но
смотрела на меня темными и широко раскрытыми глазами.
   - Ты не такая уж твердокаменная!
   - Я и не хочу быть жесткой. Ты делаешь меня мягкой!
   -  Ты  и  не  очень  взрослая.  Не  такая  взрослая,  чтобы   все   время
напрашиваться на неприятности. Ты просто маленькая, и  я  мог  бы  выбросить
тебя из окна!
   - Выброси меня из окна. Боб! Только после.
   -  Может  быть,  я  так  и  сделаю.  Она  обхватила  мою  шею  рукой   и,
подтянувшись, коснулась губами моего лица.
   - Скажи мне что-нибудь хорошее. Боб, - прошептала она. - После  ты  опять
скажешь гадость, но сейчас скажи хорошее! Хоть немного хорошее!
   - Ты самая проклятая девчонка, которую я когда-либо встречал!
   Глаза ее вопросительно рассматривали  меня  на  расстоянии  трех  дюймов,
очень нежные, широко раскрытые и прекрасные.
   - Это хорошо, что ты сказал?
   Мне было трудно говорить, и я просто кивнул. Она поразила  меня  сильнее,
чем что бы то ни было до сих пор.

Глава 15

   Что-то разбудило меня в темноте. Я взглянул на светящийся циферблат своих
часов. Три часа ночи. И затем я снова почувствовал то, что  вывело  меня  из
сна. Это была рука, нежно  поглаживающая  мое  плечо.  Мягкая  и  прохладная
маленькая ручка, которая ласкала.
   - Ты не спишь. Боб? - спросила Анджелина тихо.
   - Нет.
   - Мне жаль, что я тебя разбудила.
   - Но все равно слишком жарко, чтобы спать.
   - Сколько сейчас времени?
   - Три. Я, вероятно,  спал  пару  часов.  После  того  как  мы  вернулись,
перекусив, было около одиннадцати.
   - Не знаю. Мы сами определяем для себя время. Но  я,  право,  жалею,  что
разбудила тебя. У тебя большие мускулы на  руке.  И  у  них  такие  красивые
линии. Почему ты такой сильный?
   - Правильный образ жизни.  Избегал  алкоголя,  табака  и  женщин  легкого
поведения.
   - Ты все время шутишь, да? Боб, ты решил, что  же  мы  будем  делать?  Ты
отправишься сегодня в Новый Орлеан?
   - Нет, я больше не хочу туда ехать.
   - Почему? Ты же хотел.
   - Теперь не хочу.
   Все было спокойно, только время от времени по  улице  проезжала  одинокая
машина.  Мы  лежали,  ничем  не  прикрытые,  в  темноте,   слушая   жужжание
вентилятора над головой.
   - Боб, - позвала она через несколько мгновений.
   - Что?
   - Я хочу знать, почему ты передумал.
   - Не знаю почему. Просто потерял к этому интерес.
   - Потому что считаешь, что должен позаботиться обо мне? Но ты знаешь, что
не обязан.
   - Нет, дело не в этом.
   - Но ты ведь не хочешь, чтобы я осталась с тобой?
   - Не знаю.
   - Ты ведь никогда не врешь, правда? Ты никогда не врешь только ради того,
чтобы не задеть чувства людей. Ты ведь мог сказать,  что  должен  заботиться
обо мне. И это звучало бы приятно, хотя ничего бы не значило.
   - Прости, - сказал я. - Я, вероятно, не очень умею говорить приятное.
   - Но мы не должны притворяться друг перед другом, правда? Меня вроде  как
навязали тебе, и ты не должен  делать  вид,  что  я  тебе  нравлюсь.  Или  я
нравлюсь тебе?
   - Нравишься.
   - Очень нравлюсь. Боб?
   - Может быть.
   - А сегодня утром ты сказал, что не нравлюсь.
   - Это было очень давно. Похоже, с тех пор прошли годы.
   - Да, мы оба с тех пор изменились, верно?
   - Не думаю. Может быть, мы просто друг друга получше узнали.
