она
тщательно оделась и только что купленное шелковое белье, затем скользнула  в
мягкое облегающее шелковое платье циста морской  волны  от  Кэролайн  Рем  и
изящные вечерние туфли. Потом  нанесла  свежий  макияж:  подрумянила  скулы,
оттенила веки, подкрасила свои роскошные ресницы. Завершила она свой  туалет
высокой прической, которая подчеркивала и открывала се изящную длинную  шею.
Напоследок придирчиво оглядев себя в зеркало, она вспомнила замечание Уилла,
когда он снова увидел ее. Ладно, подумала она, только  из-за  того,  что  он
хочет быть таким воинственно Виллоукроссовским, она вовсе не собирается идти
на концерт похожей на деревенскую простушку. Она добавила к  своему  туалету
пару  бриллиантовых  украшений,  накинула   шелковое   вечернее   пальто   и
направилась к Харди с его "бентли".
   Снаружи эстрадного театра "Палладиум" были развешаны объявления и афиши с
именем Уилла  и  его  изображением:  высокая,  мускулистая  фигура,  сильное
мужественное лицо с темными бровями и чувственной  нижней  губой.  Вынув  из
сумочки свой билет, Ники протиснулась сквозь людской водоворот в огромный  и
уже заполненный зал.
   Большая часть аудитории состояла из молодежи и женщин, точно так же,  как
это бывало и в Виллоу Кросс. Место Ники - прямо  против  центра  оркестра  -
предоставляло ей великолепную возможность все видеть и слышать.
   Когда оркестр занял  свое  место,  зал  охватило  легкое  возбуждение.  В
динамиках раздался безличный  голос:  "Леди  и  джентльмены,  "Палладиум"  с
гордостью представляет... Уилл Риверс!" Когда упругой и бодрой  походкой,  в
знакомом костюме, Уилл вышел на  сцену,  в  зале  раздались  аплодисменты  и
возгласы. Он небрежным жестом  приветствовал  аудиторию  и,  перекрывая  гул
одобрения,  начал  свой  последний   хит   "Маленькие   перемены".   В   нем
перечислялись крохотные подробности, подмеченные мужчиной в женщине, которую
он любил, сказавшие ему о том, что она его  больше  не  любит.  "Обычно  она
работала рядом со мной, до самого заката солнца, теперь я в поле  один,  она
говорит мне, что она так устала..."
   Слушая, Ники проникалась не  только  поэзией  Уилла,  но  его  пониманием
любви, женщин, знанием людей и тех мест,  которые  были  для  него  родными.
Стало ясно, что он не утратил связи с ними. Но  она  размышляла,  почему  он
выбрал именно  эту  песню,  не  потому  ли,  что  недавно  говорил  о  таких
изменениях, которые, как она опасалась, могут перерасти в барьер между ними.
   Его голос стал богаче, глубже, мелодичнее, и он уверенно пользовался  им.
Среди ахов, вздохов и возгласов восторга он  работал  без  пауз.  Пел  и  те
песни, которые она знала наизусть, и те, которые она никогда не  слышала.  В
чувственной атмосфере, сгущавшейся в зале, глаза  Уилла  бродили  по  рядам,
заставляя каждую женщину считать, что он поет для нее.
   Только когда Уилл стал петь свою классическую  "Темную  сторону  сердца",
его взгляд наконец достиг того места, где сидела Ники.  От  одной  строфы  к
другой их взгляды встречались, и она чувствовала, что когда он поет о  своем
одиночестве и стремлении к любви, он обращается к ней. Его  голос  звучал  с
каким-то чувственным  надрывом.  Такой  же  казалась  и  его  страдальческая
улыбка. Когда наконец он отвел от нее глаза, Ники ощущала себя  так,  словно
солнце зашло за облака.
