ы тоже избрали своей профессией оккультизм... вы  можете
совершить полезное дело... неизвестные подробности частной жизни  великого
мага, родоначальника магии..."
   Подумать только, они осмелились просить Труф написать  биографию  Торна
Блэкберна.
   Она - ученый, магистр  математики.  Все  еще  трясущимися  руками  Труф
смахнула обрывки бумаги в мусорную корзину. Написать аллилуйскую биографию
Торна Блэкберна? Да Труф скорее вонзила бы ему в сердце осиновый кол.
   Но что хуже всего, это был ее отец.
   Труф уперлась взглядом в противоположную  стену,  где  висела  картина,
изображающая историческое место Олана. Тридцать лет  назад  Торн  Блэкберн
стоял у истоков оккультного ренессанса, шедшего рука об руку со  свободной
любовью и антивоенным движением шестидесятых. Не  менее  сексуальный,  чем
Моррисон, неистовый, как Джаггер, и такой же  сумасшедший,  как  Хендрикс,
Блэкберн провозгласил себя героем в греческом духе,  полубожеством,  сыном
Сияющих,  древних  кельтских  богов.  Несколько  позже,  когда   появилось
множество людей, объявлявших себя сынами всего, чего угодно, от пришельцев
до земных ангелов, подобные заявления перестали быть сенсацией и перешли в
разряд мещанских, но Блэкберн был первым.
   Он был пионером и  во  многих  других  вещах,  в  частности  он  первым
появился на национальном телевидении и провел ритуал в честь своих древних
богов. Он ездил с рок-ансамблями  и  открыто  проповедовал  свои  взгляды.
Полуеретик, полумошенник, показушник и искушенный  антрепренер,  всю  свою
короткую, но блестящую карьеру Блэкберн оставался одной из ярчайших  звезд
возрождающегося оккультизма.
   "И карьера работала на него", - с негодованием подумала Труф.
   Публично провозгласив о создании им  ордена  героев,  он  заявлял,  что
использует магию для возвращения в наш мир  древних  западных  богов.  Без
устали пророчествуя о скором пришествии "нового зона", Блэкберн  умудрился
набрать достаточно денег для покупки небольшого поместья  почти  у  самого
берега реки Гудзон, где со своими приверженцами он занимался  отправлением
ритуалов, созданных им  же  и  названных  "кругом  истины".  Все  действия
проходили в  атмосфере  свободной  любви,  свободных  наркотиков  и  дикой
необузданности.
   Среди его последовательниц была и Катрин Джордмэйн.
   Вспоминая старое семейное предание, Труф почувствовала легкую  головную
боль. Катрин Джордмэйн была "мистической наложницей" Блэкберна и умерла  в
1969 году во время одного из ритуалов, но новоявленного магического мессию
никто за это не осудил. Поскольку в ту же  ночь,  тридцатого  апреля  1969
года, и сам Блэкберн исчез с лица земли.
   Труф растила сестра-близнец Катрин, Кэролайн Джордмэйн. Именно от  этой
неразговорчивой женщины, стойко пережившей трагическую смерть своей родной
сестры,  Труф  унаследовала  хладнокровие,  эмоциональную  уверенность   и
самостоятельность. Тетушка Кэролайн  рассказала  Труф  о  ее  отце,  когда
девочка была уже большой и  многое  понимала.  Труф  не  придала  рассказу
большого значения, поскольку в семидесятых и начале восьмидесятых все  эти
оккультные упражнения уже мало кого интересовали. Поэтому,  когда  к  Труф
обратился какой-то журналист и  попросил  дать  ему  интервью,  Труф  была
удивлена, ей  казалось  весьма  странным,  что  кто-то  еще  помнит  Торна
Блэкберна. По ее стойкому убеждению, к тому времени он принадлежал  уже  к
далекому прошлому, к эпохе ЛСД, первой высадке человека на Луне и "Битлз".
Очень вежливо, но уверенно-кратко Труф объяснила журналисту,  что  сказать
ей нечего, поскольку отец ее умер, когда Труф не было еще и двух лет.
   Это был первый и последний раз, когда она вела себя  с  представителями
прессы корректно, поскольку, обнаружив местонахождение Труф,  "джентльмены
из  прессы"  вскоре  превратили  ее  существование  в  форменный  ад.   Ее
забрасывали письмами и мучили телефонными звонками,  но  хуже  всего  было
другое  -  таинственные  визиты  диковатых  субъектов,   называвших   себя
последователями "великого учителя Торна Блэкберна". Самым жутким  событием
стала последующая затем его реинкарнация.
