остюмчик  надел,
пальтишко модное и даже шляпу. Чего это он последний  месяц  стал  шляпу
носить, головка, что ли, стынет? Наверняка в клуб какой-нибудь заспешил.
Все, выходит из квартиры.
   - Спасибо, Рэн, - Хью оживился. - А то я замаялся на одном месте.
   - Давайте развлекитесь. Сообщите, если что нужно.
   - О'кей, Рэн, давай отдохни пока.
   Хью отлично видел, как из подъезда дома выскочил швейцар  в  бордовой
ливрее и фуражке, и тут  же  к  подъезду  подкатил  лимузин  Мадорского.
Швейцар распахнул дверь подъезда, из него вышел русский, Хью  узнал  его
по росту, осанке, походке, да еще по  пальто  и  шляпе.  Швейцар  открыл
дверь  лимузина,  дружески  поприветствовал   шофера,   пожелал   что-то
садящемуся в машину Мадорскому, видимо, удачного вечера, и закрыл за ним
дверь. Машина плавно вырулила на улицу. "Пусть порезвится напоследок", -
усмехнулся Хью, повернул ключ зажигания, и "бьюик" медленно двинулся  за
лимузином.
   Человек в одежде швейцара проводил взглядом проезжающий мимо "бьюик",
качнул головой, как будто в недоумении, и  поспешил  назад  в  вестибюль
дома. Когда дверь закрылась, он зашел в  вахтерскую  комнату  и,  скинув
бордовый китель, кинул его смуглому человеку, смотрящему телевизор.
   - Все, Гарсиа, - сказал  он  с  улыбкой,  -  моя  смена  закончилась,
возвращаю униформу.
   - Ну вот, мистер Мадорский, пяти минут не прошло.  Нет,  чтобы  часок
поработать, чаевых насобирать, - засмеялся тот в ответ.
   - Чаевые я все тебе оставил, -  ответил  Мадорский,  взял  стоящий  у
стенки чемоданчик и вышел. В костюме на улице было прохладно, он тут  же
поймал такси и попросил отвезти на железнодорожный вокзал.
   "Все же обидно, что они выбрали меня", -  думал  он,  откинувшись  на
спинку заднего сиденья.
   Он считал себя большим американцем, чем  все  они:  эта  страна  была
построена такими, как он, людьми со свежей кровью  и  светлыми  головами
Это они  постоянно  двигали  страну  вперед,  создавая  новое,  прорывая
рутину, не боясь неудач. Он-то, наивный, считал,  что  ему  должны  быть
благодарны: он разрабатывал  новые  механизмы  в  сложнейшем  финансовом
мире, помогая вставать на ноги молодым,  начинающим  компаниям.  Это  он
формировал экономику этой страны, финансируя новые  технологии.  Да,  он
зарабатывал на этом деньги, но так и должно быть в здоровом организме  -
развивая других, развиваешься сам. Конечно,  не  всегда  все  удавалось,
бывали промахи, рынок непредсказуем, случалось, что его фонды падали, но
и другие падали тоже. Зато его быстрее восстанавливались, и те,  кто  не
поддавался панике, в результате делали деньги. Потому что он никогда  не
спекулировал на доверии к себе. А они решили его приструнить, для них он
так  и  остался  чужаком,   нуворишем-спекулянтом.   Они   живут   здесь
поколениями, но так ничего и не  поняли  ни  про  свою  страну,  ни  про
свободу. А жаль, он полюбил Нью-Йорк и свою жизнь в нем, и обидно с  ней
расставаться.
   Хотя, с другой стороны, что принесли ему успех, деньги?  Измотанность
и усталость, бессонные ночи, резь в глазах,  механическую,  просчитанную
жизнь! А одиночество? Когда-то многое волновало его в  жизни,  а  друзья
появлялись не только затем,  чтобы  попросить  денег.  Когда-то  девушки
любили его безо всякой заведомой причины. Ведь в конечном счете у  любви
не может быть никакой другой причины, кроме самой любви. А  сейчас?  Как
только женщины узнают в нем знаменитого Мадорского, финансового магната,
корысть рождается быстрее любви. В результате он и сейчас один -  изгой,
вечный изгой.  Как  это  ни  парадоксально,  но  деньги  привели  его  к
банкротству, во всяком случае, личному.  "Это  банально,  но  деньги  не
приносят счастья. Нет, не приносят. - Мадорский не заметил, что  говорит
вслух. - Впрочем, деньги помогают решать  технические  проблемы".  И  он
похлопал по чемоданчику.
   - Что вы сказали? - спросил шофер с сильным индийским акцентом.
