Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
х ее жизни каждые три-четыре недели.
За десять дней до пасхальных каникул Ники получила открытку от Блейк с
приглашением приехать в Париж, причем все расходы та брала на себя. "Вино,
потрясающая кухня, великолепные мужики... и вообще это самый романтический
город в мире", - Блейк искушала Ники в своей обычной телеграфной манере.
Была и приписка: "Р. S. Ты все еще девушка?"
Даже сидя одна в своей комнате, Ники покраснела. Она также поняла, что
даже если и успеет вовремя оформить паспорт, все равно туда не поедет. Было
совершенно очевидно, что Блейк задумала устроить ей сексуальный ликбез,
подобрав какого-нибудь симпатичного француза, и все время в Париже будет
заполнено "романтическими приключениями". Ники знала, что Блейк в
сексуальном плане достаточно активна. В "Блю Маунтин" после каждых каникул
она рассказывала Ники о своих очередных победах, включая победы над друзьями
отца, чьи предложения она иногда принимала; она всегда пыталась убедить
Ники, что уже давно пора, как она выражалась, "разрушить стены Иерихона".
Однако Ники не любила, когда на нее подобным образом давили, тем более, что
возможностей было более чем достаточно, поскольку Бернардский колледж
являлся женским колледжем при Колумбийском университете. Говоря по-правде,
она изо всех сил старалась избегать в колледже каких-либо близких знакомств
с многочисленными молодыми людьми, которые стремились к этому, независимо от
того, учились ли они вместе или просто обращали внимание на ее поразительную
внешность, когда она шла по территории студенческого городка. Она слишком
хорошо знала, чем кончаются подобные "романтические истории". Они сломали
жизнь и ее матери, и ее бабушке.
Даже Хелен пыталась ей внушить, что для молодой красивой девушке
ненормально избегать контактов с противоположным полом. Этот разговор возник
как раз во время рождественских каникул; сначала он касался Алексея Иванова.
К этому времени сын Дмитрия приобрел прямо-таки легендарную славу, но уже не
потому, что подозревали, будто его вообще не существует, поскольку он
все-таки наконец появился - это было как раз в тот День Благодарения, когда
Ники уехала в Калифорнию.
По словам Хелен, Алексей полностью соответствовал тому, что говорил о нем
гордый отец. С того самого момента, как сын Дмитрия материализовался и поел
индейки за праздничным столом Хелен, та не переставая превозносила до небес
его многочисленные достоинства. "Совершенно очаровательный молодой
человек... Такой красивый... Эти казацкие глаза... Совершенно обаятельная
улыбка... Потрясающее чувство юмора... Прекрасно воспитан... Представляешь,
он тоже собирается стать врачом! Я хочу спросить у Дмитрия, не смогут ли они
приехать погостить у нас на следующие каникулы..."
На Рождество Ники поехала в "Блю Маунтин", испытывая смесь любопытства и
неловкости в ожидании навязанного ей знакомства со знаменитым и всеми
обожаемым Алексеем.
Но в сочельник собралась обычная компания друзей Хелен - ни Дмитрий, ни
его сын не приехали. Глядя на мрачную Герти, Ники подумала, что, возможно,
все-таки Дмитрий был ее любовником. Впоследствии, когда уже все гости уехали
и Хелен с Ники чаевничали, поставив поднос с чаем на кровать, как в добрые
старые времена, когда Ники была здесь ученицей, Хелен подтвердила это.
Хелен заметила, что Дмитрий не приехал, потому что бросил Герти и нашел
кого-то еще.
- Я сказала ему, чтобы он все равно приезжал, мне так хотелось, чтобы ты
познакомилась с Алексеем. Но Дмитрий ответил, что ужасно занят, поскольку
готовит к выпуску спектакль на Бродвее в Нью-Йорке, а у Алексея какие-то
свои планы. Это, действительно так: Дмитрии и вправду успешно работает как
режиссер, но мне кажется, что истинная причина в другом - ему просто стыдно
смотреть в глаза Герти. Это же просто позор...
- Позор, что она вообще полюбила его, - сказала Ники. Хелен бросила на
нее взгляд, затем тихо сказала:
- Нет, я хотела сказать, что позор тому, кто виноват в том, что ты так и
не познакомилась с Алексеем. Теперь, наверное, уже никогда не познакомишься.
