современного бального искусства. Закончив лицей,  она  пришла  к  одному  из
самых известных модельеров  города  Борису  Лисицину  и  предложила  себя  в
качестве манекенщицы.
   Лисицын сразу оценил природные дарования девушки, а также смекнул,  какую
пользу может из этого извлечь.  Именно  поэтому  он  не  стал  разворачивать
процедуру  "стандартного  знакомства"  с  явной   претенденткой   на   титул
"топ-модель салона" - через ресторан и постель, а сразу ввел ее в коллектив.
Через месяц, впервые появившись на подиуме нового новгородского  культурного
центра "Россия", Ольга произвела фурор. Лисицын даже  предположить  не  мог,
каков истинный потенциал обаяния его новой модели,  хотя  и  порадовался  ее
успеху и своей прозорливости.
   Он начал появляться с Ольгой "в свете", на приемах и фуршетах, показал ее
в Москве известным отечественным кутюрье и потерял голову окончательно,  ибо
Ольга была не просто девушкой строгих правил, но и вполне понимала, чего  от
нее хотят и чего она может достичь. Лисицын сделал ей предложение стать  его
женой (уже третьей по счету) в день рождения Ольги: двадцать первого августа
ей исполнялось восемнадцать лет. Ольга не сказала  ни  да,  ни  нет,  обещав
подумать над предложением, хотя для себя уже решила, что Лисицын ей не  пара
и надо искать более подходящий альянс. Пора было переезжать  в  Москву,  где
работали такие мастера, как Юдашкин, Зайцев и Марина Вэй.
   Ольга никогда не отличалась наблюдательностью,  однако  все  же  заметила
необычное внимание к своей особе со стороны  странной  троицы:  двух  мужчин
средних лет и старухи с властным и строгим лицом. Мужчины даже в летнюю жару
не снимали темные костюмы и  плотные  рубашки,  а  старуха  носила  какое-то
старинное фиолетовое платье с оборками, черный ажурный  жакет  и  потерявший
цвет темный платок.
   Впервые они появились в демонстрационном  зале  салона  вечером  двадцать
третьего августа, и Ольга сразу отметила необычность поведения гостей,  явно
не желавших, чтобы их замечали. Это  впечатление  оказалось  верным.  Троица
буквально терялась на фоне стен, словно призраки,  стоило  обратить  на  них
внимание, но самым интересным было то, что охрана салона действительно  этих
людей не видела. Будто их на белом свете не существовало вовсе.
   Между  тем  Ольга  не  раз  ловила  взгляды  старухи,   заставлявшие   ее
чувствовать стеснение и неприятный  холодок  в  груди,  а  когда  поделилась
своими впечатлениями с подругой, гости исчезли... чтобы появиться еще раз  и
еще, пока Ольга не занервничала  всерьез,  вдруг  сообразив,  что  неведомые
ценители моды приходят смотреть именно на нее. Она уже собралась  рассказать
о неприятных посетителях Лисицину, когда  упомянутые  три  мрачные  личности
заявились в костюмерную, где к этому времени оставалось всего двое девушек -
сама Ольга и ее напарница и подруга Светлана.
   - Иди домой, милая, - сказала старуха, глянув на  Светлану  так,  что  та
проглотила все свои возражения. - А ты  останься!  -  Взгляд  посетительницы
уколол Ольгу.
   -  Почему  это?  -  строптиво  возмутилась   она,   преодолев   секундное
замешательство. - Мне тоже надо идти домой.
   - Сначала поговорим.
   - Да кто вы такие? - Ольга почувствовала страх,  хотя  и  попыталась  его
скрыть. - Что вам от меня нужно?
   Старуха  кивнула  своим  молчаливым  спутникам,  и  те  вышли  следом  за
Светланой.
   - Меня зовут Пелагея. Я жрица храма Морока.  А  теперь  молчи  и  слушай,
вопросы будешь задавать потом.
   И Ольга услышала удивительную историю, которую вполне можно было  назвать
сказкой, если бы  не  жутковатый  ее  подтекст  и  присутствие  живой  жрицы
древнего арктического Бога Морока, слуги еще более древнего и сильного  Бога
Чернобога, о котором Ольга до сего дня ничего не знала.