   - Ну и что же ты узнал обо мне?
   - Что многое, что я думал о тебе, - не правда.
   - По-твоему, нам может быть хорошо вместе? Будет хорошо, если мы поедем в
Галвестон, как ты говорил? Я имею в виду, если мы сделаем вид,  что  мы  как
другие женатые пары и у нас медовый месяц?
   - Думаю, что да, а ты?
   - Но ты уверен, что тебе будет хорошо именно со мной? Ты уверен?
   - Нет, не знаю. А ты? Ты думаешь, тебе понравится?
   - Да, конечно. Мне всегда хотелось увидеть океан. И когда ты  не  бываешь
насмешливым и гадким, я больше всего хочу быть с тобой.
   - Прости меня, что я бываю таким.
   - Значит, мы поедем, да?
   - Да. Сегодня же.
   - А почему бы нам не отправиться прямо сейчас? Тебе не кажется,  что  это
будет здорово? Двинуться в путь в темноте. Я имею в виду, пока прохладно.  В
этом есть даже что-то волнующее!
   - Ты сама достаточно волнующая! Разве нам нужно еще что-нибудь?
   - Я вовсе не волнующая. Почему ты так думаешь?
   - У меня есть кое-какие основания.
   - Ну, так как насчет того, чтобы отправиться в Галвестон прямо сейчас?  Я
бы хотела, а ты?
   - Вообще-то это сумасшедшее время, чтобы отправляться в  путь.  Но  может
быть, мы и есть сумасшедшие? Поехали!
   По выезде из города мы заскочили в круглосуточное кафе, чтобы  выпить  по
чашке кофе. Там нам встретился лишь  сонный  человек  за  стойкой.  Пока  он
готовил кофе, я взглянул на наши отражения в зеркале над стойкой.  Анджелина
возбужденно оглядывалась  по  сторонам,  а  я,  изучая  ее  лицо  в  стекле,
удивлялся, почему я раньше не замечал в нем оживления? Может быть, на  ферме
этого и не было, но  теперь  оно  просто  светилось.  Глаза  ее  сияли.  Она
посмотрела в зеркало и поймала мой взгляд. Она улыбнулась мне:
   - Мы хорошо смотримся, да?
   - Да. И ты особенно.
   - У тебя белые брови. Правда забавно, что мы оба блондины?
   - Мы могли бы быть сестрами, - сострил я.
   - Подумай, я ведь ничего о тебе не знаю. Сколько тебе лет, какое  у  тебя
второе имя, что ты любишь и что не любишь, ведь так?
   - Когда я буду писать мемуары, я обязательно пошлю тебе экземпляр.
   - Ты играл в футбол?
   - Да.
   - В средней школе или в колледже?
   - И там и там.
   - Ты не очень разговорчив.  Почему  я  должна  все  из  тебя  вытягивать?
Ручаюсь, ты был хорошим футболистом.
   - Я играл на линии.  Меня  никогда  не  приглашали  в  команду.  Мое  имя
печаталось обычно внизу программы: Крейн, ПБ.
   - А что означает ПБ?
   - Правый бек. Правый защитник.
   - Ты вел мяч мелкими пасами?
   - Нет, не в этих розыгрышах.
   - Почему? - потребовала она. - Ты, вероятно, мог вести мяч лучше всех?
   -  Не  знаю.  Мне  никогда  не  пасовали.  Популярностью  я   как-то   не
пользовался.
   - Ты меня разыгрываешь.
   - Забудем о футболе. Ничто не ушло так далеко в прошлое,  как  футбольные
матчи.
   Когда мы выехали из города на шоссе, еще было темно. Я  вылез  и  откинул
верх машины, и в лицо нам ударил прохладный ветер. Я смотрел  на  освещенный
тоннель, который создавали огни фар, и  время  от  времени  поворачивался  к
Анджелине. Она сидела, положив руки на  колени,  как  и  раньше.  Но  только
теперь в глазах ее не было угрюмого вызова  и,  когда  я  встречался  с  ней
взглядом, они счастливо улыбались мне.
