рии, и жила там до 1956 года, когда
началось  восстание  против  русского   гнета,   которое   начали   студенты
университета.  К  тому  времени  она  была  замужем  за  человеком,  который
преподавал в университете экономику, сама же она была практикующим врачом  и
надеялась стать одной из немногих женщин-хирургов в стране. После  того  как
короткая революционная вспышка была подавлена с помощью советских войск, муж
Хелен,  Георгий,  оказался  среди   группы   интеллигентов,   обвиненных   в
подстрекательстве, и его посадили в тюрьму. Хелен тоже пострадала: ее лишили
права заниматься медициной, ей пришлось работать прачкой в той больнице, где
она мечтала стать хирургом.
   Эти пять лет были для нее очень тяжелыми. Затем  ее  мужа  освободили  из
тюрьмы, и они обратились к коммунистическому  правительству  с  просьбой  об
эмиграции. Однако в течение трех лет они так и не получили никакого  ответа,
хотя обращались с такими просьбами неоднократно. И тогда они решили  бежать,
рискуя  погибнуть  при  переходе  строго  охраняемой  границы  с   Австрией.
Оказавшись на Западе, они сразу же отправились в Америку.
   - Спустя некоторое время мой муж опять смог преподавать - правда, уже  не
в колледже, а в мужской подготовительной школе в Новой Англии. Пока мы  были
там, я тоже училась, а затем и сама стала преподавать. Георгий умер два года
назад еще совсем не старым: ему исполнился только пятьдесят  один  год.  Его
здоровье было подорвано в тюрьме, а кроме того, он очень  много  курил,  что
мешало ему восстановить силы. Одна я не могла остаться в  мужской  школе.  В
прошлом году  я  закончила  специальный  курс  обучения  и  получила  диплом
учителя, так что теперь имею возможность  устроиться  получше.  Потому  я  и
оказалась здесь.
   Ники осторожно спросила:
   - Но почему вы не вернулись  к  своей  прежней  профессии?  Хелен  отвела
взгляд.
   - Мы не всегда можем делать то, что нам  хочется.  Прошло  слишком  много
времени, чтобы начинать все сначала. Я больше была  нужна  Георгию.  Имелось
много причин...
   Впервые Ники  почувствовала  в  голосе  Хелен  грустные  нотки.  Она  уже
сожалела, что задала этот вопрос. Лучше не говорить о том, что может вызвать
печаль. Именно поэтому ей так и нравились  прыжки  в  воду.  Пока  прыгаешь,
забываешь абсолютно обо всем.
   Чтобы как-то отвлечься от печальных мыслей, Хелен резко встала  и  начала
убирать со стола. Ники хотела ей помогать, но та велела ей сидеть, пока  она
не принесет десерт - творожно-сливочный пудинг с  тертыми  орехами,  вазу  с
виноградом и тарелку с различными сырами.
   Ники ела и не могла остановиться, и Хелен  с  удовольствием  смотрела  на
нее. Наконец Ники отстранилась от стола.
   - Хелен, это просто ужасно...
   - Ужасно?
   - Нет, я хочу сказать, что это потрясающе. Но для меня  это  ужасно.  Мне
нельзя набирать вес, а разве мыслимо отказаться  от  такого?  Скоро  у  меня
будут отборочные соревнования перед Олимпиадой.
   - Ну прости, Ники, я как-то об этом не  подумала.  Просто.  ужасно  люблю
готовить. Здесь такая удобная кухня. И еще, - сказала она откровенно, -  мне
хотелось произвести на тебя своей стряпней хорошее впечатление...
   - Не беспокойтесь, вы меня просто потрясли. Я  не  знаю  никого,  кто  бы
готовил так вкусно, с тех пор как моя ма...
   Неожиданно язык Ники просто прилип к гортани. Она не шевелясь  сидела  на
стуле, глядя на женщину напротив нее. Она машинально проговорила эти  слова.
Когда Хелен сказала, что хотела произвести на нее впечатление, она  имела  в
виду, что Ники ей не безразлична, и Ники откликнулась на это и почти сказала
ей, что та ей тоже не безразлична, сравнив ее со своей матерью.
   Но никто не сможет заменить маму. Ни в чем. Никогда.
   Несколько секунд Хелен помолчала, думая,  что  Ники  что-нибудь  добавит.
Затем произнесла:
   - Спасибо за твои слова, Ники.
