
ничего хорошего не услышал. Серафим был  вежлив,  однако  ничего  предложить
Антону не мог, Прямо сказав, что человеку с пятном в биографии  рассчитывать
особенно не на что. Звонил Антон и своему старинному другу Илье  Пашину,  но
не дозвонился. Видимо, у Ильи сменился номер или он вообще уехал из Москвы.
   Подавив разочарование, Антон отложил поиски друзей на другое время и стал
собираться в  столицу,  привычно  составляя  план  на  неделю  вперед.  А  в
понедельник утром, когда он закончил ежеутренний тренинг и завтракал, к нему
заявились гости.
   Их было двое:  пожилой  мужчина  с  неподвижным,  испещренным  морщинами,
темным от северного загара лицом, и молодой  человек  боксерского  вида,  со
сломанным носом и расплющенными ушами, белобрысый, с прической ежиком. Когда
Антон на звонок открыл дверь, они молча уставились на него,  словно  ожидали
увидеть кого-то другого, и Антон, хладнокровно выждав несколько секунд,  без
слов дверь закрыл.
   Через мгновение звонок раздался снова.
   - Извините, - заторопился молодой боксер. - Вы Громов?
   - А вы кто? - не совсем вежливо поинтересовался Антон.
   - Мы от одного  очень  уважаемого  и  авторитетного  человека,  -  глухим
насморочным голосом произнес морщинистолицый  гость.  -  По  поводу  работы.
Разрешите войти? Разговаривать на лестничной площадке как-то неудобно.
   Антон молча посторонился, но в гостиную гостей не повел, усадил на кухне.
   - Чай, кофе?
   - Благодарим, по утрам не принимаем, - без улыбки сказал пожилой;  чем-то
он напомнил Антону помощника пахана в зоне,  державшего  под  контролем  всю
колонию. - Мы знаем,  что  вы  ищете  работу,  и  хотим  предложить  хороший
заработок.
   - Кто это - мы? И что значит - хороший заработок?
   - Хороший - это две-три штуки баксов в месяц, в зависимости  от  условий,
плюс  гонорар   за   выполнение   задания.   Мы   -   это   одна   серьезная
дисциплинированная контора, требующая безусловного подчинения по вертикали.
   - Мафия, что ли?
   - Я бы не стал формулировать столь категорично, -  скривил  губы  пожилой
наниматель. - У нас свои отношения с  законом,  зато  мы  всегда  добиваемся
того, чего хотим.
   - Что мне надо будет делать? Гости переглянулись.
   - Ты создаешь впечатление умного мужика, командир,  -  сказал  боксер.  -
Неужели не догадываешься?
   - Нет.
   - Мы специализируемся на устранении  неугодных  боссу  лиц  и  участии  в
рейдах по сопредельным  территориям.  Каждый  рейд  оплачивается  особо.  Ты
прошел Афган,  Чечню,  так  что  должен  знать,  что  это  такое.  Ну,  как?
Согласен?
   Антон молчал, прикидывая, сразу ли спустить гостей с лестницы,  отпустить
с миром или подождать продолжения?
   -  Что  молчишь?  Надеешься  устроиться?  С  тапкой   биографией,   после
Шантарского курорта, тебе нигде ничего не светит.
   Осведомленность  гостей  о  его  положении   наводила   на   определенные
размышления.  Либо  за  Антоном  следили  с   самого   начала,   с   момента
Освобождения,  либо  у  группировки,  пославшей  "менеджеров"-вербовщиков  к
бывшему инструктору ГРУ, был доступ  к  совсекретной  информации  спецслужб.
Существовал, однако, еще один вариант: его проверяли люди как раз  одной  из
спецслужб.
   - Ну? - раздвинул большие, как оладьи, губы молодой человек; по-видимому,
он действительно занимался боксом и был профессионалом.
   Антон молчал.
   - Может быть, тебе мало? - нахмурился  пожилой  "менеджер",  переходя  на
"ты". - Скажи, обсудим. Профессионалов мы не обижаем.
   Антон молчал, все еще не зная, что делать.
   - Сколько хочешь?
   -  Да  что  ты  с  ним...   -   возмутился   боксер,   окидывая   хозяина
пренебрежительным взглядом.
   Антон исподлобья посмотрел на него, открыл дверь кухни.
   - Прошу.
   Гости снова переглянулись.