   Оказывается, Морок, Бог северного ветра, войны и  хищников,  всего  того,
что связано с насилием, существовал с Начала Начал Вселенной. Жил он  сперва
на Земле, на Арктическом материке, но когда тот погрузился в воду,  а  океан
покрылся льдами, Морок нашел себе другое место обитания, в  каком-то  другом
мире, в недоступной живым людям реальности, и лишь раз в двадцать  пять  лет
выбирался через  какую-то  лазейку  в  земной  мир,  чтобы  насладиться  его
красотами и эмоциями. Эта лазейка в  нынешние  времена  оказалась  на  месте
озера Ильмень.
   С  течением  времени  она  постепенно  "зарастала",  Богу   все   труднее
становилось протискиваться через нее на Землю, и  тогда  он  сформировал  из
людей касту служителей, жрецов и жриц храма Морока,  которые  хранили  некий
камень с его изображением на дне озера Ильмень, служащий маяком, указывающим
место перехода, а заодно поддерживали  неизменным  состав  касты  и  ритуал,
необходимый для того, чтобы Морок нашел обратную дорогу в свою обитель.
   Жрицами же храма могли стать только девственницы, достигшие зрелости,  то
есть  восемнадцатилетнего  возраста.  Бог  любил  исключительно  красивых  и
обаятельных  девушек,  якобы   способных   умерить   его   кровожадность   и
агрессивность. Зато и Жрицы в ответ приобретали знания, силу  и  власть,  не
доступные другим людям.
   - Собирайся, - заключила Пелагея. - Хотя ничего особенного брать с  собой
не надо, ты все получишь после посвящения.
   -  Но  я  вовсе  не  собираюсь  становиться  какой-то  там...  жрицей,  -
воскликнула девушка. - Меня это совсем не привлекает!
   - Ты не понимаешь...
   - И не хочу понимать! Уходите, я с вами никуда не пойду. И вообще все это
сказки... про вашего Морока... - Ольга фыркнула. - Нашли имечко.
   Глаза старухи вспыхнули угрозой, и у девушки перехватило дыхание.
   - Или ты пойдешь с нами добровольно, или...
   - Или что?
   Портрет какого-то бородатого мужчины на стене костюмерной вдруг подмигнул
Ольге, а по стене пробежала странная дрожь, будто она стала оживать.
   - Я не могу тебя заставить, красавица,  -  усмехнулась  старуха,  заметив
страх в глазах девушки, - ты должна  сделать  выбор  сама.  Но  одно  обещаю
твердо: будешь иметь все, что захочешь, жить  там,  где  захочешь,  а  самое
главное - сколько захочешь. Как думаешь, долго ли я живу на свете?
   - Не знаю... - прошептала Ольга, потихоньку отступая к шкафу. -  И  знать
не желаю. Уходите.
   - А напрасно, милая. Мне уже полтораста годков набежало. И ты будешь жить
так же долго, в довольствии и радости. Ну, идешь?
   Ольга с ужасом посмотрела на вновь "ожившую" стену, отступила еще дальше,
покачала головой.
   - Не пойду...
   - Ну и глупая, от счастья своего отказываешься... да и от жизни тоже.  До
чего же своенравная молодежь пошла, уговорами не возьмешь.  Меня,  например,
не уговаривали, сказали -  иди!  -  и  я  пошла.  Последний  раз  предлагаю,
дурочка, идем со мной. Не пожалеешь.
   Глаза  Ольги  наполнились  слезами,  фигура  старухи  расплылась,   стала
исчезать. Дурнота подступала к горлу, сердце трепыхалось в груди  испуганной
птицей, ноги слабели, в глазах мерк свет. Но все же она смогла набрать  сил,
чтобы ответить:
   - Не хочу!..
   Когда ей удалось вытереть слезы, в комнате никого не было.  Но  от  этого
лучше не стало. Портрет на стене прекратил  подмигивать,  мужчина  с  трудом
вылез из него в костюмерную, как сквозь  узкое  окно,  направился  к  Ольге,
буквально  протискиваясь  сквозь  ставший  густым,   как   кисель,   воздух.
Вздрагивающая стена превратилась в  жидкое  зеркало,  по  которому  побежали
волны, будто круги по глади озера от брошенного камня,  и  вдруг  эти  волны
водопадом хлынули на пол,  затопили  всю  комнату.  Последнее,  что  увидела
Ольга, теряя сознание, был жест отчаяния, который  сделал  спешивший  к  ней
бородач: он не успевал прийти к ней на помощь. Потом наступила темнота...
   Охранник салона, обходивший помещения в двенадцать часов ночи,  обнаружил
Ольгу лежащей на полу костюмерной с открытыми  глазами,  в  которых  застыли
удивление и ужас. "Скорая помощь", приехавшая через полчаса, ничем помочь ей
уже не могла.