   С той поры как  Труф  исполнилось  восемнадцать,  каждый  год  накануне
праздника хэллоуин ей регулярно звонил мрачный репортер из какой-то желтой
газетенки и просил, как он выражался, "дочь печально известного сатаниста"
не отказать ему в беседе, каковой он собирался приправить  свою  статью  о
Блэкберне.
   Хорошо еще, что  с  годами  поиссякли  исходящие  от  окололитературных
придурков просьбы написать что-нибудь о жизни Торна Блэкберна. Правда, они
не прекратились совсем. В конце концов Труф даже, может быть,  и  написала
бы книгу об отце, просто так, безо всякого умысла издать ее, хотя  бы  для
тех, кто не придерживается  строгих  академических  взглядов  на  подобные
вещи, но дело это осложнялось тем, что издателей интересовала не строгая и
честная научность, им нужен был панегирик, который  они  подбросили  бы  в
качестве  нового  евангелия  легковерным  или  окончательно   запутавшимся
читателям.
   А Труф, дочь  Катрин  Джордмэйн,  решила,  что  скорее  плюнет  в  свое
изображение в зеркале, чем станет писать сусальную биографию  мошенника  и
проходимца,  скользкого  как  уж  прощелыги  эпохи  Водолея.  Труф  крайне
возмущал тот факт, что никто не хотел  ни  знать,  ни  слышать,  каким,  в
сущности, форменным мерзавцем был Блэкберн.
   "И почему я не родилась дочерью Элвиса? - мечтательно раздумывала Труф.
- Просто невероятно, насколько моя жизнь была бы тогда приятней и легче".
   Она пригладила волосы и  заметила,  что  рука  ее  все  еще  продолжает
дрожать.
   Почему они никак не желают понять, что Труф хочет только одного - чтобы
все раз и навсегда забыли о Торне Блэкберне и никогда больше не вспоминали
это имя? Он и так всю жизнь преследует ее как тень.  Вот  уж  точно,  куда
конь с копытом, туда и рак с клешней. Но Блэкберн не только преследует ее,
он пытается утащить Труф в свой идиотский мир, где  полностью  отсутствуют
разум и рационализм.
   - Приветик. Кто дома? О, кого я вижу! Моя  почтеннейшая  коллега,  мисс
Джордмэйн.
   Не давая Труф притвориться, что она очень занята или что ее вовсе  нет,
в комнату проскользнул Дилан Палмер и закрыл за собой дверь.
   Дилан Палмер, точнее, доктор  Палмер,  принадлежал  к  числу  тех,  кто
обладает  определенными  и  неизменными  убеждениями.  Он   преподавал   в
Тагханском университете и параллельно работал в институте. Это был высокий
и симпатичный профессор в стиле Индианы Джонса - блондинистый,  контактный
и склонный к эпизодическому проявлению героизма.
   - Как поживает мой счетовод? - игриво спросил он и облокотился о стол.
   В своей фланелевой рубахе и мешковатых джинсах Дилан скорее походил  на
студента последнего курса,  чем  на  преподавателя.  Довершала  его  облик
блестевшая в ухе маленькая золотая сережка.
   - Как прошел летний проект? - поинтересовалась Труф.
   Жизнелюбие Дилана казалось ей  столь  же  пугающим,  сколь  и  смешным,
поэтому Труф не слишком стремилась  разговаривать  с  Диланом,  и  он  это
хорошо чувствовал.
   - Отлично, - ответил он, стараясь не замечать холодности в ее голосе. -
Двенадцать недель на свежем ирландском воздухе, в очаровательнейшем замке,
только я, трое выпускников и  на  семьдесят  пять  тысяч  долларов  всякой
аппаратуры. Да, ну и, конечно, ИРА.
   - Что?
   - Ничего, это  просто  шутка.  Хотя,  думаю,  что  местные  жители  нас
принимали именно  за  них.  Стоило  нам  только  появиться  в  близлежащем
городке, а мы туда ездили за  продуктами,  как  все  его  жители  начинали
дрожать от страха. - Он выпрямился, очевидно очень довольный собой.
   - Только это тебе и понравилось? - произнесла Труф.  -  Такие  вещи  не
шутка, Дилан. Исследование человеческой психики дело очень серьезное, даже
если ты так не считаешь.
   Труф  уловила  в  своем  голосе  снисходительные  нотки   и   внутренне
усмехнулась в надежде, что Дилан сейчас же уйдет и не заметит ее смущения.