   - Мы уже подъезжаем? - в свою очередь спросил Мадорский.
   - Да, через пять минут будем, - ответил шофер.
   "А все же здорово я их облапошил",  -  усмехнулся  Мадорский.  Неделю
назад, разрабатывая свой план, он зашел в маленький студенческий театр и
познакомился с актером, молодым  симпатичным  парнем,  напоминающим  его
самого ростом и осанкой. Тот быстро освоил походку Мадорского. В заранее
условленное время актер поднялся на его этаж, но в квартиру  не  входил.
Мадорский предполагал, что в ней установлены подслушивающие, а возможно,
и подглядывающие устройства. В лифте  он  отдал  актеру  свое  пальто  и
шляпу, а затем посадил в собственный  лимузин.  И  эти  кретины  из  ФБР
клюнули на такой простейший  трюк.  Машина,  которая  следовала  за  ним
последнее время, бодро поехала за лимузином. "Кретины! -  снова  подумал
он. - За что им зарплату платят. Из моих ведь налогов. Так-то  они  свою
службу несут, страну оберегают". И он усмехнулся.
   На 52-й вест Хью стало что-то смущать. Он  и  сам  не  мог  объяснить
причину своего беспокойства. То ли лимузин катил уж очень бесшабашно, то
ли маршрут складывался слишком замысловато, но Хью начал  нервничать.  В
конце концов он нажал кнопку рации и  услышал  чуть  хрипящий  от  помех
голос Рэндала.
   - Рэн, это Хью, слушай, пропеленгуй-ка нашего птенчика.
   Это была на редкость успешная операция, когда они  подменили  любимую
ручку Мадорского, а писал он самым дорогим "картье", на аналогичную,  но
с вмонтированным передатчиком Сложность заключалась в том, чтобы достать
в точности такую же ручку, а потом подсунуть ее  Мадорскому  взамен  его
собственной. Всю  операцию  разработал  Хью:  они  заменили  продавца  в
магазине, в который заходил Мадорс-кий, на своего  сотрудника,  и  когда
русский подписывал чек кредитной карты, другой их сотрудник на несколько
секунд отвлек его внимание, и этого оказалось достаточным  для  подмены.
Конечно, операция обошлась не дешево, сама ручка стоила почти состояние,
но зато теперь они всегда знали, где находится Мадорский.
   - А что? - поинтересовался Рэндал. - Что-то не так?
   - Да нет, все вроде в порядке, -  ответил  Хью  чуть  раздраженно,  -
просто чувство противное... В общем, лучше проверить.
   - Конечно, о чем разговор. Подождите, я настрою аппаратуру.
   Минуту в рации тихо гудело,  а  потом  снова  возник  голос  Рэндала,
теперь уже нервный:
   - Вы где сейчас находитесь?
   Хью уже знал, что-то не так, знал наверняка.
   - На тридцать восьмой ист.
   - Черт, - выругался  Рэндал,  -  он  нас  дурачит,  он  подъезжает  к
железнодорожному вокзалу. - Что делать?
   -  Не  дурачит,  а  только  пытается,  -  процедил  Хью,  со  свистом
разворачивая машину и резко набирая скорость. - Свяжись  с  полицией  на
вокзале, пусть его встретят и проследят, на какой поезд он сядет. Только
скажи, чтобы незаметно, а то, сам знаешь, сколько  шума  могут  наделать
эти бравые сержанты.
   - Может, его взять прямо сейчас?
   - Зачем? Он еще  ничего  плохого  не  сделал,  подумаешь,  на  вокзал
поехал. Во всяком случае, пока не сделал. Но скоро сделает. Вот тогда  и
возьмем. Делай, как я сказал, и не отключай рацию.
   - Да, шеф, - ответил Рэндал.
   Прошло минут пять, Хью гнал "бьюик" на  вокзал,  хотя  знал,  что  не
успеет. Он сразу все понял: Мадорский оказался умнее  и  осмотрительнее,
чем Хью думал о нем, он все знал и  готовился  к  побегу.  Единственное,
чего он не учел, так это то, что его дело ведет Хью Гарднер, и это  было
ошибкой русского, непростительной ошибкой.
   "Впрочем, как он мог знать обо мне? - Хью улыбнулся. - Нет, не мог. И
это отлично, что он бежит. Нет ничего лучше,  чем  убегающий  финансовый
преступник. Это просто отлично!"
   -  Он  сел  на  Питсбургский  поезд,  -  раздался  голос  Рэндала.  -
Отправление через четыре минуты.
   - Ну, конечно, - перебил его Хью, - он все просчитал.
   - Да, - согласился Рэндал.
   - Узнай, когда следующий поезд на Питсбург.
