Британского музея. Я согласился одолжить  коллекцию  произведений  искусства
этому  музею  для  организации  специальной  выставки.  Надо  обеспечить  ее
безопасность, страхование и, конечно...
   Паблисити, закончила Ники.
   - Точно. После того как вы увидитесь с мистером Теннисоном, я  хотел  бы,
чтобы вы просто насладились Лондоном. Полностью вознаградили себя за  хорошо
проделанную работу. Я настаиваю на этом.
   Воодушевленная успехами, Ники  последовала  совету  Риса.  Отбросив  свою
обычную  предусмотрительность,  она  позволила  себе  серию  экстравагантных
покупок в "Андервуде" - от авторских моделей до изящных вечерних туфель. Это
была награда, которую она заслужила, хотя  подспудно  существовала  цель,  в
которой она едва ли призналась бы даже себе  самой:  желание  выглядеть  как
можно лучше, когда она снова увидится с Уиллом.

Глава 31

   С воздуха Лондон походил на картину, составленную из лоскутков.  Это  был
великий порт на реке, в котором соседствовали огромные  лайнеры  и  грузовые
суда. Это был и расползающийся мегаполис с башнями из стекла  и  бетона,  но
это был и город роскошных зеленых парков.
   Те семь часов, что  Ники  провела  в  воздухе,  она  наслаждалась  покоем
беспосадочного  перелета.  В  роскошном   уединении   реактивного   самолета
корпорации "Ригал" она спала в кровати королевских  размеров  и  проснулась,
чтобы позавтракать на тончайшем фарфоре.
   Что же касается перспективы увидеться с Уиллом, то она подытожила, в  чем
она за это время изменилась. Стала сильнее, более уверенной  в  себе,  стала
женщиной, для которой путешествие на частном самолете уже не было в новинку,
а подготовка  многомиллиардной  сделки  вовсе  не  страшила.  Она  завоевала
собственное место в мире, у нее теперь не было оснований бояться судьбы, как
боялась Элл. Она и выглядела иначе. Рассматривая  свои  тщательно  ухоженные
ногти, она мысленно возвращалась к тем  дням,  когда  у  нее  были  красные,
огрубевшие и мозолистые от работы в поле руки. Тогда  она  нравилась  Уиллу,
нравилась ему в джинсах и клетчатых рабочих рубашках и такой  она  нравилась
себе тоже. Конечно, ей не приходится жаловаться, что  она  носит  элегантную
одежду, как тот черный шелковый костюм от Валентине, что был на ней  сейчас.
И, возможно, она даже привлекла несколько лишних взглядов,  когда  проходила
по аэропорту, со своей природной красотой, которую подчеркивала  французская
косметика,  и  с  густыми   белокурыми   волосами,   уложенными   в   лучшей
парикмахерской в Атланте.
   Но что все это может значить для Уилла? Он был  в  ряду  самых  известных
звезд-кантристов, удостоен многих наград индустрии звукозаписи,  немало  его
песен числятся  в  первом  десятке  шлягеров.  Только  в  прошлом  году  его
последний альбом  получил  первую  'позицию  в  списке,  посвященном  музыке
"кантри"  и  "вестерн",  и  числился  в  первых  строчках  общенационального
рейтинга. Он был знаменит и зарабатывал миллионы долларов. И к тому же, Ники
это знала: Уилл был Уиллом. Он, возможно, не изменился вообще. Что, понимала
Ники, нельзя было сказать о ней.
   Когда самолет приземлился в аэропорту Хитроу, Ники была встречена шофером
в ливрее. Он представился лишь  как  Харди  и  объяснил,  что  ему  поручено
выполнять ее пожелания во все время ее пребывания  в  Лондоне.  Когда  шофер
укладывал вещи в багажник черного "бентли", Ники наслаждалась своим статусом
ответственного сотрудника "Ригал" высшего ранга.
   Ее удовольствие возросло еще больше, когда Харди высадил ее у великолепия
того входа в отель "Кларидж", где она была встречена с помпой и церемониями,
полагающимися главам государств, которые  останавливались  здесь.  Она  была
очарована старинным великолепием, стильным декорумом,  балконными  решетками
из кованого железа и винтовыми лестницами в  фойе.  Она  пришла  в  восторг,
когда увидела, что в апартаментах есть  настоящий  камин,  в  котором  горят
поленья. Когда она сняла одежду и улеглась,  чтобы  немного  вздремнуть,  на
старинной кровати с пологом, то представила, как они с  Уиллом  сидят  перед
уютным камельком и делятся друг с другом рассказами о том; как изменилась их
жизнь. В полусне-полуяви Ники видела себя в объятиях Уилла.