   Ники удивленно взглянула на нее. Она почувствовала  какое-то  смятение  в
душе, хотя сама не понимала почему. Она не закончила фразу, так  за  что  же
Хелен благодарит ее? И это ее рассердило, не просто рассердило, а привело  в
такую ярость, что захотелось тут же  показать  этой  женщине,  чтобы  та  не
думала, будто заполучила ее, сразу же став ей небезразличной. Ники взмахнула
рукой и  сбросила  тарелки  со  стола  на  пол.  Полетели  осколки.  Пудинг,
виноград, сыр - все оказалось на полу.
   -  Ники!  -  воскликнула  Хелен  Чардаш  скорее  с  удивлением,   чем   с
возмущением.
   Ники не ответила. Она выскочила из-за стола и выбежала Оставшись  одна  в
своей комнате, она бросилась на кровать и разрыдалась так, как не  рыдала  с
самого детства, с того дня, когда нашла мать мертвой. Ники  плакала  до  тех
пор, пока не выплакала все слезы... а затем немного послушала Джуди Коллинз,
пластинку которой она купила на те небольшие деньги, что каждые  два  месяца
присылал ей мистер Уэзерби.
   Вспомнив  выражение   лица   Хелен,   когда   разбились   тарелки,   Ники
почувствовала стыд. Она удивилась, почему Хелен не пошла сразу же за  ней  и
не наказала ее. Любая заведующая поступила бы  именно  так.  Честно  говоря,
Ники знала, что заслуживает наказания. И что это на нее нашло?
   Но все же ее оставили в покое.
   Позже, уже после того как она выключила свет в комнате, она услышала, как
к двери приближаются легкие шаги. Она ждала, пока в дверь постучат,  или  же
Хелен ворвется в комнату, как это делала миссис Неймейер,  когда  проверяла,
не курит ли кто-нибудь из девушек. Но через минуту шаги удалились.
   Она долго лежала в темноте, не  могла  уснуть  и  все  старалась  понять,
отчего она так взбеленилась. Единственное, что сделала Хелен  -  приготовила
очень вкусный ужин, такой же вкусный, как когда-то готовила Элл.
   А может быть, даже и лучше...
   На следующий день стали прибывать и другие ученицы. Боясь  показаться  на
глаза новой  заведующей,  Ники  ушла  в  бассейн  на  рассвете  и  все  утро
тренировалась. Обедать она пошла в студенческий центр, где  в  кафе-автомате
взяла печенье и бутылку содовой. Потом  отправилась  в  библиотеку  и  стала
изучать программу на следующий семестр.
   Когда она вернулась в "Вейл", туда подъехали еще несколько  девушек.  Две
тащили по лестнице огромный чемодан, а еще три сидели в холле  и  болтали  о
своих летних приключениях. Новеньких среди них не было. Она была знакома  со
всеми, но ни с кем из них  не  дружила.  Они  кивнули  ей  или  же  небрежно
поздоровались, и она пошла к себе наверх.
   Когда она уже поднялась на площадку, из комнаты в  конце  коридора  вышла
Хелен Чардаш, держа в руке лампочку, которую только что, по всей  видимости,
заменила. Проходя мимо Ники, она улыбнулась ей и пошла дальше. Ники  сделала
еще один шаг, но тут больше не выдержала.
   - Вы должны наказать меня, проговорила они, догоняя Хелен.
   - Наказать? За что?
   - Вы сами знаете: я нагрубила, все разбросала. Чего вы ждете?
   - Ничего, Ники. Не вижу смысла наказывать тебя. Мне кажется, ты и так уже
сожалеешь обо всем этом, так что от моего наказания ты сильнее сожалеть  уже
не будешь.
   Ники непонимающе уставилась на нее.
   - Я хочу извиниться перед вами, миссис Чардаш.
   - Хелен, - осторожно произнесла заведующая, затем вежливо добавила:
   - Спасибо.
   - Я сама не знаю, почему я вела себя так по-свински, - продолжала Ники. -
Я... мне... мне действительно все очень-очень понравилось...
   Хелен уже собиралась ей что-то ответить, но. тут  по  лестнице  мимо  них
пробежали девочки  из  холла.  Она  подождала,  пока  те  скрылись  в  своих
комнатах.
   - Возможно, - проговорила Хелен, - просто больно вспоминать о том, о  чем
стараешься не думать...
   Ники молча отвернулась, чувствуя, как слезы застилают ей глаза.
   - Да, - сказала она шепотом. - Это действительно больно. - Это были самые
искренние слова, произнесенные ею за последние десять лет.
   Хелен подошла поближе и обняла Ники за талию.
   - Может быть, тебе хочется поговорить с кем-то об этом? Ники уставилась в
пол и покачала головой.