   Перевалив через холм, мы начали спускаться в  долину  реки.  Впереди,  на
востоке, занималась заря. Было тихо и  безоблачно,  и  летнее  утро  обещало
жару. Но в долине воздух все же оставался прохладным, и вдоль дороги у земли
лежали лоскутья легкого тумана.
   В сером свете утра я остановил машину слева  у  обочины  в  конце  моста,
чтобы посмотреть на реку. Под мостом находилась большая  заводь  и  песчаная
отмель, где вода была чистой и прозрачной. Среди разбросанных клочьев тумана
большие дубы в долине выглядели призрачными и темными. А на тех,  что  росли
вблизи, виднелись серо-коричневые кольца  от  воды  зимнего  половодья.  Под
журчание воды над песчаной отмелью вдруг раздалось пение птицы пересмешника.
   - Правда красиво? - спросила Анджелина.
   - Да. В реках всегда есть что-то такое...  На  дороге  не  было  никакого
движения, и вся долина вокруг принадлежала нам, нам двоим и пересмешнику. Мы
долго молчали, глядя на реку. И вдруг я  почувствовал  на  себе  пристальный
взгляд Анджелины. Она повернулась ко мне, откинув голову на спинку  сиденья,
прижавшись щекой к коже.
   Я долго смотрел на нее. Никогда раньше я не испытывал  ничего  подобного.
Теперь я знал, что будет с нами дальше. Потом я обнял  ее  и  стал  целовать
страстно и нежно. Я поцеловал ее в закрытые глаза.
   - Поцелуй еще раз, - мягко  попросила  она,  -  мне  нравится,  когда  ты
целуешь меня так!
   Я уже потянулся к ней, как внезапно с отвращением подумал, что  занимаюсь
с ней любовью в машине Ли. Неожиданно руки мои  застыли,  и  я  почувствовал
тошноту в желудке, как при ударе ниже пояса. Вспомнились слова Ли: "Боже, но
ей это нравится! Она может  просто  до  смерти  затрахать  тебя  на  сиденье
машины!"
   Она вопросительно посмотрела на меня. А я отодвинулся и достал сигарету.
   - В чем дело. Боб? - Она непонимающе посмотрела на меня.
   - О Боже, ни в чем! Просто мне захотелось закурить.
   - Что-то случилось? Пожалуйста, скажи мне!
   - Я просто вспомнил о твоем опыте.  Говорят,  ты  потрясающа  на  сиденье
автомобиля!
   - Не понимаю, о чем ты. Почему ты вдруг переменился?
   Не знаю, почему я не заткнулся сразу. Но меня понесло:
   - Черт возьми, почему мы так церемонимся? Нам не надо проходить через эти
вздохи под июньской луной, чтобы просто получить удовольствие в машине, да?!
Я не представляю, как ты могла так долго оставаться в ней в штанах!  Или  ты
снимала их только для Ли?
   Она отпрянула, словно от удара.
   - Тебе обязательно надо это говорить? -  И  это  все,  что  она  сказала,
спокойно глядя на воду.
   - А почему я не должен говорить этого?
   - Да, действительно, почему? - произнесла она грустно и вяло.
   - Ну конечно. Ты могла бы вообразить, что я - это  Ли,  если  ты  в  него
влюблена. И здесь где-нибудь наверняка лежат твои старые трусы. Может  быть,
в отделении для перчаток, чтобы  ты  чувствовала  себя  более  по-домашнему,
привычно.
   И тогда в ее глазах я прочел прежний вызов,  это  выражение:  "Иди  ты  к
черту!" , Я снова схватил ее, грубо, как пьяный  матрос  с  танкера  тискает
свою двухдолларовую шлюху, и опрокинул ее, целуя. Она сильно ударила меня по
лицу, не царапаясь, как поступило бы большинство девушек, а кулаком. Из моих
глаз брызнули слезы, а во рту возник соленый  привкус  крови,  так  как  она
разбила мне губы. Но я рассмеялся  и  снова  поцеловал  ее.  Ее  левая  рука
упиралась мне в грудь, а правой она продолжала бить меня по  лицу.  Я  снова
рассмеялся и поймал ее руку. Тогда она остановилась и ослабла.