   Встрепенувшись от своего забытья, Ники  быстро  приняла  душ  и  оделась,
стремясь поскорее приняться за изучение  этого  города.  Завтра  она  должна
встретиться с мистером Теннисоном в Британском музее, а  на  следующий  день
прибудет Уилл, чтобы начать выступать в Палладиуме. Но сегодня был ее  день:
она могла делать все, что ей вздумается.
   Харди ждал ее возле отеля. Завидев Ники, он вырулил из  длинной  вереницы
лимузинов, подъехал к подъезду и выскочил, чтобы открыть ей дверцу.
   - Куда прикажете, мадам? - осведомился он.
   - Предоставляю это вам, Харди. Это мой первый приезд в Лондон, и  сегодня
я хочу чувствовать себя просто туристкой.
   - Очень хорошо, мадам.
   Их первая остановка  была  у  лондонского  Тауэра,  где  Ники  поражалась
драгоценностям короны и орудиям пыток. Она сочувствовала сэру Уолтеру Рэйли,
который томился в башне более двенадцати лет, и двум  маленьким  принцессам,
которые были убиты здесь в 1485 году.
   Затем она посетила величественный дворец  Хэмптонкорт,  где  Генрих  VIII
временами жил со многими из своих шести жен, и Банкетинг-хаус  в  Уайтхолле,
где король Карл I был обезглавлен своими  подданными  -  на  целых  сто  лет
раньше, чем французам пришла в голову идея сменять правительство посредством
цареубийства.
   Она обозрела "Хэрродз", главный универсальный магазин, где посетитель мог
найти все,  да  еще  совершить  на  "роллс-ройсе"  "Летящая  Леди"  обзорную
экскурсию.
   Она купила кашемировые шали "Скотч-хаус" и нефритовую булавку для Блейк в
антикварном магазине на  Портобелло-роуд.  Поразившись,  что  на  протяжении
последних дней ни разу не  вспомнила  об  Алексее,  Ники  ощутила  угрызение
совести и  купила  ему  старинную  книгу  о  болезнях  кровеносной  системы,
написанную английским придворным врачом.
   Совершенно обессиленная, она вернулась в  отель  и  после  легкого  ужина
пораньше легла спать.
   На следующий день Ники встретилась с хранителем Британского музея,  чтобы
выполнить  специальное  поручение,  доверенное  ей  Десмондом   Рисом.   Это
требовало  от  нее  полной  переориентации.  Она  понимала,  что   если   ее
уполномочили  осуществить  этот  культурный   проект,   столь   важный   для
общественных связей "Ригал", то от нее ожидали, чтобы она  добилась  полного
успеха.
   Когда Ники за чаем с бисквитами обсуждала с  Филиппом  Теннисоном  детали
предстоящей выставки коллекций произведений искусств компании  "Ригал",  при
этом присутствовал также представитель Ассоциации  страховщиков  лондонского
Ллойда. Они обсудили вопросы страхования на сотни  миллионов,  предусмотрели
бронированные автомобили  для  перевозки,  продумали  систему  безопасности,
включая новейшее электронное  оборудование  и  дополнительные  подразделения
охраны. Ники не могла  не  восхищаться  богатством  и  могуществом  "Ригал",
позволившими компании собрать коллекцию, которую  стремился  выставить  даже
знаменитый национальный музей.
   Помня о необходимости пропагандировать величие "Ригал",  Ники  предложила
провести  в  музее  гала-бал,  пригласив  и  пэров  Англии,   и   выдающихся
представителей  различных  искусств.  Может  быть,  удастся  убедить  прийти
кого-нибудь из членов королевской семьи. Когда  хранитель  вежливо  напомнил
ей, что все члены королевской семьи очень заняты, их расписание заполнено на
два года вперед, Ники не стала спорить. Вместо этого она ответила  так,  как
ответил бы сам Рис: "Оставляю  это  на  ваше  усмотрение,  мистер  Теннисон.
Позвольте, однако, заметить, что если бы королева или  принц  Чарльз  смогли
присутствовать на балу, то компания "Ригал" была бы рада компенсировать  все
расходы, связанные с выставкой".
   Когда Ники вернулась в свой отель, то нашла послание от  Уилла:  "Сегодня
поздно вечером покидаю Париж. Увидимся в восемь утра. Я теперь уже не  встаю
так рано, как прежде".
