из Америки. Погасив свою "Галуаз" в серебряной пепельнице, она закурила  ту,
которую предложил Дьюк.
   Сигарета была легкой: чтобы почувствовать ее вкус,  не  следовало  сильно
затягиваться, обжигать язык.
   - Лучше, не правда ли? - спросил Дьюк.
   - Да, благодарю, - ответила Элл. Конечно, сигареты были  хорошие,  но  ее
несколько удивила та гордость, с которой он их предлагал.
   - Ваш отец - он друг невесты или жениха? - спросила она.
   - Ни то ни другое. Мы здесь благодаря моей мачехе - Джоан.  Она  посещала
театральную школу в Нью-Йорке вместе с Грейс Келли.
   - Неужели? - Глаза Элл широко раскрылись, она опять затянулась,  выпустив
дым.
   Ну да. Они снимали квартиру на двоих и славно веселились в то время. Если
бы вы слышали, что рассказывала о Грейс Келли Джоан... - он понизил голос, -
и если бы это услышал старый добрый Ренье, он бы сначала хорошенько подумал,
прежде чем выбрать ее матерью своих детей.
   - Не может быть! - Элл была шокирована.
   - Разумеется, это было еще до того, когда Грейс заметил Голливуд, а  мать
мою заметил X. Д. - то есть мой отец. Но Грейс и Джоан с тех пор  не  теряли
друг друга из вида. Джоан была просто нокаутирована, когда узнала, что Грейс
не пригласила ее на свадебный бал. -  Дьюк  захихикал,  словно  неприятности
мачехи доставляли ему удовольствие. Она придумала историю, как  будто  вышло
недоразумение. Просто боялась, что друзья узнают, как ее  обошли,  и  начнут
злословить по этому поводу. Не знаю, поверил ли ей  кто-нибудь:  моя  мачеха
всегда была безнравственной.
   - А ваша настоящая мать, - Элл спрашивала мягко,  понимая,  что  касается
щекотливой темы, - умерла?
   Дьюк засмеялся нерадостным неприятным смехом.
   - Нет, но, бьюсь об заклад, X. Д. желал бы этого.  Они  разошлись,  когда
мне было шесть лет. Я жил в основном с ней, Но она отсылала меня к X. Д.  на
все школьные каникулы. Говорила, что для моей же выгоды, чтобы защитить  мои
права. Боялась, что Пеппер и Бейб вытолкнут меня из числа  наследников.  Элл
положила сигарету в пепельницу.
   - Пеппер? Бейб? Кто они?
   - Дети X. Д. от Джоан. Мои единокровные брат и сестра.
   - Они пошли на бал?
   - Нет, их сейчас нет здесь. - Дьюк самодовольно улыбнулся. - Джоан хотела
их взять с собой, но X. Д. сказал,  что  не  собирается  превращать  яхту  в
детский сад. А то, что сказал мой отец - закон  для  всех,  никто  не  может
изменить его.
   Он  замолк  и  стал  грустно  смотреть  вдаль,  на  темнеющий  океан.  Из
нескольких его замечаний Элл стало ясно, что, несмотря на красоту, богатство
и изысканную одежду, он, По-видимому, несчастен и считает, что отец и мачеха
плохо к нему относятся.
   Импульсивно, в знак понимания и сочувствия она прикрыла его руку своей.
   Как странно, подумала она, что этот молодой человек, похожий  на  принца,
недавно спасший ее, сейчас кажется таким уязвимым, что  его  самого  хочется
спасать. И кому, как не ей, знать, как это больно - чувствовать себя  никому
не нужным.
   Посмотрев на нее, он сжал ее руку, и Элл почувствовала,  как  между  ними
пробежала искра доверия и понимания, когда людям достаточно  взгляда,  чтобы
понять друг друга. Теперь о посвятил ее в часть  своих  переживаний,  и  она
подумала, что о должен понять и посочувствовать и ее несчастьям.