- Не думаю, что это такая уж потеря. Что он может из себя представлять,
имея такого отца? Дмитрий, конечно, очень приятный человек, но ужасно
ненадежный, он всех женщин делает несчастными. Вспомни, как он сбежал за
границу, бросив дома свою семью...
- В конце концов, его семья выехала из России. Нельзя судить его слишком
строго, он художник, преданный своему искусству, живший при тирании, и ему
пришлось делать выбор, причем моментальный - преданность искусству или
преданность семье...
- Хелен, ну почему ты защищаешь его? Даже его собственный сын с трудом
простил его.
- Но все же простил. - Хелен сдвинула поднос в сторону, так, чтобы сесть
поближе к Ники. - Милая, ты говоришь так, будто считаешь, что все мужчины в
конце концов бросают женщин, которых когда-то любили. Я понимаю, что то, что
произошло у тебя в семье, оставило в твоей душе незаживающую рану. И
единственным лекарством тут может быть любовь. Раскрой свое сердце, позволь
любить себя, чтобы ты смогла понять, что это может принести радость, что
есть мужчины, которые не перестают любить. Бывает на свете настоящая любовь,
как, например, у меня...
- Но ведь и ты в конце концов осталась одна, - заметила Ники.
Хелен улыбнулась:
- Значит, ты так считаешь? Думаешь, Георгий бросил меня? - Она покачала
головой и постучала себя по груди. - Он все еще со мной, вот здесь. Именно
это и означает любовь.
- Ну да, - проворчала Ники, - но, по-моему, именно ты все время запрещала
Дмитрию приставать ко мне с разговорами о том, чтобы рожать детей от его
сына. Ты уже изменила свое мнение?
Хелен засмеялась и обняла Ники.
- Девочка, милая, я хочу, чтобы ты прожила свою жизнь так, как сама
захочешь. Я совершенно не собираюсь ни за кого выдавать тебя замуж. Просто
не хочу, чтобы ты боялась чего-то в этой жизни, боялась переживаний, которые
могли бы дать тебе и радость, и счастье.
- Я не хочу никаких переживаний, связанных с Алексеем Ивановым, - сказала
Ники, отстраняясь. - И хватит говорить о нем.
Но когда Ники приехала в "Блю Маунтин" на Пасху, первыми словами Хелен,
после того как они обменялись приветствиями, были: "Угадай, кто к нам едет?"
Хитрый блеск в глазах Хелен и то, что на подобные праздники всегда
собираются ее друзья, довольно легко подсказали Ники ответ.
- Приезжают Ивановы, - сказала Ники. Хелен кивнула, и Ники пожалела, что
не уехала в Париж к Блейк.
- Пасха для русских очень большой праздник. Я хотела как-нибудь
по-особенному отметить ее. А Герти уже перестала переживать из-за Дмитрия.
Ники вздохнула и заставила Хелен дать слово, что она не будет вмешиваться
и как наседка все время "сводить" молодых людей, пусть все идет своим ходом.
- Когда ты его увидишь, - сказала Хелен, - не думаю, что тебя нужно будет
с ним специально "сводить".
В пасхальное воскресенье Хелен приготовила обед из блюд скорее русской,
чем венгерской кухни: борщ, котлеты по-киевски и вареники с мясом и
картошкой. ^Это было сделано специально, чтобы угодить Ивановым.
Однако прошло уже полчаса, как все венгерские друзья Хелен собрались и
ждали обеда, а Ивановых все не было.
- Ага, ну что я тебе говорил! - сказал Лаци. - На самом деле Дмитрий
Иванов - русский шпион, а это его опоздание - очередной трюк КГБ. Он
заставил тебя готовить всю эту вкуснятину, а нас сидеть и вдыхать эти
волшебные ароматы, но не иметь возможности сесть за стол и поесть.
- Все, больше не ждем, - наконец сказала Хелен. Но только они стали
садиться за стол, как в незапертую дверь ворвался Дмитрий и прошел прямо в
столовую.
- Тысяча извинений, - произнес он театральным тоном, - но я был задержан
в результате незаконных действий этого империалистического полицейского
государства...