   Ники встала рано и устроила себе долгое великолепное  купание  в  мыльной
пене в огромной фарфоровой ванне. Погрузившись  глубоко  в  воду,  нежась  и
наслаждаясь, начав растирать губкой свои мускулистые руки и нежные  округлые
груди, Ники вспомнила наставления тренеров: доверять силе  своего  тела.  Но
тут нужна была сила другого рода, она знала это, и размышляла,  способна  ли
применить  ее  полностью  -  довериться  своей  женственности,  не  опасаясь
предательства или, того хуже, обмана.
   Она вышла  из  ванны  и  вытерлась  махровым  полотенцем.  Потом  искусно
наложила дневной макияж и  принялась  расчесывать  свои  белокурые  до  плеч
волосы, пока они не  заблестели.  Затем  облачилась  в  пару  широких  синих
шерстяных брюк, соответствующий свитер и кашемировый блейзер.
   В бюро обслуживания она заказала кофе и сдобные  булочки.  Когда  завтрак
принесли, Ники обнаружила, что так нервничает, что не может есть. Уже прошло
много времени, с тех пор как они были вместе, и еще больше с  того  времени,
когда он выказывал радость от общения с ней. Расхаживая по комнате и  каждые
несколько минут поглядывая на часы, она начала  рассуждать:  он  посылал  ей
приглашения  так  же,  как  она  их  и  получала  со  смешанными  чувствами,
ощущением, что они не будут приняты? Или, того хуже полагая, что она  придет
в восторг, как каждая женщина, которую он знал?  Кумир  множества  тех,  кто
слышал его пение, он мог считать неизбежным интерес к нему  и  увлечение  им
еще одной из них.
   Наконец, услышав стук в  дверь,  Ники  кинулась  навстречу.  Едва  увидев
суровое лицо Уилла, его знакомую улыбку, она почувствовала, что у  нее  даже
перехватило дыхание.
   - Вот и пришло время, сказал он хрипло, -  я  уж  начал  думать,  что  ты
никогда не приедешь.
   - Никогда - это слишком долго, - прошептала она, уткнувшись ему в грудь.
   - Эй, он засмеялся, - это звучит как название песни.  Хочешь  помочь  мне
написать ее? Он начал напевать на высоких нотах: "Моя госпожа отпустила меня
опечаленным... я думал, что она никогда больше не захочет видеть меня... Она
Сказала: "Дорогой, ты ошибаешься, потому что никогда - это слишком долго..."
   Она рассмеялась и попросила его остановиться, но она имела в виду не это.
Глупая  песенка,  казалось,   воскресила   былого   Уилла,   того,   который
поддразнивал ее  и  шутил  над  многими  вещами,  которые  она  воспринимала
всерьез.
   В то же мгновение Уилл отстранился и взглянул на нее.
   - А ты стала другой, - сказал он. - Что ты сделала  с  собой?  -  Заметив
разочарование в ее глазах, он быстро добавил:
   - Ты выглядишь прекрасно, Ники, но совсем не похожа на ту, что я помню.
   - Я оставила мои джинсы и рубашки в Виллоу Кросс, если ты  это  имеешь  в
виду, - сказала она с некоторой резкостью в голосе.
   Уилл улыбнулся, как будто довольный ее ответом.
   - Вот, дорогая, - сказал он, - вот это убеждает  меня,  что  ты  осталась
прежней, хотя и выглядишь так, словно сошла с обложки журнала.
   Прежде чем  она  успела  что-то  ответить,  он  прошел  по  апартаментам,
разглядывая роскошную обстановку. Он выглядел тем же самым, подумала она:  в
куртке и джинсах из грубой хлопчатобумажной ткани. Немного похудел, но этого
можно было ожидать: работа  допоздна,  нерегулярное  питание  и  напряженное
расписание поездок.
   - Сколько ты платишь за этот номер? - спросил он. Ники была изумлена этим
вопросом. С теми ли деньгами, что должен был  зарабатывать  Уилл,  думать  о
стоимости пребывания в отеле?
   - Я не плачу за эти  апартаменты,  ответила  она.  Все  расходы  по  этой
поездке взяла па себя "Ригал". Похоже, этот ответ не удовлетворил Уилла.
   - Значит, вот как ты теперь живешь, - медленно произнес он. - Похоже, что
тебя по-настоящему взяли в штаб корпорации...
   - А что в этом плохого? Я, кажется, объясняла в своих письмах... Я  люблю
мою ферму, Уилл, но больше не в состоянии любить табак. Вот почему я пошла в
"Ригал", вот почему...