   Он пел почти два часа,  но  когда  попытался  сказать  "спокойной  ночи",
аудитория подняла крик, требуя еще, и он спел еще  несколько  песен,  новых,
как он  сказал,  исполняемых  впервые,  а  затем  спел  несколько  из  своей
"классики", приглашая аудиторию подпевать вместе  с  хором  "Фермер  Браун",
совсем так, как он делал это на танцах в Виллоу Кросс.
   Наконец представление закончилось - с  овацией,  выкриками,  хлопаньем  и
топаньем, которые продолжались добрую четверть часа.
   Ники направилась за  сцену,  но  ей  пришлось  пробираться  сквозь  стену
девчонок-подростков, пытающихся прорваться  туда.  Они  смотрели  на  нее  с
нескрываемой завистью, когда она предъявила свой пропуск, и ее действительно
пропустили. "Фанатка!" - завопила одна из девчонок. Ники покачала головой  и
улыбнулась.
   Распорядитель сцены провел ее в  грим-уборную,  занимаемую  блистательной
звездой.  Она  постучала  и  вошла.  Уилл  лежал  на   кушетке,   совершенно
опустошенный, его потная одежда прилипла к телу, но выглядел  он  еще  более
сексуально притягательным. Когда Ники вошла, он быстро вскочил и обнял ее.
   - Я твоя самая большая фанатка, Уилл, - сказала она, - а ты самый  лучший
из всех этих чертовых ребят-певцов, которых  я  когда-либо  слышала.  -  Она
произнесла  эти  слова  на  нарочито  "кантри",  чтобы  ярче  выразить  свое
искреннее восхищение.
   Он засмеялся, потом скрылся за ширмой.
   - А теперь дай мне минуту, чтобы я привел себя в порядок  и  выглядел  по
случаю воскресенья наилучшим образом.
   - Там  снаружи  собралась  огромная  толпа,  -  заметили  Ники,  пока  он
переоделался. - Может быть, мне стоит позвонить  Харди  в  отель,  чтобы  он
заехал за нами.
   - Нет надобности, - откликнулся он. - Я ненавижу  всю  эту  возню  вокруг
звезд - все эти лимузины, телохранители, прихлебатели. Все это чепуха, Ники,
и не имеет никакого отношения к музыке. - Через несколько минут он  появился
в свежем хлопчатобумажном костюме. -  Обычно  я  задерживаюсь  на  некоторое
время, а потом говорю "Привет!" поклонницам. Так поступал  Элвис  Пресли,  -
добавил  он  с  улыбкой.  -  Но  сегодня  я  сделаю  исключение.  Мы   можем
воспользоваться пожарным выходом. Потом пройдем квартал или  два  и  поймаем
такси.
   Ники с сомнением взглянула на свои изящные  вечерние  туфельки,  на  свое
элегантное платье. Уилл взял ее за руку и повел вниз по  длинному  коридору,
потом свернул куда-то за угол.  Там  он  толчком  отворил  тяжелую  железную
дверь, оглядел улицу  и  кивнул  ей,  чтобы  она  следовала  за  ним.  Стуча
каблучками по тротуару, Ники быстро шагала, стараясь не отставать от  Уилла.
Неожиданно, когда они достигли перекрестка, раздался вопль - их узнали! -  и
к ним кинулась толпа подростков. Крепко схватив Ники за руку, Уилл  побежал,
наполовину подталкивая, наполовину волоча ее  за  собой.  Она  слышала,  как
затрещало ее платье и с ноги слетела туфля. Потом ее нога попала в трещину в
асфальте, она сбросила и вторую туфлю, чтобы не упасть.
   Ники охватила паника, она чувствовала, что задыхается, а  толпа  гнала  и
гнала их вниз улицу за улицей. Оставшись в  одних  чулках,  она  обдирала  о
бетон тротуара ступни, но бежала и бежала, пока наконец Уилл не втолкнул  ее
в темную сырую аллею. Они выжидали довольно долго, дрожа от ночной прохлады,
пока не заглохли крики и топот.