   - Если у тебя появится такое желание, - сказала Хелен,  -  ты  знаешь,  я
всегда здесь. - Она взяла ее за подбородок и  повернула  к  себе,  осторожно
вытерев выступившие слезы. Затем совсем другим тоном продолжила:
   - А теперь, я думаю, ты хочешь познакомиться со своей новой соседкой.  Ее
зовут Блейк Андервуд. Она в комнате, разбирает свои вещи...
   Ники равнодушно посмотрела в сторону комнаты. Ей придется  подружиться  с
новой соседкой, хотя она всегда жалела,  когда  кончается  лето  и  приходит
конец ее драгоценному одиночеству. Но выбора у нее не было.
   Хелен обняла ее за плечи и повела  вдоль  коридора.  Ники  вырвалась,  не
желая чувствовать на своих плечах руку  Хелен.  Этот  непреднамеренный  жест
вызвал  у  нее  такое  же  смешанное  чувство,  как  и  вкусная  еда.   Ники
одновременно и нравилось это, и вызывало отвращение, ей  хотелось  этого,  и
она ненавидела себя за это. Только ее  мама  имела  право  вот  так  ласково
дотрагиваться до нее...
   Войдя  в  комнату,  она  увидела,  как  новенькая  вываливала  содержимое
кожаного чемодана на кровать. Там уже лежала  целая  гора  одежды.  На  полу
стояло несколько опустошенных чемоданов. Ники и  раньше  приходилось  видеть
девочек из богатых семей, и поэтому она узнала комплект чемоданов  "Виттон",
который стоит не одну тысячу долларов.  В  центре  комнаты  стоял  еще  один
нераспакованный предмет - и Ники видела его впервые: это была дорожная сумка
"Виттон".
   Только бросив взгляд на девушку, еще даже как следует  не  разглядев  ее,
Ники почувствовала, что та ей ужасно не нравится. Она совсем не была  похожа
на подростка. Хоть и небольшого роста,  она  уже  полностью  сформировалась.
Одежда ее скорее подходила для взрослой деловой женщины  облегающий  красный
костюм с черным бархатным воротником,  тонкие  нейлоновые  чулки,  туфли  на
высоких каблуках. Ее черные волосы были подстрижены и уложены явно  классным
парикмахером. Глаза были подведены, губы накрашены, и в довершение ко  всему
на чулках были модные в этом году стрелки. На руке болтался золотой браслет,
стоивший дороже всех ее роскошных чемоданов, включая и сумку.
   В Ники боролись два желания:  сказать  девушке,  что  здесь  не  положено
носить такую одежду и пользоваться косметикой, или же  побежать  к  Хелен  и
упросить ее заменить соседку.
   Но тут девушка обратила на нее внимание и заговорила первой.
   - Привет, - сказала она, открывая дорожную сумку. - Ты  мне  не  поможешь
вывалить это? Эта гадская сумка тяжелее медвежьей жопы.
   Ники молча повиновалась, совершенно  пораженная  ее  выражениями,  и  они
вдвоем вытряхнули содержимое сумки на кучу одежды.
   - Спасибо. Как я понимаю, ты Николетта... -  Девушка  кивнула  в  сторону
двери с табличкой, где было написано ее имя.
   Ники кивнула, - Меня зовут Блейк Андервуд. - Она продолжала, раскладывать
на кровати свою одежду и не думая о том, чтобы протянуть ей руку. - Так что,
мне так тебя и звать? Ни-ко-лет-та? - Блейк состроила гримаску.  -  Тебе  не
кажется, что это... просто фу-ты, ну-ты?
   Чувствуя себя несколько униженной, она ответила тихо:
   - Меня все называют Ники...
   - Это уже лучше. - Блейк на секунду прервалась и стала ее  рассматривать.
- Черт подери, только этого мне и не хватает - комплекса неполноценности.
   - Что?
   Блейк схватила свою одежду в охапку.
   - Ну ты, блин, такая беленькая и красивая... и высокая к тому же.  А  что
это я слышала, что ты вроде бы какая-то спортивная звезда? Да, черт  возьми,
и как я, блин, должна себя при этом чувствовать?
   Ники была в замешательстве.  Может  быть,  ей  надо  извиниться  за  свою
внешность? И потом ей казалось, что она никогда не привыкнет к манере  Блейк
выражаться.
   - Послушай... мм... может быть, тебе лучше тогда поменяться с  кем-нибудь
комнатами...
   - Ты что, шутишь? Если ты здесь звезда, то лучшей подруги мне и не надо.