   - Ты че, мужик? - сузил глаза боксер.  -  Крыша  поехала?  С  тобой  ведь
по-хорошему...
   - Пошел вон!
   -Да я тебя!..
   - Усохни, Кувалда, - негромко сказал пожилой вербовщик.
   Но боксер не послушался.
   - Что ты с ним цацкаешься, как  с  шеф-поваром  ресторана!  Он  же  фраер
недорезанный, четыре срока отмотал на нарах, а еще кочевряжится, делового из
себя строит. Может, он вообще на хрен не годится, а мы его обхаживаем? Я  же
его одним пальцем перешибу!
   Боксер сделал выпад правой рукой, целя в нос Антону,  и  тому  ничего  не
оставалось делать,  как  пропустить  удар  -  габариты  кухни  не  позволяли
увернуться, - слегка ослабив его поворотом головы.  Однако  боксер  не  имел
понятия о приемах боя в  условиях  ограниченного  пространства,  и  Антон  в
течение долей секунды успел съездить ему по расплющенным ушам  (тот  вскинул
руки и открылся) и дважды поразить парня в нервные  узлы  выпадами  "утиного
клюва" - сложенными определенным образом пальцами.
   - Забирайте своего бугая, - невыразительным голосом сказал он.  -  Вы  ко
мне не заходили, я вас не видел.
   Пожилой вербовщик  неведомой  криминальной  конторы  глянул  на  упавшего
напарника, прошелся оценивающим взглядом по лицу Антона, но оружие доставать
не стал, хотя, судя по всему, был вооружен.
   - Не пожалеешь, мастер?
   - Нет, - сухо отрезал Антон. - Вы ошиблись адресом.
   - Босс не одобрит  твоего  поведения.  Парень  ты  крутой,  но  не  круче
навозной кучи, как говорится. Оставлю я тебе телефончик  на  всякий  случай,
вдруг надумаешь.
   - Не надумаю.
   Антон помог пожилому привести в чувство боксера, проводил обоих до порога
и закрыл за ними дверь.  С  минуту  прислушивался  к  звукам  на  лестничной
площадке,  потом  проследил,  как  помятые  наниматели   садятся   в   "БМВ"
серебристого цвета с московскими номерами, и стал  собираться  в  дорогу.  В
связи с возникшими обстоятельствами откладывать поездку в Москву не стоило.
   Наказание за отказ
   К последнему туру конкурса Ксения неожиданно успокоилась. Перед этим  она
волновалась ужасно, прошла предварительный этап "на автопилоте", потом стала
следить за собой и реакцией окружающих и поняла, что есть шанс победить. Она
была  самой  красивой  из  всех  двенадцати  претенденток  на  звание  "Мисс
Новгород",  знала  два  языка,  английский  и  французский,  хорошо  пела  и
танцевала, очень мило, без жеманства, отвечала на вопросы и чувствовала, как
мнение жюри склоняется в ее пользу. И  успокоилась.  Несмотря  на  кое-какие
досадные и порой  огорчительные  странные  моменты.  Так,  вчера  ей  начало
казаться, что за ней следят  не  только  судьи  конкурса  и  зрители,  но  и
подозрительные личности с мрачными лицами, явно не соответствующими  царящей
на конкурсе атмосфере  приподнятого  настроения,  праздничности  и  ожидания
красивого зрелища. Они смотрели на нее из зала, провожали из костюмерной  на
сцену и обратно, сопровождали во время прогулок по городу и на теплоходе  по
Волхову и даже  мелькали  в  гостинице  "Великий  Новгород",  где  жили  все
конкурсантки, несмотря на то, что гостиница охранялась  секьюрити  конкурса.
Ксения, конечно, на всех поклонников мало обращала внимания, но двух  мужчин
и старуху с суровым, строгим, морщинистым лицом со  следами  былой  красоты,
запомнила, принимая их за журналистов, хотя они и не пытались приблизиться к
ней, взять интервью или просто поговорить, как другие корреспонденты местных
и центральных газет.
   И все же  взгляды  этой  молчаливой  троицы  изредка  вызывали  у  Ксении
внутреннюю дрожь. Но что стояло за  этим  разглядыванием,  представить  было
трудно, да и не до того было Ксении, занятой своими мыслями и надеждами.
