ствия.
Ребенок ответил на все ваши вопросы.
   Но на следующее утро, когда Марта кормила ее манной кашей с медом, мистер
Уэзерби сел за стол и сказал, что повезет ее к судье, который желает  задать
ей несколько вопросов.
   -  Но  я  слышала,  как  вы  говорили,  что  я  уже  все  рассказала,   -
запротестовала Ники, - зачем же нам ехать к судье?
   - Там должно решиться твое будущее, Николетта, например,  где  ты  будешь
жить.
   Объяснение ее напугало, так же как  и  перспектива  увидеть  судью.  Ники
понимала, что не может навсегда остаться и доме мистера Уэзерби, но куда она
пойдет?
   - Не надо бояться, Ники. - Мистер Уэзерби как будто отгадал ее мысли. - Я
обещал позаботиться о тебе и сделаю это. Найду хорошее место, где ты  будешь
счастлива.
   Нет, подумала Ники, это  невозможно.  Она  уже  нигде  никогда  не  будет
счастлива.
   Когда  Ники  в  сопровождении  мистера  Уэзерби  вошла  в  зал   судебных
заседаний, то в заднем ряду кресел увидела мистера Хайленда. Может быть,  он
пришел, чтобы забрать ее к себе? Хотя она не нравилась ему раньше, возможно,
он передумал, после того как с мамой произошла эта  ужасная  вещь.  Она  уже
хотела спросить об этом мистера Уэзерби, но у него было такое строгое  лицо,
что она не осмелилась.
   Когда в зал вошел судья и занял свое место на возвышении, мистер  Уэзерби
встал и подошел к нему.
   - Кто вы? - спросил судья. Мистер Уэзерби прочистил горло.
   - Стерлинг Уэзерби, ваша  честь.  Я  представляю  ребенка.  Судья  бросил
взгляд туда, где сидел мистер Хайленд. - Очень хорошо, - сказал  он,  -  суд
выслушает вас. - Ваша честь, - начал мистер Уэзерби, - перед вами  маленькая
девочка, Николетта Сандеман, недавно осиротевшая... Мы понимаем, что она  по
закону должна быть определена судом под опеку государства. Но,  принимая  во
внимание, что  ее  мать,  мисс  Гейбриэл  Сандеман,  была  служащей  фабрики
"Хайленд Тобакко", мы хотим принять участие в судьбе ее  дочери.  Поэтому  я
подаю петицию в суд, чтобы меня назначили опекуном ребенка и душеприказчиком
ее матери.
   - Есть кто-нибудь  в  зале,  кто  хочет  опротестовать  прошение  мистера
Уэзерби? - спросил судья. Все молчали.
   - Решено, - сказал судья. - Ваше заявление удовлетворено, и суд назначает
вас опекуном ребенка, Николетты Сандеман, до ее совершеннолетия.

***

   Все произошло очень быстро. Никто ни о чем  не  говорил  с  Ники,  просто
однажды упаковали ее вещи и сказали, чтобы она была готова.
   - Куда меня везут? - испуганно спрашивала она мистера Уэзерби,  когда  он
вел ее к ожидавшему их автомобилю.
   - В школу, Ники, - наконец ответил он. - В очень хорошую школу, где будут
девочки твоего возраста. Тебе там понравится.
   Ники не ответила. Какое имело  значение,  понравится  ей  или  нет?  Вещи
упакованы, ее все равно отвезут в эту школу, что бы она ни говорила.
   Она села в машину с видом заключенного,  лишенного  надежды  на  свободу.
Вдруг она выпрямилась, вспомнив что-то важное, очень важное.
   - Я не могу уехать, мистер Уэзерби, - сказала она,  -  мне  надо  заехать
домой. В мой дом, мистер Уэзерби.
   - Вздор! - Он рассердился. - Ты не можешь туда ехать! Это...
   - Мне нужно! - закричала она и стала Открывать дверцу  машины,  собираясь
выпрыгнуть.
   Но мистер Уэзерби удержал ее сильной рукой.
   - В чем дело? - спросил он. - Что тебе там надо?
   - Мне нужно взять там одну вещь... Я умру без нее, я знаю это...
   Уэзерби какое-то время смотрел на нее, потом - пожал плечами.
   - Это недалеко и по пути. Думаю,  мы  сможем  остановиться.  Но  если  ты
обещаешь, что больше не возникнет никаких проблем.
   - Я обещаю.