   - Господи, Уилл,  ну  почему  ты  не  позволил  мне  позвонить  Харди?  -
посетовала Ники,  немного  отдышавшись.  Ну  почему  ты  должен  так  тяжело
работать и воображать при этом, что все еще находишься в Виллоу Кросс?
   - Это, по твоему мнению, то, что я делаю? Ники  направилась  из  аллеи  к
улице. Она не имела ни малейшего  представления,  как  отсюда  добраться  до
"Клариджа".
   - Я не хочу торчать здесь и спорить с тобой, Уилл.  Я  хочу  вернуться  в
отель. И если ты полагаешь, что это слишком...  слишком  корпоративно...  то
это просто глупо!
   Молча Уилл вышел на  улицу  и  остановил  проезжавшее  такси.  Когда  они
подъехали к отелю, он проводил ее до номера.
   Спокойной ночи, - холодно сказала  она,  -  и  спасибо  за  запомнившийся
вечер.
   Он стиснул зубы, но потом рассмеялся:
   - Нет, Ники, так не пойдет. После того, что мы сейчас  перенесли,  ты  по
крайней мере, должна меня пригласить  выпить.  Позволь  мне  хоть  согреться
несколько минут, прежде чем выставишь меня.
   После минутною колебания Ники согласилась. В конце концов ничего  плохого
не стряслось, если не считать потери пары новых туфель. Она разожгла огонь в
камине и налила два стакана бренди. Вручив один Уиллу, села рядом с  ним  на
ковер.
   - Я сожалею о том, что так случилось, Ники. И не упрекаю тебя, что ты так
напугалась...
   Что это? Неужели Уилл Риверс извиняется?
   - ...Но я чувствую, что должен бороться за  то,  чтобы  оставаться  самим
собой. Я люблю мою музыку, Ники, я люблю аплодисменты, но ненавижу все,  что
этому сопутствует: устроителей, которые  лгут,  менеджеров,  которые  воруют
твои деньги...
   - С тобой такое происходит? - спросила она.  Ее  негодование  растаяло  в
тепле комнаты. Она очень хорошо  понимала  все,  что  относилось  ко  лжи  и
злоупотреблению доверием.
   Он кивнул.
   - Дело не в деньгах, Ники. Черт с ними, если кто-нибудь попросит  у  меня
пару пригоршней,  я,  возможно,  и  сам  отдам.  Но  когда  это  проделывают
вороватые люди, которым я доверял...
   Ники потянулась к нему и накрыла  его  руку  своими  ладонями,  прекрасно
понимая, что он имел в виду. У них обоих изменилась жизнь. Она  чувствовала,
что ее жизнь идет в правильном направлении, но Уилл, похоже, еще боролся  за
свой путь.  "Остерегайся,  мольба  может  осуществиться",  -  подумала  она,
вспоминая, как Уилл мечтал о карьере, которую теперь сделал.
   - Да, - сказал он, я полагаю, что это во многом верно. -  Он  помолчал  с
минуту. - Я всегда думал, что ты и я - две стороны одной и  той  же  медали,
Ники. Ты всегда много работала, очень старалась вырваться  бежать  от  самой
себя, от своего прошлого. А я... У меня тоже было прошлое, но я не стремился
убежать от него. Я был ему по-настоящему близок все это время, но в конечном
итоге у нас оказалось много  общего:  мы  оба,  опираясь  на  наше  прошлое,
старались никого не полюбить. Я полагаю, мы рассчитывали, что  если  пройдем
мимо множества возможностей, то избежим  настоящих  потрясений.  Но  это  не
работает, Ники. Мы все равно испытываем потрясения, и все кончается тем, что
мы снова оказываемся в одиночестве.