   Последний конкурс после боди-программы - непринужденная светская беседа и
ответы на вопросы - она прошла, покорив всех естественностью манер  и  умом,
как  во  сне,  чувствуя  удивительную  легкость  в   теле   и   эйфорическое
головокружение, и уже не удивилась, когда именно ей досталась  корона  "Мисс
Новгорода", увенчанная настоящим бриллиантом в двенадцать карат.  Опомнилась
Ксения лишь поздним вечером в своем номере в гостинице, когда отрыдалась  от
счастья  и  осталась  одна  после   процедуры   награждения.   Позади   были
аплодисменты, восторженные речи, похвалы, предложения  известных  модельеров
Новгорода и Москвы, суета вручения короны и банкет.  Впереди  девушку  ждали
восхитительные заботы с подготовкой к новым конкурсам - "Мисс  Россия"  и  в
перспективе "Мисс Вселенная", работа в одном из рекламных агентств, круиз по
Средиземному морю и летний отдых. Впереди Ксению  ждала  жизнь,  потому  что
исполнилось ей всего восемнадцать лет.
   К ней пришли в первом часу ночи - те самые угрюмые личности во  главе  со
старухой, властный взгляд которой выдавал  в  ней  натуру  целеустремленную,
суровую и непреклонную. Перечить ей было боязно.
   Ксения только что приняла душ,  накинула  пеньюар,  прошлась  по  комнате
номера, еще вслушиваясь в звучавшие в ушах  аплодисменты  и  улыбаясь  своим
ощущениям, как вдруг обнаружила, что она в комнате не  одна.  Вскрикнула  от
страха и изумления, машинально запахивая прозрачный  халатик  под  взглядами
мужчин.
   - В-вы кто?! Как вы здесь оказались?!
   - Успокойся, - строго сказала старуха. - Поговорить надо.
   - Ни о чем я с вами разговаривать не буду, уходите!
   - Будешь, милая. - Глаза старухи вспыхнули, и слова  протеста  застыли  у
Ксении на губах. - Сядь!
   Девушка села, вернее, почти упала на диван, с недоверием и страхом  глядя
на непрошеных гостей,  вспомнила  об  охранниках  конкурсанток,  потянулась,
было, к телефону, но под взглядом старухи замерла.
   - Никто тебе не  поможет,  -  усмехнулась  та.  -  Да  и  не  нужны  тебе
помощники.
   - В чем дело? - пролепетала Ксения. -  Кто  вы  такие?  Зачем  пришли  ко
мне... так поздно?
   Старуха глянула на мужчин, похожих друг  на  друга  застывшим  выражением
лиц; один был высокий, смуглолицый, черноволосый, второй на две головы ниже,
но вдвое шире, с русыми волосами, бородатый и усатый, но, тем не менее,  они
действительно походили друг на друга, как братья, особой звероватой статью и
походкой,  скрытой  силой  и  темными,  ничего  не  выражающими   взглядами.
Повинуясь жесту старухи, оба бесшумно вышли  из  номера,  закрыли  за  собой
дверь. Старуха осталась стоять  посреди  комнаты,  оглядывая  ее  убранство,
перевела взгляд на Ксению.
   - Меня зовут Пелагея, я жрица храма Бога Морока. Знаешь, кто это такой?
   - Нет, - прошептала Ксения одними губами, борясь с головокружением.
   - Скоро узнаешь. Это великий воинственный Бог, он может  дать  тебе  все:
здоровье, силу, богатство, славу, - но и требует  за  то  особого  служения.
Тебе будет дана великая власть, и ты нам подходишь.
   - Почему?
   - Потому что тебе восемнадцать лет, ты красивая и сильная и еще девица. -
Синеватые сухие губы старухи раздвинулись в усмешке. -  Когда-то  и  я  была
такой же. Собирайся, нас ждут. Скоро Морок засобирается домой из нашего мира
через Ильмень-озеро, и мы должны успеть провести обряд посвящения.
   - Но я... не хочу! - растерялась Ксения.
   - Ты не понимаешь, красавица. Став жрицей  храма,  будешь  иметь  гораздо
больше, чем сейчас. Да, кое-чем придется пожертвовать, но эта  жертва  ни  в
какое сравнение не идет с тем, что ты получишь.
   - Какая жертва... о чем вы говорите? - прошептала Ксения,  чувствуя,  как
на нее надвигается что-то темное и страшное. - Ничего не понимаю...
   - Говорю тебе - поспеши, по пути все узнаешь. Этот год лют для нас, жриц,
три уже преставились, замена нужна. Кроме тебя, еще двух девах надо  сыскать
и подготовить к посвящению.