   - Все понятно, не иначе как приближается хэллоуин, не так ли? - спросил
он беззаботно.
   Труф посмотрела на Дилана и побледнела.
   - Извини, но только слепой  может  этого  не  заметить,  -  сказал  он,
вызывающе глядя  на  Труф  сверху  вниз.  -  Итак,  подходит  время  Торна
Блэкберна. Он посмотрел в ту сторону, куда были устремлены глаза  Труф,  и
увидел дождь ссыпающихся в  мусорную  корзину  бумажек.  Прежде  чем  Труф
смогла помешать ему, Дилан нагнулся и подхватил  одну  из  них.  -  "Когда
тыква покрывается инеем, приходит время Торна Блэкберна, - начал читать он
речитативом. - И тогда всех гоблинов и карликов-вампиров охватывает страх.
Они мечутся в ужасе, поскольку Истина..."
   - Это нисколько не  смешно,  -  гневно  воскликнула  Труф  и,  вскочив,
выхватила из рук Дилана обрывок письма.  -  Ты  считаешь,  что  мне  очень
нравится, когда напоминают, кто мой отец? Думаешь, я  испытываю  от  этого
много радости?
   - Если бы он до сих пор был с нами, было  бы  еще  хуже.  Вообще-то  он
входит в мою компетенцию. Да не переживай, Труф, в конце концов ты не дочь
Торна-потрошителя. И к  тому  же  профессор  Макларен  считает,  что  Торн
довольно интересная личность.
   Внезапно  Труф  почувствовала,  что  ее  предали,  выдали.  Большинство
работающих в институте знали, что она дочь некоего Торна Блэкберна, но  не
более того. Полной информацией обладали немногие, и одним из таких являлся
Дилан. Или должен являться.
   - Мне наплевать, как твой высокочтимый профессор относится к подонкам и
мракобесам. Во всяком случае, в  его  теплом  участии  я  не  нуждаюсь,  -
перебила она Дилана. - А тебе я советовала бы сначала подумать, прежде чем
лезть к людям со своими дурацкими соболезнованиями.
   Дилан посмотрел на Труф, и легкая улыбка тут же слетела с его лица.
   - Я ничего такого не имел в виду, - начал было он.
   - Ты никогда ничего не имеешь в виду, - оборвала его Труф, ловя себя на
желании выместить  на  ком-нибудь  всю  злость.  -  Корчишь  тут  из  себя
свободного супермена, ловца теней и привидений, а на самом  деле  все  то,
что ты делаешь, - это дешевка. Тебя заботит только одно - чтобы  все  твои
действия имели либо эффектную концовку, либо вызвали смех. Так вот, мне не
смешно - Она до боли сжала пальцы в кулаки, чтобы не разрыдаться.
   - Ты даже не представляешь, как тебе будет одиноко на твоем пьедестале,
- неожиданно мягко произнес Дилан. Прежде чем Труф смогла найти  достойный
ответ, он ушел, бесшумно закрыв за собой дверь.
   "Он убил мою мать, убил мою мать, убил ее".
   Труф опустилась на стул и, чтобы не расплакаться,  закрыла  глаза.  Что
толку лить слезы? Слезы сейчас бесполезны, да и  плакать  было  бы  просто
по-детски глупо, все равно ничего не изменишь. Труф крепко зажмурилась.
   Никто не понимал, что этот Торн сделал с ней.  А  ведь  он  лишил  Труф
всего, _всего_!
   Труф никогда не предполагала, что  Дилан  станет  защищать  Торна.  Изо
всех, кого она знала, он меньше всего подходил для этой цели.  "Это  можно
было предполагать, - твердила Труф. - Он явно очередной поклонник Торна, и
это неудивительно. Почему бы и нет, они с ним два сапога - пара".
   Несмотря на разочарование и досаду, Труф  понимала,  что  она  неправа.
"Дилан просто очень... счастлив", - она  улыбнулась  беспомощной  улыбкой.
Здесь она не ошибалась. Дилан Палмер, казалось, еще не вполне осознал, что
жизнь  -  это  страшное  занятие,  полное  малоприятных   сюрпризов,   где
единственное, что ты можешь сделать, так это надеяться на то,  чтобы  тебя
не слишком сильно ударяло.
   Но  как  он  может  серьезно  относиться  к  Торну  Блэкберну?  Это  же
самодовольный и самовлюбленный шарлатан!