Компания, сидевшая за столом, с удивлением воззрилась на Дмитрия,
заговорившего так, будто он убежденный сторонник коммунистической партии.
- Нет, вы только послушайте этого неблагодарного! - возмутилась Герти. -
Америка приняла его, а он называет ее полицейским государством!
- Он хотел сказать "государственная полиция", - послышался из-за спины
Дмитрия незнакомый голос. - Они задержали нас за превышение скорости по
дороге сюда...
Ники не могла отвести глаз от вошедшего в столовую молодого человека. Он
действительно был необыкновенно красив. Такой же высокий, как отец, с хорошо
вылепленным лицом и бледной матовой кожей. Но если Дмитрий выглядел
несколько изможденным, то его сыну эта бледность придавала благородство и
утонченность. Его черные шелковистые волосы падали на лоб густой волной, а
черные, как говорила Хелен, "казацкие", глаза ярко блестели. На нем были
темно-серые брюки и черная водолазка, подчеркивающая длинную шею и
аристократическую осанку, его лицо можно было бы назвать суровым, если бы не
приветливая улыбка и веселые искорки в глазах.
- Покорнейше прошу простить за то, что заставили всех вас ждать, - сказал
он, хотя в эту минуту обернулся в сторону Ники и смотрел только на нее, как
бы обращаясь лишь к ней одной. - Вообще-то это вы виноваты. Я так мчался
сюда, наверное, чересчур быстро, чтобы поскорее оказаться в вашем обществе.
В. комнате стало тихо. Все смотрели на Ники и Алексея, а они не сводили
глаз друг с друга. Тишину нарушила Хелен:
- Ники, познакомься, это Алексей... Эта нелепая формальность всех
рассмешила. - А кто бы это еще мог быть? - спросил Дмитрий, садясь на
свободное место. - Король Франции?
Они все еще смотрели друг на друга.
- Очень приятно, - проговорила Ники.
Он улыбнулся и сел на свободный стул на другом конце пола. Во время обеда
все, как обычно, подшучивали друг над другом и спорили о политике. Но Ники,
казалось, не понимала, что происходит вокруг. В те моменты, когда она не
смотрела и тарелку, смущенная восхищенными взглядами и обворожительными
улыбками Алексея, то пыталась украдкой сама как следует его рассмотреть. Она
заметила, что Алексей активно участвует в общей беседе, и его слова нередко
вызывают общий смех, однако никак не могла сосредоточиться, чтобы включиться
и слушать.
После десерта, состоящего из "паласинты" с горящим сверху абрикосовым
бренди, все встали из-за стола и прошли и гостиную, чтобы выпить кофе с
коньяком или ликером. Ники стала убирать со стола.
- Оставь, - сказала ей Хелен. - Сегодня такой чудесный день. Почему бы
тебе не показать Алексею школу и парк? Когда он в прошлый раз приезжал в
День Благодарения, то шел дождь, и он ничего не видел...
Ники бросила на Хелен испепеляющий взгляд. Хотя ей и хотелось побыть
вдвоем с Алексеем, ее раздражало то, что Хелен пытается вмешаться. Алексею
же Ники сказала:
- Тебе, наверное, не так уж интересно осматривать школьный городок?
- В сущности нет, - весело ответил он. - Но мне ужасно хочется пройтись с
тобой.
Еще ни один день в "Блю Маунтин" не казался Ники таким пригожим, как
этот. Неужели она когда-то могла быть здесь несчастной? Она этого не
помнила. Чувствуя себя необыкновенно счастливой, она тихо шла рядом с
Алексеем Ивановым по дорожке мимо увитых диким виноградом кирпичных зданий.
Ей хотелось о многом его порасспросить, однако почему-то у нее было
ощущение, что с этим можно и не торопиться. Она еще успеет задать ему
множество вопросов.
Он заговорил первым:
- Хелен сказала мне, что ты готовишься поступать в медицинский,
занимаешься на подготовительном отделении? Я уже поступил.
- Я знаю.
- Хелен мне также рассказывала, как ты оказалась здесь и что ты для нее
как дочь...