   - Ладно, - сказала она, - ладно.
   Анджелина  уставилась  в  пол.  И  все,  что  я  видел,  это  затылок  ее
наклоненной головы, волосы цвета темного меда и безнадежно опущенные  плечи.
Она не плакала. Думаю, она не смогла бы заплакать, даже если бы хотела.  Она
всегда отбивалась, всю свою  жизнь.  Когда  ее  стегали  ремнем,  она  молча
переносила побои, ненавидя, но не плача.
   Теперь она лежала в моих объятиях, безразличная ко всему.  Она  не  могла
противостоять моей силе. Поняв наконец ее отвращение, я отпустил Анджелину и
отодвинулся. Я сжал руль так, что косточки моих пальцев побелели.
   Она попыталась привести в порядок смятую одежду. Затем открыла  дверцу  и
вылезла из машины, взяв свою новую сумочку с сиденья. Она пошла  по  дороге,
не оглядываясь.
   Опустив голову на руль, я не смотрел ей  вслед,  но  слышал  постукивание
каблучков по мосту. Звук удалялся все дальше и дальше. Потом не стало слышно
ничего, кроме журчания воды внизу, над отмелью.
   Когда я поднял  голову,  то  увидел  в  отдалении  ее  все  уменьшающуюся
фигурку.  Дорога  здесь  была  прямой  на  протяжении  пары  миль,  а  затем
поднималась вверх по высокой насыпи. Я смотрел  ей  вслед,  пока  она  почти
совсем не исчезла из виду. И тут из-за моей спины появилась машина. Именно в
нее через несколько секунд села  Анджелина.  В  следующее  мгновение  машина
исчезла за холмом.

Глава 16

   Солнце поднялось и начало припекать. Мимо меня время от времени проезжали
автомобили, грохоча по мосту и  поднимая  красную  пыль.  Она  щекотала  мне
ноздри. Где-то зажужжала саранча. Я чувствовал и слышал все то,  что  всегда
раньше наполняло меня ощущением счастья и  радости  оттого,  что  я  живу  в
деревне в середине лета. Я вспоминал о зреющих арбузах и белых окунях на дне
реки. Но сейчас это не вызывало у меня прежних ощущений. Я долго просидел  в
машине, куря одну сигарету за другой. А затем спустился с моста и смыл кровь
с лица в канавке у реки.
   Я подобрал несколько кусков дерева и бесцельно швырял их в  реку.  Лениво
текущая вода расходилась от них кругами  и  выплескивалась  через  загородку
плотины. Мои мысли все время крутились, как эти куски  дерева,  и  никак  не
могли перейти в другое  русло.  Они  все  время  возвращались  к  склоненной
белокурой головке и голосу, безнадежно повторявшему: "Ладно, ладно".
   К склоненной белокурой головке! И почему ты не ударил ее  топором?  Самое
подходящее оружие. Я слышал и другой голос: "Боже, как ей это нравится!  Она
может затрахать до смерти в машине!" И снова голос, произносящий с  горечью:
"Ладно, ладно".
   Братья Крейн - действительно уверенные в себе ребята и  очень  способные.
Вдвоем они вполне могут справиться с восемнадцатилетней девушкой. Совершенно
без труда,  так  же  легко,  как,  играючи,  поднять  стофунтовую  гирю!  Вы
сотворили хорошее дело! Вы все уладили. Теперь вам не  о  чем  беспокоиться.
Впредь тебе не должно причинять боль то, что говорил о ней Ли. Конечно  нет.