   - Я узнал, через час десять. Хью выругался.
   - А самолетом? - спросил он.
   - Еще больше времени займет, - последовал мгновенный ответ.
   - Ладно, тогда я гоню в Питсбург. Если опоздаю, свяжись  с  тамошними
ребятами, пусть проследят, куда он двинется дальше, но только аккуратно.
   - Да, сэр, конечно, все будет сделано.
   Хью не успел. В Питсбурге Мадорский переехал с вокзала в  аэропорт  и
улетел в Миннеаполис. Самолет  оторвался  от  земли  на  двадцать  минут
раньше, чем Хью вбежал в  аэропорт.  Хью  вылетел  следующим  рейсом  на
полтора часа позже. В Миннеаполисе все повторилось:  ему  сообщили,  что
Мадорский вылетел в Анкоридж, на Аляске, при нем  был  только  небольшой
чемоданчик Что в чемоданчике, неизвестно. "Конечно, известно, -  подумал
Хью, - деньги". Он ничуть не волновался, понятно, что Мадорский пытается
скрыться, но это как раз хорошо, когда он его  возьмет,  тот  расколется
мгновенно. А в том, что русского возьмет именно он, Хью, в этом сомнения
не было. Никакого! Убегая дальше, Мадорский все сильнее затягивал петлю,
захлестнувшую его ноги. Хью оставалось только дернуть за веревку.
   Самолет  из  Миннеаполиса  в  Анкоридж  летел  около  четырех  часов.
Сотрудник полиции встретил Хью прямо у трапа.
   - Мы упустили его, - сказал тот с ходу.
   - Что? - не поверил Хью и подумал, что нельзя  доверять  полиции.  Он
всегда знал это.
   - Мадорского ждал одномоторный самолет. Пилот из местных.  Мы  навели
справки. Хотите?
   - Позже, - буркнул Хью.
   - Они вылетели два часа назад. Мы не знали, что делать, и связались с
вашими людьми, но они сказали, чтобы мы ждали вас и ни в коем случае  не
арестовывали его сами. А больше мы ничего сделать не могли, не  посылать
же за ними другой самолет.
   "Идиоты", - подумал Хью.
   - А задержать его вы не догадались?
   - Как? - полицейский был в недоумении.
   - Да как угодно! Сломать машину, продырявить  бензобак  самолета,  да
мало ли как. - Хью покачал головой, зря он сказал это, с этими  баранами
спорить - только нервы портить. - Что же теперь  делать?  -  подумал  он
вслух.
   - Ждать, когда прилетит пилот, а потом расспросить его о маршруте,  -
посоветовал полицейский, думая, что вопрос обращен к нему.
   Хью не выдержал.
   - Да и так понятно, куда он летит! - заорал он.  -  Вы  что,  болван?
Неужели вы не понимаете, что здесь граница с Россией.
   - Но туда же нельзя перелететь, радары...
   - Конечно, нельзя, - измотанный тупостью полицейского прорычал Хью. -
Он через границу и не полетит, он к ней подлетит. А перейдет ее на лыжах
или снегомобиле с якутами, которые каждый день шастают туда-сюда. А  там
его ищи-свищи. Он ихний, русский, он растворится там. Понятно!
   - Понятно, сэр, - послушно отчеканил полицейский. - Мы его упустили.
   Хью опять качнул в раздражении головой.
   - Это вы  его  упустили,  я  его  еще  не  упустил.  Приготовьте  все
летательные аппараты, какие имеются в распоряжении, соберите пилотов,  я
знаю, куда он полетел.
   "Теперь я припишу Мадорскому еще и незаконный переход границы. Да еще
с кучей наличных денег", - подумал он про себя.
   - Нельзя, сэр, сейчас нельзя. Приближается  снежный  шторм,  обещают,
что через полчаса он будет здесь.
   Хью опять выругался: ну не везет! Не мог же Мадорский  подготовить  и
этот шторм тоже.
   - Когда он пройдет? - спросил он зло.
   - Синоптики обещают, часа через три-четыре.
   - Всем быть готовым, - распорядился Хью.
   После того как шторм  утих,  они  вылетели  и  искали  самолет  всего
какой-нибудь час-полтора. Сначала увидели фюзеляж, он лежал в стороне от
крыльев, но это стало понятно позже: с воздуха крыльев  вообще  не  было
видно, так их занесло снегом.  Хью  почувствовал  досаду,  он  не  желал
такого конца ни для Мадорского, ни для всего  дела.  Он  дал  сигнал,  и
пилот посадил  самолет  на  лыжи,  благо  снег  был  плотный.  В  кабине
разбившегося самолета нашли одно тело,  оно  было  пробито  штурвалом  и
примерзло к нему, так что потребовалось  время,  чтобы  оторвать  его  и
заглянуть в лицо. "Это летчик, - вздохнул полицейский, кивнув на труп, -
слишком сильный шторм, такой маленький самолет не  мог  пролететь  через
него, вот и потерял управление".