   * * *
   Смерть Ольги Кондаковой  осталась  почти  не  замеченной  журналистами  и
работниками следственных органов, потому что медики причиной смерти  назвали
остановку сердца от какого-то сильнейшего стресса. Врагов у девушки не было,
с дурными компаниями она  связи  не  имела,  наркотиками  не  баловалась,  и
следователю в этом деле копаться не захотелось. Да и ловить было некого. Все
казалось очевидным: Ольга Кондакова  испугалась  -  чего  или  кого  именно,
выяснить не удалось, - и  сердце  ее  не  выдержало.  Лишь  один  журналист,
корреспондент новгородской газеты "НЛО", заметил сходство смерти Ольги с  не
менее загадочной смертью первой красавицы города Ксении Иваниченко,  умершей
при  таинственных  обстоятельствах  сразу  после  победы  в  конкурсе  "Мисс
Новгород" и церемонии награждения. Эта смерть потрясла город месяц назад,  и
тогда  следствие  тоже  не  выявило  виновников  случившегося.  Ксения,  как
утверждала экспертиза, умерла от спазма легких, от удушья,  хотя  никто  ее,
судя по отсутствию следов на теле, не душил.
   Примерно в то  же  время,  незадолго  до  начала  нового  учебного  года,
произошло еще одно событие, оставшееся практически  не  освещенным  прессой:
без вести пропала восемнадцатилетняя  девушка,  поступившая  в  Новгородский
педагогический институт.  Поскольку  была  она  сиротой  и  воспитывалась  в
детдоме, никто ее не  разыскивал,  в  том  числе  и  милиция,  ограничившись
беседой с приятелями и подругами пропавшей - не собиралась ли она  покончить
жизнь  самоубийством.  Подруги  утверждали,   что   Валентина   была   очень
целеустремленной и оптимистичной натурой и ни  о  чем  подобном  не  думала.
Единственным ее недостатком,  как  считали  те  же  подруги,  было  какое-то
болезненное увлечение славянской мифологией, ради  которой  Валентина  могла
уехать хоть на край света.
   Не знаешь, где найдешь, где потеряешь
   Сон был тревожным и странным. Он плутал по лесу в  тумане,  спотыкаясь  о
корни деревьев и внезапно появлявшиеся кочки и камни, ветви столетних  дубов
и кленов хлестали его по лицу, цеплялись за одежду, невидимые  руки  хватали
за ноги, за рукава куртки, за волосы,  ухал  филин,  бесшумно  метались  над
головой нетопыри, чиркая крыльями по  лицу,  а  издалека  звал  его  чистый,
удивительно глубокий и печальный, дивной красоты девичий голос,  и  хотелось
плакать в ответ, мчаться туда, теряя остатки  разума,  и  отыскать  ту,  чья
песня  разносилась  по  лесам  и  полям,  хватала  за  душу  и  выворачивала
наизнанку...
   Илья проснулся в  тот  момент,  когда  деревья  перед  ним  расступились,
впереди открылась поляна с изгибом реки, а в  высокой  траве  стояла  Она  в
струящемся и светящемся платье, с  нимбом  волос,  необычайно  красивая,  но
зыбкая, как отражение в воде, и тянула к нему руки, и звала к себе...
   По обыкновению он полежал некоторое время неподвижно, глядя на  узорчатый
потолок и все еще слыша внутри себя зовущий голос, потом дотронулся до  щеки
и покачал головой: щека была мокрой, как будто он  действительно  плакал  во
сне.
   Потолок над ним вдруг зыбко вздрогнул, на миг превратился в зеркало воды,
по нему пробежала круговая волна, как по глади озера  от  брошенного  камня,
собралась в центре, и вниз сорвалась огромная капля, целя Илье прямо в лицо.
Не среагируй он, капля попала бы в лоб, а так - звучно шлепнулась в  подушку
и прожгла в ней дыру величиной с кулак. После этого потолок успокоился, стал
потолком, твердым и гладким. Илья посмотрел на него подозрительно, готовый к
действию, перевел взгляд на подушку и с минуту созерцал  прожженную  дыру  в
состоянии прострации. Потом сказал вслух глубокомысленно:
   - Или я сплю, или одно из двух...