   - Хорошо. - Уэзерби завел машину и поехал. - Ты должна быть благодарна  и
не капризничать. Знаешь, как тебе  повезло?  Ты  едешь  в  прекрасную  школу
вместо местного сиротского дома.  Помни  это,  Ники.  Кое-кто  все-таки  еще
заботится о тебе, не забывай это.
   Кто-то заботится о ней? Она не чувствовала, что  у  нее  есть  или  будет
человек, которому она нужна. И уж, конечно,  не  считала,  что  ей  повезло.
Единственный  человек,  который  любил  ее  по-настоящему  и  хотел  о   ней
заботиться, навсегда ушел из жизни.
   На двери коттеджа висела большая оранжевая таблица, на которой  огромными
буквами было написано "Место преступления". Ники прочитала эти слова,  перед
тем как взяться за ручку двери. Та оказалась не заперта, как  всегда  бывало
по утрам, и Ники вошла в дом и взбежала по лестнице в комнату матери.
   Она быстро огляделась. Ничего не изменилось. Ничего и  -  все.  Глядя  на
пустую спальню, она почувствовала, как ее сердце разрывается на части.
   За окном раздался автомобильный гудок.
   Из  верхнего  ящика  туалетного  столика  Ники  взяла  вещь,  за  которой
приехала: фотографию молодой женщины в полете - ее бабушки.  Много  раз  она
видела, как мама  разговаривает  с  этой  фотографией,  так,  как  бывает  в
сказках, которые читала Ники. Как в  них  говорят  с  волшебными  зеркалами,
кольцами или лампадами, чтобы те выполнили желания.  Сбылось  ли  хоть  одно
мамино желание? Может быть, некоторые  из  них,  подумала  Ники...  И  очень
ненадолго.
   Ники посмотрела на фотографию. Она поняла, что заставляло мать  верить  в
нее.  В  этом  мире,  несмотря  на  все  его  несовершенство,  должно   быть
волшебство, раз человек может так летать.
   Опять послышался гудок.
   Прижав к груди фотографию как защиту от зла, Ники  выбежала  из  комнаты,
полная решимости найти это волшебство.

КНИГА ВТОРАЯ

Глава 9

Вирджиния, сентябрь 1971 года

   Равновесие.
   Равновесие - это все, - уже в тысячный раз повторяла про себя Ники.  Хотя
ей уже не нужно было осмысливать эту фразу. Даже не произнесенная вслух, она
была в каждом ее нерве, каждой косточке и каждой жилочке, в каждой  клеточке
ее тела, когда она подошла к краю трамплина и приготовилась к прыжку.
   Она несколько раз глубоко вздохнула, затем  закрыла  глаза.  Как  древний
охотник, ловящий в темноте почти неслышный шорох крадущегося зверя, или  как
слепой музыкант, улавливающий единственную чистую ноту, она ожидала, пока не
почувствует в своем теле то, что ей  было  необходимо  в  данную  секунду  -
безупречное равновесие.
   Наконец оно наступило, и это чувство явилось для нее толчком. Руки плавно
взметнулись вверх, ноги пружинисто  согнулись  в  коленях,  все  мышцы  тела
привычно напряглись...  и,  даже  не  думая,  совершенно  автоматически  она
взметнулась вверх.  Согнувшись,  она  перекувыркнулась,  затем  распрямилась
снова, выбросив перед собой руки - в этот момент перед ней возник  образ  ее
бабушки, который всегда присутствовал где-то , в глубине  ее  сознания  -  и
наконец - резкая прохлада освежающей  воды,  в  которую  чисто,  без  брызг,
вонзилось ее тело.
   Ники подплыла к краю бассейна и схватилась за бортик, чтобы  передохнуть.
Неплохо,  подумала  она,  весьма  неплохо.   Может   быть,   она   чуть-чуть
недораспрямилась, входя в воду, руки тоже были  не  так  плотно  прижаты,  и
пальцы ног, возможно, на несколько градусов отклонились от идеального  угла.
Уже почти шесть. У нее еще есть время для нескольких прыжков. Ники вышла  из
воды, опять направилась к трамплину, чтобы продолжать тренировку.
   В пятнадцать лет ее тело как нельзя лучше подходило для прыжков в воду  -
высокая, тоненькая,  с  длинными  ногами,  с  хорошо  развитыми,  однако  не
бугрящимися мускулами. Именно ее участие в команде пловцов и прыгунов в воду
школы "Блю Маунтин" и предопределило их успех на межшкольных состязаниях,  а
затем и на соревнованиях между штатами. Однако  теперь  она  поставила  себе
более высокую цель, ей хотелось попасть в олимпийскую команду на играх  I972
года. Ей особенно хотелось поехать на эти летние игры, потому что они  будут
проводиться в том же городе, где проводились тридцать шесть лет тому  назад,
где ее бабушка Моника завоевала серебряную медаль - в Мюнхене.