   - Ладно, - прервал он ее со смехом, - не будем обсуждать это сегодня.  На
улице светит солнце, и  мы  можем  заняться  чем-то  более  интересным,  чем
разговаривать о "Ригал Тобакко", - сказал он, беря ее за руку.
   Когда они подошли к дверям отеля, она указала ему на поджидающий  снаружи
"бентли".
   - Мне  кажется,  ты  не  захочешь  воспользоваться  автомобилем  компании
"Ригал".
   - Ты угадала, - ответил он и, махнув рукой, остановил такси.
   Уилл показал ей совсем другой Лондон  нежели  тот,  что  она  осматривала
сама. Они прогуливались по  этническим  районам,  которые  отражали  прошлое
английской  империи:  населенную  индийцами  и  пакистанцами   южную   часть
Западного Лондона, вдыхали ароматы Карибского моря в Брикстоне  и  восточную
атмосферу Чайна-таун и Жерард-стрит. Они заглядывали в кипрские  магазинчики
в Кэмдене и восторгались исламской мечетью, величественной и безмятежной, на
краю Ридженгс-парк.
   Со своим музыкальным слухом Уилл легко воспроизводил любой, какой  только
можно было услышать в Лондоне, акцент: живой ритм "кокни", гнусавый  выговор
австралийцев,  картавость  шотландцев,  утонченное   произношение   питомцев
аристократических школ.
   В одиннадцать тридцать они наблюдали  смену  караула  перед  Букингемским
дворцом. В двенадцать тридцать Уилл купил булочки с сосисками  и  содовую  у
уличного разносчика и объявил, что  они  перекусят  на  открытом  воздухе  в
Сент-Джеймском парке. Некогда частное владение Генриха VIII, теперь  он  был
населен пеликанами и дикими птицами и был в равной мере  излюбленным  местом
прогулок бизнесменов и влюбленных.
   - Ты  хочешь,  таким  образом,  дать  мне  понять,  что  Уилл  Риверс  не
изменился? - спросила Ники, усевшись на зеленой траве и стараясь так  съесть
сосиску, чтобы ни капли жира не упало на ее свитер.
   - Не совсем так, - ответил Уилл, передавая ей чистый носовой платок. -  Я
обнаружил, что в музыкальном бизнесе чертовски много фальшивого и гнилого. И
если бы это было возможно, - произнес он мечтательно,  -  я  бы  вернулся  в
Виллоу Кросс. Может быть, я тогда и не выпускал бы так часто альбомы. Жил бы
с настоящими людьми, для которых лгать вовсе  не  так  же  естественно,  как
дышать. - Бросив озорной взгляд на Ники, он добавил:
   - Мы с тобой не часто видимся с глазу на глаз, но я рассчитываю,  что  ты
будешь мне говорить правду.
   Ники ничего не ответила.  В  самом  деле,  заслужила  ли  она  называться
правдивой, когда так много скрыла от  Уилла?  И  почему  он  вообще  ожидает
полной честности от всех, когда у него самого столько собственных секретов?
   - Не могу сказать, что мне понравилось,  когда  ты  говорила  мне,  каким
ничтожеством я был, - сказал он, словно прочитав мысли Ники.
   - Я никогда этого не делала!
   - Ха! -  Он  засмеялся.  -  Мы  сейчас  говорим  о  правдивости.  Помнишь
Нэшвилл?
   Ники вздрогнула. Да разве могла она забыть?
   - Как бы то ни было, - продолжал Уилл, - я думал о том, что ты сказала. Я
с ума сходил по тебе, но я знал, что ты не  из  того  сорта  людей,  которые
что-то говорят без оснований. И я понял, что было  что-то  не  правильное  в
том, как я цеплялся за Бет.
   Он произнес имя своей  утраченной  любви  с  такой  нежностью,  что  Ники
ощутила укол ревности. В то же время она была польщена,  что  Уилл  думал  о
ней, когда они были в разлуке, и тронута, что  он  хотел  поделиться  с  нею
своими воспоминаниями.
   - Мне было всего лишь пятнадцать, когда я встретил Бет, - рассказывал он,
- но я знал, что она та самая, кого я хотел. -  Просто  и  проникновенно  он
говорил о своей первой невинной, сдержанной и неумирающей любви  к  девушке,
пленившей его сердце. Мы всегда говорили "навсегда". И  не  знали,  что  все
кончится так скоро. Бет заболела лейкемией, когда ей  было  семнадцать.  Она
так отчаянно боролась, Ники! - продолжал Уилл надломившимся голосом.  -  Она
так хотела жить!.. Господи, а как я хотел, чтобы она  жила!  Но  она  умерла
перед самым окончанием школы... Ее похоронили  в  том  платье,  которое  она
должна была надеть на выпускной вечер... Розовом с оборками... - Уилл словно
удалился куда-то, его повлажневшие глаза блуждали где-то далеко за деревьями
и цветами.