   Еще не веря, что все это с  ним  произошло  наяву,  он  провел  рукой  по
подушке, ощутил отвердевшую, будто покрытую пластмассовой корочкой  впадину,
покачал головой и пошел умываться и медитировать. Через час он был в  норме,
_сознательно_ не давая себе возможности задуматься над  тайной  пробуждения,
однако подушка так и  не  приобрела  за  это  время  былой  формы.  Капля  с
потолка-"озера"  прожгла-таки  ее  на  самом  деле.  Тогда   Илья   принялся
исследовать  потолок,  подушку,  всю  спальню,  гостиную  и  кухню,   ничего
необычного не обнаружил и проговорил, глядя на себя в зеркало трюмо:
   - Полтергейст, однако...
   Отражение мрачно смотрело на него и  молчало.  Оно  знало  хозяина  и  не
сомневалось в его трезвости.
   Илья вообще по натуре был боец, он не комплексовал даже  в  тех  случаях,
когда сам  Бог  велел  жаловаться  на  умопомрачение  -  такое  случалось  с
солдатами в Афганистане и Чечне.  Однако  Илья  попадал  и  в  более  жуткие
передряги - стоило вспомнить хотя бы чеченский плен, когда у него на  глазах
боевики отрезали у пленников, одного за другим, яйца, -  и  выходил  из  них
живым  благодаря  твердости  характера  и  бойцовским  качествам.   Поэтому,
наверное, он и смог  стать  "символом  приключений  и  путешествий  России",
"фигурой номер один в мире путешествий",  как  писали  газеты  и  утверждало
телевидение, постоянно держа его под прицелом  телекамер,  в  то  время  как
журналисты изощрялись в подборе эпитетов. Его называли и "русским Рембо",  и
"московским Индианой Джонсом", и "человеком глобуса", и даже "самым народным
дипломатом", потому что за свои сорок лет Илья исходил и изъездил весь мир в
поисках приключений  и  его  знали  и  принимали  многие  великие  политики,
президенты, цари,  вожди  племен.  Потому  что  Илья  Константинович  Пашин,
президент-основатель  Российской  школы  выживания,   был   профессиональным
путешественником, искателем приключений,  поставившим  целью  оставить  свой
след в самых труднодоступных уголках планеты Земля, а если удастся, то и  на
других планетах.
   Как писали все те же газеты, "даже  строки  его  биографии  читаются  как
фрагменты приключенческого романа, а количество званий, профессий и  регалий
заставляют подозревать в нем долгожителя, перешагнувшего столетний рубеж..."
Но главное - газетчики не преувеличивали.
   Илья   был   лидером-организатором   и   руководителем   двух    десятков
научно-исследовательских,    экстремальных    и    авантюрных    экспедиций,
действительным членом Русского географического общества,  президентом  Фонда
русских экспедиций и путешествий,  экспертом  по  комплексному  выживанию  в
экстремальных  условиях,  академиком,  действительным  членом  Международной
академии проблем сохранения жизни, президентом Транснациональной  ассоциации
школ выживания "Vitalis", журналистом, инструктором по подводному  плаванию,
рукопашному бою, водителем-испытателем  и  прочая,  и  прочая...  И  видимо,
именно  его  образ  жизни,  постоянный  поиск,  полет,  риск  не  дали   ему
возможности встретить подругу жизни, увлеченную приключениями  так  же,  как
он.
   Это он организовал экспедицию по поиску погибших кораблей на Черном море,
побывал  у  каннибалов  Ириан-Джаи  в  Индонезии,  в   Папуа-Новой   Гвинее,
путешествовал к истокам Ориноко  по  джунглям  Амазонки  вместе  с  племенем
индейцев Яномами,  посетил  необитаемые  острова  Белого  моря,  изучал  быт
хантов, чукчей, ненцев, эвенов на Крайнем Севере, пересек пустыню Атакама  в
Чили,  провел  ночь  на  действующем  вулкане  на  Камчатке,   добрался   до
неизвестных миру монастырей и дзонгов в  Непале,  Бутане  и  Тибете,  и  так
далее, и тому подобное. Остановить его в  стремлении  увидеть  невиданное  и
узнать незнаемое не могло и  стихийное  бедствие.  Хотя  попытки  остановить
были. Например, такие, как задержание его спецслужбами некоторых стран,  или
убийство проводника в  Непале,  или  поджоги  палаток.  Последней  из  таких
попыток было письмо, полученное им вчера.
   Илья заварил травяной чай и, потягивая обжигающе горячий напиток, зашел в
гостиную, где на журнальном столике лежала корреспонденция,  накопленная  за
неделю. Упомянутое письмо  с  конвертом  без  обратного  адреса  было  среди
других, еще не вскрытых писем.