   Ники понимала, что у нее очень мало шансов попасть в  сборную.  Хотя  она
была очень хорошей спортсменкой, однако было немало таких, кто прыгал  лучше
нее. Но в течение всех летних каникул она упорно тренировалась  два  раза  в
день по три часа, а иногда и больше, даже в  отсутствие  тренера.  Если  она
будет все время тренироваться, все время стремиться к совершенству, то,  кто
знает, может быть...
   Она еще раз взглянула на часы на противоположной стене  бассейна.  Прошло
уже полчаса! Ну вот, теперь она опоздает к ужину,  а  сегодня  это  особенно
неприятно. В общежитие, где Ники будет жить  во  время  обучения  на  втором
курсе, назначается новая заведующая, миссис Хелен  Чардаш.  Сообщение  о  ее
приезде и о том, что она, кроме того,  будет  вести  основы  биологии,  было
повешено на доску объявлений общежития.  Возможно,  пока  Ники  была  здесь,
миссис Чардаш уже приехала и ждет ее к ужину в обычное время  -  в  половине
седьмого.
   Ники поспешила в пустынную раздевалку, быстренько ополоснулась под душем,
натянула джинсы и бумажную водолазку, не тратя время на нижнее белье; она не
стала сушить свои длинные, светлые волосы, хотя они и промокли под купальной
шапочкой, и, заперев за собой бассейн ключом, выданным ей тренером, выбежала
из здания.
   На улице было еще совсем тепло, косые  лучи  вечернего  солнца  проникали
сквозь листву больших старых дубов и  освещали  кирпичные  школьные  здания.
Хотя подготовительная школа "Блю Маунтин для молодых девушек"  не  считалась
особо престижной, однако она славилась своим  живописным  старинным  парком.
Ники не настолько торопилась, чтобы бежать. Она просто  шла  быстрым  шагом,
наслаждаясь тихим вечером, и думала о том, что скоро наступит новый  учебный
год, и его приближение уже чувствовалось. Хотя занятия должны начаться  лишь
в понедельник, несколько студенток уже приехали. В проезде около двух  домов
с белыми рамами, где располагались общежития, стояли большие новые машины  с
открытыми багажниками, из которых шоферы или кто-то  из  родителей  вынимали
чемоданы. Почти у всех девочек, обучающихся в "Блю Маунтин", родители были в
разводе и, кроме как на выпускном  вечере,  никогда  не  появлялись  вместе.
Школа была  известна  тем,  что  брала  трудных  детей,  таких,  от  которых
отказывались во многих других учебных заведениях.
   Проходя мимо девушки, прощающейся с матерью, Ники заметила  брошенные  на
нее взгляды и услышала за спиной' взволнованный шепот. Ники прекрасно знала,
что в школе она достаточно известная личность. Это частично объяснялось тем,
что ее фотографии нередко появлялись в школьной стенной газете, а иногда и в
городской прессе, когда она получала  очередную  награду.  Но  это  было  не
единственной причиной, почему девочки говорили о ней. Она никогда не уезжала
из школы на летние каникулы, потому что школа стала ее  единственным  домом.
Она почти никогда не получала писем. Ники не знала, действительно ли  о  ней
говорят то, что соответствует истине. Но раньше,  она  помнила,  девочки  не
стеснялись спрашивать ее, правда ли то, что о ней говорят - слухи были самые
невероятные. Говорили, что ее родители погибли в авиационной катастрофе. Что
ее отец и мать были шпионами, которых расстреляли  русские.  Вначале,  когда
она была поменьше, то пыталась рассказывать им  правду:  что  маму  ее  убил
грабитель, а ее отец очень богатый человек, и ей запрещено  произносить  его
имя, иначе он уморит ее голодом. Но этому тоже никто  не  верил.  Тогда  она
просто призвала на помощь чувство юмора, и если ее спрашивали  о  семье,  то
говорила, что ее уронил на ступени школьного крыльца пролетающий мимо  аист.
Это был один из способов Ники не сходиться близко  с  людьми,  чтобы  ей  не
задавали много вопросов. Та настойчивость, с которой она занималась прыжками
в воду, тот отпор, который она давала  всем,  посягавшим  на  ее  уединение,
создали, ей репутацию "одиночки".