   В комнате было тихо и  покойно,  только  тикали,  словно  биение  сердца,
старинные часы. Сидя  рядом  на  полу  напротив  камина,  купаясь  в  нежном
отблеске огня, они смотрели на тлеющие поленья. Она обратила к нему  лицо  и
увидела свое отражение в его глазах, почувствовала жар его желания. Он нежно
поцеловал ее, сплетя свои пальцы с ее.
   - Я скучал по тебе, - тихо сказал он, - мне все время хотелось, чтобы  ты
была рядом. Повсюду, где я только ни был, я думал о том, что если бы  только
ты была там со мной...
   - Я тоже скучала по тебе, - прошептала она. - Я... Он  остановил  готовый
излиться поток слов другим поцелуем. Держа ее в своих объятиях,  Уилл  нежно
уложил ее на кровать. Она застыла  и  внутренне  напряглась.  Уилл  каким-то
образом почувствовал это. Он коснулся ее лба,  взлохматил  волосы  кончиками
пальцев, словно желая сказать, что пришло время.
   - Я полагаю, что люблю тебя, Ники Сандеман, - прошептал  он.  -  Я  люблю
тебя, и с этим ничего не поделаешь.
   Это простое заявление  было  произнесено  тихо,  оно  как  бы  повисло  в
воздухе. Губы Ники дрогнули, но она не вымолвила ни слова. Она потянулась  к
Уиллу и прижалась ртом к его рту, сердце ее билось от страха и предвкушения.
   - Не бойся, дорогая, - шептал он, - я не причиню тебе зла. Я только  хочу
любить тебя...
   "Я не должна бояться", - сказала она себе. Любить Уилла - в этом не могло
быть ничего плохого, не было бы, если бы она отнеслась к этому бережно...
   Они сорвали с себя всю одежду, которая разделяла  их,  пока  не  остались
совершенно обнаженными. Он зарылся лицом в ее груди, его руки  двигались  по
гладкой шелковистой коже ее бедер.
   Желание согрело тело Ники, когда любовь Уилла согрела ее душу.  Дрожащими
пальцами она ласкала руки, которые обнимали ее, твердые мышцы его ног.
   Он глухо простонал, лаская ее груди, ее  соски  быстро  набухли,  все  ее
чувства проснулись после долгих лет спячки. Ее ноги раздвинулись и  охватили
его сильную спину, границы плоти расплылись, когда слились их  тела.  Нежно,
сначала чуть дразняще, он распалял пламя  ее  желания.  Ее  тело  выгнулось,
мышцы напряглись, стремясь к нему в волнах ощущений, которые становились все
острее... пока не достигли пика, поглотив  их  обоих  в  великом  потрясении
освобождения.
   Охваченная новизной и чудом любви, Ники покойно и тихо лежала в  объятиях
Уилла, едва дыша, боясь нарушить очарование момента словами. Он улыбался  ей
в темноте, почти благоговейно целуя ее лицо, сияние его  глаз  выдавало  его
чувства, как и ее собственные. Они ненадолго заснули,  пока  Уилл  снова  не
потянулся к ней, так  жадно,  словно  они  никогда  не  занимались  любовью,
пробуждая ее желание, призывая ее тело к  жизни  прикосновением  своих  рук,
своего чувственного рта.
   Пробуждение  в  мужских  объятиях  было  новым  и  странным.  Когда   она
вглядывалась в лицо Уилла, она  находила  в  самой  себе  нежность,  которой
раньше в ней никогда не было. Думая сделать ему сюрприз роскошным завтраком,
она на цыпочках прошла в гостиную  и  позвонила  в  бюро  обслуживания.  Она
заказала все, что было в меню.
   - А еще пришлите цветы, - сказала она, - и бутылку шампанского тоже.
   Уилл все еще спал, когда явился щеголевато одетый в униформу  официант  и
вкатил  столик,  покрытый  скатертью.  Проснувшись  через  несколько  минут,
разбуженный ароматом свежего кофе, Уилл  открыл  один  глаз  и  привстал  на
локоть. Он улыбнулся Ники - пока не  заметил  официанта,  расставлявшего  на
столе хрустальные бокалы и фарфоровую посуду с золотой окантовкой.