   - Я тебе солгала, - вдруг  выпалила  она.  Ласково  улыбнувшись,  он  еще
крепче сжал ее руку.
   - Я знал это...
   Она выдернула руку.
   - Откуда ты мог знать?
   - Конечно, я не был уверен на сто процентов. Но из твоих слов  следовало,
что ты встретилась с отцом. И в то же время носишь с собой чемодан... Как-то
противоречит одно  другому,  Она  взглянула  на  него  из-под  полуопущенных
ресниц, потом спрятала лицо в ладонях, и ее плечи затряслись от сдерживаемых
рыданий. Выставленная напоказ со своим горем,  она  была  смущена  тем,  что
предстала перед этим молодым человек  ком  достойной  презрения  и  жалости,
какой всегда и была для жителей деревни Бизек... А  она-то  вообразила,  что
волшебство этой ночи никогда не кончится...
   Дьюк сунул ей в руки салфетку. - Перестань,  Элл,  вытри  глаза.  Это  не
имеет для меня значения. Ты не хотела, чтобы  я  знал,  что  ты  одинока.  Я
понимаю.  Наверное,  ты  подумала,  что   я   хочу   воспользоваться   твоей
беспомощностью. Я тронут тем, что ты рассказала мне правду.
   - Почему ты заговорил со мной в кафе? Зачем привел сюда?
   Он чуть пожал плечами.
   - Потому... Ну, потому что я был одинок и мне было не слишком весело. Ну,
и потому, что ты красивая. А больше всего,  наверное,  из-за  того,  что  ты
выглядела такой же несчастной, как и я... Элл кивнула.  Теперь  ей  хотелось
рассказать Дьюку всю правду о себе. О своей матери, об  отце,  которого  она
никогда в жизни не видела.
   Но не успела она вымолвить и слова, как он возбужденно вскочил.
   Кажется, нам надо встряхнуться. Почему бы не выпить шампанского, как  они
делают там? - Он кивнул в сторону дворца и казино, сиявших огнями. Он  ушел,
Элл осталась одна. Стюард, прислуживавший им с обедом, сразу удалился, чтобы
не мешать.
   Сигарета, которую она положила в пепельницу, превратилась  в  пепел.  Элл
беспокойно огляделась вокруг в поисках пачки, которую принес Дьюк. Ее  нигде
не было видно. Наверное нечаянно положил себе в карман. Она встала и погнила
к  хрустальному  ящичку,  в  котором  лежали  другие  пачки,  с   различными
названиями, и взяла одну под названием "Эвергргрин".
   Доставая  сигарету,  она  вдруг  обратила  внимание  на  имя   "Хайленд",
напечатанное мелкими буквами по краю пачки. Повернув пачку, она поднесла  ее
поближе к глазам и прочитала  всю  фразу:  "Еще  один  превосходный  продукт
компании Хайленд Тобакко". Так вот  что  служило  источником  благосостояния
Дьюка и его семьи. И, несомненно, приносило высокий доход.
   Дьюк вернулся, неся бутылку "Дом Периньон" и два  хрустальных  бокала.  С
шумом откупорил бутылку, наполнил бокалы и протянул ей один.
   За счастливую пару! - Он подошел к  поручням  палубы  И  поднял  бокал  в
направлении розового дворца. - И пусть  князь  никогда  не  узнает  о  своей
княгине того, что знает моя мачеха.
   Элл со смехом повторила его жест, и они выпили.
   Облокотившись на поручни рядом с Дьюком, Элл чувствовала себя по  крайней
мере знаменитой кинозвездой, отмеченной знаком судьбы.  Еще  совсем  недавно
она стояла вместе с толпой в гавани, а теперь она здесь, на шикарной яхте, в
компании красивого и  очень  богатого  молодого  человека.  Если  бы  только
судьба, занесшая ее сюда,  подсказала,  как  сделать,  чтобы  продлить  этот
волшебный миг!