   Стали искать тело  Мадорского.  Сначала  думали,  что  от  удара  его
выбросило  через  стекло   фюзеляжа,   он   мог   отлететь   метров   на
десять-пятнадцать,  а  потом  его  занесло  снегом.  Вызвали   людей   с
поисковыми  собаками.  Ньюфаундленды   своими   носами   прочесали   все
пространство вокруг, но ничего не нашли.  Начинало  темнеть,  надо  было
возвращаться. Хью прикидывал, что могло произойти, где тело  Мадорского?
- но не мог сообразить. Пилот его самолета  подошел  к  нему,  предложил
сигарету, Хью с жадностью втянул в себя  дым,  он  не  курил  уже  часов
десять.
   - Как вы думаете, где может быть второй? - спросил Хью.
   Пилот прищурился, он был уже не молод, с красным, обветренным  лицом,
резко прорезанным морщинами у глаз.
   - Удар при падении был не сильный, видите,  как  лежит  фюзеляж?  Его
долго тащило  по  земле,  потому  и  крылья  по-обломались.  Летчику  не
повезло, налетел на штурвал, но тот, кто сидел сзади, мог выжить. Он мог
пойти пешком в поисках помощи,  но  в  такой  шторм  далеко  не  уйдешь,
наверняка замерз, а тело занесло,  вариантов  нет.  Летом  снег  спадет,
найдется. А сейчас искать бесполезно, он мог уйти  в  любую  сторону  на
километр, а то и больше, да и снега нанесло. Тут до лета искать  будешь,
проще подождать.
   Хью молча сплюнул, швырнул окурок в снег: он готов бросить курить, от
этой сигареты он не получил никакого удовольствия, только во  рту  стало
противно.
   Три раза летал потом он на это место. Первый тем же летом, как только
сошел снег, Хью и еще дюжины две людей обшарили пространство радиусом  в
два с половиной километра, но кроме чемодана так ничего и не  нашли,  он
действительно лежал метров в сорока от самолета. Хью  оказался  прав,  в
нем действительно находились деньги: четыре миллиона долларов  сотенными
бумажками. Но тела не обнаружили, и это не давало Хью  покоя.  Он  снова
полетел на место катастрофы в конце того же лета и еще  более  тщательно
изучил этот участок, метр за метром, и опять ничего.  На  следующий  год
ему сообщили, что тело нашли, вернее,  то,  что  осталось,  и  он  снова
полетел, но место было не то, в километрах шести от аварии,  к  тому  же
последующая экспертиза  установила,  что  погибший  -  местный  охотник,
сухенький, невысокий якут, а не крупный,  рослый  Мадорский.  Хью  хотел
организовать еще одну экспедицию, но дела не позволили, да и  начальство
смотрело на поиски уже  с  удивлением,  видя  в  них  излишнее  упорство
сотрудника, а никак не необходимость.
   Прошли годы. В возрасте пятидесяти четырех лет Хью  Гарднер  вышел  в
отставку. Он считался одним из самых удачливых и  уважаемых  сотрудников
ФБР,  ему  не  раз  предлагали  консультировать  крупные  корпорации  по
вопросам технического шпионажа, но он не хотел. К чему?  Пенсия  у  него
была приличной, но, главное, он думал о  деле,  которое  не  давало  ему
покоя. Дело Мадорского, единственное, которое Хью так и  не  раскрыл  до
конца. Предательское сомнение, подлая червоточинка мучили  его  все  эти
годы, ему мерещилось, что Мадорский обошел его, переиграл, просчитал  на
шаг вперед, и сейчас сидит где-то  и  посмеивается  над  ним,  Хью,  над
которым никто и никогда не смеялся.
   Он  представлял  лицо  Мадорского,  сытое,  холеное,   самодовольное,
подернутое  высокомерной  усмешкой,   с   хитрым   смеющимся   взглядом,
направленным на него, внутрь его. Эта было невыносимое  наваждение,  оно
преследовало Хью постоянно, особенно по ночам, Хью  гнал  его  от  себя,
ведь он сам видел аварию, разбившийся  самолет.  Но  с  другой  стороны,
тела-то так и не нашли, говорил он себе, а раз тела нет, значит, дело не
закрыто. И он решился на последний шаг. Он давно о нем думал,  а  сейчас
решился. Он сыграет ва-банк.