   Труф попыталась изобразить на своем лице презрительную гримасу. Вот  уж
действительно, исследователи человеческой психики - самые легковерные люди
на свете. Каждое явление  они  считают  истинным  до  тех  пор,  пока  его
кто-нибудь не опровергнет. Люди такого склада, как Дилан, верят  абсолютно
всему, начиная от диких примет и кончая Ури Геллером.
   Дрожь  проходила.   Труф   глубоко   вздохнула   и   постепенно   стала
успокаиваться. "Да так оно для них, может быть, и лучше.  Если  они  будут
вести себя иначе, то постоянные разочарования и ощущение того, что тебя  в
очередной раз  надули,  могут  сломить  их".  Труф  почувствовала  себя  в
некоторой степени виноватой перед Диланом, он,  конечно,  был  не  слишком
тактичен, но и не заслуживал такой резкой отповеди со стороны Труф.  "Надо
бы извиниться перед ним при случае", - подумала она.
   "Отдых, вот что мне нужно". Стоило только этому решению  сформироваться
в мозгу Труф, как она тут же почувствовала крайнюю усталость.  Целое  лето
помимо основной работы она тащила на себе эксперимент, который  наконец-то
закончился. Все, сейчас она вполне может взять отпуск, уехать на время  из
Тагханского университета и  переждать  начало  семестра.  Пройдет  немного
времени, и учебный процесс войдет в свою нормальную колею, станет  потише,
не совсем, конечно, но относительно, и тогда можно будет вернуться.
   Раздался телефонный звонок.
   С виноватым  видом  Труф  как  завороженная  смотрела  на  аппарат.  Не
исключено, что звонил Дилан, решил ответить какой-нибудь колкостью. Однако
вскоре по раздававшейся из телефона  трели  Труф  поняла,  что  звонок  не
местный, кто-то прорывался к ней издалека. Она сняла трубку.
   - Вас слушают.
   - Труф?
   - Тетя Кэролайн?
   Внезапное  чувство  тревоги  овладело  Труф.  Кэролайн  Джордмэйн  была
женщиной малоразговорчивой и склонной к  одиночеству,  в  последнее  время
Труф мало общалась с ней.  Если  тетушка  взялась  за  телефонную  трубку,
значит, произошло что-то серьезное. Но что?
   - Случилось что-нибудь? - спросила Труф.
   - Можно сказать и так, - произнес знакомый сухой, бесстрастный голос. -
Извини, что беспокою тебя, Труф, но тебе лучше приехать  домой  как  можно
быстрее.
   Домом они называли посеревшее  от  времени  строение,  расположенное  в
северной части округа  Амстердам.  В  нем  прошло  детство  Труф,  там  же
начинаются и  ее  первые  воспоминания.  Ехать  до  дома  предстояло  миль
семьдесят.
   - Приехать домой? - озадаченно переспросила Труф.
   Только  обладая  богатым  воображением,  тетушку  Кэролайн  можно  было
назвать общительной и компанейской,  поэтому  Труф  нечасто  навещала  ее,
разве что в  День  благодарения,  да  и  то  старалась  уехать  побыстрей,
поскольку  в  декабре  дороги  там  становились  предательски  опасными  и
проехать по ним можно было только на машине с приводами  на  всех  четырех
колесах.
   - Ты еще не забыла, где я живу? - спросила тетушка.
   - Нет, конечно, но...
   - Когда тебя ждать? - перебила она Труф.
   Труф  поморщилась,  вспоминая  график.  К  счастью,  у  нее   не   было
преподавательских часов.  Иногда,  правда,  Труф  ассистировала  некоторым
преподающим исследователям в проведении лабораторных испытаний, но сейчас,
в начале учебного года, и этого не ожидалось. Собственно говоря, Труф была
свободна.
   - Завтра, - ответила она. - Я буду у тебя завтра. Тетушка  Кэролайн,  а
ты не можешь мне сказать, что у  тебя  стряслось?  -  Она  не  могла  даже
представить себе, что у тетушки может случиться что-то такое, о чем нельзя
сказать по телефону. Особенных тайн у Джордмэйнов, по крайней мере у  тех,
что остались, никогда не было.
   Слушая  спокойный,  далекий  голос  тетушки  Кэролайн,  пустившейся   в
объяснения, Труф лениво посмотрела на висящие на стене часы,  но  по  мере
рассказа взгляд ее становился все более напряженным  и  пристальным,  и  в
конце концов из глаз  Труф  медленно  потекли  обильные  слезы,  результат
потрясения от услышанного.