   Ники хотела было попытаться объяснить ей, что у нее нет подруг,  даже  со
своими соседками она никогда особенно  не  сближалась,  и,  как  бы  она  ни
выглядела и сколько бы наград ни получала, девочки в школе  знали,  что  она
предпочитает одиночество.
   Но она не успела и рта раскрыть, как Блейк опять заговорила:
   - Так куда мне запихнуть  все  это  дерьмо?  Которые  ящики  мои?  -  Она
направилась к огромному комоду.
   - Три нижних.
   - Так ты пользуешься только одним верхним? Это же меньше половины...
   - У меня не так много вещей.
   - Ну понятно, ты, наверное, носишь только  купальники...  Ники  смотрела,
как Блейк подошла к комоду и без всякого разбора стала распихивать свои вещи
по ящикам. Она управилась за считанные секунды.
   Выпрямившись, Блейк  стала  рассматривать  некоторые  из  Никиных  вещиц,
расставленных на комоде. Она долго  рассматривала  фотографию  в  серебряной
рамке.
   - Знаешь, - сказала наконец  Блейк,  -  по-моему,  я  где-то  видела  эту
фотографию...
   - Она довольно известная. Время от времени она печатается в  каком-нибудь
журнале. Это с Олимпиады - когда еще Адольф Гитлер...
   - Нет, нет, - перебила ее Блейк. - Я  не  про  то,  что  я  видела  ее  в
журнале. Я имею в виду вот эту. - Блейк повернулась к ней. - По-моему, мы  с
тобой учились в одной школе!
   - Мы? Где?
   - Откуда мне знать? До этой я была в десятке вонючих школ. Ты где училась
раньше?
   - Только в одной. Школа Брайтпойнт в...
   - Ну точно, блин! - завопила Блейк. - Точно! Арканзас! Такая дыра! Я  там
была, когда мне было... по-моему, восемь. Это была моя вторая школа.  Я  там
продержалась год. В то время это был  для  меня  обычный  срок.  Затем  меня
выгнали. Не то писалась в постель, не то стянула что-то, я уже не помню.  Но
мне кажется, ты жила  в  комнате  у  самого  холла.  Я  несколько  раз  туда
заходила. Ты жила вместе с...
   Ники постаралась вспомнить свой первый год вне дома.
   - Алисия Бенсон, - прошептала она.
   - Ага. Малышка Алисия  -  такие  крысиные  хвостики  и  очки  с  толстыми
стеклами, такая вонючка. Но ее маменька присылала ей довольно часто огромные
коробки с шоколадными конфетами, а я частенько забиралась в вашу  комнату  и
таскала конфетки. Однако тебя я совсем не помню.  Ты  старалась  как-то  все
время спрятаться, чтобы тебя никто не видел, правильно? Там я и увидела  эту
фотографию, я пришла  поискать  конфет,  а  ты  тогда  хранила  ее  в  ящике
комода...
   Ники кивнула. Она и сейчас обычно прятала ее в ящик, кроме того  времени,
когда оставалась одна в комнате.
   Блейк все качала головой и улыбалась.
   - Мир тесен, правда? Хотя, наверное, так и должно было быть: я где только
ни училась, так что обязательно должна  была  кого-нибудь  да  встретить  из
старых знакомых...
   Неожиданно ее улыбка исчезла.
   - Но там про тебя еще кое-что говорили... Девчонки часто о тебе  болтали.
- Она опять напрягла память. - Ведь ты же сирота, правильно?  Твои  родители
попали под поезд, или вместе покончили  с  собой,  или  еще  что-то  в  этом
роде...
   Ники молчала, не зная, что ответить.
   - Мою мать убили. Мой отец платит за мое обучение, но он никогда  не  был
женат на моей маме, и мне запрещено говорить о нем. Если я сделаю это  и  до
него дойдет, то он перестанет платить, и мне придется бросить школу.
   Блейк внимательно посмотрела на Ники.
   - Круто, - тихо сказала она и опять  покачала  головой.  Ники  подошла  к
комоду, взяла фотокарточку в серебряной раме и убрала ее в верхний ящик.
   Блейк закрыла свои чемоданы и выставила их  в  коридор.  Позже  служитель
отнесет их в подвал. Вернувшись в комнату, Блейк закрыла дверь.
   Ники легла на свою кровать и уставилась в потолок.  Она  сама  удивилась,
почему это она вдруг рассказала Блейк всю правду - особенно о  том,  что  ее
мать не была замужем.
   Блейк продолжала разбирать свои вещи.