   - Доброе утро, - дружелюбно произнесла она,  когда  официант  ушел,  -  я
надеюсь, ты проголодался.
   Уилл сел. Он смотрел  на  корзинки  с  фруктами  и  тарелки  со  сдобными
булочками, на  яичницу  с  беконом,  на  сосиски  и  ветчину,  на  кувшин  с
апельсиновым соком, на серебряное ведерко с шампанским, на хрустальную  вазу
с розами.
   - Господи, Ники,  зачем  все  это?  -  спросил  он.  -  К  чему  вся  эта
показуха...
   У Ники задрожала нижняя губа. Пламя желания Уилла зажгло  ее,  а  теперь,
когда она была уязвима  и  беззащитна,  он  обдал  ее  холодом,  словно  она
совершила что-то плохое.
   - Я хотела сделать тебе сюрприз, - тихо сказала она. Он покачал головой в
недоумении, словно тоже был разочарован.
   - Этим?.. Чтобы сделать меня счастливым, достаточно было просто  сказать:
"Я люблю тебя, Уилл"... или что-нибудь в этом роде.
   Слова  Уилла  показались  ей  вызовом,  неожиданно  указавшим  дистанцию,
которую она по его требованию должна была пройти. Эта мысль  вызвала  в  ней
гнев.
   - Почему ты не можешь понять мои чувства, как я пытаюсь  понять  твои?  -
спросила она с жаром. Я ела ужасную  еду,  которую  ты  захотел,  я  порвала
платье, потеряла туфли и бежала, спасая свою жизнь, потому что мы  поступили
так, как ты хотел. А теперь ты указываешь мне, что сказать, что сделать, как
смотреть, черт возьми! Почему ты не оставишь немного места для  меня,  Уилл?
Почему ты не?..
   - Почему ты изо всех сил стараешься быть кем-то, кто мне не  нравится?  -
оборвал он ее. - Почему ты не можешь  быть  той  Ники  Сандеман,  которую  я
искал?
   - Черт тебя побери, Уилл! - Она снова ринулась  в  бой,  гнев  сделал  ее
смелее. - Да ты-то кто, по твоему мнению? Может быть, ты думаешь, что ты тот
самый Уилл Риверс, которого я знала в Виллоу Кросс? Но ты не тот! Ты хуже!
   Уилл полупривстал на кровати. От гнева и волнения  морщины  на  его  лице
обозначились еще резче.
   - И ты так думала сегодня ночью, Ники? Скажи мне!
   - Этой ночью, - сказала она, запахнув  на  себе  халат  и  устремляясь  в
ванну, - произошла ошибка! Как я и предполагала!
   - Так?! - закричал он ей вслед. - Может быть, ты  иногда  остановишься  и
задумаешься, не по твоей ли вине все оборачивается  плохо?  Может  быть,  ты
иногда перестанешь жалеть только себя и подумаешь о чувствах других?
   В ответ она хлопнула дверью.
   Через несколько минут Уилл хлопнул дверью еще громче.

***

   Ники заставила себя пробыть в  Лондоне  еще  несколько  дней,  как  ей  и
советовал Рис. Ей нужно  было  убедить  себя,  что  с  ней  все  в  порядке.
Доказать, что ее жизнь не изменяется  к  худшему  только  потому,  что  Уилл
Ривсрс оказался таким же невыносимым, как всегда, И когда она в  одиночестве
бродила по Вестминстерскому Аббатству, гуляла  по  живописным,  пользующимся
дурной репутацией, улочкам вокруг Пикадилли-Серкус, сидела  на  ошеломляющем
спектакле  "Король  Лир"  в  Королевском  Шекспировском  театре  и  пыталась
смеяться над древними непристойностями в "Унион-таверн",  ей  казалось,  что
все можно преодолеть.