И ее это тоже не будет тревожить, верно? Возможно, ее вообще  никогда  ничто
не будет тревожить. Ты влюбил ее в себя, заставил выбраться из-под  защитной
скорлупы и поверить тебе, а затем ударил наотмашь всем этим. Ее  теперь  уже
ничто не взволнует. Нет, теперь все здорово и тебе не надо вспоминать, какая
она хорошая. Ты не влюбишься в нее. И  больше  не  будешь  испытывать  этого
разъедающего чувства ревности к Ли. К черту!
   Я сел в "бьюик" и тронулся в путь. Стоило  вернуться  в  Шриверпорт,  вот
только зачем? Машина ехала в  другом  направлении,  и  разворачиваться  было
слишком сложно.
   Поздно вечером я оказался в Бьюмонте;  бесцельно  объехав  его  несколько
раз, я все же вернулся на шоссе в Галвестон. Около девяти часов я поднялся в
свой номер  в  гостинице,  принял  ванну  и  переоделся.  Я  не  мог  больше
находиться в пустой комнате и спустился вниз. Я провел  всего  одну  ночь  с
Анджелиной, и теперь мне казалось, что без нее повсюду пусто.
   Потом я поехал на такси до Рыночной площади, решая, пойти мне в кино  или
нет. Но понял, что там я не высижу. Снова взяв такси на городской стоянке, я
сказал:
   - Вперед, по улице!
   - Какой-нибудь точный адрес?
   - Нет, - отрезал я.
   Шофер высадил меня у маленького кафе на углу. Когда Ли жил  в  Раисе,  мы
иногда заходили на Почтовую улицу. И вот много лет спустя я опять здесь.
   Поднявшись  по  ступенькам  большого  двухэтажного  дома,   я   позвонил.
Служанка-негритянка, посмотрев на меня в окно, открыла дверь. Гостиная  была
направо от холла. Она пустовала. В углу стоял фонограф,  пол  был  голым,  а
около стен стояли софы. Сверху свисали две яркие лампы. Я сел на одну из соф
и закурил.
   Вошли две девицы. Одна из них, высокая  блондинка  в  коротком  платье  и
золотых  босоножках,  курила  сигарету  в  длинном  мундштуке.  Другая  была
темноволосой, менее крупной и весело улыбалась мне.
   - Привет, дорогой! Купи мне выпить! - сказала она.
   - Конечно, - охотно согласился я. Они обе сели, причем маленькая брюнетка
- ко мне на колени, а блондинка - напротив. Короткое платье ее задралось,  и
я заметил коричнево-красный кровоподтек  на  ее  ноге,  под  коленом.  Вошла
негритянка:
   - Что вы хотите, хлебной водки или пива?  Мы  все  заказали  виски,  и  я
равнодушно спросил, хотят ли девушки холодного чая.
   - Ты какой-то очень тихий. Что тебя беспокоит? - проговорила блондинка.
   - Мне просто интересно, почему  у  блондинок  в  публичных  домах  всегда
бывают синяки?
   - Ну, - сказала она, -  я  легко  переношу  кровоподтеки.  Ты  не  хочешь
подняться со мной наверх, папочка, и поставить пару синяков?
   - Оставь его, Пегги, - прервала ее маленькая, - он мой милый. Ведь верно,
беби?
   - Конечно.
   - Пойдем со мной наверх, милый.  Я  люблю  крупных  мужчин.  У  меня  еще
никогда не было такого большого!
   - Уверен, что не было!
   - Что ты хочешь этим сказать, ты, большой ублюдок?
   - Да так, черт с ним, забудь!
   Она слезла с моих колен и поставила на  фонограф  пластинку.  Под  музыку
вышла на середину комнаты и стала ритмично пристукивать каблуками и  вертеть
бедрами.
   Я присоединился к ней.
   - Как тебя зовут, великан? - Она глядела на меня снизу вверх.  Ее  голова
доставала мне только до плеча.
   - Белобрысый.
   - А меня зовут Билли. Я тебе нравлюсь?
   - Да, очень.
   - Да, похоже, я тебе действительно нравлюсь. Вот только  что  у  тебя  на
уме?
   - Ничего. Просто я еще не разогрелся. Надо еще выпить!