   Дьюк налил ей еще шампанского и опять посмотрел на дворец. Доносившиеся к
ним по воде звуки музыки теперь стихли.
   - Думаю, бал заканчивается. X. Д. прибудет сюда в любую минуту.
   Дьюк говорил очень тихо, как будто сам себе.
   - Ты хочешь, чтобы я ушла?
   - Нет. - Он не смотрел в ее сторону.
   Элл смутилась. Сначала эта искренность за столом, потом его  возбуждение,
шампанское. Ей показалось, что он становится  романтичным.  Она  уже  начала
мечтать о том, что... И вдруг он  отдалился,  стал  неуверенным,  совсем  не
таким, каким был в кафе, когда защищал ее от грубости  официанта  или  когда
отдавал распоряжения прислуге на яхте. Может быть, ей самой  сделать  первый
шаг?  Нельзя  упустить  шанс,  появившийся  у  нее  с  этой  встречей,   Она
подвинулась и прижалась к нему. Вдруг идиллия была нарушена. От сходен  яхты
послышался раздраженный резкий женский голос:
   - Я не собираюсь больше этого терпеть, слышишь?! Ты позоришь  меня  перед
друзьями, несешь всякую чушь. Если ты не умеешь пить,  X.  Д.,  то  хотя  бы
научись сдерживать язык!
   Громкий мужской голос оборвал поток претензий:
   - Ты все перепутала, Джоан, моя крошка.  Ведь  это  ты  не  умеешь  пить.
Поэтому тебе лучше отправиться сейчас спать, чтобы выветрилось  все  выпитое
тобой шампанское, а когда  будешь  чувствовать  себя  лучше,  я  куплю  тебе
что-нибудь красивое.
   - Я говорю, чтобы ты прекратил проклятые высказывания в мой адрес! А если
не сделаешь этого, я найду способ заплатить тебе тем же!
   - Джоан, детка, не говори  того,  о  чем  завтра  пожалеешь...  Мгновение
спустя  искусно  причесанная  блондинка  в  расшитом  блестками   платье   с
горностаевой накидкой вихрем промчалась мимо Гейбриэл и Эдварда  и,  обогнув
корму, скрылась из виду, громко стуча каблуками. Элл широко раскрыла  глаза:
женщина, промчавшаяся  мимо,  показалась  ей  похожей  на  королеву:  такого
количества драгоценных украшений на шее и руках Элл в жизни не видела.
   - Это была моя мачеха, - сказал Дьюк. - Ты должна извинить ее за то,  что
она не поздоровалась, но когда она в таком состоянии, то обычно  забывает  о
хороших манерах.
   - Она очень красивая, - признала Элл.
   - Может быть, в своем  роде.  По  правде  говоря,  я  нахожу  ее  немного
вульгарной.
   Элл даже не могла представить, что кому-то  может  не  понравиться  такая
красивая и разодетая дама, но, прежде чем она  успела  изложить  свою  точку
зрения, появился высокий  мужчина,  очень  похожий  на  Дьюка.  У  него  был
спортивный подтянутый вид, серебристые с сединой  волосы  и  стальные  серые
глаза. Смокинг и рубашка с бриллиантовыми пуговицами сидели на  нем  так  же
привычно, как на другом сидят джинсы.
   Он  был  элегантен  и  двигался  по  палубе  с  таким  видом,  будто  ему
принадлежал весь мир.
   - Так, так, - растягивая слова произнес он, увидев  юную  пару.  -  Я  не
знал, что у тебя гостья, Эдвард.
   Тон был насмешливый, покровительственный, каким обычно говорят  родители,
потворствуя маленьким детям.
   И на глазах Элл с Дьюком что-то произошло: он как будто съежился.
   - Ты еще много чего не  знаешь,  X.  Д.,  -  обидчиво  сказал  он  тоном,
действительно похожим на тон маленького ребенка.