   Она приехала в "Блю Маунтин" три года назад, сразу же после интерната для
младших школьников в Арканзасе, где жила с  самого  юного  возраста.  Как  и
прежде, решение принималось без се участия. Весной появился мистер Уэзерби и
сообщил ей, что как только она закончит свое обучение там, то  отправится  в
"Блю Маунтин". Все уже решено, уже посланы необходимые письма с описанием ее
трагической судьбы, все счета оплачены компанией "Хайленд Тобакко"  как  для
сироты, чьи родители являлись служащими компании. Ники, кроме того, сразу же
поняла, что имеется и договоренность о том,  чтобы  она  оставалась  жить  в
школе и во время всех каникул. Так было всегда. Уже  девять  лет  она  знала
только школу. К ней никто не приезжал, если не  считать  чрезвычайно  редких
визитов мистера Уэзерби. В первые  два  года  она  получала  поздравительные
открытки к Рождеству и к своему дню  рождения  от  Бейба,  но  затем  и  они
перестали приходить. О Ники заботились заведующие  общежитием,  которых  уже
немало сменилось на ее веку. Все они были приятными и славными женщинами, но
она так ни с кем из них и не сблизилась: сама не стремилась к этому.  Сердце
ее не желало никакой замены родной матери.
   "Вейл Хаус" было таким же, как все остальные общежития школы - зданием  в
колониальном стиле, с большим холлом посередине  и  покрытым  лаком  дощатым
полом и  стенами,  оклеенными  цветочными  обоями  во  всех  комнатах.  Ники
толкнула дверь и пошла наверх. На ужин полагалось приходить в юбке и  блузке
или  платье,  но  никогда  в  джинсах.  Наверх  ее  подгонял,  кроме   того,
аппетитнейший запах, разносившийся в воздухе - пахло, как  показалось  Ники,
тушеным мясом. Она, конечно, еще не знает, что представляет  из  себя  новая
заведующая, но одно она могла сказать точно - готовит она лучше других.
   - А ну-ка, девушка, спуститесь ко мне!
   Ники была уже на полпути, когда услышала приказ. Она повернулась.
   Внизу стояла крупная женщина, волосы ее с сильной  проседью  были  весьма
небрежно заколоты в пучок, у нее были темно-карие блестящие глаза и крупные,
однако же достаточно приятные черты лица.
   Ники стала спускаться.
   - Я просто забыла о времени. Простите,  миссис...  -  Она  запнулась,  не
зная, как правильно произнести имя этой женщины и опасаясь  обидеть  ее  еще
больше.
   - Чардаш, - сказала женщина, произнеся "ч" в начале слова и "ш" в  конце.
- Хелен Чардаш. - Она протянула руку, и Ники,  подойдя  к  ней,  пожала  ее.
Вытянувшись  за  лето,  Ники  заметила,  что  впервые  оказалась  выше,  чем
заведующая.
   - Очень рада с вами познакомиться, - сказала Ники. - Меня зовут Николетта
Сандеман. - Машинально она сделала небольшой книксен, который так любила  их
прежняя заведующая, мисс Неймейер. Но в джинсах это  выглядело  нелепо.  Она
хотела убрать руку, но почувствовала, что миссис Чардаш не отпускает ее.
   - Ну, разумеется, я знаю,  как  тебя  зовут,  -  сказала  миссис  Чардаш,
внимательно рассматривая Ники своими темными глазами. - Я даже знаю,  почему
ты опоздала. Ты наверняка тренировалась в бассейне, правда?
   Ники кивнула и внимательно посмотрела на Хелен Чардаш. Она почувствовала,
что та говорит с каким-то акцентом, хотя и довольно легким, и Ники не  могла
понять, что это за акцент.
   Миссис Чардаш сказала:
   - Было несложно  узнать  некоторые  вещи  о  самой  известной  студентке,
живущей в "Вейл Хаус".
   Ники было не очень приятно, что ее  как-то  выделили  среди  других.  Она
сразу же вспомнила о всем том, что могла  узнать  о  ней  заведующая  из  ее
досье. Она попыталась отстраниться.
   - Если вы мне  все  же  разрешаете  поужинать,  миссис  Чардаш,  я  лучше
переоденусь.
   - Ники, - быстро произнесла заведующая, - ведь тебя же называют  Ники?  -
Ники кивнула, и миссис Чардаш продолжала:
   - Пока, кроме тебя, в  "Вейл"  еще  никто  не  приехал.  Я  очень  хотела
поужинать вместе с тобой, потому что,  мне  кажется,  нам  было  бы  неплохо
познакомиться ближе, а сейчас  есть  прекрасная  возможность  для  этого.  И
можешь не переодеваться. - Она опять улыбнулась.