   Но почему-то все было испорчено одним кратким моментом,  когда  она  была
почти счастлива.

Глава 32

   Возможно тут какая-то ошибка, подумала Ники, прочитав заметку  в  "Бизнес
уик". В ней утверждалось, что вскоре после приобретения "Хоумпрайд" во  всех
кабинетах, комнатах отдыха и кафетериях компании  были  сняты  таблички  "Не
курить". И в заключение: "В то время, когда  мыслящие  американцы  поднимают
свой голос в пользу некурящего общества,  этот  шаг  "Ригал"  может  вызвать
обратную реакцию. Или таким образом "Ригал" заявляет:  "Добро  пожаловать  в
нашу семью"? А может быть, это нечто более зловещее: способ, которым "Ригал"
побуждает  сотрудников  "Хоумпрайд"  употреблять  больше  табачных   изделий
головной компании? Не поднимет  ли  новая  администрация  жалованье  или  не
предложит ли надбавку, чтобы компенсировать дополнительный риск за работу  в
помещении, где курят?"
   Ники  размышляла,  кто  бы  мог  быть  вдохновителем  такого  неумного  и
дискредитирующего поступка? Чтобы бросить  тень  на  блеск  "Ригал"  сейчас,
когда компания собиралась показать всему деловому обществу, что просвещенное
управление может добиться прибыльности, не жертвуя совестью.
   Разгневанная таким злобным  комментарием  ее  собственного  успеха,  Ники
понесла заметку к Рису.
   В своей важной манере он дал понять, что уже прочитал ее.  Сложив  пальцы
щепотью, он начал изрекать, точно священнослужитель:
   - Ники, еще в 1604 году король Англии Яков I написал о табаке и его  роли
как вносящем смуту и порчу духа. И все  же  в  своей  безграничной  мудрости
Отцы-основатели  нашей  страны   приняли   табак   как   нашу   национальную
сельскохозяйственную  культуру.  Осмелюсь  сказать,  табак  остается   более
уникальным   американским   продуктом,   чем   любой   другой.   Ныне,   как
добросовестные  руководители  выдающейся  американской  компании,  мы  несем
двойную ответственность: перед общественностью в целом и  перед  держателями
акций, которые рассматривают  нас  как  управителей  их  вложений.  В  конце
концов, - сказал он с легкой улыбкой, - ты  должна  сознавать,  что  "Ригал"
самая крупная из самых крупных держателей пакетов акций.  Что  она  обладает
самым значительным портфелем  пенсионного  фонда,  каким  где-либо  обладает
какое-либо правление. Я думаю, и надеюсь, вы со мной согласитесь,  что  даже
самые пылкие адвокаты антиникотиновой кампании не хотят, чтобы их цель  была
достигнута за счет американских вдов и сирот...
   - Но мы уже закрыли эту тему,  -  нетерпеливо  прервала  его  Ники.  -  Я
понимаю необходимость осторожного, хорошо спланированного сокращения. Чего я
прошу - это изменения политики для "Хоумпрайд фудс".
   - Ах да, это так же неотъемлемая  часть  нашего  всеохватывающего  плана,
мисс Сандеман. Некоторые  руководители  "Ригал"  -  и  я  с  ними  полностью
согласен  -  Почувствовали,  что  поскольку  мы  участвовали  в  бизнесе  по
производству сигарет, то было бы лицемерием, запрещать курение.
   Для Ники это показалось спором о первенстве курицы и яйца.
   - Но мы должны где-нибудь начать, мистер Рис. Почему бы  нам  не  сделать
такой жест - просто сказать: "Мы не можем вывернуться наизнанку, но вот наши
намерения:  мы  будем  сокращать  производство  сигарет,  будем  делать  это
рассудительно и будем  защищать  вложения  держателей  наших  акций.