   Этой осенью Хью  снова  отправился  в  Анкоридж.  Прилетев,  он  взял
напрокат двухместный  одномоторный  самолет  (он  давно  умел  управлять
такими машинами), снял номер в гостинице и  стал  ждать.  Прошло  больше
двух недель, прежде чем он  услышал,  что  к  вечеру  ожидается  сильный
снежный шторм. Хью готовился именно к такой погоде. В три  часа  дня  он
поднял самолет в воздух. Все, кто оставался на  аэродроме,  смотрели  на
него, как на сумасшедшего. Хью летел  к  месту,  где  когда-то  разбился
Мадорский, он смотрел на приборы, сверяя местонахождение, и  думал,  что
единственно главным, что осталось для него, был этот спор  между  ним  и
Мадорским. "Никого и ничего больше нет между нами. Ни денег, ни  закона,
только я и он, мое эго против его, если он  жив,  конечно.  Так  ведь  в
конечном итоге всегда в жизни, - повторил он про себя, - одно эго против
другого. И больше ничего нет. Только эта единственная борьба, которая  и
есть жизнь".
   Шторм налетел внезапно. Хью был готов к нему, но он не  ожидал  такой
устрашающей силы. Мгновенно стемнело, и тут же самолет смяло  и  повело,
как легкую детскую игрушку. "Вот оно", - только успел подумать  Хью.  Он
еще попытался посадить машину, но ту встряхнуло до основания и бросило в
сторону, Хью взглянул на приборы, где земля? - и в этот момент  раздался
страшный треск. Он даже  не  почувствовал  боли,  просто  все  мгновенно
перестало существовать.
   Он так и не открыл глаз, хотя сначала он  все  же  чувствовал  холод,
жгучий, режущий  холод.  А  потом  даже  сквозь  закрытые  веки,  сквозь
исчезающее сознание различил сильный проникающий свет, как будто в  него
в упор светили  мощным  прожектором,  а  потом  голоса,  но  он  не  мог
разобрать слов, только голоса. И тут ему стало  хорошо,  его  ничего  не
беспокоило, наверное, он заснул И, видимо, спал долго.
   Когда Хью очнулся, первой его мыслью было, что он жив, и это даже  не
так обрадовало его поначалу, как удивило. Только позже, оглядевшись,  он
увидел белые стены аккуратной комнаты, приборы на столах,  рядом  с  ним
стояла капельница, это он понял, и тут же догадался, что он  в  больнице
Пришла сестра, обрадовалась, увидев его в  сознании,  сказала,  что  они
ожидали, что он придет в себя, никаких  серьезных  повреждений  нет,  он
будет скоро здоров.
   - Как долго я находился без сознания? - спросил Хью.
   - Не нервничайте, - ответила сестра. - Вам нельзя нервничать.  -  Она
была хорошенькая, и  белый  халатик  шел  ее  светлому  личику  и  рыжим
волосам, собранным в пучок. Ей было лет тридцать пять.
   "Я бы мог начать за ней ухаживать", - подумал Хью.
   - Я не нервничаю, - ответил Хью как можно спокойнее,  -  я  хотел  бы
знать, как долго я был без сознания.
   - Я не понимаю, о чем вы спрашиваете, - ответила сестра  смущаясь,  и
Хью понял, что она говорит правду.
   - Хорошо, - Хью решил начать все сначала, - какое сегодня число?
   - Что вы имеете в виду? - снова удивилась сестра.
   Только сейчас Хью заметил,  что  она  говорит  с  легким  иностранным
акцентом, наверное, европейским, подумал он, но каким, понять не смог.
   - Я имею в виду, какой сегодня день недели, число, какой месяц,  черт
возьми, в конце концов?
   - Вы опять нервничаете, а  вам  нельзя.  Я  позову  реабилитационного
специалиста, возможно, ему удастся вам помочь.
   Через полчаса  в  палату  вошел  мужчина  средних  лет  с  аккуратной
бородкой, в очках. Он так улыбался, что, казалось, действительно был рад
видеть Хью живым и невредимым.
   - Ну, как вы? Очнулись, и слава Богу, - заспешил он. -  А  мы-то  все
переволновались. Правда, врачи говорили, что ничего страшного.
   - Где я нахожусь? - строго спросил Хью, ему не понравилось, что с ним
говорят, как с ребенком.
   - Послушайте, - начал мужчина, не переставая улыбаться. - Всего я вам
не скажу. Я знаю, у вас много вопросов, но на некоторые из  них  у  меня
нет ответов. Вы должны набраться терпения. Вас нашли в трехстах