        2. ПОСТИЖЕНИЕ ИСТИНЫ

                                       Как прав поэт, когда поет
                                       О том, что свитый из страданий
                                       Безрадостный венец печали
                                       Воспоминаньями о лучших днях живет.
                                                          Альфред Теннисон

   В отличие от  светлого  и  безоблачного  многообещающего  понедельника,
вторник был хмур, мрачен и не по сезону  влажен.  Утро  Труф  встретила  в
машине на трассе, ведущей на север, в сторону Стормлаккена. Прямой  дороги
в городок не было, поэтому даже при  самых  благоприятных  условиях  ехать
приходилось долго. Труф рассчитывала добраться до места после полудня.
   Уже по дороге к дому в сознании Труф вновь всплыла  вчерашняя  сцена  с
Диланом. За лихорадочной подготовкой к  отъезду  она  вылетела  у  нее  из
головы, и это неудивительно,  нужно  было  доделать  кое-какую  работу  по
текущему проекту, к тому же успокоительные столбики статистических  данных
на  время  заслонили  не  только  Дилана,  но  и   все   остальное.   Труф
почувствовала себя неуютно, она понимала, что чем больше времени пройдет с
момента  ее  неприятного  разговора  с  Диланом,  тем  тяжелее  ей   будет
извиняться. Однако после звонка тетушки Кэролайн Труф не хотела рисковать,
боясь, что в очередной  беседе  с  Диланом  может  сорваться  и  снова  не
сдержать эмоции. Но она обязательно поговорит  с  Диланом,  она  не  будет
использовать тетушку в качестве щита, просто извинится перед ним,  и  все.
Джордмэйны всегда были людьми замкнутыми и не любили рассказывать о  своих
делах посторонним.
   "Почему я ничего не чувствую?"
   Почти  банальная  красота  долины  реки  Гудзон,   красивейшие   места,
вдохновившие Фредерика Черча  и  целую  плеяду  американских  пейзажистов,
мелькавшие  в  окне  автомобиля,  совсем  не  трогали  Труф.  Дилан  любил
повторять  строки  из  стихотворения  Колриджа  о  каком-то  диком  месте,
священном и чарующем. Этот  отрывок  Труф  казался  слишком  напыщенным  и
причудливым - как сам Дилан? - но факт  оставался  фактом,  расстилающаяся
вокруг природа действительно великолепна, если смогла зажечь  поселившихся
здесь триста лет назад флегматичных пионеров-голландцев и подвигнуть их на
создание поэзии, чарующей и глубокой, идущей из самых тайников души. Здесь
лежит спящая пустынная страна, родина и дом "всадников без головы" и  Рипа
ван Винкля, играющих в кегли великанов и гномиков с крошечными  скрипками.
Здесь Гудзон бороздят древние галионы-призраки.
   Труф удивилась, поймав себя на том, что  свое  прозаическое  восхищение
облекает в форму лекции, составленной из  сухого  фактического  материала.
Факты Труф  всегда  использовала  в  качестве  инструмента  для  укрощения
внешнего мира, защиты своих чувств от его болезненного воздействия.
   "Но что я сейчас чувствую? Ничего. А следовало бы".
   С тех пор, как в возрасте двух лет Труф осиротела,  Кэролайн  Джордмэйн
была для нее  всей  семьей.  Тетушка  Кэролайн  пришла  в  отвратительную,
грязную коммуну последователей  Блэкберна  и  забрала  оттуда  дочь  своей
сестры. Она заботилась о Труф и воспитывала ее, никогда не ругая ее  и  не
ропща на свою судьбу, хотя наличие ребенка осложнило безмятежную  одинокую
жизнь Кэролайн. Кэролайн и Катрин были близнецами, но,  несмотря  на  это,
Труф никогда не чувствовала к тетушке той теплоты, которую она  испытывала
бы к родной матери.
   Вражды между Труф и тетушкой  Кэролайн  тоже,  разумеется,  никогда  не
было. Отношения их можно было бы квалифицировать так - легкая  приязнь  со
стороны Труф и добросовестно  исполняемая  опека  со  стороны  тети.  Если
иногда их родство и казалось им странным, обсуждать его они  не  пытались.
Когда Труф выросла и начала  выслушивать  рассказы  своих  одноклассников,
сокурсников и соседок по комнате  о  своих  семьях,  она  в  душе  не  раз
благодарила тетю за то осторожное отдаление, которое она всегда  старалась
сохранить между собой и Труф. Тетя, несомненно, жалела и горевала о судьбе
своей сестры, но Труф затруднилась бы сказат