   Ники тронула ее дружелюбная улыбка, однако же она была в нерешительности.
Заведующие всегда заставляли ее надевать к ужину платье, даже  летом,  когда
не было других девочек. Возможно, эта новенькая еще не знает местных правил.
   - Миссис Чардаш, но правила поведения...
   - Я знаю о ваших правилах, - сказала миссис Чардаш. - Правила  необходимы
для того, чтобы в таких коллективах, как наш, был определенный  порядок.  Но
правила нужны для того,  чтобы  было  удобно,  а  не  для  того,  чтобы  нас
порабощать. Запомни, Ники, мы не должны быть рабами правил.  -  Она  махнула
рукой в сторону столовой и пошла впереди.
   Ники, чуть помедлив, направилась за ней. Неужели миссис Чардаш только что
пыталась  ей  внушить,  что  правила   позволено   нарушать?   Эта   женщина
действительно  не  похожа  ни  на  одну  из  заведующих,  с  которыми   Ники
приходилось иметь дело прежде.
   Во время ужина они действительно немного  больше  узнали  друг  о  друге,
особенно Ники, которую заведующая просила называть  себя  Хелен.  Во-первых,
она узнала, что Хелен  готовит  не  просто  хорошо,  а  великолепно,  просто
сказочно. Наваристый гороховый суп с копченым окороком и ароматный  гуляш  с
маринованной  репой  и  стручковой  фасолью  не  были  -  впервые  за  время
пребывания Ники в интернатах - ни переваренными,  ни  водянистыми.  Голодная
после  упорных  тренировок,  поглотивших  большую  часть  ее  энергии,  Ники
попросила добавки и первого и второго.
   - Только не думай, что тебя так будут кормить всегда, - с улыбкой сказала
Хелен. - Просто я сегодня особенно постаралась. Но вообще-то я  думаю,  тебе
нужна будет особая диета, чтобы восстанавливать силы после тренировок,  хотя
мне придется готовить чуть побольше для этого.
   Когда начинались занятия, то еду в основном готовили дежурные  по  кухне,
заведующая лишь давала им необходимые указания и  иногда  могла  приготовить
для них какой-нибудь особенный десерт. Так что Ники обычно обеспечивала себя
сама необходимой едой. Однако она тем не менее  оценила  предложение  Хелен:
впервые кто-то из заведующих предложил ей свои услуги.
   Хотя Ники и стеснялась задавать вопросы личного  характера,  она  все  же
надеялась узнать у Хелен, каким образом она  попала  в  "Блю  Маунтин".  Все
другие заведующие казались ей несколько одинокими  и  неуверенными  в  себе,
поэтому им так хотелось получить должность, где бы они приобретали некоторую
власть, а также "семью", что давала им эта работа. Однако Хелен казалась  ей
человеком более независимого характера.
   - Вы так прекрасно готовите, - сказала Ники, - что я удивляюсь, почему вы
приехали сюда, вместо того чтобы открыть где-нибудь ресторан.
   Та бросила на нее лукавый взгляд. Хелен  догадалась,  что  Ники  пытается
выведать у нее что-нибудь о ее жизни.
   - Это не так уж трудно понять. Мне кажется, что ничто не может сравниться
с работой учителя. А здесь такое приятное место, да и  комнаты  здесь  очень
уютные. Это тоже важно.
   - Когда приедут все девочки, вам здесь уже  не  покажется  так  славно  и
уютно.
   Хелен от души рассмеялась. Ники никогда не слышала, чтобы женщины, а  тем
более заведующие, так весело смеялись.
   - Может быть, не так уж уютно и славно. Но, поверь мне, я люблю, когда  в
доме весело и шумно, когда много молодых девушек. - Она  немного  помолчала,
затем тихо добавила:
   - Я слишком долго была одинока, Ники... Как, наверное, и ты...
   Ники отвернулась. Она была не прочь услышать рассказ о чьей-то жизни,  но
терпеть не могла рассказывать о себе.
   Хелен, как будто почувствовав это, продолжала рассказывать о своей жизни,
о всех тех перипетиях, которые привели ее в конце концов  в  "Блю  Маунтин".
Ники  с  увлечением  слушала.  Хотя  Хелен   Чардаш   достаточно   сдержанно
рассказывала о себе, Ники дорисовала в своем воображении недостающие детали,
и Хелен казалась ей героиней какого-то романа.
   Она родилась в Будапеште, столице Венг