   - Ники, - сказала она, - я шумная и не стесняюсь  в  выражениях,  у  меня
вообще масса дурных привычек, это я тебе сразу заявляю... Ну, короче говоря,
я здорово от тебя отличаюсь. Но  если  ты  не  возражаешь,  я  действительно
постараюсь... постараюсь быть тебе хорошей соседкой. Ладно?
   - Ну конечно, - ответила Ники. Почему-то, она и сама не знала почему, для
нее имело большое значение, что они вроде бы  были  знакомы,  хотя  и  очень
давно.  Как  будто  их  связывала  с  прошлым   какая-то   ниточка,   совсем
тонюсенькая, однако у Ники возникло какое-то  смутное  чувство,  что  у  нее
появился кто-то вроде сестры.
   Неожиданно Ники почувствовала запах табачного дыма.
   Она повернула  голову  и  увидела,  что  Блейк  закурила  сигарету.  Ники
вскочила.
   - Эй, этого нельзя делать! Если  тебя  поймают,  то  могут  исключить  на
время, а возможно, и насовсем.
   Блейк затянулась, не обращая внимания на ее слова,  и  выпустила  облачко
дыма.
   -  Не  думаю,  киска.  Мой  папашка  заплатил  этой  школе  дополнительно
пятьдесят тысяч баксов, чтобы меня взяли, и ему дали слово, что на  сей  раз
меня продержат до конца и доведут до выпускного бала.
   - Все равно перестань, - сердито сказала Ники. - И больше этого не делай.
Я усиленно тренируюсь. И мне этого нельзя.
   Блейк очень медленно загасила сигарету, подержала в  руке  еще  несколько
секунд, затем открыла окно и выбросила ее на газон.
   - Нормально?
   - Да, - сказала Ники. - Спасибо.
   Блейк опять принялась устраиваться на новом месте.
   Ники же опять улеглась и с трудом подавила вздох. Ей предстоит интересный
год - с такой соседкой, как Блейк Андервуд, и Хелен Чардаш - заведующей.  Но
в сущности это ничего особенно не меняло. Она уже научилась преодолевать все
свои проблемы, держаться спокойно и отстранение, быть  готовой  ко  всему  -
научилась держать равновесие.
   Равновесие - это все.

Глава 10

   - Последний шанс, киски! - Блейк окликнула Ники:
   - играешь или нет?
   Ники сидела за своим столом и учила уроки.
   - Не! - огрызнулась она, стараясь казаться оскорбленной: как только Блейк
могла подумать, что она станет играть в такую игру! - но тем не менее  ей  с
трудом удавалось сдержать смех.
   - Хорошо, дамы, - обратилась Блейк к другим девочкам, сгрудившимся  около
ее кровати, сидящим на ее столе, на подоконнике и на полу, - значит,  играют
девять человек. Можете получить ваши денежки для конверта, пжаллста...
   Девушки протянули Блейк по десятидолларовой бумажке, которые она положила
в конверт. Разумеется, это была ее идея - устроить этот тотализатор, она всю
жизнь мечтала о какой-нибудь авантюре вроде этой. Как-то девочки  сравнивали
свои записи о начале месячных, и кто-то из них  сказал,  что  у  нее  обычно
очень сильные выделения, затем другая заспорила, что у нее  еще  сильнее,  и
тут же Блейк объявила  о  состязании  с  объявлением  имени  победительницы,
которой  и  пойдут  все  деньги.  Все  желающие  принять  участие   в   этом
соревновании должны были показать Блейк свою подушечку за тот день,  который
она сама считала самым "обильным", и та  взвешивала  с  точностью  до  одной
тысячной  грамма  на  электронных  весах,  "позаимствованных"  в  физической
лаборатории.
   Глядя на конверт, Блейк объявила:
   - Через тридцать дней - или  даже  двадцать  восемь  -  мы  должны  будем
назвать победительницу. А теперь - брысь все отсюда! У меня завтра зачет  по
биологии, а Чарди только и ищет предлог, чтобы меня завалить.
   Девочки  разошлись.  Блейк  открыла  учебник  по   биологии.   Ники   уже
давным-давно перестала твердить  Блейк,  что  некоторые  ее  выходки  просто
омерзительны. Все было  как  об  стенку  горох.  Блейк  совершенно  искренне
выражала свое сожаление, что чем-то обидела ее, а затем продолжала свое.
   Однако как поняла Ники, в ее проказах не было жестокости или  злобы.  Это
ее и спасало. Она могла признаться в том, что когда-то  в  детстве  воровала
шоколадные конфеты, однако Ники ни разу не замечала, чтобы Блейк  что-нибудь
стащила в "Блю Маунтин". Все, что она дела