Ники взглянула на него и прочла понимание и сочувствие в его глазах. Она
подумала, что он нарочно рассказывает ей все, что знает о ней, чтобы она
поняла, что ему известны все подробности ее жизни.
- Я слышала, у тебя тоже были нелегкие времена, - сказала она. - Когда
отец оставил вас, попросив убежища здесь...
Он улыбнулся:
- Значит, ничего нового мы друг о друге уже не узнаем? Интересно, нам
обоим все рассказали друг о друге?.. - Он спросил это весело, и она
улыбнулась ему в ответ. Но он вдруг остановился и внимательно посмотрел ей
прямо в глаза. Затем слегка коснулся пальцами ее щеки. - Ники, у меня такое
чувство, что я так давно тебя знаю...
Ники боялась сказать то, о чем сразу же подумала, однако не смогла
сдержаться:
- У меня такое же чувство... - Затем, как бы не желая, чтобы он понял,
что она испытывает в этот момент, сказала:
- Ведь ты здесь стал просто живой легендой. Твой отец только о тебе и
говорил. И так как ты все не приезжал и не приезжал, мы уже было подумали,
что тебя вообще не существует на свете.
Он положил ладони ей на руки.
- Теперь видишь сама, - тихо сказал он. - Так я существую?
Он спросил это так, что она поняла: он ждет ответа.
- Существуешь, - чуть слышно прошептала она.
Они еще некоторое время простояли так, не спуская глаз друг с друга.
Вдруг Ники почувствовала, как ее охватил привычный страх. Она поняла, что
.именно так все это и начиналось... Так было у Моники, у Элл, у каждой
женщины, которая слишком поспешно отдавала свое сердце.
Она отвернулась от Алексея и быстро пошла по дорожке. Казалось, его не
смутил взятый ею темп. Он продолжал идти рядом, затем спросил:
- Почему ты решила стать врачом? - Почему ты это спрашиваешь? - Она уже
опасалась некого-то подвоха.
Алексей пожал плечами.
- Я всех спрашиваю, кто выбрал эту профессию. Наверное, потому, что это
очень необычная профессия, хотя я и сам хочу стать врачом. Однако мне
кажется, что не все врачи могут дать ответ на этот вопрос.
"А я могу"? - неожиданно подумала Ники.
- Ответ только один, - ответила она ему. - Я знаю, что его доставило бы
радость Хелен, это было бы как осуществление ее собственной мечты. А для
меня это самое важное...
Он внимательно посмотрел на нее.
- И это единственная причина, чтобы доставить радость кому-то другому?
- Она для меня самый близкий и родной человек...
- Но, Ники, а ты... тебе это доставит радость?
- Ну конечно же. Одно связано с другим... - Его вопросы несколько смутили
ее. Она решила спросить его о том же:
- А ты почему?
- Больше всего мне нравится в медицине, - ответил он сразу же, - то, что
у нее нет границ, на ее языке говорят во всем мире. Мне хочется быть членом
этой огромной семьи, семьи, посвятившей себя исцелению людей. Мне это
необходимо, потому что когда-то жил в ограниченном пространстве, и эти
границы разрушили мою семью.
Ники взглянула на Алексея. До этого момента она полагала, что ее прошлое
делает ее особенной, отличной от других, от тех, кто воспитывался в
нормальной семье с двумя родителями. Но, слушая Алексея, она поняла, что его
прошлое было не легче, чем ее. Сделав это открытие, она ощутила себя менее
одинокой в этом мире.
Он нарушил молчание, спросив:
- Ты ведь учишься в Бернардском колледже?
- Да. А ты на медицинском факультете Нью-Йоркского университета? Он
засмеялся:
- Может быть, просто попросим Хелен и моего отца Приготовить для нас наши
досье? Мы ими обменяемся и посмотрим, есть ли там что-нибудь, чего мы еще не
знаем друг о друге.
Тогда уж будем спрашивать о том, что нам действительно неизвестно. - Он
взял ее за руку. - А вот это будет самым Интересным.
Ей показалось, что его рука обжигает ее. Необыкновенное, пугающее
ощущение. Ники остановилась и посмотрела на него, затем выдернула свою руку.