   Мы выпили еще, и я потанцевал с Пегги. Она была бы  хорошей  танцовщицей,
если бы не профессиональное усердие, с которым она ко мне  прижималась.  Она
слишком заботилась о том, чтобы заработать,  а  не  о  том,  чтобы  получить
удовольствие от танца.
   Вошел матрос береговой охраны и составил пару Билли. А когда мы перестали
танцевать и выпили,  он  уселся  в  углу,  посадив  Пегги  себе  на  колени.
Полупьяный, он настаивал на том,  чтобы  угостить  нас  выпивкой.  Итак,  мы
выпили еще по одной, а потом по одной, которую купил я. Он  меня  все  время
спрашивал, нет ли у меня брата в береговой охране. Видите ли, он  служил  на
патрульном судне на Аляске с парнем, очень похожим на меня.
   Мы еще послушали музыку, и моряк  с  Пегги  попытались  изобразить  танец
апачей. Но моряк упал, а она отлетела и  плюхнулась  в  углу  на  софу.  Они
разразились хохотом и отправились наверх.
   - Это ее парень, - пояснила Билли. - Он все время приходит к ней.  И  они
дерутся прямо черт знает как. Это он наставил ей синяков. А в прошлом месяце
она съездила ему туфлей между глаз и он ходил с подбитым глазом.
   - Очень мило, - усмехнулся я.
   - Ты брюзга, беби. Пойдем развлечемся немного.  Ты  поднимешься  со  мной
наверх?
   - Конечно.
   Почему бы нет, подумал я. Когда мы вошли в ее комнату, она  сняла  туфли,
достала из комода полотенце и легла на кровать,  глядя  на  меня.  Она  была
худенькой девушкой, довольно хорошенькой и милой, в  мальчишеском  стиле.  Я
сел на край постели и закурил сигарету.
   - В чем дело, белобрысик? Ну, давай!
   - Не торопи меня.
   - Ну, я, кажется, промахнулась. Это впервые,  чтобы  я  сняла  платье,  а
мужчина просто сидел и курил! - пожаловалась она.
   - Нет, ты не промахнулась, Билли. - Я положил на постель  около  ее  руки
пятидолларовый банкнот. Потом встал. - Как-нибудь увидимся!
   Когда малышка закрыла за мной дверь, я услышал, как она произнесла:
   - Будь я проклята! Они все сумасшедшие ублюдки!

Глава 17

   На следующий день около трех я отправился в  бар  на  Двадцать  четвертой
улице. На этот раз я был в своей машине. Не помню зачем, но я возвращался  в
отель. С тех пор как  приехал  в  город,  я  постоянно  пил,  но  это  плохо
помогало. Мне становилось только хуже.
   Это было  дешевое  заведение  с  баром  из  грубых  досок  и  несколькими
неуклюжими столиками. У стойки приземлилась  компания  матросов,  беседуя  и
громко смеясь. Я сел у  другого  конца  и  заказал  виски.  Бармен,  крупный
мужчина, примерно моих габаритов, выглядел довольно крепким. Весь его  облик
указывал, что он бывший боксер.
   - Оставь здесь бутылку, приятель. Может, я захочу еще.
   - А откуда мне знать, есть у  тебя  деньги  или  нет?  -  процедил  он  с
подозрением.
   - Правильно. Ты не знаешь. Оставь, и все. Он  оставил  бутылку  и  оперся
руками о стойку бара.
   - Больно ты умный. Ладно, дам тебе небольшой совет.  Не  устраивай  здесь
ничего!
   - Ты напиши мне как-нибудь  письмо  на  эту  тему.  Будет  очень  приятно
услышать о тебе.
   Он сурово посмотрел на меня.  А  я  спокойно  налил  себе  еще  и  бросил
несколько монет на стойку бара. Тогда он отошел, искоса глядя на меня.
   Где Анджелина может быть сейчас, в эту самую минуту? Где  угодно,  только
не дома. Она никогда не вернется домо