   - Безусловно, Эдвард, я уверен, так оно и  есть,  -  согласился  отец  со
снисходительной улыбкой. - А теперь,  может  быть,  представишь  меня  своей
очаровательной подруге.
   Нахмурившись, Дьюк неохотно представил их друг другу.
   - Надеюсь, мисс Сандеман, - произнес X. Д. Хайленд, - мой сын оказал  вам
необходимое гостеприимство.
   Элл на мгновение замешкалась, прежде чем ответить. У отца Дьюка был такой
повелительный вид, его глаза смотрели на нее так пристально,  сверкая  почти
так же ярко, как бриллианты на рубашке, но в его присутствии она чувствовала
себя приятно и легко.
   - О да, мы обедали и пили шампанское...
   - Какая жалость, я  не  знал  раньше,  что  у  Эдварда  такая  прелестная
подружка. Я мог бы достать для вас обоих билеты на  праздничный  бал.  Такая
хорошенькая женщина должна блистать, одетая в  вечернее  платье,  танцевать,
веселиться...
   Он говорил, а у Элл кружилась голова. Она-то думала, что вершиной роскоши
был обед на яхте... Но кружиться в вальса в бальном платье!
   X. Д. Хайленд продолжал:
   - Но поскольку Эдвард сказал, что балы его не интересуют, думаю, и у  вас
такое же мнение?
   Элл посмотрела на Дьюка  так,  будто  он  оказался  пришельцем  с  другой
планеты, потом на его отца,  который  напоминал  ей  бога,  спустившегося  с
Олимпа.
   - Нет, меня очень интересуют. Не расскажете ли мне, как  все  происходило
там сегодня? - робко попросила она.
   - Как  я  могу  отказать  в  такой  очаровательной  просьбе?  -  галантно
отозвался X. Д., игнорируя мрачные взгляды сына. И начал рассказывать  жадно
внимающей Элл о событиях дня: во-первых, ланч во дворце, где  все  Келли  из
Филадельфии были представлены  всем  Гримальди  из  Монако;  затем  чай,  на
который Грейс пригласила  только  близких  друзей,  и  наконец  бал,  где  в
огромном бальном зале дворца Ле Роше танцевала тысяча приглашенных.
   - Как она была одета, мсье Хайленд? - умоляюще спросила Элл. -  Не  могли
бы вы описать ее наряд?
   - Если только вы будете звать меня X. Д., - рассмеялся он. - Но и  тогда,
пожалуй, не смогу  рассказать  много...  Что-то  розовое  или,  может  быть,
бежевое? Ну там кружева, блестки... Извините меня, дорогая,  -  заметил  он,
видя разочарование на личике Элл, - но когда дело касается нарядов, я только
плачу по счетам. И, разумеется, -  добавил  он,  -  я  всегда  могу  оценить
красоту женщины, которая носит эти наряды.
   - А завтра... Вы пойдете туда завтра?
   - Да, завтра днем будет гражданская церемония, потом; прием  в  дворцовом
саду...
   Элл вздохнула, прижала руки к груди.
   - Как замечательно! И, вероятно, там будет дюжина фотографов...
   X. Д. довольно улыбнулся, принимая этот вопрос за  наивную  попытку  юной
девушки оценить таким образом эти знаменательные события.
   - Ну да, - ответил он, - сотня фотографов.
   - О, как бы мне хотелось быть там. Расскажите мне еще о...
   - С  меня  довольно  и  этого,  -  сердито  сказал  Дьюк,  -  больше  чем
достаточно, хотел я сказать.
   - Но я говорил не с тобой, Эдвард. Я отвечал на вопросы Гейбриэл. А  если
тебе слишком тяжело соблюдать правила приличия, я думаю, юная леди поймет  и
извинит тебя...
   Дьюк уставился на отца, потом перевел взгляд на Гейбриэл. "Выбери меня, -
- говорил этот взгляд, встань на мою сторону".