   Письмо,  отпечатанное  на  плотной  белой  бумаге  с   тисненым   золотым
крокодильчиком, состояло всего из трех фраз: "Уважаемый Илья Константинович,
не суйте свой нос, куда не следует! К озерам вам путь  заказан!  Любая  ваша
попытка будет пресечена!"
   Илья хмыкнул, отбрасывая листок с загадочной угрозой. Ни к каким озерам в
ближайшее время он не собирался. Письмо было либо чьей-то не  очень  удачной
шуткой, либо пришло к нему слишком  рано.  Хотя  интересно,  о  каких  таких
озерах идет речь? И что за секреты прячут эти озера, если  некто,  владеющий
компьютером   и   принтером   (письмо   явно   отпечатано   на    принтере),
заинтересовался  планами  знаменитого  путешественника   и   решил   принять
превентивные меры воздействия?
   Еще раз  глянув  на  золотого  крокодильчика  в  уголке  листа  (странная
эмблемка, надо признаться), Илья вытащил из груды корреспонденции  еще  одно
письмо, пришедшее откуда-то  из  Новгородской  губернии,  прочитал  обратный
адрес и фамилию адресата - Савостина Мария Емельяновна, вскрыл конверт.
   Это письмо оказалось не менее загадочным, чем первое  -  с  угрозой.  Оно
было настолько необычным, что Илья прочитал его дважды, прежде  чем  вник  в
суть проблемы, хотя и оценил ее одним словом: бред!

   "Уважаемый Илья Константинович, - писала женщина  (так  же  начиналось  и
письмо с предупреждением), - не раз читала в прессе статьи о ваших смелых  и
уникальных экспедициях  и  исследованиях,  в  том  числе  в  так  называемые
"аномальные зоны". Еще  знаю,  что  Вы  человек  не  только  знающий,  но  и
верующий, а таких сейчас очень и очень  мало.  Именно  поэтому  я  не  боюсь
довериться Вам, потому что, наверное, только Вы сможете понять,  поверить  и
помочь, другие сочтут мой рассказ выдумкой или отделаются пустыми словами.
   Я родилась в тысяча девятьсот двадцать третьем году в  Хабаровском  крае.
Родители в сороковом году переехали в Новгородскую губернию,  село  Парфино,
но мама вскоре умерла от рака, отец в сорок  первом  году  погиб  на  войне,
точнее, пропал без вести под Ржевом, а меня приютила тетка Лиза,  двоюродная
сестра мамы. Но в том же году меня нашли жрицы местного скита, поклонявшиеся
одному странному  Богу  (об  этом  ниже),  и  в  восемнадцать  лет  я  стала
послушницей скита. До этого мне приснился страшный сон:  будто  я  на  кухне
ставлю чайник в печку и вдруг  слышу  в  комнате  нечеловеческий  стон.  Так
стонут лоси, когда их добивают. Я  кинулась  в  комнату.  Дверь  открыла  не
сразу, будто кто держал ее, а когда вбежала,  увидела  на  полу  бившуюся  в
конвульсиях тетку Лизу с почерневшим лицом. И еще увидела, что  потолок  над
ней похож на лужу с бегущими по  ней  волнами.  Потом  потолок  разгладился,
тетка Лиза посмотрела на меня дико, протянула ко мне руки, крикнула: "Не дам
ее!" - и умерла. Я закричала и проснулась в холодном поту.
   Она действительно умерла через несколько дней, врач сказал -  от  удушья,
но лишь много лет позже я узнала, что Лиза  хотела  спасти  меня  от  участи
жрицы, отвести от меня беду, однако так и не смогла помочь. А я  тогда  была
молодая, несмышленая, робкая, всего боялась, и когда мне предложили пойти  в
скит - безропотно согласилась. У меня даже парней  знакомых  не  было.  Один
завелся было - Игорем звали, да погиб перед появлением гонцов главной жрицы.
К слову, глупо погиб и  загадочно:  спускался  в  погреб,  поскользнулся  на
совершенно сухой ступеньке, упал вниз и сломал шею.
   Теперь о главном.
   Бог, о котором я говорила, имеет много имен. Здесь, на Новгородчине,  его
называют Мороком, хотя на самом деле это, скорее всего псевдоним  Чернобога.
Правителя мертвых и стража несокрушимой Башни в  царстве  смерти,  хранителя
волков и собак Преисподней. Это злой северный Бог,  Бог  войны,  хищников  и
всего того, что связано  с  насилием,  хотя  вернее  было  бы  называть  его