- Алексей, мне кажется, нам пора возвращаться... Он помолчал, внимательно
глядя ей в глаза, как врач, пытающийся поставить диагноз, и Ники по его
внимательным и добрым глазам поняла, что он действительно станет прекрасным
врачом, что он просто рожден для этой профессии.
Он кивнул, явно поняв причину ее неожиданного страха.
- Конечно.
Они пошли обратно.
- Ники, - сказал он, когда они уже приближались к "Вейл Хаус", - мне бы
очень хотелось еще раз встретиться с тобой в Нью-Йорке. Пожалуйста, не
отказывай мне.
Потупя глаза, она произнесла:
- Я не знаю...
- Потому что ты сама боишься своих чувств, - сказал он. - Разве я не
прав?
- Алексей, то, что произошло со всеми женщинами в нашей семье...
- Я понимаю, - сказал он очень серьезно. - Но ты можешь доверять мне. Я
никогда не причиню тебе боль. Клянусь.
Она взглянула на него. Его клятва показалась ей такой же серьезной и
надежной, как и он сам.
- Пожалуйста, звони мне. Я живу в общежитии "Сентенниал холл".
Вся компания уже перешла в комнату Хелен. Увидя возвращающихся молодых
людей, Хелен улыбнулась им. Ники вошла и робко села на стул в одном конце
комнаты, Алексей в другом. Иногда они обменивались улыбками, но больше им
поговорить так и не удалось, а потом Алексей сказал отцу, что им предстоит
дальняя дорога в Нью-Йорк и пора ехать.
Когда они наконец остались одни, убирая со стола и занимаясь посудой,
Хелен сказала:
- Теперь ты видишь: совсем неплохо встретить молодого человека, который
тебе нравится... :
- Это ужасно! - сказала Ники, переставая, вытирать ножи и вилки. - Я стою
и думаю только о нем, как будто больше мне не о чем думать. Это просто
катастрофа! Как глупая школьница... А я не хочу! Не хочу ни от кого и ни от
чего зависеть. Я не хочу терять контроль, не хочу терять себя.
Хелен улыбнулась:
- Ты себя не потеряешь, Ники. Ты просто откроешь в себе неизвестные тебе
грани.
- Это ужасно, - еще раз повторила Ники, убирая столовое серебро в ящик.
Хелен принесла еще груду вымытых тарелок.
- Тогда, может быть, тебе вообще лучше не встречаться с Алексеем
Ивановым? Просто больше с ним не видеться. Я постараюсь все объяснить
Дмитрию, чтобы он...
- Только попробуй! - с искренним возмущением воскликнула Ники.
Хелен покачала головой и засмеялась. Ники, забыв о мгновенной вспышке
злости, тоже засмеялась.
- Это ужасно, - повторила Ники. - Я просто этого не вынесу.
Но она так и не переставала смеяться, думая, как бы ей прожить все то
время, пока она опять увидит Алексея, еще раз переживая необыкновенное, ни с
чем не сравнимое сладкое и пугающее прикосновение его руки.
Глава 15
Тишину разорвал душераздирающий крик. Затем еще один, за которым
послышался звук рыданий.
Ники затаила дыхание. Если не считать нескольких любительских
студенческих спектаклей, она ни разу не была в настоящем театре. Она просто
не могла сравнивать этот спектакль "Медея", поставленный в театре на окраине
Дмитрием Ивановым, с чем-либо другим, более грандиозным и масштабным. Этот
театрик был совсем небольшой, и декорации состояли из нескольких колонн из
раскрашенного картона, большинство артистов были очень молоды - даже те, кто
играл стариков и старух; они впервые играли на сцене Нью-Йорка. Тем не менее
спектакль совершенно захватил Ники, и вся она была там, в Древней Греции,
где царица, разъяренная тем, что утратила любовь своего мужа-воина,
стремится отомстить ему самым ужасным образом.
- О презренный! Как я страдаю! - слышались причитания женщины из-за
кулис. - О, смерти жажду я!
Седая кормилица быстро провела через сцену двух маленьких мальчиков.
- Бегите, милые детки! - шепотом взмолилась она. - И спрячьтесь поскорей!
Ваша мать вся во власти гнева. Берегитесь ярости и злости этой гордой
натуры...
Когда наконец опустился занавес, закрыв безжа