   Но хотя Элл прекрасно поняла эту  немую  мольбу,  она  была  не  в  силах
оторваться от отца Дьюка. Если Дьюк показался ей молодым принцем, то  X.  Д.
Хайленд, безусловно, был королем, блестящим, любезным и понимающим  -  ясно,
что именно ему принадлежала эта яхта и все что  тут  было.  Она  застыла,  в
молчании.
   Через минуту Дьюк отвернулся и бросился вон. По дороге  он  наткнулся  на
стул, чуть не упал, но сумел сохранить равновесие. Покраснев от  досады,  он
бросил еще один взгляд в сторону Элл и убежал с палубы.
   - Мы с вами сегодня в одинаковом положении, дорогая, - со  смехом  сказал
X. Д. - Нас сегодня не очень любят.
   Он взял бутылку с шампанским, предлагая Элл выпить еще,  и,  хотя  у  нее
начинала кружиться голова, она кивнула, соглашаясь. He хватало,  чтобы  этот
необыкновенный человек принял ее за такого же ребенка, каким был его сын.
   Он ловким натренированным движением наполнил ее бокал, касаясь  при  этом
ее пальцев, легко, непринужденно, но с намеком  на  продолжение.  Потом  еще
поговорил с ней, рассказывая о том, что видел с того момента, как  прибыл  в
Монако, припоминая детали,  которые  интересовали  ее  больше  всего.  Потом
сказал:
   По-моему, достаточно о Грейс и Ренье. Расскажите мне  о  себе,  Гейбриэл.
Ваша семья живет в Монако?
   - У меня нет семьи, - ответила она. Ее деревенский кузен в счет не шел, а
Ральфа Сандемана, наверное, уже не было в живых, раз он не приехал сейчас  в
Монако!
   - О, мне очень жаль, - мягко произнес X. Д.,  и  Элл  поверила,  что  ему
действительно жаль ее. Казалось, он ждал продолжения, и, к своему удивлению,
она услышала, как рассказывает ему историю,  которую  собиралась  рассказать
Дьюку, если бы тот не ушел тогда за шампанским. Конечно, не все, опуская все
неприятные моменты, а только то, чем она гордилась. О своей  матери,  Монике
Веро, спортсменке из маленький деревни, у которой открылся талант к  прыжкам
в воду. Ее увезли из деревни, тренировали,  пока  она  не  стала  лучшей  во
Франции в этом виде спорта,  и  затем  она  получила  серебряную  медаль  на
Олимпийских играх 1936  года.  Элл  рассказала  и  об  американце-фотографе,
который сделал чудесные фотографии ее матери, а потом влюбился  в  нее.  Они
провели волшебные несколько недель, путешествуя по столицам Европы.
   - Это была настоящая любовь, - заключила Элл, - но потом...  -  Голос  ее
прервался, она всхлипнула.
   - Что-то произошло, не правда ли? -  мягко  спросив  X.  Д..  -  То,  что
сильнее любви, так? Элл кивнула.
   - Началась война, гражданская война в  Испании.  Моего  отца  послали  от
газеты, где он работал, в Испанию.
   Она помедлила, не зная, какую версию выбрать. Иногда,  она  рассказывала,
что ее мать вышла замуж за Ральфа Сандемана, а потом  его  убили  на  войне.
Собственно, эту историю и рассказала ее мать, вернувшись  в  деревню  Бизек,
хотя ложь открылась, когда она не захотела предъявить документы  священнику,
который крестил Элл. Элл решила приукрасить факты, но не лгать. Если  X.  Д.
обнаружит, что она лгунья, то не захочет иметь с ней вообще ничего общего.
   - Конечно, моя мать думала,  что  он  вернется,  и  отправилась  домой  в
Прованс ждать его. Но... - слезы потекли по щекам Элл, - он не вернулся... И
никогда не узнал, что у него родилась дочь...