   Ники соболезнующе дотронулась до его  руки.  Уилл  улыбнулся  благодарно,
словно хотел сказать, что он снова сейчас здесь, с Ники.
   - После той вспышки, что произошла  между  нами  в  Нэшвилле,  я  посетил
могилу Бет. Я часто это делал...
   - Я не знала...
   - Конечно, ты не знала. Я ничего не говорил тебе  о  ней.  Даже  когда  я
был... Ладно, даже когда думал, что именно ты можешь стать той,  кого  бы  я
мог действительно полюбить...
   "Кого бы я мог полюбить..." Это прозвучало как стихотворение  или  песня,
Ники же это показалось откровением. Уилл, видимо, ожидал  от  нее  какого-то
ответа. Но она размышляла,  как  мог  мужчина,  который  любит,  действовать
подобным образом.
   - Как бы то ни было, - продолжал он, я пошел на кладбище и разговаривал с
ней, но что-то стало другим. Я всегда воображал, что слышу ее голос. Нет, не
вслух, - поспешно добавил он, - я не  сумасшедший.  Но  я  слышал  ее  голос
внутри себя, словно она все еще  была  со  мной,  и  до  тех  пор  пока  это
продолжалось, было ощущение, что все еще может вернуться. Но в  тот  день  я
был... Ладно, я был просто  мужчина,  стоявший  у  могилы  женщины,  которую
любил... Это было словно... словно она умерла еще раз. И я знал, что она уже
никогда не вернется.
   Его голос был таким мягким, таким нежным, что  Ники'  не  ощущала  теперь
никакой ревности, только печаль из-за его боли.
   - Прости, что я так растревожила тебя,  -  сказала  она.  -  Я  не  имела
права...
   Он коснулся пальцами ее подбородка и заглянул ей в глаза.
   - Если ты начинала любить меня, у тебя было полное право...
   Она опустила глаза. Может быть, ему так легче, подумала она,  оставить  в
покое дух умершей любви. Может быть, было гораздо труднее похоронить страхи,
что она еще слишком жива.
   После полудня они взобрались на Парламентский  холм  и  стояли  на  южной
окраине, взирая на город, раскинувшийся  перед  ними  как  огромная  пестрая
деревня. Уилл: обнял ее за плечи, и она не стала отстраняться.
   Поскольку в восемь часов  у  Уилла  был  концерт,  они  решили  поужинать
пораньше. Ники предложила отправиться в  "Ле  Гаврош",  который,  по  словам
Харди, был лучшим французским рестораном в Лондоне. Уилл скорчил гримасу. Он
пообещал накормить ее лучшей едой по эту сторону Атлантики, остановил  такси
и дал адрес на Пикадилли. Когда  Ники  увидела,  что  имел  в  виду  Уилл  -
крохотный фасад, отмеченный простой вывеской "За милую душу" - она  скорчила
гримаску.
   - Только попробуй отказаться, - серьезно сказал Уилл, - если это место не
выглядит зазывающе, еще не значит, что тут плохо.
   - Но и то, что здесь хорошо, еще тоже ничего не значит, - возразила Ники,
размышляя, почему Уилл так старается доказать, что успех совсем  не  изменил
его.
   Уилл заказал себе зубатку  и  зелень:  все  это  не  имело  ни  малейшего
сходства с тем, ' что Ники когда-либо видела или собиралась есть.
   Она ела салат и много хлеба с маслом, отклонив обвинение Уилла в снобизме
заявлением, что предпочитает быть здоровым снобом, чем посмешищем с  пищевым
отравлением. И хотя они  весело  переругивались,  Ники  чувствовала  себя  с
Уиллом много легче, чем ей было долгое время. Не потому ли, что он приоткрыл
ей самые сокровенные уголки своего сердца и, кажется, пригласил се туда?
   После ужина Уилл подвез Ники к ее отелю и вручил ей  конверт,  в  котором
находился билет и пропуск за кулисы.
   - Теперь я должен идти, дорогая, - сказал он, -  но  я  буду  ждать  тебя
после выступления.
   Ники поспешила в спой номер, чтобы побыстрее освежиться. Приняв душ,