   - Я не... - Ксения осеклась.
   Зазвонил телефон. Женщины посмотрели на него с разными чувствами:  Ксения
с надеждой, старуха Пелагея с досадой и недоумением.  Девушка  потянулась  к
нему рукой,  но  жрица  храма  Морока  оттолкнула  ее  руку,  неодобрительно
покачала головой.
   - Твоему дружку не стоило бы звонить так поздно.
   - Откуда вы знаете, что это он? - покраснела Ксения.
   - Знаю, - отрезала Пелагея. - Ну, я долго буду тебя ждать?
   - Я никуда не пойду, -  тихо,  но  твердо  проговорила  Ксения,  внезапно
ощущая ледяной озноб. Показалось, в комнате повеяло зимней стужей. - Уходите
немедленно! А то позову охрану. Никакой власти и ваших подарков мне не надо,
и жрицей вашего Бога я становиться не собираюсь.
   Брови старухи сдвинулись, глаза сверкнули. Ксения почувствовала толчок  в
голову, едва не упала на пол от нахлынувшей слабости.  Присела  на  кровать,
держась за сердце.
   - Уходите, прошу вас...
   - Нет уж, красавица, или ты пойдешь с нами добровольно, или... -  Старуха
не договорила, снова пронзительно зазвонил телефон.
   Угрюмо  глянув  на  него,  жрица  сняла  трубку,  лицо  ее  напряглось  и
потемнело.
   - Не суйся  не  в  свое  дело!  -  процедила  она  сквозь  зубы.  -  Твое
заступничество еще никому не принесло пользы.  Ты  знаешь.  Закон  жертвы  -
универсальный закон нашей жизни, которая есть топтание в болоте обыденности.
Каждая ступень эволюции Вселенной достигается жертвой, за каждое деяние надо
платить.
   Что ответил Пелагее неизвестный абонент, Ксения не услышала. Лицо старухи
исказила злобная гримаса.
   - Ты все равно не успеешь, волхв, а мы найдем себе  учеников,  не  здесь,
так в другом месте. Россия велика. Неужели не устал бороться с неизбежностью
творить так называемое "добро"? Нет никакого  добра  в  мире,  нет  никакого
зла,5 но те силы, которые создают одно, творят и другое. Если  ты  этого  до
сих пор не понял, мне тебя жаль.
   Старуха бросила трубку на  телефон,  и  тот  стал  оседать,  расплываться
лужицей черного желе, испаряться, таять.
   - Жаль, красавица, что мне не удалось тебя убедить.  К  сожалению,  я  не
могу силой заставить тебя... - Старуха остановилась, потом  добавила:  -  Но
защитник твой не успеет прийти на помощь, он слишком далеко.
   - Кто... он?
   - Зачем тебе знать? Есть один... колдун,  Евстигнеем  кличут,  да  только
один в поле не воин, и помощников у него  нету.  Ну  все,  девица-красавица,
прощай, не встретимся мы боле в этой жизни, может, в следующей только.
   -Я не хочу вас видеть... -  прошептала  Ксения,  чувствуя  новый  приступ
слабости, еще сильней прежнего.
   - А и не увидишь уже.
   Старуха повернулась и вышла из комнаты... Последнее,  что  успела  Ксения
охватить гаснущим сознанием, было странное видение:  будто  потолок  над  ее
головой вдруг превратился  в  дрожащий  слой  жидкости,  пробежала  по  нему
круговая волна, как от падения камешка, потом с него сорвалась вниз огромная
капля и тяжко ударила в лоб девушке. Больше она ничего понять не успела.
   Наутро ее нашли мертвой, лежащей на  полу  посреди  комнаты  с  открытыми
глазами, в которых застыло странное выражение недоумения и ужаса.
   * * *
   Друзья и подруги пророчили Ольге Кондаковой карьеру кинозвезды, абсолютно
не лукавя при этом: девушка была стройна, красива и умна,  однако  сама  она
выбрала другой путь - фотомодели и манекенщицы,  впервые  в  пятнадцать  лет
попав на показ мод "от кутюр", проходивший в Новгородском  театре  драмы.  С
тех пор она мечтала только о карьере топ-модели, тайком от всех начав  брать
уроки танцев и "благородных манер" в единственной  на  весь  Новгород  школе