   X. Д. покачал головой.
   - Бедное дитя. - Он вынул прекрасный носовой платок; и вытер ей щеки.
   Симпатия в его серых глазах и сочувственный тон подтверждали, что она  на
правильном пути. Лучше ему не знать, что Монике с  младенцем,  которого  она
родила в Париже, пришлось вернуться в деревню, чтобы не умереть в голоду.
   - Позднее, во время войны, моя мать участвовала в движении Сопротивления,
- с гордостью продолжала Элл. - Она была очень храброй и  рисковала  жизнью,
сражаясь в маки.
   - Да, похоже, она была необыкновенной женщиной, - сказал X. Д.
   - Она была одной из самых известных героинь Сопротивления, -  подтвердила
Элл.
   Не было нужды говорить, что стыд толкнул Монику на  дикий  необоснованный
риск, заставляя совершать подвиги, далеко выходящие за пределы  долга  перед
своей страной.
   - Но ее поймали и казнили в гестапо.
   X. Д. обнял Элл за плечи, но не произнес ни слова, как  будто  знал,  что
слова могут только обесценить трагедию смерти эпики.
   - Меня воспитывал кузен, - закончила рассказ Элл,  -  это  было  нелегко,
особенно после войны. Франция переживала тяжелые времена.
   Она не сказала, что хотя во время войны все  объединились  против  бошей,
своего общего врага, позже, когда жители деревни немного  оправились,  стали
забывать голод и тяготы войны,  они  снова  вспомнили  старое  и  превратили
остаток детства Элл в настоящий ад.
   Некоторое время они сидели молча, и Элл ощущала исходящую от X. Д.  силу,
сочувствие и еще что-то такое, что трудно было объяснить.
   Пo воде доносились тихие звуки вальса. X. Д. встал, церемонно  поклонился
и протянул к ней руки. Эта учтивость  вызвали  новые  слезы  на  глаза  Элл,
оказавшейся в надежном кольце его  рук.  Танцевал  он  превосходно.  Избегая
грубых объятий деревенских танцоров, Элл предпочитала танцевать дома,  одна,
воображая рядом партнеров, но X. Д. был  даже  лучше,  чем  ее  воображаемые
поклонники. Хотя он уверенно вел ее, рука  его  при  этом  легко,  едва-едва
касалась спины девушки, шаги были размеренны и легки.  Как  странно,  думала
Элл, проносясь в его объятиях по  палубе,  что  жена  такого  замечательного
человека сварлива, а сын по-детски капризен.
   Когда музыка кончилась, X. Д. подержал Элл на расстоянии вытянутой  руки,
разглядывая ее  лицо  в  лунном  свете.  Тишина  нарушалась  только  мягкими
всплесками воды за бортом яхты. Вдруг он легонько, кончиками пальцев, провел
по ее щеке, потом обвел контуры полных чувственных  губ.  Это  прикосновение
пробудило в ней неутоленный голод по ласке, которой она  была  лишена  после
смерти матери. И когда он потянул ее за  собой,  она  последовала  почти  не
колеблясь.
   Пройдя несколько ступенек и  толкнув  какую-то  дверь,  они  очутились  в
большом великолепно обставленном салоне, где горела только  одна  лампа.  Он
привлек ее к себе и поцеловал долгим нежным  поцелуем.  Элл  ощутила  слабый
аромат табака... и что-то еще - силу, богатство, их сладчайший аромат.  Руки
его были сильными и уверенными,  и  даже  при  всей  своей  неопытности  Элл
понимала, что в обращении с женщинами о был человек искушенный.
   Чувствуя головокружение от шампанского, гордая тем, что ее  желает  такой
необыкновенный человек, она не  оказала  соя  противления,  когда  он  начал
расстегивать ее платье, осторожно и бережно, как будто оно было от Шанель, а
не из простого деревенского ситца. Он касался ее шеи, полной округлой  груди
под